ГЛАВА 25
Человек в маске
Было лишь около четырех часов вечера, но уже совсем стемнело: падал густой снег. Арамис, вернувшись, нашел Атоса если не без чувств, то в полном изнеможении.
При первых словах друга граф вышел из своего летаргического оцепенения.
— Итак, — начал Арамис, — судьба победила нас.
— Победила, — отвечал Атос. — Благородный, несчастный король!
— Вы ранены? — спросил Арамис.
— Нет, это кровь короля.
Граф вытер лоб.
— Где же вы были?
— Там, где вы меня оставили, под эшафотом.
— И вы видели все?
— Нет, но я все слышал. Не дай мне бог снова пережить такой час, какой я пережил сегодня. Я не поседел?
— Значит, вы знаете, что я не покидал короля?
— Я слышал ваш голос до последней минуты.
— Вот орден, который он мне передал, — сказал Арамис, — а вот и крест, который я принял из его рук. Оба эти предмета он поручил мне передать королеве.
— А вот платок, чтобы завернуть их, — сказал Атос.
И он вынул из кармана платок, смоченный кровью короля.
— А что сделали с его злосчастным телом? — спросил Атос.
— По приказу Кромвеля, ему будут возданы королевские почести. Мы уже положили тело в свинцовый гроб. Врачи бальзамируют сейчас его бедные останки. Когда они кончат, тело будет выставлено в придворной церкви.
— Насмешка! — мрачно проговорил Атос. — Королевские почести казненному!
— Это доказывает только, — заметил Арамис, — что король умер, но королевская власть еще жива.
— Увы, — продолжал Атос, — это был, может быть, последний король-рыцарь на земле.
— Полно, не отчаивайтесь, граф, — раздался на лестнице грубый голос Портоса, сопровождаемый его тяжелыми шагами, — все мы смертны, мои бедные друзья.
— Что вы так поздно, мой дорогой Портос? — спросил граф де Ла Фер.
— Да, — отвечал Портос, — я встретил на дороге людей, которые меня задержали. Они плясали от радости, подлецы! Я взял одного из них за шиворот и, кажется, слегка придушил. В эту минуту проходил патруль.
К счастью, тот, кого я схватил, лишился на несколько минут голоса. Я воспользовался этим и свернул в какой-то переулок, затем в другой, еще поменьше, и, наконец, совсем заблудился. Лондона я не знаю, по-английски не говорю и уже думал, что никогда не найду дороги. Но вот все же пришел.
— А где д’Артаньян? — спросил Арамис. — Не видели вы его? Не случилось ли с ним чего?
— Нас разделила толпа, — отвечал Портос, — и как я ни старался, никак не мог с ним опять соединиться.
— О, — проговорил с горечью Атос, — я видел его. Он стоял в первом ряду толпы и со своего места мог отлично все видеть. Зрелище было, надо сознаться, любопытное, и он, вероятно, пожелал досмотреть до конца.
— О граф де Ла Фер! — проговорил вдруг спокойный, хотя и несколько прерывающийся голос человека, запыхавшегося от быстрой ходьбы. — Вы клевещете на отсутствующих?
Упрек этот кольнул Атоса в самое сердце. Однако впечатление, произведенное на него д’Артаньяном, стоявшим в первых рядах тупой и жестокой толпы, было настолько сильным, что он ограничился ответом:
— Я вовсе не клевещу на вас, мой, друг. Здесь беспокоились о вас, и я просто сказал, где вы были. Вы не знали короля Карла, для вас он был посторонний, и вы не обязаны были любить его.
С этими словами он протянул товарищу руку. Но д’Артаньян, сделав вид, что не замечает этого, продолжал держать руки под плащом.
Атос медленно опустил протянутую руку.
— Ух, устал! — сказал д’Артаньян, садясь.
— Выпейте стакан портвейна, — посоветовал ему Арамис, беря со стола бутылку и наполняя стакан. — Выпейте, это подкрепит вас.
— Да, выпьем, — проговорил Атос, чувствуя, что обидел гасконца, и желая с ним чокнуться. — Выпьем и покинем эту гнусную страну. Фелука ждет нас, вы это знаете. Уедем сегодня же вечером. Больше нам здесь нечего делать.
— Как вы спешите, граф! — заметил д’Артаньян.
— Эта кровавая почва жжет мне ноги, — отвечал Атос.
— А на меня здешний снег оказывает обратное действие, — спокойно сказал гасконец.
— Что же вы, собственно, хотите предпринять? — сказал Атос. — Ведь короля уже нет в живых.
— Итак, граф, — небрежно отвечал д’Артаньян, — вы не видите, что вам остается еще сделать в Англии?
— Решительно ничего, — отвечал Атос. — Разве только оплакивать собственное бессилие?
— Ну а я, — сказал д’Артаньян, — жалкий ротозей, любитель кровавых зрелищ, который нарочно пробрался к самому эшафоту, чтобы лучше видеть, как покатится голова короля, которого я, как вы изволили сказать, не знал и к которому был совершенно равнодушен, — я думаю иначе, чем граф, и… остаюсь.
Атос страшно побледнел; каждый упрек его друга отзывался болью в его сердце.
— Вы остаетесь в Лондоне? — спросил Портос д’Артаньяна.
— Да, — отвечал тот. — А вы?
— Черт возьми! — сказал Портос, несколько смущаясь под взглядами Атоса и Арамиса. — Если вы остаетесь, то раз уж я прибыл сюда вместе с вами, вместе с вами я и уеду. Не оставлять же вас одного в этой ужасной месте.
— Благодарю вас, мой добрый друг. В таком случае я хочу предложить вам принять участие в одном деле, которым мы займемся, когда граф уедет. Мысль об этом деле явилась у меня в то время, когда я смотрел на известное вам зрелище.
— Какая мысль? — спросил Портос.
— Узнать, кто такой человек в маске, который так заботливо предложил свои услуги, чтобы отрубить голову короля.
— Человек в маске? — воскликнул в изумлении Атос. — Значит, вы не выпустили палача?
— Палача? — ответил д’Артаньян. — Он все еще сидит в погребе и, кажется, приятно беседует с бутылками нашего хозяина. Кстати, вы мне напомнили…
Он подошел к двери и крикнул:
— Мушкетон!
— Что прикажете, сударь? — отвечал голос, как будто выходивший из глубины земли.
— Отпусти заключенного, — сказал д’Артаньян. — Все уже кончено.
— Но, — сказал Атос, — кто же тот негодяй, который поднял руку на короля?
— Это палач-любитель, который, надо сознаться, ловко владеет топором, — сказал Арамис. — Ему, как он и заявил, довольно было одного удара.
— И вы не видели его лица? — спросил Атос.
— Он был в маске, — отвечал д’Артаньян.
— Но ведь вы, Арамис, стояли совсем рядом!
— Я видел из-под маски только бороду с проседью.
— Значит, это пожилой человек? — спросил Атос.
— О, — заметил д’Артаньян, — это ровно ничего не значит. Если надеваешь маску, почему заодно не прицепить и бороду?
— Досадно, что я не выследил его, — сказал Портос.
— Ну а мне, дорогой Портос, — заявил д’Артаньян, — пришла в голову эта мысль.
Атос все понял. Он встал со своего места.
— Прости меня, д’Артаньян, — проговорил он, — за то, что я усомнился в тебе. Прости меня, друг мой.
— Прости меня, д'Артаньян — проговорил Атос, — за то, что я усомнился в тебе.
— Сначала выслушайте меня, — отвечал д’Артаньян, слегка улыбнувшись.
— Так расскажите же нам все, — сказал Арамис.
— Итак, — продолжал д’Артаньян, — когда я смотрел, — но не на короля, как угодно думать господину графу (я знал, что это человек, идущий на смерть, а зрелища такого рода, хотя я и должен был, кажется, привыкнуть к ним, все еще расстраивают меня), — а на палача в маске; так вот, когда я смотрел на него, мне, как я уже сказал вам, пришла в голову мысль узнать, кто бы это мог быть. А так как мы четверо привыкли действовать сообща и во всем помогать друг другу, я стал невольно искать около себя Портоса, потому что вас, Арамис, я видел возле короля, а вы, граф, как я знал, находились внизу, под эшафотом. Вот почему я охотно прощаю вас, — прибавил он, протягивая руку Атосу, — так как понимаю, что вы должны были пережить в эти минуты. Итак, осматриваясь по сторонам, я вдруг увидел справа — голову со страшной раной на затылке, повязанную черной тафтой.
«Черт возьми, — подумал я, — повязка что-то мне знакома, точно я сам чинил этот череп». И в самом деле, это оказался тот самый несчастный шотландец, брат Парри, на котором, помните, Грослоу вздумал испробовать свою силу и у которого, когда мы нашли его, было, собственно, только полголовы.
— Как же, помню, — заметил Портос. — У этого человека еще были такие вкусные черные куры.
— Именно, он самый. Этот человек делал знаки другому, который стоял от меня слева. Я обернулся и увидел нашего доброго Гримо. Как и я, он также впился глазами в замаскированного палача. Я ему сказал только: «О!», и так как с таким восклицанием обращается к нему граф, когда говорит с ним, то он немедленно бросился ко мне, как будто его подтолкнула пружина. Он, конечно, узнал меня и протянул руку, указывая пальцем на человека в маске. «А!» — сказал он только. Это должно было означать: «Заметили вы?» — «Ну, конечно», — отвечал я. Мы отлично поняли друг друга. Затем я повернулся к нашему шотландцу; его взгляд тоже был весьма красноречив. Вскоре все кончилось, вы сами знаете как: самым мрачным образом. Народ стал расходиться, сгущались сумерки. Я отошел с Гримо в дальний конец площади; за нами последовал шотландец, которому я сделал знак не уходить. Я стал наблюдать за палачом, который, войдя в королевскую комнату, менял платье: оно было, вероятно, залито кровью. После этого он надел на голову черную шляпу, завернулся в плащ и исчез. Я решил, что он должен выйти на улицу, и побежал к подъезду. Действительно, минут через пять мы увидали, что он спускается с лестницы.
— Минут через пять мы увидели, что палач спускается с лестницы.
— И вы пошли за ним следом? — воскликнул Атос.
— Разумеется! — сказал д’Артаньян. — Но это было не так-то легко. Он каждую минуту оборачивался, и мы были вынуждены прятаться и прикидываться праздношатающимися. Я был наготове и, конечно, мог бы убить его, но я не эгоист и приберег это лакомство для вас, Арамис, и для вас, Атос, чтобы вы хоть немного утешились. Наконец, после получасовой ходьбы по самым извилистым переулкам Сити, он подошел к небольшому уединенному домику, совсем тихому и неосвещенному, словно в нем никого не было. Гримо вытащил из-за своего голенища пистолет.
«Гм?» — сказал он мне, указывая на домик. «Погоди», — отвечал я ему, удерживая его руку. Я уже сказал вам, что у меня был свой план. Человек в маске остановился перед низенькой дверью и вынул ключ; но прежде чем вложить его в замок, он оглянулся, чтобы убедиться, не следят ли за ним. Я спрятался за деревом, Гримо — за выступом стены; шотландцу негде было укрыться, и он прямо распластался на земле. Без сомнения, человек, которого мы преследовали, решил, что он совсем один, так как я услышал скрип ключа в скважине; дверь отворилась, и человек скрылся за ней.
— Негодяй! — воскликнул Арамис. — Пока вы возвращались сюда, он, наверное, убежал, и мы его уже не найдем.
— Вот еще, Арамис, — остановил его д’Артаньян. — Вы, должно быть, принимаете меня за кого-нибудь другого.
— Однако, — заметил Атос, — за время вашего отсутствия…
— На время моего отсутствия я догадался оставить вместо себя Гримо и шотландца! Конечно, человек в маске не успел сделать по комнате и десяти шагов, как я уже обежал вокруг дома. У одной двери, той, в которую вошел незнакомец, я поставил шотландца и объяснил ему, что он должен следовать за человеком в черном, куда бы тот ни пошел, и что Гримо получил приказ в этом случае последовать за шотландцем, а затем вернуться к нам и сказать, куда незнакомец пошел. У другого выхода я поставил Гримо, дав ему такой же приказ, и затем вернулся к вам. Итак, зверь выслежен; теперь, кто из вас желает принять участие в травле?
Атос бросился обнимать д’Артаньяна, который отирал пот со лба.
— Друг мой, — сказал Атос, — право, вы слишком добры, найдя слово прощения для меня. Я не прав, тысячу раз не прав. Ведь я должен был знать вас! Но в каждом человеке таится злое начало, заставляющее нас сомневаться во всем хорошем!
— Гм! — заметил Портос. — А возможно, что этот палач не кто иной, как генерал Кромвель, который для большей верности решил сам исполнить эту обязанность.
— Пустяки! Кромвель толстый низенький человек, а этот тонкий, гибкий и роста, во всяком случае, не ниже среднего.
— Скорее это какой-нибудь провинциальный солдат, которому за такую услугу было обещано помилование, — высказал догадку Атос.
— Нет, нет, — продолжал д’Артаньян. — Он не солдат. У него не вышколенная походка пехотинца и не такая развалистая, как у кавалериста. У него поступь легкая, изящная. Если я не ошибаюсь, мы имеем дело с дворянином.
— С дворянином! — воскликнул Атос. — Это невозможно. Это было бы бесчестием для всего дворянства.
— Вот будет чудная охота! — сказал Портос со смехом, от которого задрожали окна. — Чудная охота, черт возьми!
— Вы по-прежнему думаете ехать, Атос? — спросил д’Артаньян.
— Нет, я остаюсь, — отвечал благородный француз с угрожающим жестом, не обещавшим ничего доброго тому, к кому он относился.
— Итак, к оружию! — воскликнул Арамис. — Не будем терять ни минуты.
Четверо друзей быстро переоделись в свое французское платье, прицепили шпаги, подняли на ноги Мушкетона и Блезуа, велев им расплатиться с хозяином и приготовить все к отъезду, так как возможно было, что им придется выехать из Лондона в ту же ночь.
Тьма сгустилась еще более; снег продолжал валить: казалось, громадный саван покрыл весь город. Было лишь около семи часов вечера, но улицы уже опустели; жители сидели у себя по домам и вполголоса обсуждали ужасное событие дня.
Четверо друзей, завернувшись в плащи, пробирались лабиринту улиц Сити, столь оживленных днем и таких пустынных в этот вечер. Д’Артаньян шел впереди, время времени останавливаясь, чтобы разыскать метки, которые он сделал на стенах своим кинжалом, но было так темно, что знаков почти нельзя было различить. Д’Артаньян, однако, так хорошо запомнил каждый столб, каждый фонтан, каждую вывеску, что после получаса ходьбы он подошел со своими тремя спутниками к уединенному домику.
В первую минуту д’Артаньян подумал, что брат Парри скрылся. Но он ошибся: здоровый шотландец, привыкший к ледяным скалам своей родины, прилег около тумбы и словно превратился в опрокинутую статую, покрытую снегом. Но услыхав шаги четырех друзей, он поднялся.
— Отлично, — проговорил Атос, — вот еще один добрый слуга. Да, славные люди вовсе не так уж редки, как ныне принято думать. Это придает бодрости.
— Погодите рассыпать похвалы вашему шотландцу, — сказал д’Артаньян. — Я склонен считать, что этот молодец хлопочет здесь о собственном деле. Я слышал, что все эти горцы, которые увидали свет божий по ту сторону Твида, — народ весьма злопамятный. Берегитесь теперь, мистер Грослоу! Вы проведете скверные четверть часа, если когда-нибудь встретитесь с этим парнем.
Оставив своих друзей, д’Артаньян подошел к шотландцу; тот узнал его, и д’Артаньян подозвал остальных.
— Ну что? — спросил Атос по-английски.
— Никто не выходил, — отвечал брат камердинера.
— Вы, Портос и Арамис, останьтесь с этим человеком, а мы с д’Артаньяном пойдем искать Гримо.
Гримо не уступал шотландцу в ловкости: он запрятался в дупло ивы и сидел в нем, как в сторожке. Д’Артаньян подумал сначала то же, что подумал о первом часовом, именно — что человек в маске вышел и Гримо последовал за ним.
Вдруг из дупла высунулась голова, и раздался свист.
— О! — проговорил Атос.
— Я, — ответил Гримо.
Два друга подошли к иве.
— Ну что, — спросил д’Артаньян, — выходил кто-нибудь?
— Нет, — отвечал Гримо. — Но кое-кто вошел.
— А нет ли — в доме еще кого-нибудь, кроме этих двоих? — сказал д’Артаньян.
— Можно посмотреть, — подал совет Гримо, указывая на окно, сквозь ставни которого виднелась полоска света.
— Ты прав, — сказал д’Артаньян. — Позовем друзей.
Они завернули за угол, чтобы позвать Портоса и Арамиса.
Те поспешно подошли.
— Вы что-нибудь видели? — спросили они.
— Нет, но сейчас увидим, — отвечал д’Артаньян, указывая на Гримо, который успел в это время, цепляясь за выступ стены, подняться футов на пять от земли.
Все четверо подошли. Гримо продолжал взбираться с ловкостью кошки.
Наконец ему удалось ухватиться за один из крюков, к которым прикрепляются ставни, когда они открыты; ногой он оперся на резной карниз, который показался ему достаточно надежной точкой опоры, так как он сделал друзьям знак, что достиг цели. Затем он приник глазом к щели ставни.
— Ну что? — спросил д’Артаньян.
Гримо показал два оттопыренных пальца.
— Говори, — сказал Атос, — твоих знаков не видно. Сколько их?
Гримо изогнулся неестественным образом.
— Двое, — прошептал он. — Один сидит ко мне лицом, другой спиной.
— Хорошо. Узнаешь ты того, кто сидит к тебе лицом?
— Мне показалось, что я узнал его, и я не ошибся: маленький толстый человек.
— Да кто же это? — спросили шепотом четверо друзей.
— Генерал Оливер Кромвель.
Друзья переглянулись.
— Ну а другой? — спросил Атос.
— Худощавый и стройный.
— Это палач, — в один голос сказали д’Артаньян и Арамис.
— Я вижу только его спину, — продолжал Гримо. — Но погодите, он встает, поворачивается к окну; и если только он снял маску, я сейчас увижу… Ах!
С этим восклицанием Гримо, словно пораженный в сердце, выпустил железный крюк и с глухим стоном упал вниз. Портос подхватил его на руки.
— Ты видел его? — спросили разом четыре друга.
— Да! — ответил Гримо, у которого волосы встали дыбом и пот выступил на лбу.
— Худого стройного человека? — спросил д’Артаньян.
— Да.
— Словом, палача? — спросил Арамис.
— Да.
— Так кто же он? — спросил Портос.
— Он… он… — бормотал Гримо, бледный как смерть, хватая дрожащими руками своего господина.
— Кто же он наконец?
— Мордаунт!.. — пролепетал Гримо.
Д’Артаньян, Портос и Арамис испустили радостный крик.
Атос отступил назад и провел рукой по лбу.
— Судьба! — прошептал он.
Назад: ГЛАВА 24 «Remember!»
Дальше: ГЛАВА 26 Дом Кромвеля
