Глава девятнадцатая

Приказ Верховного главнокомандующего (о котором он сам до сих пор ничего не знал) был, как и положено, доведён генералом Паттерсоном до всех поименованных лиц. Реакцию он вызвал неоднозначную, как принято выражаться. Поскольку министр обороны, министр ВМС, командующие родами войск и многие не первые, но весьма значительные фигуры военных ведомств не только были «личностями» сами по себе, с собственными политическими взглядами и точками зрения на многие относящиеся к деятельности и функциям вооружённых сил вопросы, но и представляли интересы различных кланов и группировок американского истеблишмента.

Некоторые были вполне лояльны к президенту и правящей партии, назначенные на свои должности нынешней администрацией, другие, из категории «несменяемых», занимали позицию крепких профессионалов – «мы будем делать своё дело и свою карьеру, а что там творится на Капитолийском холме и вокруг – не знаем и знать не хотим». Третьи принадлежали к «жёсткой оппозиции» и держались на своих местах как раз потому, что президент и даже его весьма шаткое «большинство» в Конгрессе и Сенате были слишком слабы, чтобы сместить этих людей или хотя бы убедить их играть по общим правилам.

В ряде случаев даже Сарториус не имел на многие круги и группы достаточного влияния. По принципу – «по воробьям из пушек не стреляют». Система «сдержек и противовесов» американского государства работала достаточно эффективно, и общая геополитическая линия, нужная и выгодная Сарториусу и его клану, выдерживалась. Так чего же более? Пока не вставал вопрос о превращении США в «корпоративное» государство по типу муссолиниевской Италии или «тоталитарное» гитлеровского типа, видимость свободной игры политических сил была даже полезна.

К примеру – куда выгоднее для «американской демократии» стереть в порошок неугодного военного, политика или финансиста, обвинив его от имени горничной отеля в попытке изнасилования, чем дать основание «врагам Америки» увязать репрессии, иногда очень жёсткие, с «независимой точкой зрения» того же командующего Тихоокеанским флотом.

Как раз он первый счёл возможным заявить Паттерсону о своём несогласии с приказом, долго и возбуждённо доказывал, что подобное граничит с государственной изменой, независимо от того, кто именно принял решение. Да хотя бы и президент. Не для того Америка семьдесят лет после Второй мировой войны выстраивала систему своей военной и военно-морской мощи, чтобы одномоментно от всего этого отказаться! А что начнётся в тех странах, откуда уйдут оперативные соединения флота?

– Вы плохо помните события семьдесят пятого года, когда американцы и миллионы южновьетнамцев панически бежали из Сайгона? Завтра же по всей Юго-Восточной Азии начнётся дикая резня наших сторонников, – брызгал слюной прямо на экран монитора потерявший всю свою респектабельность и холодную сдержанность адмирал флота Гарольд Макэлрой.

– Вы тех событий тоже не помните, – осадил собеседника Паттерсон. – Разве что по телевизору картинки видели… – усмехнулся он.

– Я как раз тогда начинал службу и именно во Вьетнаме, – огрызнулся адмирал.

– Значит, за сорок лет должны были усвоить, что приказы положено выполнять, независимо от того, нравятся они вам или нет. Иначе вам придётся доживать свои дни без этих шикарных нашивок до локтя. «Увольнение с позором» я вам могу обещать прямо сейчас. А военный суд может принять ещё более строгое решение. Вас это не волнует?

– Вы не посмеете! – почти взвизгнул лощёный адмирал с элегантной, «голливудской» причёской густых, платиновой седины волос.

– Посмею, Гарольд, и ещё как! – Паттерсон подсунул прямо под объектив видеокамеры лист президентской «индульгенции». – Читайте. Если не одумаетесь в ближайшие две минуты, славные ВМС США продолжат своё плавание уже без вас. А главный военный прокурор, прочитав этот же документ и моё представление, отвесит вам ровно столько, чтобы всю оставшуюся жизнь вы проклинали этот день и эту минуту…

Паттерсон не выносил моряков, а этого – в особенности. Были у него на то серьёзные основания. И сейчас он откровенно наслаждался, унижая Макэлроя, у которого звёзд на погонах было столько же, сколько у него самого, да вдобавок одна широкая и четыре средние нашивки на рукавах пошитого у лучших портных Сан-Диего кителя.

Адмирал шумно выдохнул воздух и кивнул, кусая губы:

– Будь по-вашему. Но не думайте, что я забуду этот разговор, сэр!

– Ничего не имею против, сэр! Но ещё раз обращаю ваше внимание – вы обязаны выполнить приказ точно и в срок. И примите все меры к недопущению возможных террористических актов. Пусть ваши люди перероют свои корабли от киля до клотиков и озаботятся выявлением всех «неблагонадёжных». Не смею вас больше задерживать.

Адмирал несколько секунд смотрел на погасший экран, облегчая душу доступными английскому языку ругательствами, а потом вдруг замолчал и задумался. Чего-то он, пожалуй, не уловил. Обстановка «за бортом» явно изменилась. И сам приказ, и документ президента, позволяющий Паттерсону такой тон и такие действия, – всё это означает резкую смену курса по команде флагмана «Поворот все вдруг!». И что бы он сам сделал с командиром корабля, вздумавшим запрашивать у него, комфлота, объяснений по поводу этого семафора, а тем более – выразившим протест против такого маневра.

Да, думать надо и по своим каналам попытаться узнать о настроениях в Белом доме и вокруг. А свои, и очень влиятельные, каналы у него до сих пор были. С выходом на людей, способных и Паттерсону с его бумажками голову скрутить, и кое-кому повыше. Только пора ли это делать прямо сейчас или немного подождать развития событий – Макэлрой ещё не понял.

…Прямо из пустого «холла» ресторанного туалета, где, на удивление, не было ни одного человека, как и в дюжине кабинок следующего помещения, Новиков с Шульгиным и профессор снова переправились в Замок. Теперь формула этой «операции» была внесена в память блок-универсалов, и одно нажатие кнопки соединяло любое место любой из реальностей с точкой последнего пребывания в Замке. Нужно было просто сделать шаг сквозь на мгновение ставшую прозрачной зеркальную стену розового с белым кафельного зала туалета и оказаться посередине всё того же, полусумрачного, но расцвеченного яркими, праздничными, почти голографическими витражами бара.

Переход осуществлялся хоть и с помощью аггрианского прибора, но по принципиально иной, форзелианской методике, не «пробивавшей» напрямую реальный пространственно-временной континуум, а как бы всего лишь замыкая друг на друга находящиеся в одном многомерном пространстве ячейки Гиперсети. Там, где никаких понятий о времени и расстоянии в «человеческом» смысле вообще не существует. Оттого в материальном мире этот процесс никак не отражался и на него не воздействовал.

Теперь они могли сколь угодно долго решать свои дела в Замке и в любой из разрешённых параллелей, и вернуться на ГИП по собственному желанию в любое из мгновений, следующих за их перемещением в Замок, но ни в коем случае не предшествующее ему! Но если Воронцов, Левашов или кто угодно другой передал бы им сигнал о необходимости возвращения, то обратный переход был возможен лишь в момент «после вызова». На первый взгляд – пресловутый парадокс, а при более внимательном рассмотрении – всё вполне логично.

Зато здесь их сразу охватил покой. Примерно такой, что испытывают солдаты, отведённые с передовой на переформирование. Будто зашли за гряду холмов, отрезавших звуки даже артиллерийской стрельбы, – и сразу получили приближающуюся к ста процентам гарантию, что ни с кем из них в ближайшее время ничего плохого не случится. Само же по себе «ближайшее» – понятие очень растяжимое.

Тысячу лет назад написано, а не прибавить, не убавить, несмотря на весь так называемый «культурный и технологический прогресс человечества».

Ужинать по времени было ещё рано, да и смысла никакого, только что ведь из-за стола, пусть и весьма лёгкого. Вновь садиться – когда голод даст о себе знать, и тогда уже, как в прежние времена, основательно, за полночь, и чтобы застольная беседа сопровождала ужин. Как в диалоге Платона «Пир», к примеру. О чем там Сократ с приятелями рассуждали? О вреде пьянства, кажется, и о прелестях любви. Или наоборот. Перечитать бы невредно.

Жаль только, что компанию им составят только эти девушки с витражей. Посмотрели бы они сейчас, повзрослевшие на тридцать лет, как их приукрасил и какими сохранил для истории, не только земной, но и галактической, их бывший приятель.

День сегодня у друзей получился до чрезвычайности длинный и перенасыщенный, информационно и эмоционально. Хорошо бы отвлечься чем-то совсем посторонним, интересным и необременительным. Верхом бы покататься по окрестным прериям в компании глядящих из глубины подсвеченных голограмм девиц. Выяснить, наконец, практическим путём, можно ли действительно, без крайне неприятных последствий носиться по степям сумасшедшим аллюром только лишь в кружевных панталончиках и кружевных же, по моде тех времён, золотистых чулках, вставив в стремена алые туфельки на высоченных шпильках.

Еще тогда, только закончив это произведение искусства и своих эротических фантазий, Сашка подвергся критическим нападкам товарищей, знавших толк в верховой езде. Они подробно объяснили другу, как именно будет выглядеть и как выражаться прелестная Людмила, если он заставит её на самом деле прокатиться в подобном наряде хоть пару километров.

Шульгин, в свою очередь, ссылался на античные изображения амазонок, скакавших верхом совсем голыми, да вдобавок и без сёдел.

– А тут, если седло бархатом крытое, а чулки и трусы где надо кевларом подшиты, так и вполне нормально… Главное, шенкелями держаться!

Как давно всё это было…

На лифте поднялись к своим номерам, в которых жили с самых первых дней появления в Замке и где всё осталось точно таким же, как в момент «Исхода», отплытия на только что построенной «Валгалле» в неизвестность. Переодеться в одежду попроще и заодно слегка перенастроиться на прежний психоэмоциональный стиль.

– А дальнейшие планы какие? – спросил Удолин.

– Пойдёмте в оружейную мастерскую, – предложил Шульгин. – У меня давно уже одна идейка завелась, да всё руки не доходили. Посмотрим, позволено ли мне будет её воплотить…

– С чего такие сомнения – раньше ведь Замок не препятствовал, – спросил Новиков. – С карабином тем, с автоматами…

– Видишь ли… – Шульгин вдруг замолчал. – Не буду пока ничего говорить. Сразу автоматике задание предложу…

Слова друга Андрея слегка удивили. Чего уж только они в Замке не творили, начиная от похода в «нечеловеческие» его секции и горизонты и заканчивая созданием зоны, защищённой от самого Замка, по принципу известного парадокса: «Может всемогущий Бог создать камень, который сам не сумеет поднять?» Замок сумел, и теперь где-то в лабиринте этажей, коридоров и лестниц так и стояла стилизованная под довоенную коммуналку квартира, в которую Замок никаким образом не мог проникнуть, в облике ли Арчибальда или любой другой ипостаси.

Зато из неё однажды удалось попасть вроде как в Москву девятнадцатого века, оказавшуюся иллюзией, а сквозь иллюзию – за пределы «пространства Замка». Та ещё вышла шуточка. Наглядно, между прочим, доказавшая, что и Замок можно обмануть. На каждый хитрый приём, понятно, только один раз его взять можно. Но кто сказал, что умный человек следующий раз ещё что-нибудь свеженькое не придумает, для нечеловеческой сущности непостижимое? Есть же в Галактике раса, у которой отсутствует понятие времени. Вообще. Нормальному землянину их образ жизни и мышления тоже сугубо непонятен.

– Нет, молодые люди, ваши смертоубийственные железки меня не прельщают. Исключить человека из числа ныне живущих можно гораздо проще и аккуратнее без их помощи, а с точки зрения эстетики есть творения человеческого гения не в пример более привлекательные. Так что я, с вашего позволения, лучше в библиотеку направлю свои стопы…

Моментами в голове у профессора что-то перемыкало, и он начинал говорить вычурно и старомодно, хотя вполне владел языком, применительно к каждому историческому периоду и социальной группе собеседников.

– Вы там поаккуратнее, в библиотеке, – предупредил его Андрей, вспомнив о своих в ней приключениях. – Бывает, привидения материализуются, персонажи книг опять же. Монстры всякие между полками подстерегают. И учтите, что каждый зал тянется на километры, и дорожных указателей нет. Если заблудитесь, просто подходите к ближайшему лифту, какой увидите на перекрёстках галерей, входите и нажимайте любую кнопку. Довезёт, куда надо…

– Я это уже неоднократно слышал, от вас в том числе, – ворчливо ответил Удолин. – Не учите меня работать с библиотеками. Я, кстати, и в Вавилонской бывал, и в той, что попытался описать Умберто Эко. Так что не нужно меня стращать… Лучше не забудьте позвать, когда соберётесь ужинать.

Новиков с чувством лёгкой грусти, что охватывает почти любого человека при посещении мест, где ему в молодости было хорошо, ходил по своему номеру, заглядывая в ящики и трогая забытые или просто брошенные в суете эвакуации предметы. Как будто и не минуло почти тридцать лет с тех дней, когда он разговаривал отсюда по телефону с Воронцовым, предупреждая его о необходимости срочно готовить пароход к выходу в море. Поскольку в Замке оставаться стало уже критически небезопасно…

Рядом с телефонным аппаратом на тумбочке лежал плоский испанский пистолет «Лама Омни», одно время (пока не наигрался) ему очень нравившийся. Пыли на пистолете и лакированной поверхности тумбочки собралось ровно столько, как если бы он ушёл из номера недели две назад и горничная с тех пор не убирала…

Конечно, не убирала, вон и пепельница стоит с двумя окурками. Один сожжён до фильтра, другой длинный, смятый, словно тогда Новиков затушил его в спешке и нервничая.

Андрей нашёл в шкафу сильно вытертые вельветовые джинсы и рубашку типа «сафари» с короткими рукавами, переобулся в невесомые мокасины, сплетённые из тонких кожаных ремешков, пистолет привычно сунул сзади слева за ремень, предварительно проверив, есть ли патрон в патроннике. Без оружия он давно уже чувствовал себя, как без штанов в людном месте (кроме пляжа), да и вообще Замок – это хуже, чем кантовская «вещь в себе». Столкнёшься в коридоре с супертарантулами вроде тех, на которых испытали впервые Сашкины «ртутные карабины» – уж лучше самому застрелиться, чем ждать, пока он использует на тебе свою методику внешнего пищеварения. Впрочем, тринадцать патронов с экспансивными пулями в магазине давали шанс и отбиться – от паука по крайней мере.

В мастерскую они прошли через несколько галерей, напоминающих залы Петербургского (для них по старой памяти – Ленинградского) артиллерийского музея, только были они ещё длиннее, мрачнее, потому что за стрельчатыми окнами в стенах трёхметровой толщины располагался не уставленный пушками всех времён и народов двор, а не пойми что. В какие-то иные планы бытия выходили эти окна, и смотреть в них не хотелось. Как с космической станции – на океан Соляриса.

По сравнению с музеем в этих галереях лежало на полках и стояло в открытых пирамидах и застеклённых витринах раз в пять, наверное, больше единиц «ручного стрелкового оружия». То есть абсолютно всё, что было изготовлено серийно, хотя бы самыми малыми партиями на оружейных заводах и в мастерских Земли с момента изобретения унитарного патрона и по настоящий момент. С тех пор как Андрей с Сашкой были здесь последний раз, количество экспонатов значительно увеличилось – больше четверти века как-никак на ГИП прошло. Отчего и протяжённость залов заметно возросла.

Но по странной прихоти (или – тонкому расчёту) Замка в музее не было никаких конструкций из «параллелей», тем более – продукции военно-технического гения иных, внеземных цивилизаций.

Сама «оружейная мастерская», где Шульгин конструировал свой карабин под «ртутные пули», осталась такой же, словно они покинули её час назад. Так же стояли у стены и валялись на столах для разборки-сборки и чистки ранние прототипы карабина, чем-то изобретателя не удовлетворившие. Замок всё сохранил в неприкосновенности. Снова окурки в пепельнице (свежие, только что затушенные) и полупустая коньячная бутылка на столике рядом со стеклянной дверцей репликатора. Не только огнестрельные изделия, изготовленные согласно введённой в компьютер программе, за ней возникали при правильно введённой команде, но и кое-что попроще.

– Знаешь, мне снова немного не по себе, – сказал Новиков. – Не для нормальной психики всё это. Четверть века прошло, а окурок, что я тогда раздавил, чуть ли не дымится…

– И коньяк, наверное, не выдохся. Что тут поделаешь – загадки природы. Если всё это имеет место – так и должно быть.

– Да понимаю я всё. А так, моментами, аж передёрнет вдруг.

Андрей сел боком на край стола, достал портсигар, а Шульгин разлил в серебряные чарки не допитый в прошлый раз по не зависящим от них причинам «Арарат ОС». Тогда они, получив возможность продегустировать почти все знаменитые марки, сочли, что от добра добра не ищут, и в основном употребляли люксовые отечественные сорта.

– Ну, чтоб не передёргивало. Считай, на полчасика опять в молодость вернулись.

Андрей медленно, как густой ликёр, выцедил терпкий напиток с отчётливым дубовым привкусом. Без всяких ароматизаторов «идентичных натуральным». Всё ж таки заливали в бочки этот «будущий нектар» ещё в шестидесятые годы. В школе они тогда с Сашкой учились.

– Да, пожалуй, – вздохнул он.

Посидел несколько минут, как бы ни о чём не думая, рассеянно затягиваясь и выпуская дым… Да, «Дым». В спрятанных внутри стенных панелей динамиках (или вообще просто в воздухе) вдруг негромко зазвучала тех же примерно лет песня с этим названием. Умели тогда трогающие души мелодии писать. Не то что та бредятина, доносящаяся теперь из проезжающих по улицам автомобилей, с громкостью, за сто метров рвущей барабанные перепонки.

А чего зря удивляться? Развивались, развивались и доразвивались до машин с кондиционерами, круиз-контролем, массирующими водительскую задницу креслами и динамиками, вбивающими в уши сто пятьдесят децибел «тамтамной сонаты» племени мумбо-юмбо.

– Спасибо, – повинуясь неожиданному чувству, сказал Новиков в сторону источника мелодии.

– Кому это ты?

– Кому ещё – ЕМУ. Угадал настроение, заботливый наш, – ответил Андрей. – Ладно, проехали. Давай, говори, что ты на этот раз придумал, – спросил он Сашку, тоже к чему-то прислушивающемуся. Очень возможно, он сейчас слышал совсем другое, например, чуть не до слёз трогавшие его когда-то «Осенние листья».

– Сказал же – молча всё делать буду… – отмахнулся тот.

Шульгин пересел на вертящееся кресло перед клавиатурой здешнего компьютерного терминала, не слишком похожей на общепринятую. Но когда они впервые попали в Замок и обучались, в том числе и электронной премудрости, в их «земной» жизни «ПК» ещё не было, только Левашов привозил из плаваний самые первые «Эпплы» и «Макинтоши», которые использовал далеко не по прямому назначению. Так что форзелианские адаптированные устройства они сразу восприняли как данность. Потом уже к «человеческим» пришлось привыкать.

Сашка щёлкал кнопками довольно долго, используя некоторые дополнительные панели, в том числе и сенсорные. Наблюдать за этим было скучно, и Андрей пошёл в ближайший экспозиционный зал, присмотреть себе пистолет «из новых», а то действительно как ретроград какой-то, дальше «вальтеров» и «беретт» не продвинулся. Замок, будто истинный коллекционер, собрав все мыслимые раритеты, не пропускал теперь ни одной новинки, шагая в ногу со временем.

К разочарованию Новикова, прогресс и в области стрелкового дела фактически завершился, как в автостроении и авиации. Конструкторы в основном развлекались внешним дизайном да эргономикой, в чём, по мнению Новикова, не слишком преуспели. Как кому, а ему хоть пресловутый «08», хоть браунинг «Хай пауэр» казался милее и удобнее, чем всякие заполняющие новые витрины «FNX», «Глоки» и «Чезеты».

Аналогично в двадцать первом веке обстоит и с машинами – разве сравнишь «Хорьх» тридцать восьмого года с какой угодно из современных моделей? Есть ли сейчас такая, чтоб увидел и сердце замерло? Не «Порше» же «Кайенн» и не «Форд Навигатор» – помесь элитного катафалка с дизайнерской мыльницей.

Он повертел в руках постмодерновый на вид, сделанный наполовину из лёгких металлов и углепластика пистолет. Пострелять бы, конечно, стоило, для сравнения, но и тут едва ли что-то кардинально изменилось. Ну, выбивал он из Марголина девяносто семь из ста на двадцать пять метров в круглую мишень. Даже если из этого сделаешь девяносто девять (что заведомо вряд ли) – что толку? А кто в принципе нормально стрелять не умеет – так ему лучше дробовиком двенадцатого калибра пользоваться.

Когда Андрей вернулся в мастерскую, Сашка уже допил остатки первой бутылки, сотворил вторую такую же и вдобавок пепельницу наполнял окурками с пугающей скоростью.

Хорошо, что он давно уже пользуется не своим исходным физическим, а «восстановленным» эфирным телом. То есть с какой угодно точки зрения, кроме удолинской некромантской, Шульгин как был человеком, так и остался, но в силу определённых обстоятельств одной из семи своих астральных составляющих он лишился, и пришлось её с помощью Антона заменить следующей оболочкой, придав ей необходимые свойства. Разницы практически никакой – ни биохимической, ни генетической, – как если бы у человека вместо выпавшего зуба вырос новый. Вырос и вырос, что тут такого.

Разница заключалась лишь в том, что теперь и без гомеостата его организм был многократно меньше подвержен воздействию всевозможных вредных факторов окружающей среды.

Убить его из огнестрельного оружия было по-прежнему можно, кожные покровы в подобие кевлара не превратились, но вот разного рода инфекции, яды, жёсткое излучение на организм Шульгина почти не действовали, потому что, став физическим, тело всё же сохранило некоторые свойства эфирного, а мировой эфир, как известно, с материальным на атомно-молекулярном уровне взаимодействует слабо.

Поэтому Сашка мог бы сейчас не курить табак, а вдыхать, допустим, дым горящего фенолформальдегида. Удовольствия, конечно, никакого в отличие от хорошей сигареты, но и вреда тоже.

В этом вся и тонкость разных некромантских и прочих магических штучек, которых вокруг, с момента тесного контакта «Братства» с Удолиным, становилось всё больше. Как в известном рассказе Шекли «Опека».

Все фигуранты (если можно так выразиться) команды Константина Васильевича, как известно, неоднократно на протяжении минувших веков подвергались разным видам мучительных казней то инквизицией, то маврами, то более сильными коллегами по ремеслу, однако и ныне продолжали существовать в сравнительно первозданном виде. И все (что особо удивительно) оставались жизнелюбами, эпикурейцами в самом широком смысле этого термина. То есть огонь костра, допустим, при соблюдении должных ритуалов их, конечно, сжигал, но – как бы и не насовсем. Всегда оставалось что-то, из чего можно было возродиться. А вот всяческая пища, напитки и прочие радости жизни на них действовали совершенно по-человечески, только с бóльшим эффектом и без обычных для «нормальных» людей последствий. Не зря Шульгин приходил в ярость, глядя, как они старательно, с полной самоотдачей распивают и поедают старательно наполненные им в своё время винные и продуктовые погреба форта. Причём не убирая за собой.

А в эпоху позднего Средневековья, как выяснилось, их даже новомодный, из Америк завезённый сифилис не брал!

– Ну, что тут у тебя? – спросил Андрей, видя, что друг вертит в руках устройство, напоминающее одновременно автомат Калашникова, английский «Стерлинг» и некое оружие будущего из фантастических фильмов. Намётанный глаз выхватывал отдельные элементы того, другого и третьего, при этом было понятно, что «машинка» вполне себе оригинальная.

– Да вот. Как раз то, что я говорил. Удастся в очередной раз обмануть Замок или нет… – ответил Сашка, странно улыбаясь. Как будто в детстве, совершив какую-то пакость, напряжённо ждёт, чем это для него закончится. Сумеет «отмазаться» или получит «по полной программе». Неважно, от кого.

– В чём, собственно, обмануть?

– Антон же утверждал, что галактическими законами запрещено снабжать недоразвитые расы «нечеловеческой» техникой? Мы согласились, получили «адаптированных» роботов и сумели вернуть им исходные ТТХ. Потом с «квартирой» моей. Замок тоже не врубился, что я на самом деле прошу и какие из реализации моей просьбы могут быть последствия. А теперь я решил сконструировать не существующее на Земле ручное оружие, работающее на неизвестных принципах. Возможно – даже с нарушениями земных же законов природы. Но – вполне популярное в западной фантастике. В нашей отчего-то почти не упоминается.

Вслух я ничего о своих намерениях не говорил, даже думал в ту сторону как можно осторожнее. Просто ввёл задание в достаточно автономный, как мне объяснил Скуратов, компьютер, обслуживающий Музей и мастерскую. Он уже привык, что я ему всякие нестандартные задания давал, например сделать для карабина какой-нибудь компенсатор, хоть и антигравитационный. Получилось. По теории отдача с моим патроном под ртутные пули и с герлиховским сужением ствола должна была быть как у ПТР, а в натуре вышла не сильнее, чем у СКС. В суть принципа я не влезал – не для слабых умов задачка.

А компьютер-конструктор в том смысле автономный, что Замок как личность не контролирует его постоянно, как и другие свои органы и эффекторы. Ты же не следишь, за исключением особых случаев, за выработкой надпочечниками и панкреасом адреналина и инсулина? Только когда прижмёт как следует, начинаешь анализы делать. Так и Замок. Помнишь, как мы в неположенные уровни залезли?

– Ещё бы не помнить. – Новиков передёрнул плечами.

– Вот я и решил, что если компьютер задание сглотнёт, то и будет его выполнять, исходя из своих межгалактических возможностей. А Замок этого не заметит…

– И?

– Ну, вроде получилось…

Шульгин вскинул «автомат» к плечу, навёл ствол на самую обычную мусорную корзину, куда бросали использованную ветошь после чистки оружия.

Сашка обычным движением плавно выбрал спуск. Выстрел, которого Андрей инстинктивно ждал, не бабахнул, даже не лязгнули детали затвора. А корзина исчезла. Совсем. Как её и не было. Не осталось ни горстки пепла, ни запаха.

Сашка опустил оружие и довольно ухмыльнулся:

– Ну, как?

– Куда ты её закинул? В прошлое, в будущее, в астрал? – стараясь не подыгрывать Шульгину, почти равнодушно спросил Андрей.

– Если бы! Как у Стругацких в «Полдне» – превратил в воздух и солнечный свет. Это, видишь ли, молекулярный деструктор. Может ли он существовать на самом деле – я понятия не имел. Но кому-то из фантастов, скорее всего – западных, такая штука в голову пришла, он его в свою книжку вставил, и … Как говорил то ли Маркс, то ли Жюль Верн: «Всё, что один человек способен вообразить, другие могут осуществить». Маркс вон «пролетарскую революцию» вообразил, и тут же нашлись дураки…

Ну а я компьютеру объяснил, что имею в виду, как, на мой взгляд, это должно работать, и предложил воплотить в заданных параметрах, не ограничивая себя в полёте фантазии и не опасаясь плагиата, если такая штука где-то уже запатентована. Вот он и воплотил. Теперь ещё можно над дизайном и прочими прибамбасами поработать, кое-что мне не совсем нравится. Но действующий прототип – вот он! Ближе к идеалу, чем пулемёт «максим» к «ПКМ». На дистанцию до двухсот метров разлагает на молекулы любой органический объект с фокусируемым углом раствора луча в сколько-то там градусов, угловых минут и секунд. В общем – как раз примерно медведь целиком в зону поражения входит…

– А если больше? Динозавр, например? – искренне заинтересовался Андрей.

– Это уж… – пожал плечами Сашка. – Какая-то половина или треть деструктируется. Остальное следующими выстрелами убирать придётся, если надо. Но то, что останется, тебя уже точно не обидит…

– Забавно. – Андрей достал очередную сигарету. – И стопроцентная поражаемость, и никаких следов. Был человек, и нету… Удобно. Особенно для киллеров.

– Ага. Только для законопослушных граждан ещё более. В случае самообороны, чтоб потом на нарах не париться. Как в том фильме: «Вещей нет, начальник, кражи не совершал!»

– Портативности бы добавить. Чтоб в кармане помещался. И вообще на оружие не походил. А то наши портсигары так всё же не умеют. Сжечь, расплавить, парализовать – да, а чтобы бесшумно и бесследно… А нормальный ствол зачем и магазин?

– Да я именно как автомат это себе представил. Стреляет из верхнего обычными патронами… Ну, не совсем обычными, тут тоже хитрости есть, но всё же. В основе «45 АПК», только гильза в полтора раза длиннее. Пули можно экспансивные, можно бронебойно-зажигательные. Бой на сотню метров то как у «АКМ», то как у «Томпсона», по вкусу, но легче и портативнее того и другого. А второй ствол – это уже сам деструктор. Издалека за подствольник сойдёт… Главное, работает идея. А вариаций на тему сколько угодно наклепать можно…

– Эх, Александр Иванович, – раздался вдруг знакомый баритон, звучавший на этот раз весьма сокрушённо. – Я всё время вас недооцениваю. Стоит только из внимания выпустить – вы тут же начинаете безобразия вытворять и все мыслимые законы попирать…

Друзья оглянулись. В проёме двери стоял Арчибальд-настоящий (его массогабаритная копия сейчас присматривала за Сарториусом), засунув большие пальцы рук за поясной ремень. И смотрел на них с тем же примерно выражением, как учитель слесарного и токарного дела Николай Николаевич, застигший их за изготовлением в школьной мастерской деталей гениально спроектированного самопала.

Ну один в один ситуация, будто и не прошло с тех пор четыре десятка лет.

Но то, что Замок немедленно не приступил к репрессиям, а прислал для разборки на месте всего лишь Арчибальда, внушало надежду. Договориться скорее всего удастся. Вопрос лишь – на каких условиях. Учитель труда, нестарый ещё фронтовик, лишённый понятий о «правах ребёнка» и «ювенальной юстиции», отвесил каждому по хо-орошему подзатыльнику, после чего забрал ствол, пружину и заготовки спускового механизма, усадил на лавку и, не стесняясь нецензурной лексики, объяснил, что им всем троим (именно!) грозит по нынешним законам за такое «народное творчество».

– А что за претензии, друг? – не растерялся Сашка. От обращения «друг» «сердце» у Замка таяло, как сливочное мороженое в августовскую жару. Не раз проверено. – Это ж пока просто эксперименты…

– Надо мной? – вполне благодушно спросил Арчибальд.

– Над возможностями собственного разума и психики. Да ты всё и сам слышал. Времена нам предстоят тяжёлые, использовать мы решили всю имеющуюся в нашем распоряжении технику, а тут вдруг кинулись – кое-чего не хватает. Причём сущей мелочи – как прибора бесшумной и беспламенной стрельбы в арсенале разведчика. Авиационный или ракетный удар на цель вызвать по радио может, а часового у ворот по-тихому снять нечем. Вот и пришлось заняться самодеятельным техническим творчеством. Мы, знаешь, в детские годы не избалованы были, развлекательной индустрии не существовало, оборонная промышленность из отходов танкостроения только заводные машинки весом в полкило и велосипеды «Орлёнок» «по ширпотребу» штамповала, поэтому сами изощрялись, как могли. Благо, кружков всяких в Домах пионеров хватало…

Иногда Сашка, подражая Удолину, начинал плести словесные кружева, забалтывая слушателя до полной потери ориентации во времени, пространстве и «сфере чистого разума». А уж когда взял курс уроков у Виктора Скуратова, нобелевского лауреата за труды по машинным и нечеловеческим логикам, так стал моментами вообще непереносим.

По крайней мере, с Арчибальдом предыдущих версий справлялся без особых усилий.

Ещё одна тайна природы, кстати, не разрешённая даже профессорами чёрной и белой магии из команды Удолина. Каким это образом машина с околосветовой скоростью прохождения нервного импульса и на сотни порядков большим числом нейронов, аксонов и прочего ухитряется проигрывать человеку, имеющему мозг весом полтора килограмма и до ужаса медленные, на биохимических реакциях основанные процессы мышления?

Причём именно при решении задач, где нельзя воспользоваться простыми аналогиями или тупым перебором вариантов, пусть и со скоростью миллиард операций в секунду.

Так, компьютер выиграл матч у Каспарова, но большой вопрос – обыграл бы он Капабланку или Алёхина? И тот и другой блистали именно в комбинационной игре.

– Вот я и подумал, – не умолкал Шульгин, – всякое может случиться, поскольку мы решили лично в Кэмп-Дэвид наведаться. Терпеть ненавидим по глобусу боевыми действиями руководить. Мы, знаешь, как генерал Скобелев – в белом кителе с шашкой впереди атакующих колонн! И роботы не всегда под рукою окажутся, чтобы своими телами командиров прикрыть. Опять же – наличие ненужных трупов в неподходящем месте может сильно осложнить ситуацию. Во всех детективных книжках почти все сюжеты именно вокруг этих самых трупов крутятся. Начиная с первой страницы.

А я в институте химию, физику, биологию и прочие сопутствующие науки изучал, откуда знаю про межмолекулярные связи, слабые и сильные взаимодействия между атомами и тому подобное. Не может быть, думаю, чтобы братья по разуму, даже с временем управляющиеся, не знали, как дистанционно эти самые связи мгновенно ликвидировать…

Арчибальд поднял руку, чтобы остановить поток Сашкиного красноречия.

– Ты совершенно прав, Александр, ты ничего не нарушил в рамках своей компетенции и в очередной раз доказал изощрённость своего разума. Я бы, конечно, не позволил заполучить такое оружие от меня. В определённых случаях оно может представлять угрозу для самого существования человечества…

– Знаем, читали, – включился в разговор Новиков. – У нас фантасты чего только не придумали. Про «Абсолютное оружие» Шекли слышал? Потому, я так понимаю, Саша и ограничил свою «пушку» имеющимися параметрами. Оцени. И дальность, и ширину луча предусмотрел, и даже то, что она только по органике работает. Даже случайно промахнувшись, дом не обрушишь или там мост… Не говоря о возможности дематериализовать целую планету. Притом что без всякого твоего участия мы легко можем организовать взрыв склада атомных боеголовок под Скалистыми горами…

– Да, всё верно. Я уже оценил, потому никаких репрессий к вам применять не собираюсь. Забавляйтесь своей игрушкой. Но других не получите. Я вообще, наверное, запрещу всем эффекторам выполнять любые ваши команды без согласования со мной.

– Ну, ты даешь! – очень натурально возмутился Сашка. – Это я что же, за разрешением на каждую кружку пива бегать к тебе должен? Тогда, знаешь, лучше мы вообще с тобой связываться не будем, раз такое неприкрытое нарушение элементарных прав личности…

Это тоже был испытанный приём. Замок очень хотел, чтобы люди с ним именно «дружили», а не имитировали хорошие взаимоотношения из страха или корысти. Он ведь, познакомившись с Воронцовым, сразу начал терпеть не слишком деликатные выходки, а потом и прямой шантаж последнего. Наверняка ведь, чтобы не утратить налаживающегося взаимодействия, и Наталью для него создал. Переформатировал обычную, в общем, женщину в идеальную подругу, совсем немного вмешавшись в структуру личности. И теперь на подсознательном скорее всего уровне Дмитрий считает себя Замку обязанным. А очень возможно, что всеобщая любимица Наталья Андреевна в определённом смысле тоже немного Арчибальд. Влияет на мужа согласно заданной программе, как хорошая жена, никак себя не расшифровывая. Новиков об этом сразу же задумался, как только Воронцов их познакомил, и наблюдал за этой оригинальной парой сколько уже лет, но никаких отклонений от нормы не заметил.

К Андрею с Шульгиным Замок относился аналогично: существовать без регулярного взбадривания их выходками давно уже не хотел и, наверное, не мог.

– Во-первых, мне этот «деструктор» ещё до ума доводить надо. Без изменения ТТХ, – успокоил Сашка Арчибальда. – Когда будет готов – вторую копию для Андрея сделаем. И всё. Даже пистолетный вариант пока отложу…

– Ну хорошо, хорошо. Заканчивай свою игрушку. Беды от неё в ваших руках, пожалуй, и никакой. А чтобы никто другой не воспользовался – предохранитель типа «свой-чужой» добавь. А в дальнейшем… Такой вариант вас устроит: если вы придумаете ещё что-нибудь, способное коренным образом изменить земные законы природы или существующий на Земле порядок мироустройства, вы предварительно обсудите это со мной? – сказал Арчибальд, тоже садясь на край стола и беря у Новикова «деструктор», чтобы его рассмотреть повнимательнее.

– Для этого нам придётся изучить полный список действий, способных привести к названному тобой результату, – откровенно уже веселился Шульгин. – А то мне это напоминает случай из советских времён, когда я давал подписку о неразглашении служебных и государственных тайн. Вполне нормальным образом поинтересовался, нельзя ли предварительно ознакомиться, что в нашем институте к таковым относится. На что получил аргументированный ответ – «перечень служебных и государственных тайн сам по себе проходит по категории секретности высшей, чем уровень положенного вам допуска». И на всякий случай мне степень допуска ещё на одну ступеньку понизили. Что оказалось впоследствии весьма для меня полезным. Я хоть получил право проводить отпуск по собственному усмотрению, а не в ведомственном пансионате за колючей проволокой. Но за границу всё равно не выпускали, даже в Болгарию.

– Ибо оттуда вплавь легко можно переправиться в Турцию, – пояснил неизвестно для кого Новиков. Замок все тонкости жизни в СССР знал и без него.

– Давай без демагогии, Саша, – устало сказал Арчибальд. – Я ещё подумаю, как от тебя обезопаситься. А теперь не перейти ли нам к делу?

– Какому? – удивился Шульгин.

– За которым вы пришли. Как вам Америку добивать. Я прав?

– Ну, не совсем, – осторожно ответил Андрей. – Никого мы добивать не собираемся, мы люди мирные, последние тысячу лет только защищаемся. То от хазар, то от монголов и тевтонских рыцарей одновременно, то от шведов, поляков, англов с франками. От немцев неоднократно. Надоело немного. Неужели, думаем, русские люди такого же права на мирную спокойную жизнь не имеют, как подданные монакской династии Гримальди? С времён Куликовой битвы ребята на троне сидят, и никто на них за это время ни разу не напал, не оккупировал, не присоединил и не ассимилировал. Вот и мы так хотим устроить. На данный момент только Штаты этой благодати мешают…

– Упрощаешь, Андрей, – сказал Арчибальд.

– Кто б говорил! Это ж ты «хантеров» подучил сразу в двух реальностях перевороты устроить, чтобы мир не под российской, не под американской властью жил, а под твоей лично…

– Это не я, это тот, кто изображал меня, какого мы дезактивировали, – ушёл в отказ Арчибальд.

– Не будем вдаваться… – кивнул Новиков. – Так вот, то, что мы затеяли, – это не война в каком угодно смысле, это – фазовый переход, я уже говорил. Футурологи о нём чёрт знает сколько текстов понарисовали, а мы попробуем на практике. А то так и помрём, оного не увидев.

– Идею Фазового перехода человечества на гармоничный путь развития мы тоже с Антоном прорабатывали, – как бы слегка виновато сказал Арчибальд. – Только аггры всегда успевали сильный контрход найти, в итоге всё возвращалось к исходной позиции, только «по спирали», как Энгельс правильно отметил. Вообще наблюдательный был человек, исторический провидец, можно сказать. Как он здорово про Первую мировую за сорок лет угадал: «Восемь или десять миллионов солдат будут душить друг друга на полях Европы. А потом короны будут дюжинами валяться на мостовой и не найдётся никого, чтобы их поднять…»

Жаль, что слишком поздно удалось его связку с Марксом разорвать. А то бы этот господин по партийной кличке «Генерал» мог бы, лет с тридцати в неё ввязавшись, много интересного в реалполитике совершить…

– И когда же у вас эти переходы намечались? – заинтересовался Новиков.

– Да много раз. В эпоху реформ Александра Второго. Почти весь период между Франко-прусской войной и Первой мировой. Сколько благоприятных моментов было. Глобализация в начале ХХ века, когда цивилизованного населения на Земле было куда меньше пресловутого золотого миллиарда. Перевод энергии, затраченной на Первую мировую войну в русло цивилизационных перестроек пяти тогдашних империй и США. Тройная развилка Ленин – Сталин – Троцкий ещё до революции. Исключение гитлеровского варианта с плавной эволюцией Веймарской республики в некоммунистическую, но социалистическую державу… Видите, сколько было шансов? И всё время корабль, вильнув, возвращался на прежний курс. Только встреча Антона с Воронцовым, а потом и с вами разорвала эту патовую ситуацию.

– Кто вам мешал так же радикально разобраться с агграми аналогично, но без нас и до нас? – спросил Шульгин.

– А кто мешал Ивану Грозному сделать всё то же, что Пётр Первый, только полутора веками раньше? – вопросом на вопрос ответил Арчибальд.

– Роль личности в истории?

– Или – недозрелость ситуации в целом. Уровень технологий и мыслительные способности римлян или персов вполне позволяли им наладить массовое производство арбалетов, к примеру. Но – не додумались. А гораздо менее культурные европейцы в X или XI веке вдруг приняли их на вооружение. Значит, сошлись воедино некие малозначительные по отдельности факторы…

– То есть ты хочешь сказать, что за многие века «позиционной войны» с агграми вам никакие «революционные» методы выхода из тупика в голову не приходили, а мы сыграли роль как бы генерала Брусилова, вдруг догадавшегося, как без артиллерийской и танковой мощи англо-французов глубоко эшелонированную оборону прорвать? Притом что фортификация австрийцев была лучше немецкой, а русское материально-техническое оснащение – гораздо хуже, чем у Антанты.

– Наверное, можно сказать и так. Ни мы, ни аггры раньше не сталкивались с командой вроде вашей. Чтобы сразу несколько почти готовых Держателей мира в одном месте собрались, да ещё и тесными дружескими связями соединенные, причём таким образом, что в любом деле ваши способности аккумулировались, а не взаимно гасились, как чаще всего и бывает. К тому же, заметь, Воронцов и Берестин до определённого момента с вами знакомы не были, а подтянулись почти одновременно, словно стрелки компаса к отметке «Норд».

Сильвия предпочла перейти на вашу сторону, хотя с Антоном знакома была давным-давно и ничего подобного ей раньше в голову даже прийти не могло… Как антилопе выйти замуж за жирафа. А теперь, кстати, и Дайяна, по всему судя, согласна стать одной из вас. На устраивающих её условиях, конечно. На этом фоне вы вдруг заводите со мной разговор о «фазовом переходе». Не кажется странным?

– Как в известном анекдоте. «Майор Иванов посмотрел на часы и ударил Рабиновича по лицу. И я решил, что пришло время…» – без тени усмешки сказал Андрей. – А раз пришло – пойдём в более подходящее помещение и проведём один эксперимент. В рассуждении проверки наших личных способностей и возможности совмещения их с твоими способностями. А уже потом ты Сарториуса в гости пригласишь.

– Зачем он здесь? – каким-то сварливым тоном спросил Арчибальд. Моментами он очеловечивался до невероятности, как бы сам забывая, что он всего лишь временно автономная деталь гигантского механизма.

– Чтобы впечатлился. Мысль мне в голову одна пришла, – ответил Новиков. – Похоже, и он кое-чего важного недоговаривает по поводу земных раскладов, и ты некую тему старательно обходишь. Захотелось нам очную ставку вам устроить. Глядишь, не сойдёмся во взглядах, так бросить всё не поздно…

– Что-то я тебя, Андрей, не понимаю, – будто бы внутренне напрягся Арчибальд.

Ерунда, конечно, андроид, он и есть андроид. Но если Замок захотел, чтобы его реакция на слова Новикова выглядела именно так… Значит, зачем-то это ему нужно.

– Пойдём в адмиральский кабинет, там обстановка больше нашей затее соответствует, глядишь – и поймёшь…