Глава 52

Держась за гардель и наклонившись вперед, Генрих, с взлохмаченными ветром медно-золотыми волосами, наблюдал, как из тумана вырастает и обретает четкие контуры береговая линия Англии. Сейчас это только предвестие, но однажды эта земля будет принадлежать ему. Беспокойные серые волны с барашками на гребне бьются о корпус корабля, в них отражается небо, а ветер такой сырой и холодный, что коченеет лицо, но он радовался тому, что постепенно обозначалось на горизонте, и посмеивался над добродушными шутками матросов. Он отправился в Англию с небольшим отрядом наемников. Заплатить им Генрих не мог – у него ничего не было, однако он обещал людям богатую поживу.

Через неделю ему исполнится четырнадцать, но он чувствует себя мужчиной. Отрочество стало для него трудным испытанием: Генрих не считал себя ребенком и злился, когда другие относились к нему как к несмышленышу.

Родители не давали согласия на этот поход. Они даже ничего не знали о нем. Генрих преисполнился решимости показать им, что он серьезный претендент на престол и готов сыграть свою роль в борьбе. К тому же он сейчас нужен в Англии.

Король Стефан окончательно стал хозяином положения, и это надо изменить. Генрих решил доказать, что умеет вести людей за собой, и убедить баронов в законности своих прав на престол. Сейчас это было особенно важно, так как Стефан вознамерился объявить наследником престола своего сына Эсташа.

До сих пор Рим и архиепископ Кентерберийский сопротивлялись этому, но Генрих знал, что сам должен повлиять на ход событий. Он пустился в этот поход не просто повоевать: нужно еще совершить некоторые дипломатические шаги, ведь король должен уметь не только вести войны, но и договариваться о мире.

Чайки закружились над кораблем, сообщая путникам, что земля близко, и две рыбацкие лодки закинули сети совсем рядом от штирборта. Очень скоро весть о его высадке распространится, как лесной пожар. Генрих улыбнулся и пощипал верхнюю губу, где пробивался мягкий, медного цвета пушок. А что, если пустить слух и позволить молве приукрасить события? Таким образом пятьдесят человек превратятся в пятьсот или даже в пять тысяч.

Вилл встал на колени в церкви Арундела и принялся молиться о благополучном родоразрешении Аделизы и об их еще не рожденном ребенке. Повитухи оставались с ней всю ночь и в это сырое и ветреное мартовское утро. Жена плохо ела, пока носила ребенка, и, не считая округлившегося чрева и набухшей груди, была просто кожа да кости, с синими кругами под глазами. Прижимая сцепленные ладони ко лбу, Вилл клялся Богу в том, что, если она перенесет эти роды, он больше не будет делить с ней постель, как бы она ни умоляла и как бы он ни желал ее. Ведь ее жизнь и здоровье намного важнее, чем несколько минут плотского удовольствия и ее неиссякаемая потребность доказать свою плодовитость.

Когда наконец он встал с колен, оказалось, что онемевшие ноги его не слушаются. Вилл немного походил по церкви, чтобы размять мышцы, а затем проследовал к двери. Снаружи дети, задорно крича, играли в салочки. Маленькая Аделис, с подобранной, как у крестьянки, юбкой, гонялась за Уилкином, а тот как мог уворачивался. Его рыжеватые кудри укротила недавняя стрижка. Аделис была гибка и стремительна, как мальчишка, с быстрыми и в то же время плавными движениями.

Годфри, не столь длинноногий, но решительный, скакал вприпрыжку рядом, и трехлетний Рейнер не отставал, радостно крича и топая толстыми ножками, но в игру его еще не брали. Самой младшей, Агате, зачатой во время поездки в Райзинг, не исполнилось и двух лет, она спала на подушках под присмотром няни. К горлу Вилла подступил ком. Каждый из его детей был драгоценным подарком судьбы. Он благодарил Бога за то, что они живы и здоровы, так как знал, как все хрупко в этом мире.

Смерть ребенка или жены при родах были обычным делом. Их с Аделизой Господь уберег от несчастья уже пять раз, и Вилл страшился, что благодать может иссякнуть.

Оторвав взгляд от играющих отпрысков, Вилл увидел приближающуюся Юлиану, и от тревоги у него закружилась голова. Прислуга все утро сообщала ему о том, как идут дела. Состояние жены вызывало беспокойство: ребенок был крупный, Аделиза очень мучилась. Лицо Юлианы было бледным и серьезным, и Вилл боялся услышать то, что она собирается сказать.

– Господин, графиня благополучно разрешилась сыном.

Вилл задрожал. Ему пришлось даже прислониться к стене, чтобы не упасть.

– Это правда? Аделиза… Она…

– Она слаба, господин, и очень устала, но, даст Бог, скоро встанет на ноги. А малыш крепенький. – Юлиана чуть заметно улыбнулась.

– Слава богу! – Вилл смахнул слезу со щеки.

Юлиана присела в реверансе и вернулась к своим обязанностям. Взяв себя в руки, Вилл вытер рукавом глаза, подозвал детей и сообщил им, что мама родила им братика. Вместе с няньками он повел их в церковь, чтобы поставить Богу свечки в благодарность за то, что Он сохранил жизнь Аделизе и послал им еще одного ребенка.

Позже, когда няньки увели детей, Вилл, с трудом передвигая ноги, поднялся по лестнице к родильным покоям, помедлил на пороге, затем, сделав глубокий вдох, вошел к жене. Аделиза полулежала в кровати, под спину ей подсунули несколько подушек.

Ее волосы, в которых уже появились серебристые пряди, заплели в косу, перевязанную пурпурной лентой и уложенную на грудь. Она не спала, но лицо было белым и измученным. Запеленутый младенец мирно спал в колыбели. Вилл осторожно склонился к жене и поцеловал ее.

– Я очень волновался, – угрюмо сказал он.

– Господь и святая Маргарита помогли мне. – Аделиза постаралась улыбнуться.

– Конечно, но больше мы не должны рисковать.

– Когда я выходила за вас замуж, то думала, что не смогу родить ни одного, – прошептала она.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал обручальное кольцо, которое когда-то надел ей на палец.

– А я никогда не сомневался, что сможете.

– Я бы ни за что не отказалась ни от одного из них. Это Божий подарок. – Она повернулась к ребенку в колыбели. – Я хочу назвать его Генрихом.

Вилл поднял брови.

– Генрихом? – повторил он.

– В честь моего первого мужа и для того, чтобы обеспечить его будущее, – объяснила она. – Стефан не будет против, ведь это имя его дяди и брата, и очень подходящее… и я так хочу.

Утомленная, Аделиза откинулась на подушки.

Вилл смягчился:

– Будет так, как вы хотите. – Он склонился над колыбелью и коснулся щеки малыша. – Мы окрестим его завтра. Я… – Он поднял голову и посмотрел в сторону двери, где Юлиана тревожно перешептывалась с братом Аделизы.

– Жослен? – Аделиза попыталась приподняться. – Что случилось?

Юлиана освободила путь, и Жослен вошел в комнату, лицо его было мрачно.

– Я не хотел беспокоить вас, – сказал он. – Я только поговорю с милордом в коридоре.

Вилл встал.

– Нет! – Аделиза, протестуя, подняла руку. – Если дело настолько срочное, что вы пришли в родильные покои, я хочу все знать. Или сойду с ума от беспокойства, если вы скроете от меня что-то плохое.

Жослен поморщился:

– Генрих Анжуйский привел корабли к берегам Англии и высадился с большим войском в Уорхеме.

Аделиза обомлела.

– Что? – Вилл выпучил глаза. – Откуда это известно?

– Так говорит торговец лошадьми. Он слышал это от покупателя, а тот видел, как воины сходили на берег. Один из прибывших дал ему понять, что они намерены воевать и им понадобятся хорошие лошади.

– И кто возглавляет их? – требовательно спросил Вилл. – Не граф же Анжуйский?

Жослен потряс головой:

– Нет, Генрих, сын императрицы, как я и сказал.

– Но ему еще нет четырнадцати!

– Я только передаю то, что знаю. Если это правда, то король снова призовет тебя на службу. – Жослен повернулся к кровати и развел руками. – Мне очень жаль.

– Хорошо, что мы назвали сына Генрихом, – выдохнула она.

Вилл сердито бросил:

– Даже если он и привел флот, это ничего не значит. Малолетка никому не страшен. Сомневаюсь, что у него много людей. Доверить военную экспедицию юнцу может только сумасшедший, а Жоффруа Анжуйский кто угодно, но не безумец. – Он ожесточенно взмахнул руками. – Что-то не видно, чтобы толпы опытных вояк стекались в армию мальчишки, так же как и под знамена его матери. В конце концов это ничего не изменит, лишь принесет новые беды.

– Вы не правы, – возразила Аделиза, собрав последние силы. – Вы говорите, ему только четырнадцать, и Стефан старше его на сорок лет. До сей поры торжествовал опыт, но в итоге всегда побеждает юность, и у кого из этих двоих, по-вашему, преимущество? – (Муж и брат смотрели на Аделизу, явно сраженные ее рассуждениями.) – Вы можете не соглашаться со мной, – сказала она, закрывая глаза, – но вам стоит подумать об этом.

Матильда наблюдала за тем, как брат мечется по комнате в замке Дивайзис – брови хмуро сдвинуты, тяжелые шаги свидетельствуют, что тот разъярен.

– Генрих – просто глупый мальчишка! – прорычал он. – Из этой идиотской затеи ничего не выйдет.

– Не спорю, но Генрих показал предприимчивость и смелость, – принялась защищать сына Матильда.

Брат с сестрой получили известие о том, что «флот» Генриха высадился в Уорхеме, оттуда войско отправилось вглубь страны, попыталось захватить Пертон, но гарнизон замка отбил атаку. Императрица, как и Роберт, беспокоилась и сердилась, но в то же время выходка сына позабавила ее и вызвала прилив гордости. Генрих показал себя дерзким и напористым юношей.

– Он подвергает опасности и себя, и других. Что будет с нами, если Генрих потерпит неудачу? Что скажут наши сторонники об этих беспомощных попытках вести войну? – гневно выкрикивал Роберт. – Все, наверное, потешаются над нами.

– А может, наоборот, наблюдают за ходом событий с интересом. Брат, он рожден львом, не заставляйте его вести себя как мышь.

– Да я не об этом! – Роберт бросил на сестру гневный взгляд. – Я наблюдал, как он учится и мужает. Я знаю, на что способен Генрих, но я также знаю, что он любит торопить события. Мы не должны поощрять это!

– Я возмущена не меньше вас, – резким тоном остановила его Матильда. – Но пока не случилось ничего непоправимого, и не надо преувеличивать опасность.

Она покосилась на брата. Недавно второй сын Роберта Филип очень разочаровал отца. Молодой Глостер вынужден был сдать стратегически важную крепость Фарндон, в которой был коннетаблем, что вбило первый клин между отцом и сыном. Произошла жестокая ссора. После нее Филип переметнулся к Стефану, а затем, бросив все, отправился в Крестовый поход. Роберт был безутешен, здоровье его подкосилось, и он часто выходил из себя.

– Вы думаете, его отец приложил руку к этому?

Матильда резко замотала головой:

– Жоффруа ни за что не позволил бы Генриху совершить такой опрометчивый поступок.

Ей стало не по себе, едва она вспомнила, что в возрасте Генриха Жоффруа готовился обручиться с ней. Кто знает, где тот момент, когда мальчик превращается в мужчину?

– Генриха надо остановить и показать ему, что мы не одобряем такое безрассудство. Он не может оставаться в Англии. У нас не хватает средств обеспечить самих себя, не говоря уже о том, чтобы оказать ему поддержку и дать все необходимое. – Роберт немного повысил голос. – Если Жоффруа ни при чем, кто же платит солдатам, которых привез сюда Генрих?

– Рано или поздно он прибудет в Дивайзис, – ответила Матильда, – тогда мы с ним и поговорим.

Следующим утром она сидела у окна в своей комнате и просматривала письма. Об эскападах Генриха больше не было никаких вестей. Зато пришло письмо от Аделизы. Мачеха сообщала, что благополучно разрешилась от бремени сыном и ребенка назвали Генрихом в честь прославленного короля и в знак приветствия на земле Англии его тезки, который, без сомнения, пойдет по стопам деда.

Матильда печально улыбнулась. Она не видела мачеху и подругу уже восемь лет. Когда они расстались, Аделиза родила только первого из своих шести детей. Ее письма всегда согревали душу, но и обостряли горечь долгой разлуки.

Она размышляла, что бы послать супругам Д’Обиньи в качестве подарка на крестины сына, когда ее раздумья прервал коннетабль Хамфри де Богун.

– Госпожа, прибыл лорд Генрих со своими людьми в сопровождении маршала.

У Матильды сразу же отлегло от сердца. Но что делает сын в компании ее маршала?

– Прекрасно, – спокойно сказала она. – Разместите их в замке и передайте, что я скоро выйду поприветствовать их. Но сначала приведите ко мне маршала.

Приглаживая платье и надевая на пальцы перстни, она обдумывала, как следует себя вести в сложившихся обстоятельствах.

Маршал Фиц-Гилберт прибыл немедленно, бодро постучал в дверь своим жезлом и решительно прошествовал в комнату. Он был, как всегда, сдержан и учтив, но Матильда почувствовала, что тот просто кипит гневом.

– Мне сказали, вы прибыли вместе с моим сыном, – начала она.

Фиц-Гилберт твердо уставился на нее единственным глазом:

– Госпожа, он спасался бегством после безуспешной попытки взять Криклейд. Чтобы экипировать своих людей, принц в мое отсутствие похитил из замка в Мальборо вооружение, коней и амуницию. – Фиц-Гилберт с трудом сдерживал негодование. – Я решил, что лучше сопроводить его сюда, где он будет представлять меньшую опасность для всех, включая себя.

Неудивительно, что маршал так взбешен, подумала Матильда, негодник без спроса вломился в его арсенал.

– Криклейд, – произнесла она.

– Полагаю, в Пертоне лорда Генриха постигла такая же неудача.

– Спасибо, милорд, – коротко ответила Матильда. – Я приняла к сведению.

– Его наемники в основном неоперившиеся юнцы да голь перекатная. Я удивлен, что они продвинулись так далеко, отделавшись несколькими ранениями.

Услышав слово «ранения», Матильда пошатнулась.

– А лорд Генрих?

– Госпожа, он невредим и в прекрасном расположении духа. – В голосе маршала отчетливо прозвучало раздражение. – Ваш сын отважен, но безрассуден.

– В этом он похож на вас, – заметила Матильда.

– Ах нет, госпожа. – Маршал пронзил ее умным взглядом. – Я всегда учитываю все «за» и «против» и прикидываю, стоит ли рисковать. Что неразумно для одних, для других может оказаться единственно правильной дорогой. Я взвешиваю шансы.

– Тем не менее иногда вы выбираете такую дорогу, которая таит опасности.

– Согласен, но я никогда не ступаю, не прощупав почвы.

– Мой сын знает свое предназначение, – резко произнесла она. – Генрих будет королем.

Фиц-Гилберт поклонился, но на его губах застыла упрямая улыбка.

– Конечно, миледи. Я в этом не сомневаюсь.

Отпустив маршала, Матильда тяжело вздохнула и отправилась в жилую башню разговаривать со своим шалопаем-сыном. Она нашла Генриха расхаживающим по комнате и удивленно застыла у дверей. В ее памяти сохранился образ широко улыбающегося одиннадцатилетнего подростка, теперь же перед ней был юноша на пороге зрелости. На подбородке у него пробивались медного цвета волосы, руки и ноги стали длинными и окрепли. Он сравнялся с ней ростом, и глаза у него дедовские – ясные, серые, но с зеленовато-голубым оттенком в глубине, как у Жоффруа. На Матильду словно свежим бризом дохнуло неуемной молодой энергией. Плащ Генриха был застегнут высоко на плече круглой золотой брошью, на боку висел меч, хотя его еще не посвятили в рыцари.

– Генрих, – произнесла она, и в одном этом слове сосредоточились гордость, любовь и упрек.

– Миледи мать. – Генрих опустился на колено и склонил голову.

При виде медно-золотой шапки его волос сердце ее захлестнула волна нежности. Она наклонилась, чтобы приложиться губами к его голове, как требовал этикет, а потом подняла сына с колен и радостно обняла. Матильда знала, что должна на него сердиться, но возобладали другие чувства.

Взяв сына за руку, она повела его к узкому окну, чтобы хорошенько разглядеть.

– Ты стал почти мужчиной.

Генрих расправил плечи:

– Я мужчина. – В его голосе сквозило возмущение тем, что его могут принимать за кого-то еще. – И я здесь, чтобы сражаться за мое королевство.

– Да, мне доложили.

Генрих взирал на мать через густые рыжие ресницы:

– Я бы взял Пертон и Криклейд, если бы у меня были для этого средства – деньги и хорошие бойцы.

– Тебе нужны деньги и люди. – Матильда горько улыбнулась. – Так же, как и мне, так же, как твоему дяде Роберту, но нам приходится считать каждый пенни. А что думает об этом твой отец?

Генрих нахмурился:

– Он отказался помочь мне и не велел делать этого. Я сам собрал деньги.

– Так ты ослушался его? Разве у тебя нет обязанностей в Нормандии и Анжу?

– Они не нуждаются в помощи, в отличие от Англии, – твердо сказал он. – Отец поймет, когда я все объясню ему.

Матильда недоверчиво вскинула брови. Она сомневалась, что графа сильно обрадует неповиновение сына.

– И по-твоему, то, что произошло в Криклейде и Пертоне, поможет Англии?

– Если бы мой отряд был хорошо снаряжен, мы бы взяли их с ходу. – Генрих сжал кулаки.

Разговор пошел по кругу. Матильда была счастлива видеть сына, но не могла оставить его при себе. Он на самом деле совершил опрометчивый и опасный поступок.

– Если у тебя нет денег, чем же ты собираешься платить своим людям?

– Я привел их сюда, и вы можете располагать ими. Но командовать буду я. – Генрих упрямо вскинул голову. – Мне не нужно покровительство маршала.

– Похоже, ты задолжал ему коней и снаряжение?

Глаза Генриха вспыхнули гневом и раздражением.

– Я хочу помочь. Может это кто-нибудь понять?

Матильда выпрямилась:

– Ты привел в Англию отряд наемников-оборванцев и безуспешно пытался захватить два небольших замка. Стефан будет рад услышать это. Я не могу содержать твоих головорезов и позволить тебе остаться тоже не могу, потому что придется обеспечивать тебе защиту и содержать тебя, а у меня средств нет. Твое присутствие осложняет жизнь всем нам. Ты вернешься в Нормандию. Там, в безопасности, закончишь обучение. И станешь ждать, пока не придет твое время.

– Я думал, раз я претендую на корону, то должен быть в своем королевстве, – дерзко возразил Генрих. – Я обязан сделать что-нибудь. К тому времени, когда меня сочтут достаточно взрослым, станет слишком поздно. Я уже достаточно взрослый.

Матильда сдержала гнев и, вздохнув, подошла к окну и села на скамью у окна.

– Я очень рада видеть тебя, – произнесла она, потирая лоб, – хотя и рассержена. Я счастлива, что могу обнять тебя, но ты не можешь остаться. Ты должен понимать это. У меня нет денег, чтобы заплатить твоим людям, и, что бы ты ни думал о своем возрасте, ты еще не готов взять на себя большую ответственность.

Генрих одарил мать долгим взглядом, и она увидела злость в его глазах, но за этой злостью проглядывал трезвый и смелый ум. Возможно, он еще и не достиг зрелости, проявляет необузданную горячность и юношеское нетерпение и потому совершает ошибки, но в одном Генрих прав: он уже не ребенок.

– Возвращение в Нормандию тоже требует денег, – заметил он.

Матильда сжала пальцами виски:

– Сколько нужно?

– Я должен каждому из моих людей по шиллингу в день за то, что они прибыли сюда, плюс расходы на пищу и прочее. Также мы должны нанять корабль, чтобы вернуться.

Матильда сделала подсчеты в уме. Сумма была гораздо больше той, что она могла себе позволить, не поступившись интересами собственных подданных. Это опустошило бы ее казну и привело к полному разорению.

– У меня нет таких денег, – ответила она.

– У дяди Роберта есть. – Генрих сжал челюсти.

– И он должен заплатить твои долги за счет денег, предназначенных на другие нужды? Попроси его, если хочешь, но уже сейчас я могу тебе сказать, каков будет ответ. Он еще не оправился от неповиновения собственного сына, и у него нет времени расхлебывать последствия подростковых бунтов. – Она взяла в свои руки его нежные юношеские ладони, нетронутые возрастом, не загрубевшие от долгих лет борьбы. Его узкие запястья были усыпаны веснушками и покрыты золотистыми волосками. – Отвези своих людей домой и попроси отца заплатить им. И когда будешь беседовать с ним об этом, напомни, чтобы он прислал мне денег, потому что я в отчаянном положении.

Лицо Генриха сделалось неподвижным.

Жоффруа, конечно, будет в бешенстве, подумала она, но это цена за непослушание.

– Любое действие имеет последствия, – сказала она. – И ты должен научиться справляться с ними и продумывать все до мелочей.

– Так, как вы поступили в Вестминстере, мама? – бросил он ей вызов.

– У тебя есть прекрасная возможность воспользоваться моим горьким опытом. Учись не только на своих, но и на чужих ошибках. Иногда уроки бывают очень жестокими. Я убедилась в этом, и ты теперь тоже.

Он сощурился, затем устремил на мать умный, проницательный взгляд.

– Я действительно слишком спешу, – признался он. – Есть о чем подумать.

Матильде показалось, Генрих усвоил урок, но она все же не была в этом уверена. Лицо его выражало дерзость и своенравие, а вовсе не раскаяние.