Один из бывших напарников Имре по команде поселился в Калифорнии, в городе Окленд. Генри наняла на работу большая семья польских евреев, разбогатевших на металлоломе. В своем письме Имре он убеждал его, что работы здесь более чем достаточно и что Имре спокойно может пожить у него, пока не найдет себе что-то постоянное.

Калифорния не интересовала Имре: он работал плотником в Бруклине и собирался жениться на Глории, а вот Тибор заинтересовался. Провинциал по духу, он чувствовал, что Нью-Йорк движется слишком быстро для него. А еще он чувствовал, что на Западном побережье будет проще попасть в армию. Подтвердить это подозрение он никак не мог, но в девятнадцать лет он понятия не имел, как функционируют вооруженные силы США. Осенью 49-го с пятью сотнями долларов в кармане и ощущением всемогущества он купил билет на поезд через всю страну. Попрощался с Норманом и Имре и пообещал написать, как только обустроится.

Путешествие до Калифорнии обошлось ему в пятьдесят баксов и проходило через самые живописные ландшафты, когда-либо виденные Тибором. Наблюдая за сердцем Америки из вагона-ресторана, он чувствовал себя королем величайшей страны в мире.

Окленд подошел Тибору по темпераменту куда больше, чем Нью-Йорк. Тут было полно возможностей; объявления «Требуется помощь» висели почти на каждом магазине. И все же ему отказали в нескольких мясных лавках, потому что он не числился в местном профсоюзе. Но у Генри был план. Он представил Тибора своей хозяйке, главе богатой польской семьи, владевшей крупным бизнесом по сбыту металлолома. В обмен на комнату в их огромном доме Тибор гладил ее одежду и помогал по дому. Он понравился ей, и вскоре уже жил в их поместье, где обдирал старые обои. Работал он много и тяжело, но и платили там хорошо.

Работая в семейном бизнесе, он заприметил миловидную темнокожую девочку-бухгалтера. Каждую неделю, когда Мисти раздавала зарплатные чеки, она улыбалась ему. Остальные парни, все белые, постоянно трепались про то, как они с радостью запустили бы свои руки под юбку длинноногой черной девушке с блестящими, завитыми волосами, но ни один из них не мог добиться от нее больше, чем улыбки. Спустя несколько недель к Тибору подошел плотник из Джорджии и хлопнул его по плечу. «Ты нравишься ниггеру!» – пробасил он по-южному в растяжку.

Тибор не уловил оскорбления в его словах. Ему еще предстояло понять ту двойственность, с которой белые относились к Мисти, и, главное, как она была повязана с глубочайшим расовым расколом Америки. Он никогда не видел чернокожих в Венгрии, но он видел афроамериканцев в фильмах, поющих, танцующих и играющих в биг-бендах. С тех самых пор, как он услышал их музыку в Европе, Тибор с ума сходил по Билли Холидей и Элле Фитцджеральд. Для Тибора чернокожие были таким же обязательным элементом пленительной картины американской жизни.

Мисти водила Тибора по ночным клубам, где только-только появлялся «бибоп», новый стиль джаза. Они садились в ее машину и катили вдоль побережья до роскошных красот Биг-Сура и Кармел. Но Тибору непонятно было, как необычно это для окружающих, когда черная девушка и белый парень встречаются на людях, обедают вместе в ресторанах или держатся за руки на пляже. Его удивляло, почему все вокруг смотрят на них. Мужики на работе, которые хотели Мисти, но не могли получить ее, откалывали расистские шуточки прямо при Тиборе. Ничто не влияло, впрочем, на его к ней отношение; Мисти была красоткой, и он нравился ей, а это все, что имело значение. Правда, Тибору так и не довелось столкнуться с серьезными проблемами из-за расы Мисти; ему было двадцать лет, и его куда больше заботило, как бы поскорее попасть в армию США.