Все эти легенды и мифы сегодня, конечно, разобраны по косточкам, и никто не оспаривает ни того, что родоначальники попали на Лену не сразу, а по очереди, ни того, что там уже жили лесные племена. В том числе хорошо известные тунгусы (юкагиры и эвены), а также сгинувшие, аки обре, «тыал-буолбуттар» («ставшие ветром»), «дыуанээй» («шитые лица») и другие, о которых никто ничего не знает. Все согласны и в том, что сказания отражают миграцию кочевых тюркских племен, пришедших из Забайкалья. А вот как и что конкретно, спорят и спорят. Скорее всего, тысячи две лет назад явились первые «новые люди», бежавшие от хунну и объединившиеся в новый союз племен, курыкан, известный и китайцам как «гулигань». Жили не тужили, имели даже свою письменность, потом утраченную (говорят, что сумка с «тайной знаков» утонула в реке по воле богов), — а затем пришли новые соседи. Видимо, северные кидани. И наконец, началось великое бегство племен от войск Чингисхана, в итоге чего те, кому повезло, собрались в «Счастливой Сайсаре», понемногу приспосабливаясь к новой жизни.

Основой, как и раньше, был скот. Правда, ни овцы, ни верблюды почему-то не прижились, зато коровы освоились в новых, необычайно суровых условиях, а лошади вообще научились «копытить» корм из-под снега, и табуны их паслись практически бесконтрольно, как мустанги в прериях. Так что добывать конину людям саха приходилось загонной охотой, а «чужаки», лошадей отчего-то приручить не сумевшие, звали пришельцев «конными людьми». Правда, — все же не дедовские степи, — настоящего простора не хватало, так что все удобные для выпасов и сенокосов угодья были наперечет, каждый луг-алас принадлежал какому-то роду или семейству, и за право расширить жизненное пространство частенько ходили стенка на стенку. Имели по два дома, «кыстык» (зимний, в теплых балаганах, поселками) и «сайлык» (летний, в чумах, выезжая на природу семьями). Северные кланы при этом понемногу освоили занятия «чужаков», став заправскими оленеводами и рыбаками, а вот в глазах южных, «конных» саха рыболовство было унизительно (само слово «балыскит» — рыбоед — означало «нищеброд», «оборванец»), и северных родичей южане называли «эвенками», то есть «почти эвенами», родства с ними стесняясь. Жили саха небольшими кланами (ага ууса), позже, в русских документах именуемыми родами («взято государева ясаку с кангаласково князца с Еюка, да с отца ево Ники и с их роду и с улусных людей 100 соболей без хвостов»), численностью от двух-трех десятков до двух-трех сотен душ, объединенных кровным родством (хотя случались и усыновленные, и «принятые», имевшие права «кровных»), имели в своем распоряжении «живущих около» (не родных и неполноправных, но свободных), а также «кулутов» (рабов), в основном из числа пленных «чужаков». Формально ага уусы считались частями улусов, но в реальности были абсолютно незалежны. Уважаемыми людьми были шаманы, а еще больше кузнецы, во главе же ага ууса стоял тойон — глава семьи, ближайшей по родству с «первопредком» (тотемной птицей, лебедем, вороном, журавлем и т. д.). Это мог быть просто мудрый старец, а мог быть и воин, за свой счет содержащий «боотуров» — профессиональных бойцов, вооружая их по мере, позволенной ему состоянием. Дружины были очень невелики — десяток, много два (боотуры были прожорливы, а вооружить их как должно обходилось не в один десяток лошадей), — но отказываться от них, делая ставку на толпу сородичей, выходило себе дороже. Ибо времена стояли лихие, и милостей от природы ждать не приходилось.

Практически вся эпоха от стародавних дней до появления русских в преданиях всех уусов и улусов саха именуется «кыргыс уйэтэ» («время кровавой резни»), когда главным законом было «кто сильнее, тот и жив». Причем резали друг друга и всех, кто подвернется, в основном не хосууны, главы самостийных кланов, дравшихся на меже без особых смертоубийств. Главной, из века в век проблемой «трех великих долин» были т. н. «легои» (по имени реального здоровяка Легоя, редкого, видимо, оторвы, врезавшего себя в память выживших на поколения вперед). Не герои-боотуры, а «обычные драчуны», силачи-отморозки, ездившие или бродившие на своих двоих, кто с малыми ватагами, кто без оных по лесам, беспредельничая вовсю. «Не признавали они ни родства, ни свойства, ни семейного уклада», плевать хотели на обычаи, искали не столько добычи, сколько крови, и жестокость, с которой жгли целые уусы, не уступала жестокости войн с «чужаками», — что, в конце концов, окружающих достало. Где-то с конца XV века хосууны, ранее не объединявшиеся никогда, начали создавать временные комплоты для отпора «легоевщине». И первым, кому удалось сделать один из таких союзов чем-то более или менее прочным, взяв ближних соседей под какой-то вид гегемонии, стал кангаласец (потомок курыкан) Баджей, внук Хатан-Хангаласа, старшего сына прародителя Эллея, имевший титулы Дойдуса-дархан и Тюсюлгэ-дархан, очень много скота, воинов, слуг, рабов и тяжелый характер.