На том и поладили. Беков приструнили, нахального Абдул-Малика выбили из его «столицы» Карши, потом выгнали еще раз, окончательно. После чего он бежал аж в Индию, к англичанам, с которыми поддерживал связи, а счастливый папа-эмир подписал мирный договор, «с великой радостью, от чистого сердца» уплатив 500 тысяч рублей контрибуции (впятеро больше, чем мог бы уплатить, будь он умнее в прошлом году). Правда, требования сверху «с дикарями обращаться без церемоний» ярым-подшо (то есть полу-царь) отверг. По его мнению, не было «решительно никакой целесообразности дальнейших военных действий при условии, если население Бухарского и Кокандского ханств не будет выступать против России». Кроме контрибуции, русские купцы получили право свободной торговли, а кроме того эмир обязался «не посылать войска и шайки грабителей в русские пределы» и уступил «в знак любви и восхищения моему старшему брату Искандар-подшо» Ходжент, Ура-Тюбе и Джизак. То есть самые плодородные и водообильные области эмирата. Россия, в общем, в них не нуждалась, но без них эмирату, ежели что, воевать было бы сложно.

В порядке ответной любезности Музаффару вернули крепости Яны-Курган и Карши с гарантией (в Петербурге слово Кауфмана звучало крайне веско), что суверенитет сохранится. Правда, несколько позже, когда бухарцы рискнули шалить, брату Музаффару пришлось, — тоже «с радостью и от чистого сердца» — «принести в дар» брату Искандару также право решать, кому быть наследником эмирского престола, а кому куш-беги, первым министром. Взамен, со своей стороны, «старший брат» гарантировал «младшему», помимо и так обещаной защиты от любых посягательств, еще и помощь в расширении ужавшейся территории за счет независимых районов Памира. Что и было выполнено в точности. Держать слово Россия умела.