Глава 4
Мой сезон охоты начался с того, что я опоздала на работу на полтора часа и получила взбучку от Юлиана Афанасьевича.
Самое странное – никто из коллег не заметил, что губы мои видоизменились, однако каждый счел своим долгом подойти и сказать, что выгляжу я потрясающе. «Стрижка, что ли, новая?» – подозрительно спросила корректор Катя. Бухгалтер Наталия Ивановна, прищурившись, заявила, что новый цвет помады мне к лицу. А Инка из секретариата застенчиво попросила поделиться телефончиком моего косметолога. Про губы никто не проронил ни слова.
Настроение мое было весенним, несмотря на то что за окном никак не таяли унылые сугробы, а на моих ботинках красовались соляные разводы в стиле «камуфляж». Ну и наплевать. Зато я чувствовала себя обновленной и желанной – несмотря даже на то, что возжелать меня никто пока не успел.
На мой взгляд, открытие сезона охоты не имеет ничего общего с деликатным покуриванием ментоловой сигаретки в курилке и вкрадчивым подслушиванием телефонных бесед находящегося там же Бориса Сыромятина. Нет, новые губы, словно волшебный талисман, придали мне воинственной решимости. Я собиралась храбро атаковать объект моих мечтаний, и ничто не могло меня остановить.
Ни «поехавший» в самое неподходящее время (я как раз приближалась к кабинету, где находился заветный лакомый кусок) чулок.
Ни возникшее в последний момент предчувствие, что все мои бестолковые суетливые чаяния заведомо обречены на провал.
Ни даже Аллочка в золотистой юбке из репертуара звезды стрип-клуба, которая по-хозяйски развалилась на Борином столе (!) и задумчиво читала какие-то факсы. А когда я вошла в кабинет и с перепугу вместо хриплого эротичного приветствия промычала «Здрасте!», она удивленно приподняла тщательно прорисованные бровки и даже не удосужилась сказать что-нибудь в ответ.
Сыромятин находился здесь же – он с самым что ни на есть сосредоточенным видом резался в какую-то компьютерную стрелялку.
– Э-э-э-э… Привет, – повторила я, и только тогда он лениво оторвал голову от атакующих его трехглавых монстров.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Вообще-то… – Я уже вовсе не была уверена, что идея с проявлением инициативы так уж хороша. – Вообще-то у меня разговор есть.
В его пустоватом взгляде мелькнула заинтересованность.
– Прости, а ты… – Он нахмурился, предоставив мне возможность вежливо представиться.
Что я (не без некоторого сожаления) и сделала.
– Я Настя из отдела светской хроники.
– Ну да, как же, – его лицо просветлело, – мы с тобой пили текилу на редакционной новогодней вечеринке!
«Совершенно верно, – вздохнула я, – и тогда я так радовалась, что ты наконец ко мне подошел, я так надеялась, что после совместного распития спиртного в твоем взгляде появится мечтательная теплота, предшествующая нашему первому поцелую. А ты пошел танцевать с какой-то фифой из рекламного отдела, а на следующий день в очередной раз не вспомнил, как меня зовут!»
– Настя, ты по вопросу размещения интервью? – с деловитым видом встряла в наш разговор почуявшая опасность Алла.
Я и в самом деле договаривалась с ней о том, чтобы проинтервьюировать в культурной рубрике некоего мелкокалиберного исполнителя романсов – не то чтобы этот томный тип был кому-то из читателей журнала интересен, просто его продюсер обещал три сотни долларов за ненавязчивое упоминание о его подопечном.
– Нет, я по личному вопросу, – улыбнулась я. – Боря, может быть, покурим?
– Ну хорошо. – Они с Аллочкой обменялись удивленными взглядами.
О предстоящем разговоре я заранее не думала, рассчитывая на свое обаяние, смекалку и способность искрометно импровизировать. Нельзя сказать, чтобы я не нервничала совсем, но вытянувшееся лицо смазливой Бориной помощницы придало мне уверенности в себе. Ага, подумала я, эта красотка меня опасается. А значит, есть повод.
Борис лениво выполз из-за стола, хлопнул себя по карману джинсов, проверяя наличие сигарет.
– Ну пошли, что ли, – усмехнулся он, – Настя из отдела светской хроники.
На лестницу, в курилку, шли молча, плечом к плечу. По пути нам встретились какие-то хихикающие тонконогие создания из «Новостей», которые посмотрели на Борю влюбленно, а на меня слегка неприязненно.
Если наши отношения будут развиваться такими же темпами, то скоро вся редакция меня возненавидит.
Он протянул мне открытую пачку, и я с улыбкой вытянула оттуда сигаретку, отметив, что он курит совсем легкие, дамский, так сказать, вариант.
– А ты сегодня красивая, – сказал Борис, видимо, для поддержания светской беседы.
– Да, – подтвердила я, вместо того чтобы кокетливо отнекиваться от комплимента, – это потому, что скоро весна и я хочу начать новую жизнь. Обычно я начинаю ее с понедельника, но в этот раз решила не размениваться на мелочи.
Он выглядел удивленным. Хотя на его месте я бы тоже, наверное, была в замешательстве. Когда совершенно посторонний человек вызывает тебя в курилку, чтобы дружелюбно обсудить планы на будущее, выглядит это как-то настораживающе.
– Тебя чем-то не устраивает твоя жизнь? – вежливо поинтересовался Сыромятин. – Зачем тебе новая?
– В принципе, все хорошо, – кивнула я, глубоко затянувшись.
А все-таки сигареты – лучший друг неуверенных в себе людей, отважившихся на серьезный тет-а-тет. Затягиваясь и перекатывая по небу ментоловый дым, можно сколько угодно обдумывать следующую фразу, и со стороны это будет смотреться вполне естественно.
– Если не считать, что я не слишком довольна работой, потихоньку спиваюсь, общаюсь в основном с двумя лучшими подружками и в моей жизни совсем нет любви.
– Прямо так и нет? – В его глазах блеснул насмешливый огонек.
– Нет, – серьезно подтвердила я, – и если с постылой работой я еще могу худо-бедно смириться, то в личной жизни надо что-то менять.
– Вот как? И чем могу тебе помочь я? Мы же совсем незнакомы. Или у меня репутация ловеласа?
Как будто бы он и сам не знал.
– При чем тут вообще репутация? – Я глубоко вдохнула, как решительный новичок перед первым парашютным прыжком, и выпалила: – Я просто решила пригласить того, кто мне нравится, на ужин.
– Меня? – выпучил глаза Сыромятин.
Я облегченно вздохнула – судя по расползающейся улыбке, мое предложение по крайней мере не было для него неприятным. А это значит, что, скорее всего, я получу его в автономное пользование хотя бы на один вечер. Все остальное – уже дело техники.
– А кого же еще? – Я огляделась по сторонам в поисках невидимого «кого-то еще». – Ты не бойся, это ни к чему тебя не обязывает. Тебе что, жалко, что ли? Мне просто хочется с тобой поближе пообщаться. Поговорить. Это не займет много времени. Максимум часа два с половиной.
– Ну ты даешь, – смутился он. – Ты всегда такая решительная?
– С сегодняшнего дня, – с улыбкой подтвердила я, щелчком отшвыривая недокуренную сигарету в пальмовую кадку. – Если бы я этого не сделала, мы с тобой могли бы еще пять лет работать в соседних кабинетах, пить текилу на Новый год, и я так и не разобралась бы, нравишься ли ты мне по-настоящему или я просто попала под общий гипноз?
– Надо же, тридцать шесть лет живу на свете, и никогда меня не приглашали на ужин таким вот образом, – пожал плечами он. – Ты меня заинтриговала. И когда же мы ужинаем?
– Послезавтра? – предложила я.
– Договорились. За тобой заехать?
– Не стоит. Лучше жди меня в восемь в «Иль Патио» на Тверской.
– Как скажешь. Знаешь, Настя из отдела светской хроники, – прищурился он, – если ты будешь так себя вести, далеко пойдешь!
– Я сама назначила ему свидание! – прошипела я телефонной трубке.
На другом конце провода маялся гриппозный Гена. То ли у женщин иммунитет покрепче (что неудивительно, так как помимо погодных неурядиц нам приходится выживать еще в атмосфере прогрессирующего козлизма мужской части населения), то ли я была теплее одета. Но наши рассветные скитания по Москве никак не отразились на моем организме, приятель же мой слег с зашкаливающей за тридцать восемь температурой.
– А он? Естественно, послал тебя куда подальше и пошел с этой… как ее там… Аллой вашей в кино?
– А вот и нет, – торжествовала я, – послезавтра мы ужинаем в «Иль Патио».
В гриппозном Геннадии вдруг проснулся сноб.
– Фу, – протянул он, – твой кавалер не мог выбрать местечко получше? Я бы на его месте тебя как минимум в «Палаццо Дукале» позвал.
– Во-первых, – промурлыкала я, – тебе на его месте не оказаться никогда. Во-вторых, это я его пригласила. А в-третьих, в «Палаццо Дукале» слишком много моих знакомых, а в «Иль Патио» не ходит никто.
– Судя по твоему воинственному тону, ты рассчитываешь заманить его в свое уютное гнездышко, – вздохнул Гена.
– Готова поспорить, что он тоже так думает. Женщина, отважившаяся на инициативу, с благодарностью примет случайный секс. Но пусть не мечтает. Я не из таких.
– Ага, знаю. – Вредный Гена заржал, как нервный полковой конь. – Сколько у тебя было случайных связей? Что-то я запамятовал, но думаю, где-то около восьмидесяти. А ты ведь о половине мне и не рассказывала.
– На то эти связи и случайные, чтобы не помнить их точное количество, – философски рассудила я. – В общем, планы таковы: за два дня я должна купить свое лучшее платье, сделать в салоне лучшую прическу, поразить его в самое сердце, а потом в гордом одиночестве отправиться в свой замок принцессы.
– Что-то ты, мать, раздухарилась, – Гена спустил меня с небес на землю. – Что ты называешь «замком принцессы»? Квартирку, в которой по батареям развешаны колготки, пол в кухне не мылся триста лет, а окна кажутся матовыми, потому что принцессе их прозрачность по барабану?
– Прекрати меня поддразнивать, – спокойно сказала я, – у меня период обновления, так что твои оскорбления на меня не действуют.
– Не действуют так не действуют, – покладисто согласился он. – Значит, послезавтра жду твоего отчета. И кстати, ты могла бы притащить болеющему другу витаминов.
– Будет сделано, – пообещала я. – Как только вернусь домой из «Патио», сразу звоню тебе, делиться впечатлениями.
Иногда чудеса начинаются с того, что незнакомый мужчина в нелепой шапке с выражением лица хронического кариозника вдруг опускает свой тяжеленный ботинок на твой изящный остроносый сапожок. Положение усугубляется тем, что растяпа этот весь день, похоже, промаялся в метро да на нечищеных московских улицах, поэтому с его рифленых подошв так и осыпаются комья грязи. А твои сапожки белы, как обувка невесты, невероятно модны, к тому же стоили столько, сколько обладатель грязных бот и за три месяца заработать вряд ли сможет.
Дело было под вечер, на шумном Кутузовском.
Она вышла из машины, чтобы прихватить в палатке сигарет, ну а он устало брел по направлению к метро. Так и встретились два одиночества.
Первыми словами нашей романтической героини были:
– Урод! Под ноги смотреть надо!
А герой, соответственно, сфокусировал на ней подернутый безысходной тоской взгляд и хотел было беззлобно обматерить эту курицу, которая несется прямо под ноги, а потом еще имеет наглость обвинять порядочных людей, что ее не заметили. Но осекся, потому что его вспыхнувший праведный гнев на мелкие осколки разбился о красоту обидчицы.
Для женщины она была, может быть, чересчур высока. Хотя в двадцать первом веке разгуливающие по подиуму золушки через одну носят туфельки сорок второго размера. Она была блондинкой, и в оранжевом отсвете уличных фонарей ее пушистые локоны чем-то напоминали нимб. Ее глаза были голубыми, щеки – нежно-розовыми, губы – блестящими и пухлыми, нос – немного азиатским, таким маленьким, что он был почти незаметен на ее немного удлиненном лице. Она была в белом пальто, отороченном блестящим норковым мехом, и в белых же кожаных сапогах.
И, глядя на нее, он почему-то моментально вспомнил, как еще в возрасте семи лет был влюблен в девчонку, которая неизменно играла роль Снегурочки на детсадовских утренниках. У той тоже были и длинные светлые волосы, и ослепительная белоснежная шубейка. Он вспомнил, как в восьмом классе его выгнали из школы за то, что он написал любовную записку молоденькой учительнице географии и природоведения (тоже, кстати, блондинке). И свою первую женщину он тоже вспомнил – однокурсницу, которая однажды пригласила его в гости для совместного написания доклада и в итоге соблазнила прямо на полу в прихожей. И свою первую жену. И главную женщину своей жизни, с которой он волей обстоятельств расстался несколько лет назад, но до сих пор воспоминания о ней пробуждали мирно дремлющую в области грудной клетки щемящую меланхолию.
Странно это, но, едва увидев незнакомую недовольную блондинку, он сразу же подумал о любви.
А она, в свою очередь, подумала: вот бывают же такие хамы, на свою обувь им наплевать, так они и чужую норовят испортить, и вообще, что же сегодня за день – сплошные неудачи, а вот теперь еще и сапожки насмарку. Она приготовилась даже всплакнуть, но вдруг разглядела в его глазах восхищение, которое еще подороже сапожек «Маноло Бланик» стоит. И осеклась.
Так и стартовало их знакомство, вскоре принявшее форму самого страстного на свете романа. Вот только когда он возжелал загладить свою вину, неловко пригласив ее в ближайшее кафе, а она, сама не зная зачем, согласилась – тогда никто из них об этом не знал.
А теперь самое интересное: его звали Дмитрием, а ее – Татьяной. Впрочем, я привыкла ее Танькой называть.
Итак, наконец-то Танька удосужилась рассказать мне историю своего знакомства с таинственным Димой. Тем самым, который на столь длительное время (на почти целых три недели, а ведь обычно если предприимчивой Татьяне и нравился кое-кто из малобюджетных поклонников, то отношения с ним ограничивались разовой страстью, после чего не имеющий средств нахал безжалостно выставлялся вон) лишил ее сна.
– Хочешь сказать, что тебе он до сих пор нравится? – изумлялась я.
– А то! – Ее глаза горели. – Мы встречаемся почти каждый день, меня это даже пугает.
– Меня тоже, – усмехнулась я. – И чем же вы с Димой твоим занимаетесь?
– Как чем? Любовью само собой, – фыркнула Татьяна, – ну еще мы были в Музее кино. И гуляли в парке с его собакой.
Чтобы осмыслить происходящее, я с энтузиазмом навалилась на лежавших на моей тарелке морских гадов. Мы сидели в модном рыбном ресторанчике, один чай в котором стоил столько, сколько в ином заведении стоил бы обед из трех блюд плюс бокал вина и десертик. Зато за соседним с нами столиком вкушал семгу от шеф-повара депутат с примелькавшимся лицом. А в углу вяло сплетничали о чем-то две скучающие дорогие проститутки. На одной было меховое пальто от «Версус» (видимо, девица так гордилась модной шмоткой, что даже в ресторане ее снимать не стала). А другая щеголяла в джинсах с такой низкой талией, что мне хотелось подойти к ней и закричать: «Я вижу вашу задницу!»
Сама бы я ни за что не пошла в такое неоправданно дорогое место. Но Танька уговорила меня, сказав, что за все заплатит она, и в итоге я сдалась.
– И знаешь, Насть, мне кажется, что я нашла именно того мужчину, которого искала всю жизнь. – Она мечтательно смотрела вдаль, на ее вилку была насажена креветка.
– Странно, а мне казалось, что ты искала кого-то… хм…
– Посостоятельнее, – подсказала она.
– Вот-вот.
– Даже не знаю, что со мной происходит… Но ты бы его видела. Он такой красивый. Я его к своему парикмахеру отвела. И он носит вельветовый пиджак, это жутко сексуально.
– Так ты полюбила его за вельветовый пиджак? – насмешливо поинтересовалась я.
– Ты ничего не понимаешь, – поставила мне диагноз парящая в облаках Татьяна, – мне в нем нравится все. Абсолютно все. И как он говорит. И что он говорит. И как он целуется. И как рассуждает. Между прочим, он фотограф. И он такой… надежный. А то, что у него денег нет… Ну и наплевать, может быть, а? Будем экономить, как все.
– Тебе виднее, – вздохнула я, – только здорово же ты экономишь, если позвала меня в этот ресторан.
– Да это все мелочи жизни, – раздраженно махнула рукой Танька, – на рестораны-то я как-нибудь заработаю.
– И как же? – заинтересовалась я. – Если собираешься открывать свой бизнес, бери меня в долю.
– Издеваешься все.
– И все-таки? Голодать вы, конечно, не будете. Но фотографы зарабатывают немного. И где ты возьмешь денег на очередные туфли к новому сезону?
Таня покраснела и принялась с преувеличенным вниманием рассматривать свой креветочный коктейль. А потом подняла на меня глаза и выпалила:
– Я на прошлой неделе встречалась с Василием, и он мне дал четыре с половиной штуки!
– Постой, а кто такой Василий? – удивилась я.
– Ну как же, Васька. Меня с ним познакомила Альбина, он меня еще возил в Египет на выходные.
– Ах этот!
И правда, полгода назад Татьяна, помнится, строила планы на какого-то безнадежно женатого толстеющего вице-президента крупной консалтинговой конторы. Почти две недели она прожила в шикарном номере отеля «Марриотт», который снял для нее этот Вася, потому что ему казалось зазорным ездить к ней в Кунцево. Они действительно съездили на три дня в Хургаду, откуда Таня возвратилась немного приунывшая, потому что в Египте, мол, плохие магазины, и лучше бы они отправились в Милан. Василий подарил ей пальто от Юдашкина и оплатил отбеливание зубов. Он перестал ей звонить, когда обнаглевшая Танька начала сначала мягко, а потом и более настойчиво намекать, что она не отказалась бы от нового авто.
– Откуда ты его откопала? – удивилась я. – Разве вы не поссорились?
– Еще как, – рассмеялась Танька, – он сказал, что я продажная девка, а я в ответ обозвала его жлобом.
– И с чего это он решил опять нарисоваться да еще и столько денег тебе подарить?
– А это я его нашла, – хихикнула она, – случайно получилось. Я была в салоне красоты, и со мной в приемной сидела баба. В разговоре выяснилось, что она и есть жена этого Василия. Мы так подружились! Она даже дала мне домашний телефон. И я ей позвонила, чтобы спросить рецепт отбеливающей маски для лица. А трубку поднял он.
– Представляю, как он удивился, – рассмеялась я.
– Не то слово. Вот я ему и сказала, что, если он не хочет, чтобы женушка узнала о его интрижках, пусть выкладывает десять штук.
– Постой, – улыбка сползла с моего лица, – ты хочешь сказать, что выманила деньги шантажом? Совсем спятила, что ли?
– А что такого-то? – выпучила глаза Танька. – От него не убудет, а мне деньги нужны. Но он все равно десяти не дал, жлоб. Сказал, что может дать только четыре с половиной.
– А мог бы вообще не денег дать, а хороший подзатыльник. Ты об этом подумала?
– Да ну, охота ему со мной связываться, – беспечно улыбнулась Татьяна, – проще денег дать. Тем более что для него эти четыре штуки – тьфу. Но вообще это хорошая мысль.
– Какая?!
– Я тут решила вспомнить, сколько раз у меня были женатые мужики. И вот что у меня вышло.
Она порылась в сумочке, висевшей на спинке стула, и выложила передо мной свернутый в трубочку список. Развернув его, я схватилась за голову: да по сравнению с Татьяной я просто непорочная девушка! Если еще предположить, что у нее были и холостые, не попавшие в хит-лист! Среди прочих в списке фигурировали и узнаваемые фамилии.
– У меня остались координаты большинства. С завтрашнего же дня начинаю обзвон.
– Тань, а может, не надо, а? – взмолилась я, хотя по решительному Танькиному виду было ясно, что от своего она не отступится.
– Надо-надо. Ты сама подумай, ведь каждый из них в свое время использовал меня. Почему это я не имею права на ответный ход? Конечно, десять штук может дать не каждый. Но уж спилить пару тысяч с индивида я как-нибудь сумею. А это получится, – она нахмурилась, подсчитывая, – больше ста штук. А ведь кто-то из них и три может не пожалеть.
– Но ведь всем этим мужчинам ты уже выставляла счета, которые они честно оплачивали. – Я попыталась вразумить эту ненормальную. – Вот Алик, например, – я ткнула пальцем в одну из фамилий, – он же купил тебе кофе-машину и свозил в Париж. Или Жора. Ты целый день зависала в ЦУМе с его кредитной карточкой.
– Это были просто подарки, – невинно улыбнулась Татьяна, – и кто тебе вообще сказал, что интимные отношения со мной можно приравнять к какой-то кофе-машине? И потом, а какого хрена они вообще женам своим со мной изменяли? Разве это хорошо с точки зрения твоей хваленой логики?
– Отныне моей хваленой логики больше не существует, – вздохнула я, – кажется, я вообще перестаю понимать, куда катится этот мир.
В телефонной будке было выбито стекло.
Сквозняк вкрадчиво забирался под его приподнятый воротник, грозя обернуться препротивной весенней ангиной. На мобильном кончились деньги, она ждала его звонка целый день. Вот он и решил купить в метро карточку и по старинке воспользоваться автоматом.
Лучше бы переждал еще несколько часов – тогда, возможно, ее агрессия постепенно сошла бы на нет. И резкий голос, от которого по коже бежали мурашки, не оглушил бы его из телефонной трубки.
– Ты, значит, вот так, да? – кричала она. – Пошел вразнос?
– Я никогда себя особенно ни в чем не ограничивал, – сухо ответил мужчина, отстраняя ледяную трубку подальше от уха. Не хватало еще и ухо простудить.
– Но сейчас… – она едва не задохнулась от возмущения, – сейчас это уже перебор, ты не находишь?
– Ты же знаешь, что на самом деле я тебя люблю. – Он вдруг некстати подумал о том, что если произносишь заветное «люблю» слишком часто, то слова теряют смысл. – Ты ведь… тоже.
Он осекся – ее личную жизнь они никогда не обсуждали.
– Что я? – взвилась она. – На что ты намекаешь?
– Да я не намекаю, я прямо говорю, – усмехнулся мужчина, – если я спрошу тебя, где ты была прошлой ночью… и позапрошлой… И субботней тоже. Что ты мне ответишь?
Она напряженно молчала.
– Ну ладно, не обижайся, – смягчился он, – сама понимаешь, обстоятельства.
– Иногда мне хочется умереть, – призналась она.
По ее голосу он догадался, что женщина плачет.
– Прекрати, – он тут же пожалел о своих словах, – ты ведь сама все усложнила. Я просто делаю то, что ты говоришь. Успокойся. Все у нас с тобой будет хорошо.
Модные веяния распространяются по Москве со скоростью вирусной инфекции. Законы, по которым в моду вдруг входит то или иное место (книга, спектакль, человек), непостижимы с точки зрения элементарной логики. Тот, кому посчастливится расшифровать эту формулу, мгновенно обогатится и прославится.
Иногда получается так, что мода ходит по кругу, упорно возвращаясь к уже пройденному. Казалось бы, столица давно переболела оккультизмом. У каждой порядочной развитой девушки найдется дома колода потрепанных карт Таро, или китайская Книга Перемен, или вращающийся столик для спиритических сеансов, или, на худой конец, хотя бы парочка колокольчиков в стиле фэн-шуй.
Так нет, в циничном 2005 году светские девицы вновь повадились доверчиво принимать возможное будущее из гадалкиных рук.
– Я к бабке ездила, – с важным видом объявила Альбина, когда мы с ней совместно прочесывали торговый центр «Атриум» на предмет нахождения в оном платья моей мечты. Наряда, в котором не стыдно было бы отправиться на свидание к Сыромятину.
Сначала я решила, что Аля говорит о какой-то родственнице, и не придала ее словам особенного значения.
Но не тут-то было.
– К деревенской бабке, которая предсказывает будущее по рассыпанному гороху, – невозмутимо уточнила она. – Ой, смотри, какое платье! Желтое, на лямочках, тебе пойдет.
– Желтый меня обесцвечивает, – машинально заметила я, а потом, усвоив наконец основную информацию, опомнилась и возопила: – Алька, с ума сошла?! Хочешь сказать, что ты в это веришь? Кстати, сколько ты этой пукательной бабке отвалила?
– Почему пукательной? – оскорбилась за чудо-бабку Альбина.
– Известное дело, что бывает с теми, кто неравнодушен к гороху, – фыркнула я.
– Ты ничего не понимаешь. Бабка уникальна. Я к ней перлась на автобусе целых два с половиной часа. Я там Римму встретила.
– Кого?
– Римму. – У Али было такое лицо, словно мы разговаривали как минимум о Бритни Спирс. – Она тоже в «Конвейере талантов» участвовала, только в самом первом. Сейчас возглавляет хит-парады.
– Так сколько бабка за раз зарабатывает на своем горохе?
– Да немного, сто пятьдесят долларов всего, – беспечно махнула рукой Альбинка.
– Ско-олько? – Груда вешалок выскользнула из моих рук и шлепнулась на пол. Продавщица неодобрительно покосилась на нас, зацокала языком и сквозь зубы процедила, что брать в примерочную больше трех вещей не положено. – Лучше бы купила новые туфли.
– Посмотрю я, как ты будешь веселиться, когда я скажу, что мне эта бабка предсказала. – Алькин голос понизился до зловещего шепотка. Я вдруг вспомнила, как в пионерском лагере, тысячу лет назад, подружка рассказала мне страшную историю об отрезанной красной руке, которая летает по ночам и душит тех, у кого бессонница. И как я потом неделю не могла уснуть, все косилась на форточку в покорном ожидании кончины.
– Ну и что? Беременность?
– Ну тебя! Сначала, когда она горох рассыпала, мне даже смешно было. Думаю, ну и облапошили меня. А она как зыркнет на меня, как заорет: «Не смей мне не верить, мне от этого работать сложно!» У меня даже мурашки побежали.
Я покосилась на Альбину и подумала, что она так инфантильна, что с ней иногда даже бывает сложно общаться. Сущий ребенок – даже несмотря на то, что ей нравятся только платья самых откровенных фасонов – воздушные кусочки ткани, предназначенные не скрыть, а подчеркнуть самые интимные дамские прелести.
– А потом она начала рассказывать про мою жизнь, – бубнила Альбина, – и ни разу не ошиблась. Она даже сказала, что позади у меня известное шоу.
– Ну конечно, она ведь могла видеть по телику «Конвейер талантов»!
– Не перебивай. И потом, у нее даже телика нет, она живет в полуразвалившемся домишке.
– Ну да, и зарабатывает сто пятьдесят долларов за сеанс. Уверена, что домик – это просто декорация, а на самом деле она носит вязаную норку, водит «Мерседес» и по субботам танцует в «Ферсте».
– Она рассказала, что впереди меня ждет слава и успех. И любовь, которая принесет одни неприятности.
– Ничего удивительного. Не надо быть ясновидящей, чтобы знать, что от любви вечно одни неприятности. Это всем женщинам известно. Пошли уж в примерочную.
Аля покорно засеменила за мной.
– Еще она рассказала, что у меня есть две близкие подруги, старше меня.
– Вот это больше похоже на правду. Блин, в следующем году мне тридцать. – Я повертела в руках серебристое коротенькое платье, весьма симпатичное. Интересно, тридцатилетним женщинам позволительно такое носить?
– Да подожди ты! И она заявила, что нашу дружбу ждет кризис. И что камнем преткновения станет мужчина!
– Альбина, замолчи. – Я вошла в примерочную, бросила тяжеленные вешалки на стоявший там кожаный табурет. – В нашей дружбе постоянно наступает кризис. И мы постоянно уводим друг у друга мужиков. А твоя бабка просто шарлатанка, и все тут.