Гаэль не пришлось звонить своему агенту, чтобы та подыскала ей кастинг. Игра называлась «Проигравший выигрывает». Она ничего не поняла в правилах. Имелось колесо, карточки с вопросами, и тот кандидат, который набирал наименьшее количество баллов, завоевывал победу. Искали девушку, которая будет крутить колесо – в бикини, of course.

Еще одна телевизионная хрень. Не важно. Она должна быть на виду, любой ценой. У девушек типа нее голова была нашпигована именами и историями, подстегивающими их желание продолжать, – добившиеся известности актрисы, которые начинали карьеру, побеждая в дурацких конкурсах или подвизались на второстепенных ролях в тупых передачах. Луиза Бургуэн, бывшая «мисс метеопрогноз» на Canal+. Элена Ногуэрра, бывшая ведущая на Шестом канале. Айшвария Рай Баччан, бывшая мисс мира. Клаудия Кардинале, бывшая «самая красивая итальянка Туниса». Софи Лорен, бывшая «мисс элегантность»…

Гаэль огляделась. Складные стулья, кулер с водой, потертое ковровое покрытие. Что до конкуренток – никаких неожиданностей. Тех, что постарше, она знала: девицы, вечно околачивающиеся то в фешенебельном клубном ресторане «Кастель», то в ночном клубе «VIP», то в баре «Плазы». Другие только что прибыли из родной провинции. Стиля никакого, зато в наличии кое-что получше: молодость.

Рикошетом мелькнула мысль: ей скоро тридцать, пропало дело. На выручку опять пришли легендарные примеры. Кейт Бланшетт добилась известности в тридцать, как Наоми Уоттс и Моника Белуччи. И не стоит забывать ту, кто была их признанной королевой: Шэрон Стоун, чья ослепительная звезда засияла в «Основном инстинкте», когда ей было уже тридцать четыре. Надеяться не запретишь.

Как ни странно, пока молодость была ее единственным капиталом, Гаэль выбирала тот образ жизни, когда год идет за два, а то и за три. Вечеринки. Выпивка. Наркота. Отказ не принимается. Приходилось подчиняться законам ночи. Да и сегодня она легла только в шесть утра. В «VIP» ей удалось пристроиться за столик известного кинорежиссера, который вещал во весь голос и пил вчерную. Когда наконец она подобралась к нему вплотную, тот уже безнадежно отключился, откинувшись на диванные подушки.

Она достала зеркальце и оглядела себя, тут же пожалев об этом признаке слабости в глазах окружающих. Но общий вид ей понравился. Несмотря на круги под глазами, она сохранила мордашку славянской куколки.

Когда ей было шестнадцать, она и вообразить не могла, что в тридцать у нее будет такое лицо. На самом деле она не могла вообразить, что доживет до такого возраста. В то время она весила не больше тридцати двух кило.

Гаэль осознала свое тело только в переходном возрасте и только для того, чтобы постараться его уничтожить. Она прекратила есть и замкнулась в тотальном неприятии жизни. Тогда она и открыла для себя наслаждение отказа от пищи. Это пронзительное чувство голода, всегда вызывающее легкое головокружение. Она еще помнила свои обмороки: пьянящее чувство потери себя в окружении других людей. Тщетная иллюзия: очнувшись, она вновь обнаруживала свое тело – кучу отвратительной плоти, массу органов, вызывающих отвращение.

Ее штаб-квартирой были туалеты. Рвота, испражнение, рвота… Вечная изжога во внутренностях и во рту. Волосы выпадали. Давление понижалось. Кровь плохо циркулировала. От малейшего толчка возникали гематомы и расцветали странными сиреневыми разводами. Она спала с открытым окном, чтоб возникал сквозняк, и ставила кондиционер на нижнюю отметку. Все больные анорексией (и манекенщицы) знают этот трюк: холод сжигает калории. Ее единственной радостью было то, что, двигаясь и дыша, она худела.

Однажды она приняла слабительное, поднатужилась и почувствовала, что из нее выходят ее собственные внутренности. Это стоило ей госпитализации – первой из нескончаемой череды последующих.

В специализированном отделении расстройств пищевого поведения она встретила себе подобных – истощенных, столь же молодых, сколь и полумертвых. Она восхищалась их огромными горящими глазами, их бесплотными силуэтами. Ей казалось, они сияют, как светлячки, которые горят всего ярче перед тем, как погаснуть навсегда.

Когда она вернулась домой, мать плакала, отец ругался. Гаэль изобразила раскаяние, обещала хорошо есть, но избегала собственной тарелки, как обходят стороной дыру в нужнике.

В девятнадцать лет она впала в кому. Ее реанимировали, посадили на внутривенное питание. Ей удалось сползти с больничной койки и доплестись до шкафа, чтобы достать переданное ей тайком зеркальце. Здесь, как в замке вампиров, любое отражение было под запретом. Она пересчитала свои синяки. Провела рукой по проступающим сквозь кожу костям. И вдруг пришла в чувство. Ну или почти. Она подошла к проблеме с другой стороны и больше никогда не отказывалась от еды.

Она принялась опустошать супермаркеты, забивая свою тележку бифштексами, или пользовалась скидками на «Гранолу» – двенадцать упаковок мюсли по цене шести. Холодильник стал ее лучшим другом. Она ела, обжиралась, толстела, уйдя в одиночное плавание со стрелкой весов вместо компаса.

Ее тело приобрело форму, предписанную природой. Округлые плечи, аппетитные ягодицы, налитые груди. Тело, которое хочется пощупать или съесть – на выбор. Снова появились месячные. Вокруг нее начали крутиться мужчины. Смесь лестного внимания и враждебной опасности.

Сначала она не поняла. Гаэль провела отрочество в больницах. Открытие секса, пробуждение желаний – все это было сметено фанатичной борьбой с весом. Теперь она познавала свое женское тело и то, какое воздействие оно оказывает на мужчин. Хозяин бара, где она работала по выходным, завалил ее на кухонный стол и с хрюканьем стал задирать юбку. Друг отца, префект и депутат, потащился за ней до самых туалетов в зале официальных делегаций, чтобы сунуть ей под нос свой член. Или же тот актер, женатый и с тремя детьми, заваливший ее СМС, каждой из которых его можно было шантажировать до конца дней.

В результате она поняла, что не должна бояться. Наоборот, эта сила принадлежала ей. Она будет сводить их с ума и контролировать их безумие. Она начала соответственно одеваться, отрабатывая жесты и макияж. Поначалу она совершила немало оплошностей, как те супергерои, что только-только открыли в себе небывалые возможности, потом постепенно научилась управлять своим магнетизмом и использовать его. Сегодня, входя в ресторан, она мгновенно улавливала ту дрожь, которую вызвала, ту вспышку сексуального влечения, которую она порождала.

Она была одновременно добычей и хищником. Тело, которое она так ненавидела, стало ее оружием.

– Как насчет перекурить?

Перед ней стоял рахитичный типчик в болтающейся несвежей майке. Он протягивал пачку «Мальборо», словно это было предложение века.

Гаэль мгновенно оценила парня: полугомик-полусутенер.

– Не курю.

Тот, не переставая улыбаться, уселся рядом. На глаз ему было лет двадцать пять, но небритые черты уже скрывали нечто прогорклое.

– О делах бы потолковали.

– О каких именно?

– А ты шутница. – Он понизил голос. – Я тут работаю. Мог бы подсказать, чего они ищут.

– И так ясно, разве нет? – сказала она, кивнув на остальных девушек.

Парень хмыкнул и протянул худосочную руку:

– Кевин.

У Гаэль мелькнуло ощущение, что она сжимает куриную лапку. Она бросила взгляд на стулья, которые пустели один за другим: еще две кандидатки, и будет ее очередь.

– Ты вроде собирался выйти покурить? – вздохнула она.

– Лучше попытаю счастья с тобой.

– Считай, попытал. Можешь идти.

Он снова хмыкнул, как пукнул:

– Да я правда могу помочь. Подведу тебя к продюсеру и…

– Плевать мне на этот кастинг.

– Ты правда класс! – сказал он, захохотав. – У меня есть как раз то, что тебе нужно.