К двум часам ночи Лоик так ничего и не добился. Он опросил кучу финансистов из своего списка: двоих у них в кабинетах, двоих в барах, еще одного в ресторане, и всё в Восьмом округе. И все без исключения послали его куда подальше.

Он не располагал никакими аргументами, чтобы заставить их говорить, – в подобном случае отец достал бы досье, а брат пушку. А он мог только угостить стаканчиком. Брокеры и трейдеры дорожили профессиональными секретами – они нарушали их каждый день при условии, что это было в их интересах. А Лоику нечего было им предложить. Наоборот, все знали, что он человек своего отца, а значит, как раз тот, с кем следовало держать рот на замке.

Морван регулярно пытался до него дозвониться, и всякий раз это срабатывало как удар гонга в бою, который он неуклонно проигрывал.

Но худшим был алкоголь. По мере того как ночь продвигалась, а количество встреч увеличивалось, Лоик все глубже погружался в кромешный ад звона стаканов, позвякивания льдинок, ароматов коктейлей. Вам всегда может казаться, что вы забыли про алкоголь, – он-то вас никогда не забудет. Нечто вроде внутреннего зуда пожирало его нервы. Вот уже час, как он пошел по клубам. Сначала «VIP», потом «Монтана», а теперь вот «Парнассум», недалеко от улицы Ренн. Квадрат размером не больше носового платка, напоминающий рекорды типа «Сколько человек могут влезть в одну телефонную кабину?». Простая черная коробка, единственным декоративным элементом которой были слепящие мигающие лампы. Солдатики финансового фронта обожают такого рода берлоги отвязных артистов, телеведущих, интеллектуалов-полуночников. То, что им не дано от природы, – талант, обаяние, слава – они покупают за бабки или, по крайней мере, испытывают иллюзию принадлежности к избранному кругу.

Лоик заказал кока-колу-зеро и полез в толпу. Не сделал и двух шагов, как увидел старого знакомого, Эрве Серано. Во времена Уолл-стрит все звали его Хамон-Хамон. Мир биржи куда изысканней… Кстати, Серано, помимо коммерческих подвигов, славился еще и виртуозной фаллической акробатикой – вертолетик, самоотсос и прочее… Всегда высший класс.

Лоик подошел. Он злился на себя, что сразу о нем не подумал: трейдер годился по всем статьям. Радостная встреча. Маленький, коренастый, Серано втиснулся на диванчике между двумя достаточно поддатыми блондинками (в первый момент Лоику показалось, что в одной из них он узнал сестру). Сам парень был пьян в дымину. Возможно, имеет смысл воспользоваться удобным случаем.

Одна из девиц уступила Лоику свое место. Он по-прежнему держал в руке стакан, так что его содержимое вполне могло сойти за виски с колой (на самом деле он не имел права даже на винный уксус в салатной заправке). В принятом здесь тоне – полупьяном-полуприятельском – он заговорил о бизнесе. Серано начал расписывать, сколько миллионов он заработал за последнюю неделю.

– А как у тебя с рудным делом?

– Вижу, куда ты клонишь, – пьяно ухмыльнулся трейдер. – Не будет тебе никакой информации.

– Это ж нормально, что я приглядываю за своей территорией, верно? Ты купил «Колтано»?

Не отвечая, Серано отправил себе в глотку добрую порцию водки. Лоик даже запах ее почувствовал. Такое ощущение, что ему ошпарили внутренности.

– Так купил или нет?

– Ты знаешь не хуже моего.

– Представь себе, ты не один такой, и это начинает меня беспокоить.

– Что ж, пора тебе спасать свое седалище! – заявил Серано, размахивая бутылкой.

Новый глоток. Музыка гремела. Колонки были как пробоины в обшивке подводной лодки, из которых рвался звуковой поток. Скоро эта авария просто-напросто затопит их всех.

– Кстати, ни фига не понятно, – добавил финансист, внезапно впав в задумчивость. – Глядя на ваши результаты… – Он расхохотался. – Не в обиду тебе будет сказано!

Блондинка рядом незаметно ласкала ему промежность. Весь этот маскарад вызывал у Лоика отвращение. И власть, которую деньги давали такому кретину. И безволие потаскушки, готовой на что угодно ради нескольких сот евро. И одуряющий запах алкоголя…

Он чувствовал подступающий прилив жара – предвестник приступа депрессии.

– А твои клиенты, они кто?

Серано наклонился к его уху, приставив сложенную лодочкой ладонь:

– Я не настолько надрался, чтобы выдать тебе имена.

– Это фонды? Горнопромышленные компании? Рейдеры?

– Одно могу тебе сказать, и это самое странное: они хотят «Колтано», и ничего другого.

Под ритмы техно, которое перемешивало толпу, как барабан стиральной машины, всплыла истина: сенсационная новость об открытии новых месторождений как-то просочилась. Геологи? Сообщники отца, которые работали на местности? Но как они вышли на банкиров и инвесторов?

Лоик попробовал прозондировать в другом направлении:

– А у нас боятся поглощения…

– Какое там! – прыснул трейдер. – Они просто хотят свой кусок пирога!

– Какого пирога?

Ответа он не услышал. Дурнота усиливалась. Пот на висках, тошнота, сердцебиение подстроилось под сто двадцать в минуту, в ритме танцпола…

Лоик поднялся и поставил стакан.

– Ты уверен, что ни о каких согласованных действиях речь не идет?

– Насколько я знаю.

Серано угостился в очередной раз:

– За твою империю!

Лоик машинально задержал дыхание, чтобы не вдохнуть миазмы яда. Он не пил уже почти десять лет, но его порок не постарел ни на одну морщинку. Не дыша, Лоик опустил глаза и увидел, как Серано хихикает, глядя на свою промежность, а его подружка с отвращением отдергивает руку. Она достала его прибор, а трейдер воспользовался этим, чтобы облегчиться: этот козел писал под стол!

– Хо-хо-хо-хо!

Лоик рванулся к выходу, а танцующие, сами того не зная, продолжали шлепать по все расползающейся луже мочи. Он проталкивался сквозь лица, искаженные светом, сквозь смех, переходящий в сверхвысокий визг, сквозь рты, растягивающиеся в кровавые раны, и наконец нашел дверь.

Геологи… Забравшись в свой «астон-мартин», Лоик, дрожащий, продрогший и в то же время исходящий жаром, сказал себе, что один из этих ублюдков наверняка заговорил. Африканский след никуда не ведет. Если отец, как Лоик и преполагал, начал разработку рудников, то не иначе как с помощью негров, затерянных в глубине джунглей. Он открыл почту, проверяя, не отозвался ли кто-нибудь из его экспертов: ни одного сообщения.

Заодно подсчитал: отец звонил ему за ночь восемь раз.

Одна отдушина. Он запустил руку в бардачок. Калька и белый порошок. Прямо на приборной панели он провел три дорожки и занюхал их, не переводя дыхания. Его скрутила судорога, голова ударилась о подголовник.

На этот раз пробрало.