74
Мириам Мунк проснулась от холода. Она сжалась, как только смогла, свернулась клубком, плотнее укутав дрожащее тело в крошечный плед. Она наконец заснула, без сил, после многочасового ползанья на четвереньках, но голод и холод просачивались сквозь трещины в стенах, и снова вытащили ее из забытья, обратно в этот кошмар. Она все еще была в шоке, и состояние это не проходило, ведь она так и не поняла, как сюда попала. Она сидела в машине. Они ехали по шоссе E18. Думала о маме с папой. Снова была ребенком. Сонным и теплым. Контраст с комнатой, где она находилась, сейчас не мог быть разительней.
Это какая-то шутка. Так она подумала сначала, когда первый шок улегся. Где она? Шутка. Ледяной пол. Темный подвал. Кто над ней пошутил? Надпись на стене. Огромное странное колесо. Что пошло не так? Где все остальные?
Она не поняла этого, даже когда открылась скрипучая дверь и существо, покрытое перьями, вошло в комнату. Сон, решила она. Я все еще сплю. Ей стало даже любопытно. Вначале. Во сне. Страх пришел позже. Поначалу она рассматривала все вокруг почти завороженно. Кто-то построил это странное место. Под землей. Она стала очень маленькой. В этом сне. Как Алиса в Стране чудес. Она стала маленьким зверьком. Тут было большое колесо, в котором она могла бегать. Бутылка воды с носиком, из которого можно пить.
Нет-нет-нет.
Скоро она проснется.
Это неправда.
Может быть, надо подумать о чем-нибудь приятном?
Господи.
Марион? Может быть, подумать о Марион?
Помогите мне.
Может быть, тогда она проснется?
Пожалуйста.
Кто-нибудь.
Помогите мне.
Мириам Мунк зажмурилась, попытавшись побороть голод. Тошнота. Ее вырвало. В углу. После этого большого колеса. В ладонях и коленях мозжило, но больше плакать она не собиралась, это она решила, никаких слез. Она попробовала пожевать коричневые кусочки. Те, что высыпались из стены. Те, что должны служить едой. Она проглотила несколько штук, но они вышли обратно. Кусочки корма для животных на холодном цементе. Она больше не хочет. Больше не может. Она не хочет двигаться. Только лежать так, свернувшись.
Если бы только не было так холодно.
Мириам осторожно села и попробовала дыханием согреть пальцы. Извиваясь, она поднялась, несколько раз похлопала тело руками, пытаясь двигаться на каменных и больных ногах, чтобы разогнать кровь.
Боже мой, как же хочется есть.
Мириам увидела, как изо рта вышел морозный пар, и снова попыталась подуть на почти белые от холода ладони.
Боже мой.
Пусть сейчас она проснется.
Помогите мне.
Мама. Марион. Папа.
Кто-нибудь.
Пожалуйста.
Мириам вздрогнула, когда дверь открылась и существо в перьях показалось в проеме.
– Якоб, – сказала она умоляюще, в испуге отступив в угол комнаты.
– Ты не особенно-то стараешься, – сказал парень в перьях, направив на нее пистолет.
– Якоб, я… – заговорила Мириам, но голос ее подвел, с губ сошло и сразу же исчезло в холодной комнате только невнятное бормотание.
– Заткнись, – сказал одетый в перья парень. – Почему до тебя ничего не доходит? Я же тебе объяснил, как тут все устроено. Несколько раз. Но ты опять ничего не поняла. Некоторое время ты справлялась, а теперь опять не соображаешь? Мне все объяснять заново?
Парень в перьях сделал шаг к ней навстречу и поднес пистолет к ее лицу.
– Нет, пожалуйста, – заикаясь, сказала она, подняв перед собой руки.
– Ты что, тупая?
У него были черные глаза. Он помотал головой, крепко держа пистолет в руке, покрытой перьями.
– Поэтому ты сначала слушалась, а теперь нет? Потому что ты тупая?
– Нет, – испуганно промямлила она.
– Должно быть, поэтому, потому что это же несложно – или ты считаешь, что сложно?
– Нет, нет, – защищалась Мириам.
– Ты, наверное, думаешь, что кто-то придет тебя спасать, да? Кто-нибудь из твоих любимых, может быть?
Тут он ухмыльнулся. Белые светящиеся зубы посреди лица в перьях.
– Или папа? Папа-полицейский? Думаешь, он придет и спасет тебя? Свою маленькую девочку?
Мириам Мунк затрясло.
– Никто не придет, – продолжала одетая в перья фигура. – Может, они и умные, но я умнее. Им никогда тебя не найти.
Он опять ухмыльнулся, держа перед собой пистолет.
– Я мог бы застрелить тебя прямо здесь и сейчас, но публике будет невесело, правда ведь?
Мириам не знала, что значат его слова.
– Это мое шоу, вот это все я придумал, умнó, как тебе кажется? Хорошо быть изобретательным, устроить представление, которое чего-то стоит, что-то совершенно особенное, за что люди будут платить, согласна?
Мириам по-прежнему не понимала, о чем он говорит.
– Тебе повезло, – улыбнулся одетый в перья парень, тот, кто несколько дней назад был Якобом в круглых очках, но теперь стал совсем другим, такого его Мириам не узнавала, с искусственной улыбкой под холодными, бездушными глазами.
– На самом деле, тебе так повезло, – продолжил он. – Ты теперь звезда, люди заплатили миллионы крон, чтобы увидеть твое выступление. А ведь ты даже не была избранной.
Парень перед ней почесал голову пистолетом и вдруг расхохотался.
– Как же так? Ты даже не избранная, за вторую было три голоса. Им больше нравятся те, кто помоложе, понимаешь, но это же мое шоу, верно? Это я все придумал. Колесо. Надпись на стене. Так почему тогда я не могу решить? Я выбрал тебя, потому что ты мне нравишься. Ты особенная. Твой папа – полицейский. Разве это не мило с моей стороны? Не взять ту, другую, хотя они и проголосовали за нее?
Мириам медленно кивнула, хотя у нее все еще не было ни малейшего представления, о чем он говорит.
– Якоб, – осторожно сказала она, у нее было такое ощущение, словно во рту наждачная бумага.
– Нет-нет-нет, – сказал парень с холодными глазами, направив пистолет прямо на нее. – Мы не разговариваем. Мы только слушаем.
Мириам закрыла рот и уставилась в пол.
– Это последний раз, когда я сюда захожу, – сказал парень. – Теперь делай то, что тебе приказано, а иначе мне все-таки придется взять ту, вторую. Люди должны получать то, за что платят, тебе так не кажется?
– Да, – промямлила Мириам, не поднимая взгляда.
– Мне застрелить тебя сейчас или будешь делать то, что сказано?
– Я все сделаю, – тихо пробормотала Мириам.
Парень в перьях как будто на секунду задумался, затем опустил пистолет и оскалил белые зубы.
– Хорошо.
Он кудахтнул самому себе, затем закрыл дверь, оставив ее одну в этой холодной, темной комнате.