Глава 17
Моя дорогая, дорогая Корделия!
Возможно, я лишился права называть тебя своей дорогой, но не теряю надежды и вполне понимаю твой гнев. Если связать известие о твоем наследстве с моей потребностью в деньгах, то этого более чем достаточно, чтобы осудить даже ни в чем не повинного человека. Я определенно к таким не отношусь.
Корделия, я полюбил тебя, еще когда считал Сарой, когда думал, что у тебя нет ни гроша. Самым ужасным в моей жизни стал тот момент, когда я узнал, что мое финансовое положение не позволяет мне быть с женщиной, похитившей мое сердце, а самым лучшим – когда я открыл, что женщина, на которой я должен жениться, и женщина, на которой я хочу жениться, один и тот же человек.
Мне надо было сразу же все рассказать тебе, но чем дольше я позволял длиться обману, тем сильнее боялся, что мои ошибки могут стоить мне того, чего я больше всего хочу, – чтобы ты была рядом как моя жена до конца моих дней. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня.
Ты сказала, что любишь меня, когда я пользовался именем другого человека, но теперь я понимаю: это было сказано, чтобы проучить меня. Этот урок я усвоил, дорогая Корделия. Но каковы бы ни были обстоятельства, я уверен в правдивости твоих слов. Не могу поверить, что чувства в моем сердце остаются неразделенными, их слишком много для одного человека. Мое сердце не одиноко?
Завтра мы станем мужем и женой, и завтра же я должен возвратиться домой. У меня нет другого выбора. Горячо молюсь, чтобы ты решила сопровождать меня. Если все же нет, ты должна знать: не может быть ни вопросов, ни сомнений в том, что я вернусь.
У тебя всегда остается твой Дэниел.
– Чудесная была церемония, – безучастным тоном произнес Уоррен, не отрывая взгляда от корабля, на борт которого им предстояло подняться. В это утро они покинули дом Корделии, но только сейчас впервые он упомянул о венчании.
– Ничего чудесного в ней не было, за исключением невесты. Когда она сердится, ее глаза горят огнем.
– Они, пожалуй, пылали.
– Знаешь, она очень вспыльчива.
– Ей удается хорошо скрывать это, – заметил Уоррен.
– И она невероятно упряма.
– Никогда бы не подумал.
– Я тоже иногда могу быть упрямым.
– Ничего подобного! – Уоррен в притворном удивлении вытаращил глаза.
– Мое поведение временами бывает резким.
– Твое? – Уоррен иронически усмехнулся. – Трудно поверить.
– Уоррен, я ее люблю. – Дэниел протяжно выдохнул.
– В этом-то вся проблема – и не одна. – Уоррен помолчал. – Могу я спросить, почему мы уже добрую четверть часа стоим здесь и смотрим на корабль? По-моему, он готов к отплытию и сигналит нам. Почему мы не поднимаемся на борт?
– Надежда, – коротко ответил Дэниел.
– Понимаю.
– Я знаю, надежда все-таки существует. – Дэниел взглянул на друга. – В то мгновение, когда я ступлю на борт этого корабля, моя судьба будет решена.
– Ты сдаешься?
– Конечно, нет. Я… временно отступаю, но намерен обязательно вернуться при первой же возможности. – Дэниел покачал головой. – Чем дольше мы будем находиться порознь, тем больше у нее будет времени понять, что она вполне может прожить свою жизнь без меня.
– Скорее она поймет, что вообще не может жить без тебя. В разлуке сердца становятся более любящими.
– Как я мог уйти? И как она позволила мне уйти?
– У тебя не было выбора, а она, очевидно, ненормальная. – Уоррен угрюмо покачал головой. – Совершенно ненормальная.
– Подозреваю, это относится к нам обоим.
– Я как раз собирался сказать, что вы прекрасно подходите друг другу.
– Если бы мне не нужно было уезжать… – И что тогда? Вряд ли имело какое-то значение то, что ему необходимо уехать. Им следовало вернуться домой еще несколько недель назад, хотя это было бы бессмысленно. Несколько недель назад у Дэниела не было необходимых денег.
– Знаешь, завтра есть еще один корабль, – сообщил Уоррен. – Путешествие на нем будет более коротким. Ты мог бы провести еще один день здесь.
– Одного дня вряд ли достаточно…
«Одного дня вряд ли достаточно»? Ерунда! Ему удалось добиться впечатляющих результатов всего за один-единственный день. Он может стать одним из самых успешных предпринимателей века. День – ведь за день можно сделать многое, в том числе завоевать сердце женщины, которую он любит. И один день, бесспорно, лучше, чем ничего.
– Черт возьми, Уоррен, – Дэниел растерянно смотрел на друга, – мне самому следовало до этого додуматься.
– Нельзя ожидать, что ты будешь самим собой. После всего, что произошло, ты стал жалким подобием мужчины.
– Нет, жалким подобием мужчины я был минуту назад. Сейчас я решительный и целеустремленный человек, четко знающий, что нужно делать.
– Дальновидный человек?
– Именно так. – Дэниел задумался. – Это не лучший способ начинать брак, и она должна это понимать.
– Разумеется, должна.
– И еще она должна понимать, что жене следует быть рядом с мужем.
– Иначе какой смысл иметь жену?
Дэниел кивнул:
– Муж должен быть со своей женой, чтобы защищать ее, руководить ею, давать ей советы.
– Не уверен, что это самые уместные доводы. – Взгляд Уоррена скользнул куда-то вдаль мимо Дэниела, а потом обратно. Уголки его губ от удивления чуть дрогнули в улыбке. – Ты должен над этим поработать.
– Вероятно. Мне кажется, она не сможет мне возразить, если я скажу, что люблю ее и не хочу оставаться один ни дня, ни минуты.
– Это она тоже должна знать.
– Конечно, должна.
– Ты должен ей это сказать.
– Конечно, скажу. – Дэниел почувствовал уверенность в себе. Он вернется к Корделии домой и заставит выслушать его доводы. И на этот раз он не позволит ей отказать или в негодовании выйти из комнаты. Если потребуется, он свяжет ее и притащит на корабль. Две недели в море заставят ее прислушаться к голосу разума.
– Будет весело.
– Мне давно пора серьезно поговорить со своей женой. И когда ты будешь заказывать места на том другом корабле, заказывай для троих. – Дэниел резко развернулся, сделал шаг и остановился как вкопанный.
– Вижу, я не опоздала на корабль. – Корделия направлялась к нему неторопливой походкой, словно прогуливалась по набережной в Брайтоне. – Много времени потребовалось, чтобы собрать вещи.
– Я пойду… проверю багаж и все остальное, – сообщил Уоррен.
Сердце в груди у Дэниела застучало, но он постарался придать себе равнодушный вид.
– Что ты здесь делаешь?
– Поразмыслив над ситуацией спокойно и обстоятельно и приняв во внимание все доводы обеих конфликтующих сторон, я решила: с моей стороны глупо упустить возможность совершить путешествие в Америку. Я никогда там не была, но эта страна в моем списке.
– Да, там интересно побывать, – сказал Дэниел, наблюдая, как позади Корделии слуги разгружали бесконечный поток сундуков и баулов. – У тебя большой багаж.
– Я предчувствую, что уезжаю надолго.
– Вот как?
– Ну да. – Она сделала глубокий вдох. – Твои письма стали намного лучше.
– Да?
– А последнее очень… – Корделия проглотила комок в горле, – романтичное.
– В мои намерения это не входило.
– А что входило?
– Честность.
– Понимаю. Если говорить о честности, то с моей стороны были сделаны не соответствующие действительности заявления, и я должна принести тебе извинения.
– За то, что выдавала себя за кого-то другого?
– Ничего подобного. Этот мой обман вполне скомпенсирован твоим.
– Значит, необходимость в извинениях отпадает?
– Я так не думаю.
– Тогда ты хочешь извиниться за то, что заставила меня поверить в твою любовь к Уоррену? – Дэниел решил, что она просто неподражаема.
– Вовсе нет. Ты это заслужил. Я давала тебе возможность признаться во всем. Единственное, что в тот вечер было ложью, – это имена, так как я на самом деле люблю тебя.
– Понимаю. – И неподражаемо упряма, добавил про себя Дэниел. – Тогда за что же ты хочешь передо мной извиниться?
– Я сказала, что больше не хочу тебя никогда видеть. Это ложь, и за это приношу свои извинения.
– Извинения приняты.
– Когда я сказала, что смогу прожить без тебя, – это тоже была ложь. Абсолютно уверена, что больше ни дня своей жизни не смогу прожить без тебя.
– Значит, ты и за это извиняешься?
– Да, – кивнула она.
– Есть еще что-нибудь?
– Несколько пустяков. – Корделия подошла ближе к нему. – На самом деле я не хочу, чтобы ты разорился. Просто это было одно из тех заявлений, которые люди делают, не подумав. Я знаю, как ты увлечен своими железными дорогами, и хотя сделанное тогда мной замечание можно оправдать, оно все равно непростительно.
– И тем не менее я его прощу.
– И я, несомненно, лгала, когда говорила, что не поеду с тобой в Америку.
– Я был несказанно рад открыть: то, что я боялся считать правдой, на самом деле оказалось ложью.
– Когда я называла тебя дурно воспитанным, бескультурным тупицей…
– Или высокомерным, занудливым типом?
– И то и другое на самом деле не было ложью, потому что сказано в определенное время и казалось мне верным, опять же в определенное время. Но все равно я признаю, что не права, и поэтому тоже приношу извинения.
– Это все?
– Нет, есть еще одна вещь. – Корделия посмотрела ему прямо в глаза. – Когда я сказала, что скорее умру, чем поцелую тебя, это, несомненно, была ложь. Я охотнее поцелую тебя, чем сделаю что-либо еще на свете – и сейчас и в оставшуюся мне жизнь.
– Понимаю.
– Ну и?.. – Ее зеленые глаза вспыхнули на этот раз предвкушением и… надеждой.
– Я тоже должен за многое перед тобой извиниться. – Он улыбнулся и притянул Корделию к себе в объятия.
– Да, за многое. – Ее укоризненный тон никак не соответствовал тому, как она обвила руками шею Дэниела. – И твое письмо стало прекрасным началом. Более того, я позволю тебе извиняться каждый день, начиная с этого момента и до дня твоего последнего вздоха.
– Согласен, – засмеялся Дэниел.
– Думаю, мы должны договориться, что больше между нами не будет секретов.
– Никаких секретов. – Он коснулся губами губ Корделии. Откинув назад голову, она заглянула ему в глаза.
– Не расценивай это как некую победу, Дэниел.
– Но это победа, моя дорогая, моя любимая Корделия. – Он улыбнулся еще шире. – Моя победа, – он нашел губами ее губы, – и твоя.
