Спустя полгода в лагере Тибор получил письмо от дяди из Нью-Йорка, который предлагал ему переехать. Вцепившись в письмо так, словно от него зависела его жизнь, он рванул в администрацию лагеря, где ему быстро дали понять, что приглашение никак не влияет на его шансы получить необходимые для переезда бумаги.

Прошло еще несколько безрезультатных месяцев, и Имре отправил Алекса, который неплохо говорил по-английски, представить дело в консульстве США в Мюнхене. Имре считал, что будучи несовершеннолетним, Тибор может рассчитывать на приоритет перед ним или Ирэн. И потом, его по-прежнему больше влекла Палестина.

Тибор сильно переживал по поводу встречи с представителем американского правительства. Сам факт его нахождения в консульстве, где английский язык блуждал по коридорам и кабинетам, вселял в него надежду. Его и Алекса провели в комнату с высоким потолком и богатой мебелью, похоже, принадлежавшей немецкой королевской семье. Доброжелательный мужчина в костюме говорил с Алексом, объяснял, что тоже сидел в нацистской тюрьме и понимал боль Тибора. Пока Алекс делился деталями ситуации Тибора, мальчик внимательно изучал стопки документов и папок на столе чиновника, думая, что вот где-то здесь, среди всех этих бумажек, лежит решение его проблемы. Тон сотрудника изменился, он стал извинительным. Алекс знаком показал Тибору встать и выйти. Снаружи Алекс объяснил, что в Штатах всех венгров классифицировали «врагами», потому что Венгрия выступила союзником Германии, а посему вход в Соединенные Штаты был для них закрыт. Несмотря на геноцид, для венгерских евреев квот не было.

Норман, неопределённый друг и Тибор в Германии, 1947-й. Предоставлено Норманом Фрайманом

Тибор вернулся в Ландсхут разочарованный, но от того не менее полный решимости. Он отказался мириться с вердиктом чиновника. Не важно, как много времени и сил ему на это понадобится, но он попадет в Америку.