Глава ХIХ. СЕВЕРНАЯ СТОЛЕТНЯЯ (1)

О могучих, легендарных, непобедимых, всесокрушающих, и так далее, и тому подобное чукчах, — как я уже писал, начиная цикл, — нынче стало очень модно рассказывать. Вернее, пересказывать пару удачных книг и десяток сколько-то толковых статей, лишь изредка стремясь избежать прямого плагиата, давая ссылки, в наилучшем же случае, добавляя что-то, — как правило, жуткие подробности, — от себя. Посему постараюсь быть краток, сколь смогу, самобытен и как можно меньше повторяться….

Итак, будущие «ужасные и непобедимые» (раньше считалось, что палеоазиаты, теперь склоняются к тому, что пришли откуда-то из байкальско-саянского региона), — еще не разделившиеся на чукч и коряков, а один народ, — осели на Северо-Востоке Евразии очень, очень давно. Долгое время, едва ли не три тысячи лет, жили — не тужили, бродя по лесотундре и промышляя в основном охотой (много позже, правда, приручили оленя). Называли себя пыгъоравэтпьэт — настоящие люди, пребывая в святой уверенности, что все остальные (которых встречали очень редко) — не настоящие, а меньшая часть, прижившаяся на берегу, промышляя рыбу и морского зверя, а ездившая на собаках, имела дополнительное самоназвание — анкапьыын, то бишь, «поморы». Вот этих-то мирных людей в середине XV века крепко потеснили юкагиры, любившие простор, а спустя сто лет, когда боотуры Тыгына столкнули лавину переселений, они, попав под раздачу, были и вовсе отброшены далеко на восток, где, рассеченные надвое, спустя лет пятьдесят разделилились на чукчей и коряков «Люди нерпы были очень смелые, — говорится в юкагирских сказаниях, — и люди лося были очень смелые, но не устояли они, ушли прочь», найдя, в конце концов, новую родину там, где нынче Чукотка, в землях азиатских эскимосов, которые встретили беглецов дружелюбно, предложив жить по соседству.

Может быть, конечно, и не очень предлагали, но было их куда меньше, чем пришельцев, а тем отступать было некуда. Так что подружились. Правда, до того (юкагиры кусали за пятки) попытались уйти еще дальше, за пролив, — но тут не вышло. Другие эскимосы, американские, с азиатской родней враждовавшие, мало того что дали отпор, так еще и в такой форме, что стали лютыми врагами навсегда. Юкагиры же, выйдя к Берингову морю, пару-тройку раз атаковав и поняв, что на этом рубеже изгнанники встанут насмерть, плюнули, да и принялись осваивать захваченные угодья.

Жили «настоящие» в полном единении с природой, научившись за время скитаний брать у тундры, моря, леса, друзей и врагов все полезное. Традиция утвердила жесткий рацион, пропорции мяса и рыбы, трав, ягод и даже мхов. В результате кто не погибал, жил дольше, чем многие даже южные народы. Были крепки телом, как юкагиры, но превосходили их ростом. Умели учиться, а обучившись чему-либо, доводить воспринятые навыки до совершенства. Скажем, ярангу, этакую «очень северную юрту», что-то подсмотрев у юкагиров, а кое-что у эскимосов, максимально приспособили хранить тепло в самые лютые морозы и не падать в самые буйные метели. Установили план стойбища: 2–5 (редко 10) яранг линией с запада на восток, чем западнее, тем почетнее, и при малейшей возможности — на холмике, чтобы видеть, что вокруг. С непременной установкой неподалеку легких рам-укреплений, — на случай нападения, ибо враг не дремал никогда. К слову, хотя открытого боя, с назначенным местом и временем встречи, не боялись, но молодечество ради молодечества, как у юкагиров, не одобряли: своих старались беречь. А потому, воюя, нападать, — с моря или посуху, — старались ночью, или на рассвете, или когда мужчин не было. Налетали, заваливали яранги, искалывали копьями, а затем уносили добычу в байдары или угоняли оленей. Воюя, не брезговали военными хитростями, ямами-ловушками нескольких видов и ядами. Даже азы фортификации освоили, и тут уж крепко думали сами: имея собственное ноу-хау в виде «вагенбургов» из связанных нарт и взяв от эскимосов идею «ледяных крепостей», додумались: наваливали даже каменные «бастионы», захватить которые, — понятия «осада» не знали, — если мужчин доставало, противнику было довольно трудно. Впрочем, и сами, если видели, что стены высоки, а защитники настороже, могли, — конечно, когда шли не мстить, а грабить, — отказаться от нападения и уйти искать удачу в другие места.