После знакомства с Бадом Коллеттом Тибор стал активно устраивать встречи с другими ветеранскими группами. Вначале это был для него вызов. Каждый раз, когда он входил в комнату и видел новых незнакомых людей, его мутило. Встречавшие его пустые выражения лиц, кажется, ставили под вопрос саму необходимость его присутствия здесь, возмущались, что он посмел отнимать у них время. Он начинал и не понимал, как им вообще может быть интересно то, что он говорит.

– Я из маленькой деревни Пасто, что в Венгрии. Мы никогда никого не обижали. Мы хотели только жить и никого не трогать…

Он мордовал слушателей своим грубым акцентом и исковерканной дикцией, но при этом чувствовал, что их гложет любопытство. Наверняка они пытаются понять, как это он ухитрился попасть в армию США и зачем он все это им рассказывает.

– Я добраться в Соединенные Штаты и больше всего хотел вернуть долг армии за то, что она освободила меня из Маутхаузена и спасла мне жизнь.

Максимально просто, как только мог, Тибор рассказывал историю о своем чудесном и опасном путешествии, которое началось на военном транспортере, доставившем его на Окинаву, а закончилось в армейском санитарном самолете, который вернул его в Лонг-Бич четыре года спустя.

– Все было примерно так… Там вот что случилось… Я сделал то, что должен был… Напуган был до смерти, но не думал, что могу умереть… Думаю, мне повезло…

Голоса изнутри не затыкались, но так и не смогли заставить его сдаться или сбить его с нужного курса – с самого начала беседы он фокусировался на своих слушателях. И, кажется, они начинали симпатизировать ему. К тому моменту, когда речь заходила о Чире, Унсане, Долине смерти и «Лагере 5», люди были уже поглощены его рассказом, и Тибор не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Внимательная тишина, кивки признания, аплодисменты, рукопожатия и множество вопросов успокаивали его и заглушали сомнения. В итоге он рассказывал даже больше, чем планировал. Каждая такая встреча делала его немного расслабленнее и заставляла ждать новой еще сильнее.

Став увереннее держаться на публике, Тибор решил добавить в свои рассказы немного юмора, немного легкомысленности и даже веселости, которые выручали его в самые тяжелые дни на войне и в плену. Слушатели смеялись, когда он описывал, как они с Ленни воровали еду с лодок, как он издевался на Черепом, как он лечил солдата козлиным дерьмом, как турки подружили его с марихуаной. Но особенно публика ценила – иногда он срывал аплодисменты, – когда Тибор делал театральную паузу в самом разгаре истории о злополучном холме и добавлял, что если он когда-нибудь и попадет в рай, то засудит до последней копейки того, кто всем там заправляет.

Вскоре остальные ветераны стали рассказывать ему свои истории: про бои и плен, про потерянных товарищей, про ужасные раны и не прекращающиеся кошмары, про храбрость, тяготы и утраты, про те моменты, когда было так невыносимо тяжело, что оставалось только смеяться. Тибор внимательно слушал каждого из них. Ему хватало нескольких слов или одного жеста, чтобы заставить другого человека рассказать о своей боли. Он счастлив был думать, что выкладывая свою собственную историю, он помогает другим делиться своими.

В конце концов Тибор стал понимать, почему Рэндалл Бриер и Лео Кормье так настаивали на всем этом. Он понял, что Джеймс Буржуа и Дик Уэйлен ни разу не покривили душой в своих письмах. Он понял, что для Бада Коллетта он – не просто способ выпустить наружу свою злость и разочарование. Стало ясно, что каждый из этих людей по-своему верит в него. Его сомнения растаяли. Его упрямство превратилось в энтузиазм, а затем, со временем, в решимость.