48
Всю ночь на ногах и без всякого толка.
Никаких следов Гаэль.
Морван прочесал бары, клубы, заведения, куда приходили на afterparty, – все из списка мест, где бывала его дочь; на каждое у него была заведена отдельная карточка. Он размышлял до самой зари, делая вид, что пьет (он ненавидел алкоголь), делая вид, что развлекается (он ненавидел любые гулянки и, в некотором смысле, ненавидел женщин).
В семь часов утра он снова заехал на авеню Мессины, проглотил свои лекарства, принял холодный душ – шок электрический, но живительный. Прогорклый пот, запахи ночи, заблудшие души – все исчезло. Он снова почувствовал себя гигантом, каким всегда был, пренебрежительно поглядывающим на человеческие слабости и умело их использующим.
Он побрился. Вся его надежда была теперь на Эрвана, и хотелось верить, что тот уже в пути. Одевшись – новый костюм, новая рубашка и подтяжки, – он решил заняться Лоиком. Одной ночи в каталажке достаточно.
Вызвал шофера (свой «гольф» он оставил у парка Монсо), чтобы тот отвез его в полицейское управление на набережной Орфевр.
В пути он попытался дозвониться – в пятый раз – до своего старшего. Этот паршивец не отвечал. Со вчерашнего дня он не подавал признаков жизни. Где он? Когда прокурор решится объявить о смерти Виссы? Ему самому с утра уже обзвонились из МВД: все желали знать последние новости. Он был вынужден признать, что никаких новостей у него нет, и получил головомойку, достойную лучших дней его юности. Не страшно. Он служил предохранителем и, как всякий предохранитель, был готов к скачкам напряжения.
Из соображений секретности он велел шоферу остановиться за несколько сот метров от управления.
Он не был знаком с майором Курсаноффом, ответственным за арест Лоика, но знал ребят из наркополиции и считал их опасными боевиками. Парни настолько отвязные, что про них никогда с уверенностью не скажешь: копы они под прикрытием или нарки на содержании у полиции.
Грегуар Морван прошел под портиком, и все часовые взяли на караул. Что до анонимности, придется отложить до другого раза. Поднимаясь по лестнице, он проверил свои козыри перед лицом врага. Вообще-то, козырь у него был единственный, зато весомый: один из дежурных прокуроров, старый друг, подписал ему приказ об освобождении сына, причем с «отказом в возбуждении уголовного дела». Все это было липой: прокуратура не могла предвосхищать возможный ход расследования, и офицер судебной полиции был вправе продлить задержание (до четырех суток в делах, связанных с наркотиками). Но документ мог послужить хорошим вступлением.
В управление он зашел без всякого чувства ностальгии: коридоры, сетки от потенциальных самоубийств, провода, гроздьями свисающие с потолков, – ему всегда казалось, что они вбирают в себя токи тревожной напряженности, циркулирующие в этом месте.
Время было еще раннее, и встретил он немногих. Тем лучше. Шагая с опущенной головой, почти задевая плечом стены, он наконец отыскал кабинет Курсаноффа. Постучал и, не дожидаясь ответа, зашел.
Невысокий мужичок лет сорока, в спортивном пиджаке, говорил по телефону, закинув ноги на стол. Жестом он велел Морвану закрыть за собой дверь. Грегуар подчинился, потом принялся рассматривать парня. Щуплый, с трехдневной щетиной, под глазами круги. Его суженные зрачки, казалось, горели в орбитах, как каштаны в очаге.
Курсанофф закончил беседу, потом с преувеличенной осторожностью повесил трубку.
– Хо-хо-хо, это кто же к нам пришел? – театральным голосом возгласил он. – Мэтр с площади Бово, Punisher собственной персоной? Что вы нам принесли, великий мэтр?
Морван выложил на стол прокурорское предписание и прошипел сквозь зубы:
– Можешь этим подтереться. Вытащи моего сына из кутузки прямо сейчас, немедленно, и я постараюсь забыть твое имя.
Майор сбросил ноги со стола, разыгрывая преувеличенную усталость, потом открыл ящик. Один за другим он выкладывал пакетики с кокаином, каждый из которых был в свою очередь упакован в опечатанный прозрачный конверт. И все с этикеткой «Лоик Морван».
– Двенадцать граммов, – бросил он, сменив тон, – многовато для личного пользования, верно? Я бы скорее определил это как незаконный оборот наркотических средств. А можно добавить хранение с отягчающими.
– А ты бы не мог забыть про несколько граммов?
Курсанофф напустил на себя оскорбленный вид: его темные глаза, казалось, ушли еще глубже в обводящие их круги.
– С каких это пор наркопы закрывают глаза на такие количества?
– С тех пор, как у всего этажа рыльце в пушку. И черт побери, не разыгрывай мне здесь неподкупного полицейского, а то я и впрямь рассержусь!
Наркоп встал и обошел стол. В нем было не больше метра семидесяти роста и не больше шестидесяти кило веса. Однако он вроде бы не испытывал никакого страха лицом к лицу с колоссом.
– Времена изменились, папаша. Ты больше не можешь являться сюда и распоряжаться как дома. Сексоты хороши только для учебников истории.
До Грегуара наконец дошло, что сила не на его стороне. Во-первых, он пришел за сыном – за плодом своей грешной плоти. И потом, он неуютно себя чувствовал там, где речь шла о наркотиках – единственном враге, которого он так и не смог победить.
– Послушай, – ответил он спокойно, – тебе от этого задержания никакого толка. Уж точно не мой сын поможет тебе выудить хоть что-то. Давай порвем протокол, отчет об обыске и…
– Не согласен, – возразил тот елейным голосом. – Я, наоборот, собираюсь продолжить дело. У меня уже есть ордер на обыск в его доме.
– Черт, ты что тут устраиваешь? – вспылил Морван. – Он же просто финансист, который время от времени занюхивает дорожку, чтобы не сломаться!
– Дверь прямо за тобой. И это я постараюсь забыть, как ты приходил угрожать нам.
Морван отступил на шаг. Он уже приглядывался к окну, забранному железными прутьями, призванными не дать наркоманам покончить с собой: эта решетка окажет прекрасный прием шибздику в пиджаке цвета хаки.
Он собирался на него наброситься, когда его озарила другая мысль. Крутость, но еще и мозги. Его слоновья память, которая столько раз его выручала, наконец-то сработала.
Курсанофф: редкая фамилия, но он ее уже слышал, причем именно здесь, в Угро. Был такой страж порядка его поколения, которого удалось по-хорошему спровадить на пенсию, когда выяснилось, что он втихую руководит сетью восточных бань для голубых. Жалкий слизняк из полиции нравов, который куда больше содействовал распространению грибковых заболеваний на улице Сент-Анн, чем арестам в Первом округе.
Если повезет, кто-то из его родственников.
– Знавал я когда-то одного Курсаноффа, – заметил он задумчиво. – Надеюсь, ты с ним никак не связан.
Наркоп не ответил, но лицо его застыло. Бледность усилилась, круги вокруг глаз проступили сильнее.
Его папаша, точно.
– Хорошие были времена, – коварно продолжил Морван. – Никто никому не мешал делать свой бизнес и…
– Ах ты, тварь поганая…
Морван оказался быстрее: он сжал запястье хозяина кабинета и не дал выхватить пушку. Другой рукой он схватил его за горло и впечатал головой в стол. Мозги, но еще и крутость. Прижал сильнее, так что шибздик из белого стал зеленым, а из зеленого красным. Когда тот полиловел, Морван ослабил хватку и прошептал ему на ухо:
– Сходи за моим сыном, засранец. Иначе завтра все на этаже будут знать, что твой папаша сосал члены малолеткам в своей турецкой бане.
Десять минут спустя появился Лоик, в мятом костюме, смущенный и пристыженный, как мальчишка, которого оставили после уроков. Едва увидев сына, Морван почувствовал, как гнев его угасает. Красота Лоика всегда его завораживала – он невольно испытывал какую-то нутряную гордость.
Они вышли из здания, не говоря ни слова. Кивком Морван указал на машину, которая ждала чуть дальше, припаркованная во втором ряду. Шофер уже вытянулся во фрунт.
– Папа…
– Залезай.
– Нет, дай мне объяснить…
– Все хорошо. Мне не нужны эти мудозвоны, чтобы дознаться, что́ ты запихиваешь себе в нос.
– Я хотел сказать о другом.
Морван застыл. Снова он был ошеломлен правильностью черт Лоика и отраженной в них чистотой – несмотря на наркотики, несмотря на алкоголь, несмотря ни на что…
– Это София, папа…
– Что – София?
– Это она меня сдала. Она и ее адвокатесса составили на меня целое досье. Детективов наняли и все такое. Ты ее не знаешь. Она способна на все. Она…
Морван жестом отогнал шофера и сам открыл дверцу перед сыном.
– Плевать! Они уничтожат все следы твоего задержания и…
– Она мне угрожала, папа.
Снова остановившись, он наконец понял, что приехал слишком поздно.
– Что ты сделал?
– Подписал согласие на развод. Я не…
Лоик не закончил фразу: Морван со всего маху влепил ему пощечину.
Впервые он поднял руку на одного из своих детей.
