Дик «Костлявый» Уэйлен на праздниках продолжал терять вес. Почти все время он лежал на полу, пытаясь сохранить остатки энергии, чтобы самостоятельно дойти до отхожего места. Когда подходила его очередь идти в лес, Тибор всегда заменял его либо просил кого-то другого; Дик был слишком слаб для такой работы. Помимо этого Тибор всегда контролировал, чтобы Дик получал свой дневной рацион. Несмотря на не покидавшее его чувство чего-то плохого, на уверенность, что ему никто не поможет, Дик старался не унывать.

В январе 1953-го Тибору стало тяжело ходить. Рана в ноге, беспокоившая его последние пару лет, стала сильно болеть. Он нагружал ногу все эти два года, а теперь инфекция, кажется, пошла дальше внутрь, ближе к кости. У него появилась лихорадка. Лодыжка покраснела, затем стала фиолетовой. Колено опухло, стало размером с софтбольный мяч. Он взрезал рану и промочил ее горячей водой, надеясь удалить яд, но он пошел дальше вверх, к коленке.

Появилась диарея, лютая усталость. Он жевал уголь, но толку было мало. Он переживал, что проблемы с кишечником связаны с больной ногой: каждый день ему становилось все труднее ходить. После того, как он пропустил несколько перекличек, китайцы пришли к нему в хижину. Решив, что это опять какие-то его штучки, охранники Тибора за руки, намереваясь заставить его пойти с ними. Его лицо исказила гримаса боли – они обратили внимание, что нога у него обмотана его же штаниной от колена до самого низа, и что кожа под ней изменила цвет. Сняв повязку, они увидели огромное опухшее колено.

У Тибора кружилась голова, когда его положили на носилки и вынесли из дома. Он боялся, что окажется в печально известном храме смерти – последней остановке на пути многих солдат здесь. Но вместо этого его положили в грузовик, вывезли за ворота и отвезли в самый обычный дом на окраине Пектона – госпиталь, где на полу лежало еще человек десять. Ему дали какую-то таблетку, которая на время успокоила боль и сняла опухоль.

Китайская медсестра, невысокая женщина с кукольным лицом и тонкой фигуркой, каждый день приходила в этот «больной дом». Она почти ничего не делала, разве что проверяла их пульс, но парни ждали ее и спустя несколько дней рассматривали ее невозмутимость и спокойствие как вызов. Как только она выходила за дверь, они начинали спорить, кто первый осмелится тронуть ее за задницу. Впрочем, все это были разговоры – никто пока что так и не сделал этого.

– Я ухвачу, – объявил Тибор однажды, просто чтобы положить конец болтовне. Он не знал, что ему за это будет. Да и вряд ли он почувствует что-нибудь – сил совсем не было. Но сама идея, что кто-то дотронется своей больной плотью до выпуклой задницы медсестры, привела комнату в беспокойство.

– Да ладно, Рубин, ты не сделаешь этого, – прозвучал усталый голос.

– Сделаю.

– Иисусе, – просвистел кто-то.

Все внимание было приковано к нему. «Сделаю, сделаю».

Весь вечер и следующее утро в комнате царило веселье – все ждали часа, когда придет медсестра.

Она вошла, тихая и собранная, как всегда. Все взгляды устремились на Рубина, пока миниатюрная женщина методично поднимала руку каждого больного, проверяла его пульс и тихо считала в течение минуты. Мужчины напряглись – каждая кисть стала частью напряженного отсчета.

До Тибора оставалось еще несколько человек, когда он услышал чей-то шепот: «Хватай, Рубин, хватай!» За ним последовал другой: «Хватай, Рубин! Хватай, Рубин, хватай…» И еще.

Если медсестра и слышала их, она не обращала внимания. Так же, как и на прошлой неделе, она подошла к Тибору, подняла его руку и приложила к кисти два пальца. Хор шепотов «хватай, Рубин» становился громче, медсестра обернулась и слегка удивленно оглядела комнату. В этот самый момент рука Тибора приземлилась на ее задницу и сжалась.

Сестра вскочила на носочки, словно ее ужалили током. Не успел Тибор убрать руку, как она обернулась. «Бу-ха! Бу-ха!» – закричала она, угрожая пальцем.

Парни не знали китайского, но это слово поняли. «Плохо».

– Динк-ао, – ответил Тибор с ухмылкой.

И это парни знали. «Хорошо».

Сестра вывернулась и отошла от кровати. Она закончила осмотр в полной тишине, но как только вышла за дверь, комната взорвалась смехом. Тибор принимал поздравления с победой кивками головы, но тут же начал думать о последствиях содеянного. Они явно будут печальными.

Следующие пару часов он не отрываясь смотрел на дверь, ожидая там озлобленных солдат. Дверь не открылась. Охранники появились позже, рутинно принесли еду и удалились.

В тишине тощий рядовой, отрывисто кашляя, спросил: «Что будешь делать, когда она вернется?»

– Ровно то же самое, – ответил Тибор, ни секунды не сомневаясь.

Парни одобрительно загудели.

Сестра вернулась на следующее утро и молча продолжила выполнять свои обычные обязанности. Несмотря на смешки она оставалась почти неестественно тихой. Со знакомой легкостью она передвигалась от больного к больному, пока не добралась до Тибора. Остановившись в нескольких сантиметрах от него, маленькая женщина встала так, что ее ягодицы оказались вне досягаемости Тибора. Чтобы дотянуться до его кисти, ей пришлось сильно наклониться, почти на девяносто градусов. Поза была странной, зато ягодицы были в безопасности. Она протянула обе руки, зафиксировала пальцы на кисти Тибора и уставилась в часы.

Она была слишком далеко, чтобы Тибор мог ее ухватить, но и слишком далеко, чтобы нормально удержать кисть его руки. Тибор прикрыл глаза, будто уснул. Через полминуты маленькая медсестра посмотрела на его лицо, немного расслабилась и подвинулась чуть ближе, чтобы получше ухватиться большим и указательным пальцами. Незначительное изменение позы поставило задницу под удар; вновь послышался хор шепотов «Хватай, Рубин, хватай!», рука Тибора змеей пронеслась по воздуху, двигаясь прямо к цели.

Сестра заметила движение, но было уже поздно. Рука Тибора попала точно в цель и вцепилась в мягкую плоть под белыми штанами. Сестра вскочила, выпрямилась стрелой, став выше на несколько сантиметров. Шатаясь, она с яростью уставилась на Тибора.

– Бу-ха! Бу-ха! – кричала она, что есть мочи напрягая тонкий голос.

– Динг-каоо. Динг-каооо, – вторил ей Тибор.

Медсестра повернулась, покраснела, подошла к следующему пациенту и так дернула его руку, что, казалось, сейчас вырвет ее из туловища. Она что-то бурчала на своем, пока заканчивала работу, потом вышла, хлопнув на прощание дверью.

Тибор был уверен, что пришел час расплаты. В первый раз сестра удивилась, застыдилась и растерялась; сейчас она была в ярости. Он готовился, уставившись в дверь. Прошло два часа. Ничего. Еще два. В комнате было необычно тихо. Тибору казалось, что другие думают то же самое – что ему сейчас вломят, а то и хуже. Но ничего не произошло. Пришли те же унылые солдаты, так же принесли ужин и так же молча вышли.

Разгорелся оживленный спор. Комната поделилась на два лагеря. Половина мужчин считала, что милую медсестру больше здесь не увидят. Другая половина считала, что она вернется, но с острым предметом в руках.

Сестра и правда пришла на следующий день, но другая, короткая, похожая на пельмень, с прыщавым и хмурым лицом. Парни, особенно Тибор, вели себя тихо.

Тибору стало хуже. Область вокруг коленки вся стала фиолетовой, воспаление добралось до бедра. Он сильно потел по ночам, боль была постоянной, пульсирующей. Его никак не лечили до тех пор, пока он не впал в полубессознательное состояние. В комнату вошли двое китайских врачей, мужчина и женщина, и принялись что-то бурно обсуждать, словно сердитые птицы.

Тибора колотила лихорадка, когда женщина на английском извинилась за то, что они позволили инфекции распространиться по ноге, затем объяснила, что если не действовать прямо сейчас, он потеряет ногу. Тибор помнил, что кивнул ей, когда она спросила, услышал ли он ее, затем ему на лицо положили полотенце. Двое китайцев взяли его за плечи, по одному на каждую сторону. Тибор почувствовал выжигающую боль – гораздо, гораздо хуже, чем любая боль, которую он когда-либо испытывал за время войны. Ногу, от бедра к колену, затем прямо в пах словно прошил электрический ток. Он отрубился.

Женщина-врач глубоко всадила скальпель ему в ногу, затем отрезала от кости столько зараженной ткани, сколько смогла. У нее не было нормальной анестезии, но не сделай она сейчас, инфекция пошла бы дальше в пах, а оттуда по всему телу.

Тибор очнулся весь в поту, под грудью адски жгло. Нижняя часть правой ноги была укутана в тяжелый, неровный гипс. Тупая ноющая боль сменилась острыми приступами, коловшими все тело, от ног до таза.

После операции он спал несколько часов. Его присутствие здесь растянулось на недели, он потерял счет дням. Может, он был здесь четыре недели, может, восемь, десять. Когда он наконец нашел в себе силы двигаться, он попросил другого человека помочь ему поднять гипс с постели.