Глава 7

Матильда подняла голову и прислушалась к тому, как колотится ветер в ставни королевских покоев, где они с Аделизой сидели за рукоделием. То и дело припускал дождь, словно кто-то бросал на доски пригоршни гальки. У подножия замка бурлила серая река, взлетали на гребнях приливной волны белые барашки. В такую погоду без нужды из дома не выходят. По календарю весна уже на пороге, но стучаться в дверь она явно не спешит.

Королева придвинулась к жаровне и сказала своей камеристке Юлиане, чтобы та принесла еще свечей.

– Утром у меня опять начались регулы, – сказала она нейтральным тоном, продевая в иголку шелковую нить.

– Ох, как жаль, – отозвалась Матильда.

Аделиза покачала головой:

– Нужно смириться с тем, что мне не суждено иметь ребенка и что у Господа иные планы. Я написала архиепископу Турскому и попросила совета. Он ответил, что я должна сосредоточиться на добрых делах здесь, в земной юдоли, которые принесут духовные плоды. Архиепископ считает, что Господь запечатал мое чрево с тем, чтобы я могла произвести бессмертное наследство, и, думаю, он прав. Глупо лить слезы. Лучше делать то хорошее, что в моих силах. У меня уже есть планы о строительстве нового лепрозория в Уилтоне.

Матильда понимающе кивнула. Такова роль королев. Им положено успокаивать, примирять враждующих, облегчать страдания болящих и поощрять искусства. Все это она и сама делала в Германии для Генриха, пока горевала о том, что не может подарить ему здорового сына.

Надо занять себя чем-нибудь, чтобы не оставалось времени на тоску.

– Еще я попросила Дэвида Голуэя составить историю жизни вашего отца.

– Кого? – переспросила Матильда.

– Одного писца из окружения вашего дяди.

– А-а. – Матильда припомнила невысокого, лысоватого, но все еще моложавого человека с пальцами, испачканными чернилами – совсем как у Бриана. Этот Голуэй был популярен в трапезной после ужина, когда наступало время рассказывать истории. – Неплохой выбор. Уверена, он хорошо справится с вашим заданием.

Аделиза закрепила нить узелком.

– Жизнеописание нужно затем, чтобы Генриха помнили всегда, – объяснила она, не скрывая душевной боли. – Я хочу увековечить его свершения в литературном произведении, которое будет жить, когда никого из нас уже не будет.

Женщины оторвали глаза от шитья – в покои Аделизы провели Бриана Фицконта. Приблизившись к женщинам, он поклонился. Вид у него был подавленный.

– Милорд, что случилось? – Королева жестом пригласила его сесть у противоположного окна.

Он повиновался и снял усеянную каплями дождя шапку. Сегодня его сапоги были стянуты синим шнуром – того же цвета, что и полоса по центру, – и у них были изящные вытянутые носы.

– Моя госпожа, простите, что приходится сообщать вам столь печальную весть, – сказал Фицконт. – Граф Фландрии мертв. Убит собственными слугами, пока молился в домашней часовне.

Матильда смотрела на него с ужасом. Аделиза ахнула и перекрестилась:

– Какое злодеяние!

Бриан помрачнел еще больше:

– Людовик Французский сам проследит за тем, кто будет избран на его место, и вероятнее всего, новым графом станет Вильгельм Клитон.

Вторая весть окончательно потрясла Матильду. Карл, правитель Фландрии, был близким сторонником ее отца и пользовался поддержкой своего народа. То, что его убили, – это чудовищно. Да, это злодеяние, как сказала Аделиза; любой, поднявший руку на человека, занятого молитвой, обречен попасть в ад. Но то, что Клитон… Женщина заставила себя думать, а не предаваться эмоциям.

– Что было сделано?

Бриан потер подбородок:

– Ваш отец посылает вашего кузена Стефана, чтобы тот предложил другие имена в качестве кандидатов на титул. Даже если Клитон получит графскую корону, в седле ему не удержаться. Во Фландрии вспыхнули протесты из-за убийства графа, и беспорядки в одно мгновение не утихомирить. Король отдал приказ, чтобы Англия перестала поставлять английскую шерсть фламандским ткачам.

Матильда кивнула. Такой ход подольет масла в огонь, так как безработные ткачи начнут голодать. Затем ее отец обеспечит своих кандидатов финансами из английской казны, и они будут подпитывать мятежи его серебром, ведь Генрих не может допустить, чтобы Клитон укрепился в качестве хозяина Фландрии. Если бы она сама оказалась на месте отца, то приняла бы такое же решение.

Фицконта ждали дела, и он откланялся, а Аделиза с падчерицей перешли из дворцовых покоев в собор, чтобы помолиться за упокой души Карла Фландрского. Они опустились перед алтарем на колени, и Матильду пронзила мысль о том, что того юношу убили тоже во время служения Господу и что ее согбенная шея сейчас так же беззащитна перед смертельным ударом.

Бриан сидел в личных покоях короля и теребил шелковистые уши борзой. И Роберт Глостерский был там – стоял у растопленного очага, глядя на мягкие желтые языки пламени. Генрих призвал их, не указав причины, хотя Бриан догадывался, что речь пойдет о молодом графе Фландрии. Союзник короля только что превратился во врага, и требуется срочно перестроить политику.

Генрих вошел в покои с присущей ему живостью – так энергично, что взлетела мантия у него за плечами. Он встал рядом с Робертом перед очагом, протянул ладони к огню и нетерпеливым движением головы пресек почтительные поклоны. Потом он похлопал по загривку собаку и принял от Бриана кубок вина.

– На ваших лицах написано любопытство, причем крупными буквами, словно рукой неопытного писца, – насмешливо заметил он и приложился к кубку.

– Вас это удивляет, господин отец мой? – отозвался Роберт. – Нам кажется, что вы захотели видеть нас не для того, чтобы побеседовать о погоде или охоте.

Генрих крякнул.

– Уж лучше бы о погоде. – Он сел на скамью и вытянул скрещенные в лодыжках ноги. – Скажем так: погода переменилась и охотиться теперь нам надо по-другому. Я хочу поговорить с вами о замужестве моей дочери. Все эти месяцы я наблюдал за Матильдой и премного доволен ею. Не будь она женщиной, то после моей кончины стала бы хорошим правителем.

Хорошо, что от жаркого пламени у Бриана горело лицо. Он знал, это решение должно быть принято, но каждый раз, когда Генрих отвергал очередного претендента на руку дочери, Бриан испытывал облегчение. У него появлялось еще немного времени, чтобы насладиться присутствием Матильды.

– Но вы же заставили нас всех присягнуть ей как вашей наследнице! – в недоумении воскликнул Роберт. – Разве не она будет королевой?

Генрих изогнул мохнатую седую бровь:

– Да, по моему приказу все поклялись служить ей верой и правдой, но многие ли сдержат слово? Я люблю дочь, но не до потери здравого смысла. Все идет к тому, что мы с королевой не будем благословлены наследником. Матильда родила ребенка от первого мужа, так что я знаю: она не бесплодна и сможет зачать от другого супруга. Своими преемниками я намерен сделать внуков. Если я скончаюсь прежде, чем они достигнут зрелости, их мать станет регентом, а опорой ей будете вы. Роберт, я рассчитываю на то, что ты возьмешь на себя роль советника и в случае необходимости защитника сестры и ее детей, а ты, Бриан, будешь служить ей до последней капли крови.

Бриан сглотнул.

– А что насчет будущего мужа сестры? – спросил порозовевший от удовольствия Роберт. – Он не захочет сыграть свою роль?

Генрих отмахнулся:

– Его роль сводится к тому, чтобы обеспечить Матильду детьми и военной мощью. Он не будет иметь право голоса в управлении моими землями. Я решил, что супругом дочери станет Жоффруа, наследник Анжу. – Он положил на колено тяжелый кулак и сузил глаза, переводя взгляд с одного мужчины на другого в ожидании их реакции.

На время Бриан забыл о том, чтобы дышать, потом резко втянул воздух и закашлялся, маскируя оторопь.

– Он же мальчишка, – вытаращился на отца Роберт. – У него молоко на губах не обсохло!

– В этом весь смысл, – ответил Генрих. – На него еще можно влиять, пусть взрослеет с пониманием того, что короны ему не носить.

Бриан справился с кашлем и спросил:

– А ваша дочь? Что она скажет о браке с юнцом, сыном графа, тогда как недавно была императрицей Германии?

– Она сделает так, как я велю ей, – отрезал Генрих. – Я ее отец, она обязана исполнять мою волю. И этот брак не умалит ее достоинства. Отец Жоффруа вскоре взойдет на трон Иерусалима, соединившись узами брака с дочерью короля Болдуина, а на земле нет правителя выше, чем тот, что владеет городом самого Господа. Когда Фульк Анжуйский отправится в свою новую страну, Жоффруа получит титул графа.

– Тем не менее он не станет ровней Матильде или ее первому мужу.

Генрих направил на Бриана мрачный взгляд:

– А что, ты был ровней Мод Уоллингфордской, когда женился на ней?

Бриана покоробило грубое напоминание о том, что король поднял его из грязи и что в большой степени его возвышение стало возможным благодаря браку с Мод. Его женили совсем юным. И все-таки тогда он был несколькими годами старше, чем Жоффруа Анжуйский сейчас.

– Моя дочь поймет, что это необходимо, – сказал Генрих. – Такой союз укрепит южные границы и предотвратит переход Анжуйского графства под французское правление; напротив, оно окажется под моим влиянием. Когда Матильда родит сына, он станет наследником Англии, Анжу и Нормандии. Все это ради высшего блага, и положение Жоффруа Анжуйского не имеет значения. Тем более что его отец скоро станет королем святейшего города в христианском мире, о чем я вам уже говорил.

Роберт теребил свои усы. Бриан пытался рассуждать с позиций холодной стратегии. Он видел сильные стороны решения Генриха, самой значимой среди которых был переход Анжу под крыло Англии. Но как же трудно будет Матильде поступиться гордостью в угоду политике отца!

– Я думал, вы хотели сделать преемником моего кузена Стефана, – произнес Роберт как бы вскользь.

Генрих смерил его взглядом:

– Предусмотрительный человек держит в конюшне нескольких лошадей, но всегда есть одна, на которой он предпочитает скакать. – Его голос смягчился. – Ты – тот сын, которому я передал бы корону Англии, будь обстоятельства иными. Большего я не могу тебе дать.

Роберт залился краской:

– Я не прошу у вас короны, отец.

– Знаю. – Генрих протянул к сыну руку. – Именно поэтому я доверяю тебе больше, чем кому-либо другому. Я не сомневаюсь в том, что ты не предашь сестру и ее детей.

Румянец Роберта потемнел.

– Сторонники Блуа не одобрят этот брак. Отношения между ними и Анжу складываются не лучшим образом. Если им придется выбирать между Францией и Анжу, они вполне могут выбрать Францию.

Ладонь Генриха сжалась в кулак и опустилась.

– У нас будет время, чтобы поработать над всем этим, а сейчас необходимо заложить фундамент. Вот для чего в моем лагере должен быть Анжу.

– Сир, что насчет епископа Солсберийского? – спросил Бриан. – Он принес присягу императрице, но с условием, что с ним посоветуются относительно ее будущего супруга и что ее не выдадут замуж за пределы Англии.

Ледяным тоном Генрих отчеканил:

– Епископ Солсберийский – мой юстициар и главный советчик, но еще он мой подданный и знает свое место. Я сам с ним разберусь.

– Но вы, по крайней мере, соберете совет, чтобы обсудить брак вашей дочери? – уточнил Роберт.

Генрих отрицательно дернул головой:

– Я приглашу совет к обсуждению этой темы, когда сочту, что пора это сделать, и ни днем ранее. Кроме того, я должен дождаться ответа из Анжу, прежде чем начать действовать.