Часть первая
Дневник

…Снег валил не переставая.

Снегопад начался ближе к вечеру, и с тех пор его интенсивность только нарастала. Кто-то успел проскочить в особняк еще до его начала, но таких счастливчиков оказалось немного. Остальным пришлось буквально пробиваться через снежные заносы. А за последними из гостей, застрявшими где-то в двух километрах от поворота на «Приятное знакомство», даже послали Михалыча на его самодельном, собранном из нескольких транспортных средств тягаче.

«Приятное знакомство» – так называлось это место задолго до того, как было куплено Беллой Романовной Новиковой – главой «Норд-Вуд-Трейда», большого концерна по переработке и экспорту леса. А так же владелицей других профильных и непрофильных активов.

Несколько десятков гектаров земли, перемежаемой невысокими холмами, вклинившийся в северное окончание участка сосновый бор и старая обветшавшая усадьба в центре – за это добро Белла Романовна отвалила (пользуясь знакомством в местной администрации) не слишком много: что-то около полумиллиона долларов. Гораздо больше ушло на прокладку подъездной дороги, дренажные работы, очистку сосняка от мертвых деревьев и – собственно усадьбу. Старая постройка была снесена вплоть до фундамента, и на нем отстроили особняк в его нынешнем виде: трехэтажное здание в викторианском стиле с башенкой, островерхими крышами, эркерами и террасой, опоясывающей весь дом. В правом крыле дома располагались кухня, кладовая, множество подсобок и несколько жилых комнат для персонала. В левом обустроили зимний сад.

Второй этаж занимали небольшая гостиная с камином, бильярдная, библиотека и два разведенных по разным крыльям просторных зала с панорамными окнами. Отсюда открывался чудесный вид на окрестности, а в хорошую погоду удавалось даже разглядеть расположенное в нескольких километрах Зеленохолмское озеро. Захватывающие дух ландшафты можно было наблюдать и из рабочего кабинета Беллы Романовны, вот только вход туда был заказан. Всем, за исключением ее личного секретаря и экономки.

Третий этаж целиком состоял из гостевых комнат, туда же втиснули небольшой тренажерный зал и массажный кабинет, подозрительно смахивающий на филиал буддистского дацана.

На прилегающей к особняку территории соорудили бассейн – иначе чем прихотью хозяйки (учитывая северные широты) назвать это было нельзя. По разряду прихотей проходило и поле для гольфа: саму Беллу Романовну трудно было назвать заядлой гольфисткой, как и тех немногих гостей, что время от времени посещали ее резиденцию. В основном – для конфиденциальных переговоров на высшем уровне, связанных с очередным слиянием и поглощением. Все остальные, не столь значимые, переговоры Белла Романовна проводила в своем городском офисе.

…В тот вечер в «Приятном знакомстве» ждали всех членов небольшого семейства Новиковых. Они должны были прибыть на празднование дня рождения хозяйки, по удачному (или, напротив, не самому удачному) стечению обстоятельств совпадающему с началом Нового года. Первого января Белле Романовне должно было исполниться семьдесят.

В течение года Новиковы почти не виделись друг с другом: родственные связи (и без того не слишком прочные) с годами ослабели окончательно. Совместных торжеств – с негласной подачи главы клана – избегали, оставив для встречи лишь один день в году – самый первый.

Встреча проходила по разряду обязательных: не приехать на нее было невозможно. Никакие оправдания Беллой Романовной в расчет не принимались. Так, во всяком случае, обстояли дела последние несколько лет. Проработанный до мелочей ритуал отдавал легкой казенщиной: официально разосланные приглашения, в которых указывалась точная дата начала мероприятия. И более чем официальный дресс-код. Рассадка за столом согласно визиткам тоже не добавляла в отношения тепла. Но к отсутствию тепла все давно привыкли: всего-то и надо было, что высидеть церемонию с намертво приклеенными к физиономиям улыбками. А до этого – поздравить именинницу и получить в ответ скупое «Спасибо, дорогие мои, я очень ценю ваше отношение».

«Дорогие мои» – не более чем фигура речи. Дорогих не третируют прилюдно, не унижают, как блох, выискивая недостатки. Не подчеркивают полную человеческую и профессиональную импотенцию – естественно, по сравнению с теми высотами, на которые удалось вскарабкаться самой Белле Романовне. Несмотря на гипертонию и проблемы с позвоночником.

Взывать к материнским чувствам владелицы «Норд-Вуд-Трейда» было бессмысленно, как и к простому человеческому участию. Возможно, они и теплились когда-то, но ежедневная борьба за существование в мире большого бизнеса ожесточила ее сердце. И рядом не оказалось никого, кто поддержал бы ее в этой борьбе и переложил на свои плечи хотя бы часть забот. Так, по крайней мере, казалось ей самой. Муж Беллы Романовны, Владимир Николаевич Новиков, бывший второй секретарь одного из районных комитетов партии, в самом начале девяностых переквалифицировался в бизнесмены. И, пользуясь наработанными связями, организовал экспорт круглого леса – так возник «Норд-Вуд-Трейд», небольшая поначалу компания с двумя филиалами в Сортавале и Игарке. Увидеть расцвет своей империи он не успел: киллеры расстреляли Владимира Николаевича на выходе из Мытнинских бань, куда он захаживал еще со студенчества и с возрастом привычке своей не изменил. Он вообще был человеком привычки. Белла Романовна тоже значилась одной из них, быть может, – наряду с Мытнинскими банями – самой застарелой. К своим тридцати плакатный райкомовский красавчик стал погуливать, но старался делать это аккуратно, чтобы не причинять душевных страданий Белле и сыновьям. Да и карьере чрезмерное увлечение женщинами могло навредить. Новое же, свободное от условностей время диктовало и новый стиль поведения: молодые любовницы при нуворишах стали его неизменным атрибутом. Имелись они и у Владимира Николаевича, но, к чести новоиспеченного миллионера, Беллу он не оставил.

А Белла не оставила его. И «Норд-Вуд-Трейд». Когда изрешеченный девятнадцатью пулями, выпущенными из автомата Калашникова, Владимир Николаевич Новиков ушел в небытие, у руля компании встала маленькая, ничем не примечательная женщина. Бывшая домохозяйка, в активе которой значился лишь ФинЭк, законченный с красным дипломом когда-то в юности. Это казалось тем более невероятным, что от желающих прибрать компанию к рукам отбоя не было. Но Белла (откуда что взялось?) проявила себя блестящим стратегом и не менее блестящим тактиком, способным создавать временные союзы с людьми, от которых сам отец-основатель «Норд-Вуд-Трейда» бежал как от чумы. Она ездила на стрелки к бандитам и ужом вползала в кабинеты бывших сослуживцев Владимира Николаевича. «Володиной вдове» мало кто отказывал, и постепенно Белла Романовна обзавелась уже своими связями. Лесная империя росла и ширилась, отвоевывая все новые пространства; Белла работала по двадцать часов в сутки, лично летала с инспекциями в самые отдаленные подразделения, научилась ругаться матом и пить водку с работягами. Сама-сама-сама, – ставок на сыновей она не делала изначально.

Не то чтобы они были неудачниками, её сыновья… Сказать так – означало бы покривить душой. Они просто не соответствовали масштабу.

И хватка.

Им недоставало хватки – как будто коренные зубы по какому-то недомыслию не прорезались и они до сих пор пускали в ход молочные.

Того и гляди – расшатаются и выпадут.

А воевать с пустыми деснами – значит обречь себя на поражение.

Впрочем, был кое-кто, к кому железная старуха в последние годы начала присматриваться. Осознание того, что на горизонте промелькнула родственная ей душа, наполняло существо Беллы Романовны смутной надеждой. Блуждающий огонёк казался едва различимым, из него еще предстояло раздуть пламя – и тут на первый план выходил фактор времени. Сколько его осталось? Чистого времени относительной физической крепости и ясности ума? Конечно, Белла Романовна как могла оттягивала процессы увядания. Нет, вовсе не морщины на лице волновали ее: в жизни она не сделала ни одной подтяжки, ни одного укола ботокса. И последние двадцать пять лет – с тех пор, как седина все настойчивее стала заметать голову, – не красила волосы. Речь шла совсем о другом: продержаться как можно дольше, не отвлекаясь на возрастные недуги. Над этой проблемой работал целый штат массажистов и тренеров, которым Белла Романовна платила бешеные деньги. Она заплатила бы и больше – лишь бы тело всегда подчинялось ей и его не покидала определенная легкость. После утреннего пробуждения она минут десять лежала в кровати, прислушиваясь к себе и множа в уме четырехзначные числа. Проделывать такие трюки она умела еще в средней школе, к вящему изумлению учителей, прочивших ей блестящую математическую карьеру.

Ответы находились незамедлительно, что несколько успокаивало Беллу Романовну: она все еще в седле и ничто ее не вышибет. Ничто – до тех пор, пока не найдется достойный преемник.

– …В чем тут подвох? – спросила Женька.

– Не знаю. Может быть, и нет никакого подвоха.

Саша пристально вглядывался в дорогу, хотя с тем же успехом можно было просто закрыть глаза: снег набрасывался на лобовое стекло с остервенением хищника, дворники давно перестали справляться с ним.

– Не смеши. Она явно что-то задумала, твоя сучья мамахен.

– Может быть, – снова повторил Саша. – А может и нет.

– Не удивлюсь, если и эту чертову… э-э… – Женька задумалась, как будто нужное слово никак не хотело приходить на ум. – Ла бентиска… Метелица…

– Метель.

– Метель, да. Чертову метель организовала она.

– Не настолько она всесильна, кьярида. Моя сучья мамахен.

– Тащиться сюда из Аликанте, через пол-Европы, чтобы застрять в снегу, который я не видела лет… м-мм… Да я вообще его никогда не видела!

– Теперь у тебя будет возможность познакомиться с ним поближе, – меланхолично ответил Саша. – И со всем остальным тоже… Со всеми остальными.

– Ну, если бы мне пришлось выбирать, с кем знакомиться поближе… Твои родственнички точно не вошли бы в мой wish-лист.

– Ты их не знаешь.

– Зато знаю тебя. И знаю, сколько страданий они тебе принесли… Мьерда де лос кохóнес!

Бросив бесполезный руль (машина вот уже несколько минут не двигалась с места), Саша всем корпусом повернулся к Женьке, взял в ладони ее руку и осторожно поцеловал запястье.

– Если ты думаешь, что это смягчит меня…

– Нет? – Он слабо улыбнулся.

– Да. – Она улыбнулась в ответ еще более слабой вымученной улыбкой. – Скажи, как тебе удается? Разбивать мое сердце раз за разом?

– Я не нарочно, кьярида.

– Я знаю.

Женька отняла руку и коснулась пальцами Сашиного подбородка.

– Тебе надо побриться.

– Зачем? Моя сучья мамахен этого все равно не оценит.

– У меня дурные предчувствия, Алекс. Не нужно нам было ехать…

– Она прислала приглашение. Впервые за десять лет. Я не мог отказать. Вдруг это что-то да значит?

– Всё еще хочешь вернуться?

– Нет. Хочу окончательной ясности.

Она рассмеялась, но это был горький смех.

– Ты ведь сам к ней не готов.

– Я готов.

– Тогда почему здесь я? Рядом с тобой, в этой чертовой машине, в чертовом снегу? В чертовой России, мьерда!..

– Потому что я люблю тебя. Ты – самый близкий мой человек. Единственный близкий.

Женькины пальцы, до сих пор рассеянно бродившие по Сашиному подбородку, переместились на губы:

– Куидадо, ниньо! Кому-то это может не понравиться!

Теперь засмеялись они оба – и на этот раз смех выглядел легким, освобождающим, словно пропасть, грозившая поглотить их, отодвинулась. И сразу стало возможным подтянуть веревку, воткнуть ледоруб в расщелину между глыбами слежавшегося льда и должным образом закрепиться.

– Я тут подумала… Наверное, мне лучше представиться испанкой, Алекс.

Саша с сомнением взглянул на девушку: легкий загар на лице, но не смуглая; русые выгоревшие волосы, серые глаза.

– И как долго ты думала?

– Какое-то время. И немного в самолете. А что?

– Не получится, кьярида.

– Почему?

– Масть. Масть не совсем подходит.

– Я не в масть, да? Не в масть… Всегда. Пора бы привыкнуть.

Пропасть снова придвинулась, и только что вбитый альпинистский крюк угрожающе заскрипел. Но великодушная Женька снова пришла на помощь Саше. Сама, как это бывало и раньше – тысячу раз в каждом из тысяч дней:

– Русские – жертвы стереотипов?

– Кто угодно – жертвы стереотипов. Испанцы тоже.

– А если басконка? Я могу представиться басконкой. Баски сплошь и рядом – светловолосые, белокожие. Эухения из Бильбао. По-моему неплохо звучит.

– Эухения из Сан-Себастьяна звучит еще лучше, но… Нет.

– Думаешь, она потребует паспорт? Твоя сучья мамахен?

– Не стоит начинать со вранья.

– Мьерда! – снова выругалась Женька. – И это говоришь мне ты?

Саша откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и громко сглотнул.

– Это ведь была твоя идея, кьярида. Напрасно я согласился… Но ты говорила, что справишься.

– Я справлюсь. Все в порядке, Алекс. Эухения из Сан-Себастьяна тебя не подведет.

– Оставайся лучше Женькой из города Энгельса.

Она ткнула Сашу кулаком в бок – несильно и совершенно беззлобно.

– Опять ты за свое! Я не помню, что такое Энгельс. Мы уехали оттуда, когда мне было четыре года… Господи, еще немного – и нас завалит окончательно! Может, ты позвонишь еще раз, Алекс?

– Незачем. Помощь уже выехала. Скоро будет здесь.

– Ты и пятнадцать минут назад это говорил.

– Значит, приедут на пятнадцать минут раньше.

– Но пока они не приехали… Тебе совсем не нравится моя идея?

– Совсем. Я не вижу в ней смысла.

– Эухения из Сан-Себастьяна ни слова не понимает по-русски. Это же очевидно, да?

– Допустим.

– Возможно, я смогу услышать то, что они хотели бы скрыть. От того, кто говорит на их языке. От тебя.

Ответить Саша не успел. В сплошной снежной пелене, размазанной по лобовому стеклу, вдруг появились желтые всполохи.

– Кажется, это за нами, – сказал он и, дернув за ручку, попытался открыть дверь.

Из-за налипшего снега та поддалась не сразу. А когда наконец распахнулась, перед Сашей предстал бородатый мужик в замызганном лыжном комбинезоне и ушанке.

– Александр? – спросил мужик, отплевываясь от снега.

– Да.

– А я – Михалыч. Так что будем знакомы. Велено доставить вас на место.

Стряхнув с руки огромную меховую рукавицу, Михалыч протянул Саше ладонь для рукопожатия: она оказалась жесткой, как наждак, и горячей.

– Сейчас закрепим трос и прокатимся. Всего делов.

Голос Михалыча звучал внушительно. Еще более внушительно выглядел транспорт, на котором он добрался сюда: огромные, едва ли не в человеческий рост, колеса, и небольшая кабина, утопленная в раму между ними.

Пока Михалыч ходил за тросом, из машины вышла Женька. Она зачарованно огляделась вокруг, а затем, нагнувшись, ухватила пригоршню снега и протерла им лицо.

– Холодно, – звонким голосом крикнула она. – Здорово!

– Это Россия, кьярида, – улыбнулся Саша. – А это – Михалыч.

Он кивнул подбородком в сторону подходящего к ним мужика.

– Буэнос диас!

Женька помахала рукой спасителю в ушанке. Михалыч, сверкнув диковатыми темными глазами, издал тихий рык: что-то среднее между «ого» и «угу». Скорее всего – «ого», учитывая Женькину точеную фигурку, распущенные волосы – длинные и вьющиеся и уже укрытые снегом.

– Помочь? – вежливо поинтересовался Саша.

– Да тут только петлю накинуть. Всего делов.

Процедура и впрямь заняла несколько минут, после чего мужчины коротко обсудили дальнейшие действия: Саша возвращается за руль, включает двигатель и дальше машина будет следовать в кильватере тягача. Два километра до поворота на «Приятное знакомство» и еще три – после.

Они уже готовы были разойтись, когда снежная пелена вдруг выплюнула из своего чрева фигуру. Фигура появилась так неожиданно, что Саша вздрогнул. Огромная меховая шапка с длинным лисьим хвостом (хвост был перекинут на грудь и, как живой, вздрагивал от каждого толчка) и несуразный пуховик, горбом топорщившийся на груди. Все это было залеплено снегом, но общий абрис не оставлял никаких сомнений: обладатель лисьего хвоста – мужчина.

– Эй, братцы! – отчаянным голосом закричал Лисий Хвост. – Мне вас сам Бог послал, братцы! Выручайте!

– Застряли? – глупо поинтересовался Саша.

– Вроде того. Здесь рядом, метров сто. Хорошо еще, что я на вас наткнулся. Думал, пропадать мне тут. В Питер вот катил, да, видать, нужный поворот прощелкал. Ни зги же не видно.

Михалыч, внимательно вслушивавшийся в сбивчивую речь мужчины, перевел взгляд на Сашу:

– Ну, чего?

– Может, вызовем спасательную службу, когда доберемся до места?

– Дохлый номер, – цыкнув зубом, авторитетно заявил представитель «Приятного знакомства». – С такими заносами любая служба сюда только к утру пробьётся. Это при обычном раскладе.

– А сейчас?

– А сейчас – Новый год. Сами понимаете. Гуляет Рассея. Народу не до грибов.

– И что делать?

– Вам решать. – Михалыч пожал плечами. – Велено доставить вас – вас и доставлю. Моё дело телячье.

Наконец поняв, от кого зависит решение, Лисий Хвост повернулся к Саше. Разглядеть его лицо под засыпанной снегом шапкой не представлялась возможным, да и оттопыренный пуховик… Под ним явно что-то было. И это «что-то» останавливало Сашу.

– Я заплачý, – тихо произнес мужчина. – Сколько скажете.

– Деньги ни при чем.

– Да чёрт возьми… Не могу я тут остаться…

Саша и сам понимал – не может. За то недолгое время, что они крепили трос, от светового дня почти не осталось следа. Сумерки заметно сгустились, а через час наступит полная темнота. Или – через полчаса, или через пятнадцать минут. Не так уж важно – когда именно. Важно, что никто здесь больше не появится. И легкий до сих пор мороз обязательно усилится к ночи, оттепели никто не обещал. Единственный выход…

Женька произнесла это по-испански, и Михалыч снова выдал на-гора свое универсальное «ого». А Лисий Хвост опустил голову и обнял обеими руками горб на пуховике:

– Что она говорит? Я не понимаю.

– То же, что и вы, – мягко объяснил Саша. И обратился к Женьке – тоже на испанском: – Хавьер страшно удивится, когда продерет глаза.

– Хавьер проспал все на свете. – Женька была безжалостна. – Его проблемы. А мы должны взять этого человека с собой. Так будет правильно.

– Да.

Пока они переговаривались, «этот человек» не сводил глаз с Женьки. А потом случилось невероятное: метель на секунду унялась, снег повис в воздухе на невидимых нитях, и сквозь него проступила лисьехвостая улыбка. Широкая, открытая и обезоруживающе детская.

Она и решила исход и без того решенного дела.

– Поедете с нами? – спросил Саша.

– Вы нас спасли! Спасибо, девушка! – Лисий Хвост сделал шаг в сторону Женьки и тут же остановился. А затем сделал шаг к Саше. И снова остановился. – Данке шон! Э-э… Сэнк ю!..

– Просто «спасибо» будет достаточно.

– Ну да, да. Конечно.

– Вам что-нибудь нужно забрать из своей машины?

Лисий Хвост на секунду задумался и задрал голову, как будто надеялся найти подсказку у падающих сверху снежных хлопьев. Если он отойдет – где гарантия, что добрые самаритяне не передумают и дождутся его? Где гарантия, что он снова не собьется с пути, как это было с поворотом на Питер? Да и метель разыгралась такая, что утонуть в ней – легче легкого.

– Нет. Ничего не нужно. Все самое ценное – со мной.

– Хорошо. Садитесь назад. С водительской стороны, так удобнее.

– Ну, чего? – подал голос до сих пор смирно стоявший Михалыч. – Двигаем или сопли жуем?

Через минуту все трое – Саша, Женька и Лисий Хвост – загрузились в машину, а еще через две – мягко покачивались на снежных волнах, полностью доверившись пыхтящему где-то впереди тягачу Михалыча.

Несуразному, но вполне надежному.

Первым нарушил молчание новый пассажир:

– Еще раз спасибо, ребята. Выручили. Я ваш должник.

Саша улыбнулся, поймав в панорамном зеркале лицо Лисьего Хвоста. Простодушное, если не сказать – простецкое, но чем-то к себе располагающее. Мужчине было около сорока, не меньше, но светло-зеленые, с легкой рыжиной глаза путали карты. Подумав про себя несколько секунд, Саша наконец нашел нужное определение: детские. Такие же детские, как и улыбка, которой Лисий Хвост совсем недавно одарил Женьку.

– Не мешало бы познакомиться, так? – Лисий Хвост поскреб подбородок. – Борис. Борис Вересень.

– Я – Александр, – отозвался Саша. – А это… Евгения.

Перегнувшись через сиденье, Женька в упор посмотрела на Бориса Вересня и протянула ему ладонь:

– Йо сой Эухения.

По лицу Лисьего Хвоста пробежала рябь. Очевидно, он столкнулся с неожиданной для себя дилеммой: пожать Женькину руку или галантно поцеловать ее – в благодарность за спасение. Вздувшийся в области грудины пуховик явно мешал Борису Вересню приложиться к руке, и поэтому он ограничился осторожным, но прочувствованным рукопожатием.

– Испанка, да? – спросил он, вглядываясь в Женьку.

– Ке? – Женька приподняла бровь.

– Он спрашивает, не испанка ли ты? – улыбнувшись, снова перешел на испанский Саша.

Не дожидаясь ответа, Лисий Хвост продолжил:

– Я тоже знаком с одной… немкой. Очень хороший человек. И настоящий друг. А еще есть такой писатель – Мануэль Пуиг. Он хоть и не испанец… аргентинец. Но здорово пишет, уважаю. Не слыхали?

– Нет, – ответил Саша. – А тот, кто рядом с вами, – Хавьер. Может быть, он слыхал.

Он снова бросил взгляд в панорамное зеркало. Но теперь не на Бориса Вересня, а на еще одного пассажира рядом с ним: мужчину лет тридцати пяти. Тот сладко спал, привалившись головой к рюкзаку, который подпирал дверцу.

– Хавьер – писатель. Как и ваш Мануэль Пуиг.

Как и Мануэль Пуиг. Только лучше, – захотелось добавить Саше. Хавьер Дельгадо – это всегда превосходная степень. Лучший преподаватель теории литературы в Аликантийском университете, лучший рассказчик, лучший пожиратель тапасов, лучший яхтсмен на всем побережье Коста-Бланка. Комплименты, которые Хавьер Дельгадо делает женщинам, – самые изысканные; вино, которое он выбирает в ресторане, – отменного качества. Хавьер Дельгадо всегда одет с иголочки, на нем не морщат ни смокинг, ни роба моряка. Хавьер Дельгадо красив особенной страстной красотой завоевателей и конкистадоров. И тех, кто пересекал моря в призрачной надежде открыть Эльдорадо. Даже сейчас, когда он спит, привалившись к рюкзаку, – Хавьер Дельгадо безупречен. Небезупречен только рюкзак – и то только потому, что он – Сашин. А стильный дорогой чемодан Хавьера Дельгадо лежит в багажнике. Этой весной Хавьер выпустил свою первую книгу – о странствиях по Латинской Америке. И неважно, в чем странствовал Хавьер Дельгадо – в смокинге или в робе моряка (Саша склоняется к робе), он все еще остается завоевателем.

Конкистадором.

Пока Саша привычно размышлял о Хавьере Дельгадо, случилось нечто экстраординарное: горб под пуховиком нового знакомого ожил и пришел в движение. И стал издавать звуки, что-то вроде «хр-рррр-рр-рррр-ррааууу». Лисий Хвост смутился и успокаивающе похлопал по горбу, но звуки не стихли, наоборот – стали еще различимее.

«Чужой», – неожиданно пришло на ум Саше. Классика жанра.

Мы впустили в машину Чужого. Простака, в груди которого поселилось нечто склизкое и опасное, с выдвижной челюстью. Сразу несколькими челюстями, усаженными острыми зубами, с которых капает кислота. Через секунду монстр вырвется наружу и учинит здесь кровавую бойню. И от Саши и Женьки не останется следа. Исключение составляет лишь Хавьер Дельгадо: если ему и оторвут голову, то элегантно. С максимально возможным почтением. И ни одной капли крови не прольется на его девственно-белый свитер. Ни единой.

«Хр-рррр-рр-рррр-ррааууу» между тем набирало обороты. А когда к нему добавилось еще и трубное «Мааааа-ааввв», Лисий Хвост не выдержал и расстегнул пуховик. И в образовавшейся щели немедленно показалась голова Чужого.

Совершенно не похожего на монстра, но все равно – инопланетного.

Это был… кот.

Такого… Нет, та-ааакого! кота Саша не видел никогда в жизни. Огромные уши, треугольная морда, слегка косящие небесно-голубые глаза – наверное, все это встречается в живой природе. Но – по отдельности. А собранное вместе, оно произвело неизгладимый эффект. Существо, высунувшееся из пуховика Лисьего Хвоста, было таким забавным, что Сашины губы немедленно сложились в глуповатую улыбку.

– Вау! – вскрикнула Женька.

– Маа-ау! – передразнил ее инопланетный кот.

– Вот это да! – Саша на секунду бросил руль и рассмеялся: положительно, появление ушастого инопланетянина – лучшее, что случилось с ним за последние несколько часов.

Ободренный реакцией, Лисий Хвост расстегнул еще пару пуговиц, и кот выбрался на свободу. Он был длиннолапым, с длинным туловищем и длинным хвостом, напоминающим крысиный. Обычную шерсть коту заменял очень короткий и жесткий подшерсток, но разглядеть его полностью не представлялось возможным – из-за свитерка, натянутого на тело.

Девственно-белого, как у Хавьера Дельгадо.

– Вау, – еще раз произнесла Женька. На этот раз – шепотом. – Маравийосо!

Маравийосо легко вспрыгнул на колени к Лисьему Хвосту, а затем – так же легко – перебрался на переднее сиденье – к «Эухении из Сан-Себастьяна». Та сидела смирно, совершенно зачарованная четвертым (и самым необычным) пассажиром. Кот потянулся мордой к Женькиному лицу, осторожно обнюхал его, а затем положил переднюю лапу ей на плечо.

– Мандарин! – попытался одернуть кота хозяин. Без всякой, впрочем, строгости.

Мандарин. Вот как.

– Мандарин? – удивился Саша. – Его зовут Мандарин?

– Вроде того. Дурацкий парень, да?

– Маравийосо! Атрактиво!

Женькин голос был исполнен нежности и детской восторженности, еще никому (а Саша знал Женьку уже семь лет) не удавалось покорить ее сердце с такой легкостью. С такой быстротой. Обычно насмешливая и резкая, Женька сейчас просто таяла, вглядываясь в кошачьи глаза. А затем, поддавшись неожиданному порыву, чмокнула кота в розовый нос.

– Маа-ау! – В ответ на Женькин поцелуй Мандарин высунул кончик языка и лизнул девушку в подбородок.

После этого, посчитав миссию по приручению женщины выполненной, кот переключился на мужчин. А именно – на Сашу. Все прошло по той же схеме: обнюхивание Сашиного лица и последовавший за ним несильный, но требовательный удар лапой. На этот раз не по плечу, а по сгибу локтя.

– Я за рулем, дружок, – мягко сказал Саша. – Но позже мы обязательно познакомимся поближе. Если ты не возражаешь.

– Маа-ау! – Судя по всему, кот не возражал.

– Не приставай к человеку! – прикрикнул на Мандарина хозяин.

– Все в порядке… Борис.

– Ему только волю дай. Та еще липучка.

– Эль гвáпо! – Чуть нагнувшись, Женька погладила кота по затянутой в одежку спине. – Бен ака, эль гвапо!

– Что она говорит? – снова поинтересовался Лисий Хвост.

– Ваш кот – красавчик. Обаяшка. И вообще – прекрасный во всех отношениях парень. Никакой не дурацкий.

Лишь произнеся это, Саша вдруг подумал, что определение дурацкий парень — не так уж далеко от истины. Кот был грациозным, но и нелепым тоже, все в нем было преувеличено: размер ушей, длина лап, раскосость глаз, и еще этот белый свитер…

Он делал кота точной копией Хавьера Дельгадо. Хотя бы потому, что оба – и человек Хавьер, и кот Мандарин – одинаково действовали на людей. Они сражали их наповал. И какие механизмы при этом были задействованы – не так уж важно.

А потом Саша подумал о том, что случилось бы, не встреться они с Лисьим Хвостом и его подопечным посередине метели. Парням пришлось бы ой как несладко, и последствия могли бы оказаться самыми непредсказуемыми, самыми печальными. Уф-фф! Даже думать об этом не хочется! Саша и впрямь испугался задним числом, но решил, что раз все закончилось хорошо…

То все может хорошо кончиться и в принципе.

Появление в его жизни дурацкого парня — это знак судьбы. До этого она обходилась с Сашей не бог весть как справедливо, но теперь есть шанс переиграть ее.

И Саша этого шанса не упустит.