Измайлова Кира
У ворона два крыла
1938 — 1939
Как и все юные волшебники, первого сентября я села в Хогвартс-экспресс, отправляясь в Школу чародейства и волшебства, чтобы научиться обращаться со своим даром. Немного страшно было уезжать от родителей и привычной жизни на целых полгода, да еще так далеко, но я привыкла к этой мысли с раннего детства и надеялась справиться достойно.
Знакомство с кем-либо не заладилось: в купе со мною оказались две девочки, которые явно сошлись еще на перроне, и теперь весело болтали, а третья уткнулась в книжку и на предложение познакомиться только назвалась и разговаривать не захотела. Ну что ж, подумала я, может быть, в школе дела пойдут лучше?
Поезд шел долго, я от скуки сперва листала «Историю Хогвартса», хотя прочла ее еще дома, потом достала свой ланч в промасленной бумаге и вежливо предложила остальным угощаться. На меня не обратили внимания ни веселые болтушки — они накупили сластей у разносчицы, — ни книжная девочка. Поев, я решила сходить выбросить обертку и вымыть руки, но туалет оказался занят. Хуже того, там кого-то отчаянно тошнило.
Я отошла подальше по коридору и встала у окна, делая вид, будто любуюсь пейзажами. Пейзажи и впрямь были очень хороши, и я едва не упустила момент, когда дверь туалета открылась, и в коридор вышел высокий мальчик примерно моих лет, темноволосый, бледный до зелени. Его откровенно пошатывало.
— С тобой все в порядке? — спросила я на всякий случай.
— Не твое дело, — огрызнулся он и распахнул форточку.
— Извини, я просто шла мыть руки и случайно услышала… — тут я подумала, что вряд ли кому-то будет приятно, если его застанут в такой ситуации, и попробовала исправить положение: — Если тебя укачивает, могу дать таблетку. Меня тоже иногда в поезде…
— Ты вроде бы шла мыть руки? — недобро посмотрел он на меня. — Вот и иди.
Я вздохнула, вошла, выбросила скомканную бумагу в урну. Тут было чисто, как ни странно, так что я сделала то, за чем пришла, и вышла.
Тот мальчик еще не ушел, он открыл форточку и дышал заоконным ветром. Что и говорить, в поезде было душновато. Еще бы, столько студентов!
Я прошла было мимо, но он вдруг повернулся и сказал вслед:
— Погоди. Извини, что нагрубил.
— Ничего, я не обиделась, — ответила я. — Видно же было, что тебе нехорошо.
«Мужчины, когда болеют, делаются невыносимыми, даже если это всего лишь легкая простуда», — всегда говорит мама.
— Все равно, я не должен был срываться.
— Ну хорошо, извинения приняты, — ответила я. — Можно, я тоже подышу? В купе душно, а соседка не дает открыть форточку, говорит, боится простуды.
Разумеется, я солгала, но разве что самую чуточку. В купе мне возвращаться и впрямь не хотелось, а мальчик мне понравился.
— Это же не моя собственность, — серьезно ответил он и подвинулся, давая место у форточки. — Красиво, правда? Никогда не видел ничего подобного.
— А откуда ты?
— Из Лондона, а ты?
— И я. Неужели ты никогда не выезжал из города?
Он покачал головой, глядя в окно, и больше вопросов я задавать не стала: вдруг он из небогатой семьи, которой поездки на природу просто не по карману? Это меня на лето отправляли к бабушке на ферму, там похожие холмы и поля…
— Ты чистокровная? — спросил вдруг он.
— Нет, полукровка, — ответила я, — ну если можно так выразиться. А ты?
— Я тоже, — мальчик вдруг помрачнел. — Но кто мои родители, не знаю. Я сирота с рождения.
— Прости, пожалуйста, я не знала…
— Откуда же тебе знать, если я не говорил? — криво усмехнулся он. — Я даже не знаю, кто именно был волшебником, мать или отец. Скорее, все же отец.
— А почему ты так решил? — не поняла я.
— Потому что мать умерла через час после того, как я родился, в сиротском приюте. Там я и вырос… Как думаешь, могла волшебница умереть от такого?
— Я не знаю, — честно призналась я. — Может, что-то пошло не так, она потеряла сознание и не успела произнести заклинание. Или у нее забрали палочку…
— Она была в сознании и успела сказать, как меня назвать, — ответил он задумчиво и явно процитировал с чужих слов: — Том — в честь отца, Марволо — в честь деда, а фамилию дать Риддл. Ну а служащим приюта все равно, как звать сироту.
— Симпатичное имя, — сказала я.
— Терпеть его не могу, — фыркнул мальчик. — Но это единственное, что может привести меня к отцу. Хочу посмотреть ему в глаза…
Я помолчала, потом сказала:
— Ну, тебя хотя бы не назвали в честь кошки.
— О чем ты? — обернулся он. — При чем тут кошка?
— О! Это семейное предание, — улыбнулась я. — Родители хотели мальчика и собирались назвать его Томасом. А родилась девочка. Мама сперва огорчилась, но потом вспомнила, что в детстве у нее была любимая кошка, которую тоже сперва считали котом и звали Томом, ну а потом она вдруг окотилась и после этого стала Томасиной. А я еще и черноволосая, как та самая кошка, — объяснила я. — Случай похожий, решили родители, и вот я перед тобой — Томасина Редли. Имя как имя, но лучше бы я не знала этой истории!
Том неожиданно заулыбался, и ему это очень шло.
— Папа обычно зовет меня Томми, — добавила я серьезно, — на что мама возмущается и говорит, что это кошачья кличка.
Тут он и вовсе засмеялся.
— Вот так дела, — произнес Том наконец. — Послушай, а кто из твоих родителей…
— Никто, — ответила я.
— Но ты ведь сказала, что ты полукровка, — не понял он.
— Я добавила «если можно так выразиться». Мой папа — сквиб. А фамилия у меня, сразу предупреждаю, мамина, потому что папа родом из достаточно хорошей семьи и попусту их имя упоминать не хочет. Когда он женился, то взял фамилию мамы.
— Вот оно что… — протянул Том. — А ты уже умеешь что-нибудь?
— Конечно. Только самую чуточку, потому что объяснить папа может, а показать — нет. Ну и книги у него кое-какие имеются, кажется, прихватил, когда уходил из дома. И от родителей со старшими братьями наслушался, конечно. Его же не гнали, как во многих семьях, просто он сам решил перебраться в обычный мир, когда маму встретил, — пояснила я. — А ты можешь что-то делать?
— Только то, что сам придумал, — усмехнулся Том. — Мне, сама понимаешь, некому было растолковать эту премудрость. Но я думаю, мой отец был сильным волшебником, потому что мне удаются кое-какие штуки, которых мне уметь еще не положено, так Дамблдор сказал, когда спрашивал, случалось ли со мной что-нибудь странное.
— Вовсе не обязательно, — пожала я плечами, — мой-то отец вовсе сквиб, а я волшебница.
— Кем бы ни был мой, он порядочная сволочь, — процедил он.
— Почему?
— Он бросил мою мать в положении, без средств к существованию и, похоже, выгнал из дому, либо же она ушла сама. Может быть, случись иначе, она и не умерла бы. Разошлись бы потом… — Он снова отвернулся к окну. — Нет, я должен его найти. Как ты думаешь, в школе есть списки волшебников?
— Не может не быть, письма ведь как-то рассылают.
— Значит, точно найду. Его имя и имя деда я знаю, фамилию тоже…
На лице его читалась непримиримая решимость.
— На какой факультет ты хочешь попасть? — спросила я, чтобы сменить неприятную тему.
— На Слизерин, — ответил Том.
— Ты же полукровка, а там, папа говорил, таких недолюбливают.
— Ну и что? — приподнял он брови. — Я успел прочитать, там учатся в основном чистокровные, а они хорошо знают родословные. Понимаешь, к чему я клоню? Я заставлю эту Шляпу отправить меня туда, чего бы это ни стоило!
— На других факультетах чистокровных тоже достаточно, — вздохнула я.
— А ты куда хочешь?
— А я не могу решить, — задумчиво ответила я. — Некоторые родственники отца учились на Гриффиндоре, но я послушала пересказы историй, которыми делились с ним братья, и что-то расхотела на тот факультет. На Слизерин мне хода нет, я же буду считаться магглорожденной! Остаются Рэйвенкло и Хаффлпафф. Но для второго я недостаточно тихая. Если Шляпу и впрямь можно уговорить, попрошусь на Рэйвенкло.
— Понятно… — протянул Том.
— Бабушка говорит, ворон ворону глаз не выклюнет, — зачем-то добавила я. — А папа сказал, что на Слизерине в самом деле нужно быть скользким, как змея, иначе сожрут. Дядья там учились, о многом ему рассказывали.
— А я умею разговаривать со змеями, — неожиданно сказал он. — Дамблдор как услышал, аж позеленел. Это что, вредно для здоровья?
— Если верить преданиям, то со змеями умел разговаривать сам Слизерин и его прямые потомки… — начала я и поняла, что зря это сказала: темные глаза Тома вспыхнули. Ясно, он решил, что ему теперь прямая дорога на этот факультет.
— Значит, решено, — подтвердил он мою догадку и улыбнулся. — И еще я вроде бы слышал, что у слизеринцев много тайных знаний…
— Да, только делятся они ими не со всяким, — ответила я и снова стала смотреть в окно. Там проплывала какая-то деревушка. — Пока ты не узнаешь наверняка, кто твой отец — а неизвестно, сколько это у тебя займет времени, фамилия-то вполне может быть материнской, как у меня, — будешь собирать крошки с королевского стола, выкручиваться и подлизываться, чтобы рассказали хоть что-то стоящее.
— Что ты такое говоришь? — нахмурился Том.
— Правду. Говорю же, кое-кто из папиной родни там учился. Один из папиных родственников — полукровный. Со слов папы, если бы тот все время, что потратил на подхалимаж и интриги, посвятил учебе, вполне мог бы прославиться, он неплохой зельевар.
Честно говоря, я сама не вполне понимала, зачем пытаюсь его переубедить. Просто как-то чувствовалось: Том и так, судя по всему, не страдает излишней добротой и человеколюбием, а на Слизерине из него может выйти что-то… что-то… я не смогла подобрать названия.
— Ты бы еще сказала «во многом знании — многие печали», — зло фыркнул он. — Ненавижу проповеди!
— Я и не думала проповедовать, я говорю, что думаю и о чем слышала от отца, — пожала я плечами. — Решать все равно тебе.
— Ты не понимаешь, — сказал Том, взявшись обеими руками за оконную раму. — Мне необходимо узнать правду. Любой ценой, и чем скорее, тем лучше!
— Не ищи торных путей, — ответила я еще одним афоризмом бабушки Марты, — они порой в болото заводят.
— И доказать, что пусть я вырос в приюте, я не хуже, чем эти аристократы! — продолжал он, явно не слушая меня.
— Чем доказывать, что ты не хуже, докажи просто, что ты лучше. Сам по себе, — это тоже было из бабушкиных анналов. — Извини, я пойду переодеваться, прибытие скоро. Очень приятно было с тобой познакомиться.
Том не ответил, он неотрывно смотрел на дальние холмы, и в глазах у него разгорался нехороший огонек.
Я вздохнула, постояла еще пару секунд и ушла в купе. Сняла с полки свой чемодан, надела мантию и стала ждать прибытия. А пока ждала, подумала вдруг: папа как-то слишком много знает о хогвартских порядках и о магии вообще. Может, он вовсе не сквиб, просто слабый волшебник, не доучившийся до окончания школы или просто решивший уйти к обычным людям? Либо же папа поддерживает постоянную связь с родней, это более вероятно, иначе откуда бы у нас периодически брались новые книги и даже свежие журналы о магии? Повторюсь, его не выгоняли из дома, он ушел сам и, по его словам, оборвал все связи. Но так ли это на самом деле?
«Приеду на каникулы, спрошу прямо», — решила я, и тут поезд дал гудок и остановился.
* * *
Большой зал был действительно очень большим и поражал воображение, особенно магглорожденных, остальные-то хоть представляли, к чему быть готовыми.
Началось распределение. Я осмотрелась и увидела Тома: он был рослым и заметно возвышался над сверстниками. По сторонам он не смотрел, на привидений не отвлекался, красоты зала его не занимали. Взгляд у него был сосредоточенным, а лицо будто превратилось в бесстрастную маску.
— Редли, — прочитала распорядительница, и преподаватели переглянулись с явным намеком, но тут она неожиданно для них закончила: — Томасина.
Я прошла к древнему массивному табурету, вроде тех, что стояли у бабушки на кухне, уселась на него, чинно сложив руки на коленях, а на голову мне надели потрепанную шляпу. То есть Распределяющую Шляпу.
«Так-так, — раздался в голове скрипучий голос, но я не испугалась, папа объяснял, что так и будет. — Интересно-интересно. Рассудительности в меру, но и смелости достаточно. Хитрость в наличии, но сердце доброе. Ума довольно. Скорее всего, тебе на Гри…»
«Нет! — мысленно выпалила я. — Уважаемая Шляпа, там много родни моего отца, я туда не хочу!»
В голове словно бы пощекотали.
«А-а-а, вон в чем дело, — хихикнула она, — ты вовсе не Редли… Да, с такой наследственностью тебе лучше туда не надо.»
«Я Редли, — обиделась я и вдруг насторожилась: — О чем это вы?»
«В тихом омуте…» — ответила она загадочно.
«Только папину фамилию не упоминайте, пожалуйста!» — спохватилась я.
«Зачем бы мне? Как в списке значишься, так и зовешься… Ну и что бы тебе предложить? Не Слизерин, нет, стало быть…»
«На Рейвенкло можно?»
«Да как угодно, — ответила Шляпа и добавила загадочно: — Факультет ничего не меняет в человеке.»
— Рейвенкло!
Я выдохнула с облегчением, передала Шляпу распорядительнице и поискала взглядом свой стол. Ага, вот их цвета — синий с бронзовым…
— Риддл, Том, — зачитали тем временем, и мой случайный знакомый сел на табурет.
Шляпа думала так долго, что я решила, будто Том вступил с нею в философский диспут. Лица его почти не было видно, только сжатые в тонкую линию губы, поди пойми, о чем он думает?
— Рейвенкло! — провозгласила вдруг Шляпа.
— Вот это пополнение, — весело сказал кто-то из старшекурсников. — Том и Томасина! Вы не родственники?
Том в ответ ожег его таким взглядом, что парень враз замолчал. Молчала и я, о чем разговаривать? Спросить, мои ли «проповеди» повлияли на его решение или Шляпа просто оказалась упрямее? Вот еще…
Том тоже молчал, ел как-то без аппетита, явно о чем-то думал. О чем-то нерадостном. Возможно, о предстоящем длинном пути.
* * *
Надежды мои не оправдались, близкого знакомства с однокурсницами я не свела, ну да что ж теперь… Учиться было интересно, и, хотя мне напрочь не давались чары, по другим предметам я успевала вполне достойно. Том же мгновенно выбился в лидеры, и видно было, что на уроках ему скучно. Впрочем, сперва ты работаешь на репутацию, потом она работает на тебя. У него уже к концу сентября сложилась репутация круглого отличника, самородка, но почивать на лаврах Том не собирался. Он постоянно что-то записывал, вычислял, и по лицу видна была напряженная работа мысли. Иногда его озаряло, тогда он улыбался и снова начинал строчить, то и дело зачеркивая и перечеркивая написанное. И вечно пропадал в библиотеке. Должно быть, все искал упоминания об отце.
А была уже середина октября…
— Томасина, — поймал он меня как-то за рукав, когда я проходила мимо со стопкой книг. От неожиданности я все их разроняла, и библиотекарша гневно зашипела. — Простите, пожалуйста, я не нарочно.
Пока мы собирали книги, Том негромко сказал мне:
— Ты была права начет торных путей.
— То есть?
— Сдавай книги и пойдем, расскажу.
Из любопытства я согласилась, и он привел меня на одну из башен, откуда открывался замечательный вид на Запретный лес. Там мы уселись на парапет. Ветерок был свежим, зато солнце пригревало.
— Я нашел отца, — просто сказал Том и лицо его заледенело. — Путь был непростым, зато коротким.
— И как ты это сделал? — удивленно спросила я.
— Шляпа, — коротко сказал он, а я вдруг поняла. Она ведь каким-то образом узнала фамилию моего отца! — Когда она начала кудахтать о славных предках, я уцепился за это и заставил ее выложить все имена. Переупрямить ее непросто, но возможно…
Том вдруг ссутулился, зажав руки меж колен.
— Я действительно прямой потомок Слизерина, — сказал он наконец. — Но не по отцу. По матери. Ее звали Меропа Гонт, а этот род восходит к Певереллам и самому Слизерину, я проверил. Вроде бы ее брат еще жив, а возможно, и отец.
— Но это же здорово, что ты нашел родных! — воскликнула я.
— Нет, это совсем не здорово, — ответил Том серьезно. — Потому что матушка моя была замужем за Томом Риддлом, обычным человеком. И семья… ты понимаешь.
— Ее изгнали? Раз она не пошла к ним за помощью? Или просто из гордости…
— Этого я не знаю, но постараюсь как-то разузнать. Главное я выяснил, прочее уже детали. Пока я буду делать то, что ты сказала мне тогда в поезде.
— Я много чего наговорила, — улыбнулась я. — Проповеди тебе не нужны, как ты заявил.
А сама с досадой подумала, что не сообразила попросить Шляпу сказать — учился тут мой отец или нет.
— Я имею в виду, доказывать, что я лучший — сам по себе, — серьезно сказал он. — И еще… Ты мне помогла. Я в самом деле потратил бы уйму времени на все эти расшаркивания и прочую пакость, а тут все вышло хоть и непросто, зато быстро. Теперь я должен помочь тебе.
— Как это? — не поняла я.
— Тебе чары не даются, я видел. А это ведь плевое дело, Томасина. Просто… — он задумался. — Нет, объяснить не могу. Не хватает слов. Достань палочку и отойди от парапета.
— А что ты намерен делать? — с опаской спросила я.
— Я тебе не говорил, но я умею заставлять людей делать то, что нужно мне, — произнес Том серьезно. — Я покажу тебе — на тебе, как работают чары. Не испугаешься?
— Звучит это все зловеще и отдает непростительными заклятиями, — честно ответила я.
— Я даже палочку вынимать не буду, — заверил он. — Дай что-нибудь, носовой платок, что ли… Брось на пол. А теперь встань вон там и смотри мне в глаза. Не бойся.
— Я и не боюсь… — пробормотала я и уставилась в черные глаза.
И вдруг с ужасом поняла, что не владею собственным телом. Что Том легко может заставить меня подойти к парапету и спрыгнуть вниз. Что рука с зажатой в ней палочкой поднимается сама собой…
— Не дергайся так и произнеси заклинание, — спокойно произнес он. — Ну? Вингардиум Левиоса!
— Вингардиум Левиоса, — повторила я, а рука вычертила в воздухе необходимую фигуру. И вот тут я, кажется, что-то почувствовала: от предплечья к кисти побежали горячие мурашки, сдавило виски, а мой носовой платок легко взмыл в воздух, хотя раньше я не могла поднять и перышка.
— Левее, — сказал Том. — Теперь вверх. Направо. Давай его сюда… Кстати, я тебя уже давно не держу.
Я моргнула и чуть не села там же, где стояла.
— Ты запомнила это ощущение? — спросил он.
— Кажется, да…
— Тогда попробуй сама. Это просто. Нужно просто захотеть.
Мой платок висел над его ладонью, не касаясь ее. Палочки у него в другой руке не было.
Я сосредоточилась и постаралась снова вызвать то ощущение. На этот раз мурашки пошли по позвоночнику, рука дрогнула, а платок, вместо того, чтобы взлететь, вспыхнул.
— Не совсем то, что надо, но принцип ты уловила, — совершенно серьезно сказал Том, оттирая закопченную руку о мантию. — Просто нужно потренироваться. Начинай прямо сейчас.
— Я платков не напасусь, — буркнула я, потирая плечо.
Вместо ответа Том вытащил из сумки стопку исписанных листков, видимо, черновики, и бросил мне под ноги.
— Начинай, — повторил он.
Наверно, меня раззадорило то, что он мог выполнять эти чары даже без палочки. Так или иначе, но час спустя площадка на башне была закопчена, залита водой и покрыта обрывками пергаментов.
— Ну это уже на что-то похоже, — сказал Том. Он сидел на парапете и болтал ногами в потрепанных ботинках, наблюдая за моими тщетными усилиями совладать с магией. — И, знаешь, по-моему, тебе твоя палочка не подходит.
— Как так? — удивилась я. — Выбирали у Олливандера, все как у всех. На других-то предметах она работает нормально!
— Так-то оно так… — протянул он. — Но я тут вычитал, что некоторые материалы больше годятся для чар, другие для трансфигурации, третьи для боевых заклятий. А ну, попробуй моей!
— А разве так можно?
— Даже если нет, кто узнает, если мы не скажем? Давай Инсендио для разнообразия, заодно приберем тут мусор…
Столб пламени видно было, наверно, даже в Хогсмите. Надеюсь, никто в этот момент на верхушку башни не смотрел.
Том затушил пожарище и подбежал ко мне.
— Не обожглась?
Я молча помотала головой — пострадать я не пострадала, просто испугалась до смерти.
— Видишь? Силы у тебя предостаточно, а проводник негодный. Купи другую.
— Ну это только на каникулах, — вздохнула я.
— Само собой. А пока со своей потренируйся. Или без нее.
Я помолчала, оттирая копоть с носа.
— Том, а все же, ты чего такого начитался? — спросила я, памятуя о том, что он вечно торчит в библиотеке.
— Я не только начитался, я попытался представить, как это работает, — ответил он. — Видела, я всегда что-то пишу? Я наблюдал, кто в чем успевает лучше, а потом старался разузнать, какая у него палочка. Правда, четкой закономерности пока не вывел, но уже близок к тому.
— А у тебя-то какая?
— Тис и перо феникса. Понятно, почему так полыхнуло? Тебе явно нужно что-то в этом духе. Может, дерево другое, но хорошо бы с пером феникса или драконьей жилой, чем-то, что связано с огнем. У тебя какая сейчас?
— Береза и волос единорога.
— Ну тогда мои выводы только подтверждаются, — фыркнул Том. — Это для целителя какого-нибудь, скорее, или герболога, а для твоих возможностей этого маловато будет.
— Ладно, — неожиданно загорелась я. — На каникулах куплю другую. Представляешь, как удивится Олливандер, если я буду не пробовать их по очереди, а требовать определенную?
— Я бы на это посмотрел, — серьезно ответил он, убирая свою палочку.
— А как я объясню, что мне другая потребовалась?
— Села неудачно или упала, вот и сломала, — без тени улыбки ответил Том. — Или собака сгрызла. Ты что, врать не умеешь?
— Еще как умею, — ответила я и вдруг решилась: — Том, а садись со мной на занятиях? С тобой интересно, а с девчонками я не дружу.
— Я только что хотел предложить то же самое, но ты опередила, — серьезно сказал он.
* * *
Вот так мы и устроились за одной партой. Без дразнилок, ясное дело, не обошлось, ну, Риддл и Редли, Том и Томасина, но поскольку мы не реагировали, от нас отстали. Все, кроме гриффиндорцев, тех просто раздирало желание придумать шутку посмешнее, а поскольку чувство юмора у них жеребячье, то я только морщилась, а Том мрачнел. Мрачность его ничего хорошего не сулила, я уже успела это понять, и только следила, как бы вовремя поймать его за руку. Запрета колдовать в коридорах он не нарушал, он и так мог избить, благо школу жизни прошел суровую и драться умел жестоко. А то, что он умел делать без палочки, вообще доказать было нельзя, и Том этим частенько пользовался: ну не полезет же мальчишка его лет в открытую драку с пятикурсниками? Чувство самосохранения у него все-таки имелось, поэтому он предпочитал выждать, а потом устроить обидчикам какую-нибудь пакость, причем так, чтобы на него и не подумали.
Но это были пусть неприятные, но мелочи. Другие занятия оказались куда как интереснее: чары мне худо-бедно покорились, хотя усмирить палочку Тома я была не в состоянии. Ладно, со своей совладала. На зельеварении Том доводил Слагхорна бесконечными вопросами и уточнениями и все так же строчил что-то. Мне не показывал, да я все равно не разбирала его почерк, если что, он мне сам объяснял. Память у меня отменная, но я тоже записывала пояснения, что Слагхорна, что самого Тома, вдруг все-таки что-то вылетит из головы? С трансфигурацией проблем не было у обоих, а вот полеты Том не любил.
— Когда-нибудь я полечу без этой дурацкой палки, — сказал он как-то. — Только осталось придумать, как это сделать.
— Ты уж придумаешь, — фыркнула я. Мы как раз устроились на опушке Запретного леса, куда выбрались вопреки всем предупреждениям, и теперь грелись у костра и пекли на огне яблоки. — Даже не сомневаюсь.
— А ты вот ленишься читать и не подозреваешь даже, сколько возможностей у магии… — Том повернул яблоко на ветке. — А используется только крохотная доля от всего этого.
— Том, мне бы по основным предметам успевать, — честно сказала я. — И да, я лентяйка, ты верно сказал.
— Но разве тебе не интересно? — повернулся он ко мне. В темных глазах плясало пламя. — Жизни не хватит, чтобы охватить все это…
Том вдруг замер.
— Ты что?
— Да так, задумался о бессмертии, — сказал он совершенно серьезно. — Но сперва надо вырасти, а то обидно будет застрять в возрасте одиннадцати лет. Впрочем, готовиться можно начать уже сейчас.
— Том, скажи, что ты шутишь, — попросила я.
— Я не шучу. Я не хочу умереть в самый интересный момент.
— Волшебники и так живут долго.
— Скажи это моей матери.
Я помолчала. Извиняться смысла не было.
— Пусть это будет не вечность, — добавил Том задумчиво, — но я бы хотел посмотреть, как люди покорят звезды. Вдруг там найдется что-нибудь интересное?
— А ты не устанешь жить столько лет? — спросила я. — Все знакомые умрут…
— Появятся новые.
— А если ты влюбишься?
— Ну а что мешает мне подарить любимой такое же бессмертие? Даже если она не будет волшебницей.
— А если этого не захочет она? — задала я провокационный вопрос.
— Уж поверь, самоубиваться на могиле я не стану, — хладнокровно ответил Том. — Захочет — отлично, ну а нет — значит, нет. У человека должен быть выбор. А у меня его нет. Или я, или…
Том помотал головой, подумал, потом медленно произнес:
— Знаешь, мы, приютские, может, не слишком-то воспитанные и умные, зато очень острожные и подозрительные.
Я проглотила замечание насчет его ума и приготовилась слушать дальше.
— Дамблдор с меня глаз не сводит, — сказал Том.
— В каком смысле? — не поняла я.
— В прямом. Куда я хожу, что делаю, с кем общаюсь и чем занимаюсь.
— Может быть, он о тебе беспокоится? — предположила я.
— Может быть… — иногда улыбка Тома выглядела пренеприятно. — Он постоянно вызывает меня к себе поговорить по душам, и это при том, что он не мой декан. Расспрашивает о том о сем. Интересуется знакомствами… Впечатление такое, будто ему что-то от меня нужно.
Я припомнила газетные статьи о маньяке, который предпочитал мальчиков, и поняла, что краснею.
— Не это, — легко прочел мои мысли Том. — Хотя кто его разберет… Но, скорее, у него есть на меня какие-то планы. Он понимает, что я сильный волшебник, а стану еще сильнее. И это я ведь еле-еле на уроках работаю. Ты-то знаешь.
Я-то знала, что Том может дать фору любому первокурснику (а может, и старшекурснику), но старается этого не показывать. И ищет всякие и всяческие способы обуздать эту свою силу, придать ей нужную форму, придумать что-то новое… Фантазия у Тома была бурная, если не сказать больная, поэтому постоянно приходилось его одергивать, чтобы не натворил беды. Наверно, я выполняла роль стоп-крана, а то пойди такой локомотив вразнос, добра не жди! И это ему только одиннадцать…
— Может, просто опасается молодого конкурента? — предположила я.
— Нет, это не то. Он сам мне кое-что интересное подсовывал, не из школьной программы.
— Тогда надеется, что ты угробишься до совершеннолетия со своими экспериментами.
— Не-а. Тогда бы он их просто запретил.
— А ты бы послушал?
— Нет, конечно. Скорее… — Том машинально кусал от истекающего соком яблока, закапав подбородок, и я сунула ему носовой платок. — Скорее, я ему нужен для каких-то делишек, для которых у него кишка тонка. Ну как безотказное орудие. Бац — и готово.
Я только развела руками. Профессор Дамблдор мне не нравился, он был приторно-сладкий и какой-то…
— Душный.
— Прекрати мысли читать! — возмутилась я. — Просила же!
— Какие мысли, у тебя на лице все написано. Словом, позавчера он мне заявил, что ты для меня — неподходящая компания.
— Это почему?!
— Я тоже так спросил, а он заблеял, мол, мальчик и девочка в таком возрасте…
— В каком возрасте, нам одиннадцать!
— Не перебивай, — Том прожевал остаток яблока, сглотнул и, заев свежим снежком, продолжил: — Мол, пока вы дружите, а через пару лет она влюбится в кого-нибудь, а ты станешь ревновать, или же в тебя, и ты вообще забросишь учебу… Каково, Томми?
Он давно звал меня Томми — и короче, и забавнее.
— По-моему, он перепил, — честно сказала я. — Чаю с лимонными дольками.
— Это не все! Потом он загадочно помолчал, воздел палец, погладил бороду и изрек, цитирую: «Все беды от женщин, мой мальчик! Если ты желаешь посвятить себя высокой магии, держись подальше от них! Тем более магглорожденных, это до добра не доведет…»
Том сплюнул в костер семечко и добавил:
— Жаль, я сходу не нашелся, как ответить. На ум одна матерщина лезла.
Я нахмурилась.
— Не понимаю, разве он не твердит все время, что чистокровные и магглорожденные — суть одно и то же, любовь, дружба и все такое?
— То на уроках, а со мной он иначе говорит, — мрачно сказал Том. — Как же меня выворачивает после его чаепитий…
Видя по моему лицу, что я не поняла, он спросил:
— Помнишь, как мы познакомились? Сказать, почему мне так паршиво было?
— Скажи, если хочешь.
— Я сладостей обожрался. Дорвался, называется… У нас-то их сроду не было, ну там… тиснешь конфету-другую, а так хотелось! Дамблдор же мне оставил мелочь на расходы, я и спустил все на шоколадки, остановиться был не в состоянии… С тех пор вообще сладкого видеть не могу, а у него все чаи да лимонные дольки с пирожными.
— Бедняга, — невольно улыбнулась я. — Тогда шоколадку я тебе на Рождество дарить точно не буду. Ой, кстати, никак не спрошу: когда у тебя день рождения?
— Тридцать первого декабря, — мрачно ответил Том. — Но дарить ничего не надо. Радости в этот день никакой, сама понимаешь.
Тут он вдруг помрачнел еще сильнее.
— Ты что?
— Каникулы на носу.
Я кивнула. Скорее бы домой!
— А ты в школе останешься? — задала я бестактный вопрос.
— Если бы! — Глаза Тома сверкнули в свете костра красным. — Я просил оставить меня здесь, а ты знаешь, до чего я этого не люблю… В смысле, просить.
— И?..
— Возвращайся в приют, мальчик мой, — передразнил он Дамблдора. — Повидайся с друзьями! Нет у меня там друзей и никогда не было, только подхалимы и те, кто меня боялся как огня… И ни тех, ни других я видеть не желаю!
— Погоди, — опешила я. — Но ведь многие остаются…
— А я, видимо, особенный.
— А декану ты об этом говорил? Хочешь, я скажу? Это же безобразие!
— Какой смысл, Томми? Скажем декану, тот передаст директору, а директору нашепчет что-то Дамблдор, и все пойдет по кругу! Нет уж, — он бросил ветку с огрызком в костер. — Вымаливать я ничего не буду. Перетерплю, каникулы не очень длинные.
Я подумала. И придумала:
— Ты поедешь со мной.
— Чего?! — опешил он.
— Того! — передразнила я. — Ты же из Лондона? Я тоже. Сядем в поезд, выйдем — и ко мне домой. Не дело это…
— А родители твои? — негромко спросил Том.
— Они войдут в положение, особенно папа, — твердо сказала я. — И потом, ты же хотел посмотреть, как я буду покупать новую палочку, разве нет?
Угасшие было глаза Тома снова вспыхнули.
— И книг у нас дома порядочно. Пусть колдовать нельзя, но читать-то можно, — коварно сказала я.
— Это ведь расходы, Томми, а у меня ни пенса за душой…
— Отработаешь, — ответила я, понимая, о чем он. — Посуду там помоешь, полы, снег уберешь, поможешь отцу крышу починить, а то ему тяжело наверх забираться, а тебе это раз плюнуть. Я как вспомню твой поход по карнизу на спор, так вздрогну… Вот и все.
— Тогда по рукам, — вздохнул он и улыбнулся.
И мы ударили по рукам.
— Знаешь, что, — сказала я, подумав, — у меня деньги-то есть, папа дал на всякий случай. Их же можно обменять на галлеоны, я узнавала. Давай сперва, как приедем в Лондон, зайдем в банк, потом к Олливандеру, а после уж поедем ко мне? Я хочу, чтобы ты мне помог палочку выбрать.
— Не вопрос, — Том улыбнулся шире. — Предвижу цирк…
Он оказался прав. На мой жалостливый рассказ о случайно сломанной палочке Олливандер горестно поцокал языком, произнес прочувствованный монолог о небрежности молодых волшебников и зарылся в свои запасы.
— Попробуйте эту, юная леди, — бубнил он, но я качала головой, потому что Том тыкал меня пальцем в спину, и палочка отказывалась реагировать. — Нет? И эта? Не может такого быть!
— Ну посмотрите еще, может, завалилась куда, — просила я со слезами в голосе, — как же я после каникул в школу без палочки поеду!
— Вот! — провозгласил наконец Олливандер, пошарив в закромах. — Если и эти не подойдут, не знаю, что и делать, юная леди…
— Мне его палочка отлично подходит, — кивнула я на Тома, повинуясь тычку. — Только слишком сильная. Мне бы в таком же роде, но… в женском исполнении. Не найдется похожей, сэр?
— А вы… да, помню, тринадцать с половиной дюймов, тис, перо феникса… — Олливандер нахмурился, морщины у него на лбу забавно зашевелились и вдруг разгладились. — Вот же она, голубушка! И как я позабыл, куда ее положил?.. Ну-ка, испробуйте!
— Она, — одними губами шепнул Том, когда я легко взмахнула палочкой из остролиста с пером феникса внутри. Ощущения были совсем иными, нежели от моей старой или его собственной.
— Видите ли, мисс Редли, внутри вашей палочки — перо феникса, я вам уже сказал. Так вот, обычно феникс отдаёт только одно перо из своего хвоста, но в вашем случае он отдал два. Второе — у этого юноши.
— Ничего себе! — поразилась я, отсчитывая монеты, а Том вдруг нахмурился. — Спасибо, сэр!
Мы распрощались и отправились домой.
— А что ты так мрачен? — спросила я, любуясь приобретением.
— Я пытаюсь вспомнить, где и что именно читал о палочках-сестрах, — серьезно ответил он. — Во всяком случае, краем глаза замечал, но тогда меня не это интересовало. Так или иначе, помню, что вроде бы друг против друга они не сражаются, но все же скрещивать их не стоит. Ясно?
— А я будто собиралась…
— Вспомнил! — вскинулся вдруг Том. — Если вдруг палочки-сестры будут сражаться, то та, что принадлежит более сильному духовно волшебнику, заставит вторую выдать последние заклинания в обратном порядке. Короче, ничего веселого из этого не выйдет. Так что…
— Да поняла я! — отмахнулась я. — Мы с тобой вроде сражаться не собираемся, но я учту на будущее. Кстати, мы приехали, вылезай!
Как и ожидалось, родители совершенно спокойно отнеслись к незваному гостю. Места в доме достаточно, половиц он не протопчет, как выражается бабушка Марта, ну а накормить не проблема. Кстати говоря, бабушкина ферма — большое подспорье в нынешние годы. В городе ничего толкового не укупишь, а она исправно снабжает нас то ветчиной, то колбасками собственного приготовления, то овощами и фруктами. Понятно, ради всего этого летом нужно ей помогать, у самой уже возраст изрядный, со всем не управишься. И так вон наемного работника держит.
Мама служит машинисткой в присутствии, а отец работает ночным сторожем на военном складе: больше сквибу в нашем мире и податься-то некуда. Но это ничего, зато днем, отоспавшись после дежурства, он всегда со мной занимался и рассказывал о волшебном мире. Сперва я думала, он сочиняет сказки, но когда у меня проявился дар, все стало на свои места.
— Интересный у тебя отец, — задумчиво сказал Том, когда мы прикончили роскошный пудинг и пошли пошататься по окрестностям.
— Обычный, — пожала я плечами.
— Это мама обычная. А он — не тот, за кого себя выдает.
— Понятное дело. Выдает он себя за маггла, а сам…
Том только усмехнулся.
— Внешность у него характерная, — сказал он. — Кое на каких портретах я видел похожих людей.
— Том, прекрати! — рассердилась я. — Этот волшебный мир — чертовски тесное местечко, тут все друг другу родня. И учитывая то, что папины родственники учились в Хогвартсе, логично, что они могут мелькать на картинах! И то, что он похож на предков, тоже понятно.
— Молчу, — развел он руками, а я дулась всю обратную дорогу.
Ну да, сложением я похожа на маму — невысокая, крепкая. А папа рослый, худой, широкоплечий брюнет (вернее, уже почти седой) с резким профилем. Темные глаза и волосы, да и черты лица (не особенно красивые для девочки, но тут уж ничего не поделаешь) явно достались мне от него. Что в этом необычного? Кстати, подумалось мне, вот у папы профиль точно вороний, забавно!
Что самое интересное, вечером папа сказал мне почти то же самое:
— Очень знакомое лицо у этого твоего приятеля.
— Папа, ну хоть ты не начинай! — взмолилась я. — Ясное дело, знакомое, он по матери Гонт, ты наверняка какие-то портреты дома или в книгах видел!
— А, та история… — протянул он, и я вцепилась в него клещом:
— А что там случилось? И, кстати, откуда ты знаешь?
— Ну ты ведь наверняка догадалась, что связи с тем мирком я полностью не терял? — усмехнулся он и закурил.
— Конечно. Мало ли, что ты маме сказал, она к волшебным книгам и притронуться боится, а я-то вижу, что новые появляются. Присылает кто-то, да?
— Да. Мы с родней хоть редко, но переписываемся. Ну и я знал, что тебе это пригодится.
— Ты что, был уверен — я стану волшебницей? — нахмурилась я.
— Я надеялся, — лаконично ответил он, дымя трубкой, чуть повернул голову и стал похож в профиль на Шерлока Холмса. — Такие случаи бывали, пусть и редко, потому что желающих выйти замуж за сквиба или жениться на такой девушке днем с огнем поискать, если только среди совсем отчаявшихся. Но бывало, что у двух сквибов появлялись достаточно одаренные дети. Наследственность — штука занятная, — добавил он. — Но тебе пока рано вникать, я сам едва разобрался в этих генах, аллелях и хромосомах. Образования недостаточно.
— Так что случилось-то? — потеребила я.
— А ты уверена, что этично пересказывать такое?
— Том очень хочет узнать, что случилось перед его рождением, — сказала я. — И найти отца. В глаза, так сказать, посмотреть. Вообще-то он догадывается, что случилось, но если ты что-то добавишь…
— Так может быть, лучше позвать его сюда?
— Не надо, — подумав, решила я. — Если там что-то вовсе уж гнусное, я не стану ему говорить.
Папа кивнул, уселся поосновательнее и произнес:
— Учти, это сплетни и слухи, до меня, как ты понимаешь, донеслись только отголоски… Суть в том, что мисс Гонт вышла замуж за маггла Риддла, что само по себе поступок вопиющий по меркам чистокровных, и семья отреагировала предсказуемо. Хуже того, ходил слух, будто она опоила его любовным зельем и поила все годы брака. Ну а когда она оказалась в положении, то почему-то перестала это делать. Риддл прозрел, обнаружил, что женат невесть на ком, и мгновенно испарился. Не знаю уж, каких моральных качеств был этот человек, но, сама понимаешь, бросить глубоко беременную жену без средств к существованию… — папа развел руками. — Родня ее не приняла, из дома попросили вон, как только закончились деньги, вот и все. А умерла она, значит, в сиротском приюте… Ну как, достаточно гнусная история?
— В общем, — сказала я, — до всего этого мы и додумались. Кроме любовного зелья, но это уже детали. Спасибо, папа. Другое дело, что найти этого Риддла нереально.
— Да уж, ищи иголку в стоге сена. Подозреваю, он мог махнуть куда угодно, лишь бы подальше от жены. Особенно если узнал, что она волшебница. Многие люди этого боятся как огня. Вон как твоя мама.
— Хочешь сказать, она меня боится? — нахмурилась я. Еще не хватало!
— Опасается. И правильно делает: ты еще в ум не вошла, можешь случайно что-нибудь отчудить. Но я вовремя провел с ней воспитательную беседу, и она почти успокоилась.
— Ну тогда ладно, — вздохнула я, и мы немного посидели молча.
Том, скорее всего, торчал в своей комнате над книгой, которых, как я теперь могла оценить, у папы было не так уж мало для сквиба. Только задать вопрос напрямую я так и не отважилась. Все равно вряд ли бы он ответил правду.
— Тебе этот мальчик нравится? — спросил вдруг папа.
— А? — очнулась я. — Ну… с ним, во всяком случае, не скучно. Вечно он изобретает что-то несусветное, за ним глаз да глаз! То чары у него беспалочковые, то людей он заставляет что-то делать, то зелья сам наладился составлять, то летать он без метлы собрался, то жить вечно…
— Гхм… — папа поперхнулся дымом и закашлялся. — Недурные амбиции для мальчишки его лет.
— Ну, первые три вещи у него уже неплохо получаются, — буркнула я и папа закашлялся вторично. — Я же говорю, только и знаю, что его одергивать. Да он и сам понимает, что не надо раньше времени демаскироваться, к нему и так кое-кто проявляет нездоровый интерес.
— Кто?
— Профессор Дамблдор, — ответила я и отшатнулась, таким пугающим сделалось лицо отца.
— Передай, пожалуйста, своему другу, — медленно выговорил он, — что никогда никому еще не приносил ничего хорошего интерес Дамблдора.
— Он и сам понимает, — пожала я плечами. — Он же приютский, у него чутье на неприятности. А ты что-то знаешь, папа, верно?
— Слышал несколько историй, и даже из первых уст. Но тебе о них знать не нужно. Проговориться ты, может, и не проговоришься, но легилименции никто не отменял.
— Чего?
— Чтения мыслей.
— А, вот чем Том балуется, — сообразила я. — Надо ему сказать, как это называется.
— Погоди, чем он балуется? — нахмурился отец.
— Ну, мысли читает. У преподавателей пока не может, а у однокурсников — запросто, если поднапряжется. У обычных людей тем более. Сколько раз я ему говорила: не лезь ко мне в голову, мало ли, о чем девчачьем я думаю! Хулиган.
— Раз так… — протянул папа, — наверно, ему и окклюменция будет по силам. Это защита разума от других таких чтецов. И тебе это не повредит.
— Займемся, — понятливо кивнула я.
— Займись, Томми, и подумай над тем, что это хорошая партия, — усмехнулся вдруг он. — Прямой потомок Слизерина, надо же…
— Так и ты из хорошей семьи.
— А я тебе о чем толкую? Правда, об этом вам еще думать рано, но вот дружить с ним, думаю, небесполезно. Не вздумай рассориться, потом пожалеешь, да будет поздно. И еще… — он начал выбирать трубку, — когда вы подрастете, почти наверняка хоть мимолетно, да влюбитесь в других. Вот это оговорите заранее. Дружба дружбой, но из-за такого случались трагедии. Слово за слово, смертельная обида, дуэли… Словом, ничего хорошего. А нужно было просто вовремя поговорить.
— Я поняла, — протянула я. Даже у камина почему-то было зябко. — Папа, а его ведь летом наверняка снова попытаются запихнуть в приют…
— Да пусть едет с нами на ферму, — усмехнулся отец, прекрасно поняв, на что я намекаю. — Поможет, там еще одни руки лишними не будут. Заодно воздухом подышит, а бабушка Марта его откормит, а то его напросвет видать даже после полугода хогвартской кухни.
— А ты откуда знаешь, какая там кухня?
— От братьев и прочих родственников, — спокойно ответил он, и я окончательно уверилась в мысли о том, что правды он мне не скажет. — Иди к своему приятелю или к маме, мне подумать нужно.
Том, как я и предполагала, сидел, вернее, лежал над книгой.
— Я узнала три вещи, — сказала я, сев рядом. Он поднял голову. — Первая — всё, что ты рассудил насчет истории твоей матери, совершенно верно, только там еще одна деталь есть: она твоего отца поила любовным зельем. А когда он очнулся, то сбежал. Где и как его искать, неизвестно, может, у него вообще уже другая фамилия. Взял, женился, поменял, как мой отец, и ищи ветра в поле.
Том сел и нахмурился.
— Ясно… Ну, быть может, когда-нибудь я на него все-таки наткнусь, — проговорил он. — Мало ли, какие чудеса случаются.
— Вторая — то, что ты именуешь чтением мыслей, назвается страшным словом «легилименция», а есть еще защита мыслей — «окклюменция», и папа настоятельно рекомендовал тебе ею заняться.
Том выразительно приподнял брови.
— Что касается третьего, то оно неразрывно связано со вторым: папа предупредил, что интерес Дамблдора никогда никого не доводил до добра. Подробности выдавать отказался, но и так, по-моему, понятно. И нет, Том, не смотри так… — Я помолчала и все-таки созналась: — Я давно подозреваю, что папа вовсе не сквиб. Но напрямик спросить боюсь. Не знаю, какие скелеты могут выпасть из шкафа. И если даже он скажет правду, и она окажется… неприятной, как мне потом быть?
— Понятно, — протянул Том, посерьезнев. — Интересные дела. Ну что ж, посмотрим, как к моему побегу отнесутся в школе. Сделаем выводы. А уж исходя из них решим, как себя вести. Согласна?
— Конечно. И вот еще: папа рекомендовал поумерить прыть. Твои эксперименты очень уж бросаются в глаза.
Том подумал и кивнул.
— Согласен. Я пока займусь теорией, а заодно тебя подтяну если не до своего уровня, то хоть повыше твоего среднего.
— Сам ты средний! — я треснула его подушкой и гордо удалилась. Потом вернулась и спросила: — На ферму с нами поедешь?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Летом мы на ферму перебираемся, бабушке помогать, — пояснила я. — Отец договаривается со сменщиком, чтобы отпустили надолго, мама приезжает в отпуск и на выходные, ну а я все время там.
— А что… можно? — недоверчиво спросил Том.
— Отработаешь, — ядовито улыбнулась я. — Когда никто не видит, можно сено чарами перекидывать. Ты же без палочки умеешь, не отследят.
— Ага, главное, ты такого не пробуй, а то сожжешь весь стог, — фыркнул он. — Впрочем, ты можешь поливать огород. Это у тебя хорошо получается.
— Там речка есть, если тепло, можно купаться, — продолжала я соблазнять. — И лес. Ну и вообще — природа. Ты же сам сказал тогда в поезде, что из Лондона не выбирался. Опять же, папа может порассказать много интересного…
— Если меня не запрут в школе или в приюте на замок, я с удовольствием приму твое предложение, — церемонно ответил Том. Подумал и добавил: — А запрут, так я дверь вынесу и смоюсь. Как ты сказала? Ищи ветра в поле.
— Значит, договорились!
* * *
В школе на нас как-то странно косились, а следом с нами пожелал побеседовать почему-то не директор, которому мы, правду говоря, были глубоко безразличны, не наш декан, а вездесущий Дамблдор.
— Дети-дети, — укоризненно проговорил он, поглаживая рыжеватую бороду. — Разве можно так поступать? Том, где твое чувство ответственности?
— Вот оно, сэр, — совершенно серьезно сказал тот, указав на меня. Я улыбнулась.
— Я слышал, ты нарушил правила, и вместо того, чтобы вернуться в приют, куда-то сбежал. А теперь поговаривают, что ты гостил у однокурсницы, это так?
— Да, а что?
— Но Том, так поступать нельзя!
— Почему, сэр? — удивилась я. — Том сирота, я пригласила его погостить у себя дома, только и всего. Мне показалось, ему приятнее будет отметить день рождения в семье.
Том посмотрел на меня с плохо скрываемой злобой, но промолчал, понимая, к чему я клоню.
— Мы не могли тебя отыскать, мой мальчик, — продолжал Дамблдор.
— А зачем меня искать, сэр? — поразился тот. — Я и на улице не пропаду, не то что дома у Редли. А в приюте наверняка только порадовались тому, что я не вернулся. И не вернусь, — добавил он, подумав. — Миссис Редли была настолько добра, что пригласила меня к себе на летние каникулы. Думаю, она не откажется подписать необходимые документы в приюте, что уж там потребуется.
Я сперва не поняла, почему он не сказал «мистер Редли», а потом сообразила: моего отца Дамблдору видеть точно не нужно.
— Конечно, не откажется, — кивнула я. — Том ей очень понравился.
Это уж точно, при желании Том мог быть само обаяние. А мог и напугать.
— Том, но ты ведь понимаешь, что очень силен, а владеть магией как следует не выучился, — не отставал Дамблдор. — Ты можешь навредить простым людям!
— Я обязуюсь не прибегать к магии на каникулах, — запросто солгал тот. — Простите, сэр, но я никогда не покидал Лондона, не считая поездки в Хогвартс, а сидеть за решеткой все лето — скверная альтернатива помощи на ферме.
Том всегда говорил, что обещания, данные под давлением обстоятельств, ничего не стоят. А давать клятву он не собирался. Вдобавок он не уточнил, о какой именно магии идет речь, а дьявол кроется в деталях, как говорит бабушка Марта.
Дамблдор недовольно пожевал губами, потом вздохнул и сказал:
— Выйди пока, Том.
Он подождал, пока за тем закроется дверь, и обратился ко мне:
— Девочка моя, боюсь, ты не вполне понимаешь, с кем имеешь дело…
— С Томом Риддлом, разве нет, сэр? — удивилась я.
— Вот именно! — воздел он палец. — Он очень сильный волшебник, настоящий самородок, неограненный бриллиант… Увы, он еще в очень раннем возрасте научился применять магию не во имя всеобщего блага, а ради своей выгоды и удовольствия. И еще, Томасина, этот мальчик очень жесток. Ради забавы он мучил и убивал животных, издевался над однокашниками, отбирал у них вещи и деньги, и я не думаю, чтобы он единомоментно позабыл свои привычки.
— Не замечала за ним ничего подобного, сэр, — пожала я плечами. — Да и кто из нас в детстве не отрывал мухам лапки и не таскал кошек за хвост? Ну а после его рассказов о приюте я как-то не удивлена тому, что он далек от доброты и всепрощения. Если я верно поняла, не нападай он первым, то попросту не выжил бы. Право сильного никто не отменял, сэр.
Дамблдор недовольно покашлял.
— А как вы можете объяснить тот факт, что вас не сумели отыскать? — спросил он.
— Понятия не имею, сэр, — пожала я плечами, — я в таком не разбираюсь. Может быть, Том что-то отчудил, но он ни о чем подобном не говорил, а мне и в голову не пришло, что его станут искать, он ведь ничейный.
— В последний раз вас видели выходящими из лавки Олливандера, — сказал он. — Что вы там делали?
— Мне не удаются чары, и я подумала, может, с палочкой что-то не так, — бесхитростно ответила я. — Вот и зашла к мастеру спросить. Но нет, все оказалось в порядке, просто мне нужно усерднее заниматься.
— Ну хорошо, иди, — сдался Дамблдор, а я подумала, что на его занятиях мне придется пользоваться старой палочкой. Что ж, это даже интересно!
Том поджидал меня на лестнице.
— Хитро ты, — сказал он и отломил мне половинку яблока.
— Ты слышал?
— Конечно. Плевое дело, он чары от прослушивания не наложил. Потом научу, как подслушивать, полезная штука…
Я поделилась с ним мыслью по поводу палочки, и Том кивнул.
— Две палочки — вообще отличная идея. Надо мне тоже второй обзавестись. Одну отберут, так о другой никто и не подумает, не принято ведь. Недаром легавые и бандиты частенько по два, а то и три ствола носят. Кстати… Томми, ты обратила внимание: он дважды спросил, почему нас не смогли найти?
— Обратила. Сказала, что ты, наверно, сотворил что-нибудь.
— Я ничего не делал. До меня только сейчас дошло, что ищут не человека, а палочку. Ну, если на человеке нет специальных следящих чар. Так вот, палочки там или нет, но нас все равно не нашли. Доходит?
— На нашем доме стоит какая-то защита? — сообразила я.
— Конечно. Либо родня твоего отца постаралась, либо он сам. И чары мощные, раз сквозь них не пробились.
— Погоди, но мы же сколько раз гулять ходили!
— Так без палочек же, балда! Они в доме оставались!
Я признала, что я действительно балда.
— Словом, — сказал Том, — надо будет попробовать использовать палочку в вашем доме и посмотреть, придет извещение от Министерства или нет. Сдается мне, что нет. И не только из-за щитовых чар…
— Пойдем-ка лучше на зелья, — сказала я. — А то Слагхорн опять клокотать будет, мол, первое занятие в семестре, а мы опаздываем.
— Ничего, мы это на Дамблдора с его душеспасительными беседами свалим, пусть между собой разбираются.
Так мы и поступили.
* * *
Лето наступило очень быстро, а промелькнуло еще быстрее. На этот раз мы без спросу уехали сразу на ферму, не заезжая домой, а родители прибыли позже, нагруженные вещами (машины у нас нет, а брать такси, понятно, слишком дорого). К тому моменту бабушка Марта успела ужаснуться, до какой степени детей заморили в школе, впихнула в нас по три порции обеда и отправила отлеживаться и переваривать на сеновал.
— Какое небо… — мечтательно произнес Том, глядя сквозь дыры в крыше. — В Лондоне такого не увидишь, смог все застит.
— Сейчас обед уложится, я покажу тебе, где тут что, — сонно ответила я. — Хозяйство большое… ну, относительно. Зато еды всегда хватает.
— Томми, — произнес вдруг он, — Дамблдор сказал правду. В кои-то веки…
— О чем ты?
— Я убивал животных. И истязал однокашников.
— Зачем? — повернулась я к нему.
— Второе, думаю, тебе понятно, да ты и сама верно сказала — по праву сильного. Те, кто бил меня в раннем детстве, потом прятались, стоило мне появиться в пределах видимости. — Том перевернулся на живот и положил голову на руки. — А животные… Сперва, когда я еще был маленьким… Знаешь, я думаю, мне просто нужно было, чтобы кто-то оказался слабее и беззащитнее меня.
— Показать власть?
— Да. Это глупо, но иначе я это объяснить не могу. И чувство при этом… — он передернул лопатками. — Не проси описать.
— А все же попробуй.
— Какое-то… гадливое удовольствие, — попробовал сформулировать Том. — Умом я понимаю, что передо мной живая тварь, что ей больно, что она ничего дурного мне не сделала, но остановиться не могу, это… захватывает. С людьми-то понятно, над ними я издевался за что-то конкретное. А тут…
— Ты только с бабушкиной живностью ничего такого не вытворяй, ладно? — серьезно попросила я, хотя мне стало не по себе. — Она может и не пережить.
— Я давно уже этого не делал. Как отрезало. Людей было вполне достаточно. — Он повернулся ко мне. — Что, испугалась?
— Немного. Но учитывая, в каких условиях ты рос, наверно, можно простить тебе парочку замученных кошек, хоть и жаль их, и… кого еще?
— Кролика, — буркнул Том. — И не говори, что я был мал и не соображал, что делаю. Все я прекрасно понимал.
— Тогда перестань это пережевывать. Прошлое должно оставаться в прошлом, как говорит бабушка Марта, — изрекла я.
— У твоей бабушки на каждый чих найдется народная мудрость, — невольно улыбнулся он.
— Это не у нее, это вроде бы из Библии, только она все переиначивает по-своему. Ну и пастор у них тут простой, деревенский, читает проповеди так, чтобы фермерам было понятнее. Они же в основном пожилые, малограмотные. И вообще, хватит валяться, пошли на речку!..
К концу лета мы оба загорели дочерна, выросли чуть не на полголовы (у бабушки Марты от обеда не отобьешься!), наработались и в поле, и в хлеву, и на огороде (почти даже без магии, руками интереснее, да и скрываться не надо), до одури накупались в речке и набрали фунтов десять лесной малины бабушке на варенье. Помню еще, я подглядела, как Том вроде бы пошел выгребать навоз, а сам минут десять гладил месячного теленка и, кажется, даже плакал. О чем уж думал, не знаю, хотя и догадываюсь… Да и кошки от него не шарахались, хотя он явно этого ожидал: эти твари видят зло в любом обличье.
Папа вечерами устраивался на крыльце, как заправский фермер, раскуривал трубку и рассказывал о чем-нибудь из того, что якобы знал с чужих слов. Том задавал вопросы, а сам поглядывал на меня, мол, похоже, догадка верна, отец твой — не тот, за кого себя выдает. Да и я была уже почти уверена в этом.
1939 — 1940
— Как я не хочу в этот чертов Хогвартс, — пробормотал Том, втащив наши чемоданы в купе. — Одно там хорошо — библиотека есть.
Ночевали мы у нас дома, и он опробовал палочку. Никаких извещений не пришло, что подтвердило наши догадки. Судя по всему, в папиных шкафах гремел костями не один скелет, и во что это может вылиться, оставалось только гадать.
Учеба тянулась, как патока, на уроках было скучно, с Томом — интересно, потому что он умел мыслить как-то с подвывертом, а вдобавок не оставлял идеи дотянуть меня до приличного уровня. Кое-что у меня уже начало получаться, но он не отставал и не позволял останавливаться на достигнутом, ему всегда было мало. Порой я пугалась, когда он отлавливал меня в темном коридоре: глаза горят в свете факелов, на лице — энтузиазм, с губ рвется очередная дикая идея.
И да, мне пришлось стать его здравым смыслом, иначе бы он угробился еще в начале второго курса, когда решил, что действительно понял, как летать без метлы. Если бы не я, он сиганул бы сразу с Астрономической башни, но я настояла на невысоком косогоре, так что Том отделался ушибами и вывихом запястья, после чего признал — в его теории имеются недоработки. Впрочем, его бешеной тяги к знаниям эта неудача нисколько не умалила. Повторюсь, это был настоящий локомотив, несущийся с чудовищной скоростью, а я выполняла роль то ли стоп-крана, то ли угольного тендера, которые худо-бедно замедляли неуправляемое движение.
А после Рождества, которое мы опять отмечали у меня дома, невзирая на сопротивление преподавательского состава (особенно Дамблдора: я уж начала думать, может, он и впрямь неравнодушен к Тому — тот ведь очень красив!), Риддл поймал меня в библиотеке и сказал:
— Пойдем, что расскажу.
Я только вздохнула: это сулило очередную авантюру. Однако поднялась и поплелась вслед за ним — на этот раз снова в лес. Том каким-то образом разведал парочку потайных ходов, так что шастать туда-обратно было очень легко. И славно, а то сидеть в замке очень надоедало, к тому же там не поэкспериментируешь в свое удовольствие. А чудовищных тварей из Запретного леса мы, признаюсь, ни разу не видели. Мне показалось однажды, что вдалеке мелькнули единороги, но это была, скорее всего, просто игра воображения.
Устроившись у костерка и для надежности подстраховавшись согревающими чарами, мы поджарили на огне по кусочку хлеба и по яблоку — была у нас такая традиция, — слопали их, и только после этого Том сказал:
— Я раскопал историю твоего отца.
Я чуть не свалилась с бревна, на котором сидела.
— Постой, я не говорила тебе фамилию! Опять копался у меня в голове?!
— Нет. Я же обещал, что не стану. — Том поставил локти на колени и уставился на меня. — Помнишь, я говорил, что видел на портретах похожие лица? А ты упоминала, что кто-то из родственников был хорошим зельеваром. Вот я прошелся, посмотрел… Потом поискал фамилии, сличил даты. Учти, это все есть в открытом доступе, ты и сама могла бы найти, если бы захотела и имела привычку к систематической работе.
— Не умничай, — огрызнулась я, но не выдержала: — И что же ты накопал?
— Целый детектив, — хмыкнул он. — Например, набросал твое семейное древо и распутал целый клубок преступлений. Лучше бы я потратил это время на учебу, конечно, но это было так интересно, что я не устоял. Рассказывать?
Обледеневшие сучья застучали на ветру, как те самые скелеты в шкафу, я поежилась и протянула руки к огню.
— Давай.
— Садись поближе ко мне… — Том вытащил из сумки помятый пергамент и расстелил его на коленях. — Вот он, твой отец.
— Гектор Септимус… Так он вовсе не Джек!
— А ты думала… Смотри, вот четверо старших братьев и две сестры. Для магов это много, я уже узнавал. Родители тоже еще живы. В побочные линии я не вникал, но там тоже кто-то имеется, пусть полу- и четвертькровные. Это не считая родства с другими семействами.
— Давай, выкладывай свой детектив, — потребовала я, разглядывая небрежно нарисованное генеалогическое древо.
— Это не очень приятная история, — предостерег Том.
— Я догадываюсь. Но все равно выкладывай.
— Ну хорошо. Твоего отца отчислили с шестого курса, — произнес он. — Вот с такой формулировкой…
Том сунул мне под нос безжалостно выдранный из газетной подшивки лист с кричащим заголовком: «Студент-шестикурсник исключен из Хогвартса за тройное предумышленное убийство, совершенное с особой жестокостью и цинизмом!»
Я перечитала дважды, потом подняла на Тома глаза и сказала:
— Да быть не может!
— Еще как может, — сказал он серьезно. — Убийство было тщательно спланировано, это тоже есть в газетах, ну да я все не потащил, прочитаешь сама, если захочешь.
— Но…
— Погоди ужасаться, я начал с конца, специально, — поднял руку Том. — Дело было так… В то время Дамблдор уже направо и налево выкладывал свои идеи насчет равенства и братства. А я думаю, всем молодым парням интересно было, что там, в большом мире. Вот и твой отец решил прогуляться по маггловскому Лондону. Встретил девушку, она ему понравилась. Раз сходил на свидание, другой, да и влюбился. Семья ваша, насколько я понял, достаточно терпима к магглорожденным и вообще магглам. Тем более, он седьмой ребенок в семье, что уж тут…
Я промолчала.
— Если верить газетам, тем вечером он ждал ее на очередное свидание, но не дождался. Додумался зайти к ней домой и спросить у родителей, куда она подевалась.
— И куда же? — спросила я после паузы.
— Девушка оказалась в больнице. Ее поймали в темной подворотне трое ублюдков, избили и жестоко изнасиловали, — без обиняков ответил Том. — Что творилось в обычном мире, я точно не знаю, но предположить могу: судя по тому, что парни остались на свободе, либо у кого-то был влиятельный папа, либо много денег, либо и то, и другое в любых комбинациях.
— А что дальше?
— А дальше… — Том помолчал. — Через несколько дней почти в центре Лондона полиция обнаружила три изувеченных трупа. Тебе с подробностями или как?
— С подробностями, — выговорила я.
— Как скажешь. Если будешь блевать, то не на меня, а в сторонку, ладно? — попросил он и продолжил: — Перед смертью этих троих жестоко пытали. Причем убийца явно подготовился: ни единого свидетеля, никаких следов, отпечатков и так далее. Как уж он выманил их в то место, маггловской полиции было неведомо, но факт налицо. Начали поговаривать о новом Потрошителе.
— Да не тяни ты!
— Я не тяну, я рассказываю по порядку. В «Пророке» картина более полная. Имена этих троих были в газетах. Твой отец никуда не торопился. Он нашел их, потом приложил Конфундусом или даже Империо и отвел в заранее присмотренное место. Затем кого-то из них допросил и выяснил, кто был зачинщиком. А потом началось веселье, да какое! С огоньком, в прямом смысле слова… — в глазах Тома снова плясало пламя. — Если вкратце, сперва были Круциатусы, а потом все трое лишились… м-м-м… мужских органов. Одному их сожгли, причем сделали это медленно. Силенцио — и ни звука никто не услышал, хотя вопить он должен был жутко. Другому срезали начисто — и этот умер от болевого шока и кровопотери. Третьему размозжили, и тоже — болевой шок и смерть. Никаких следов, повторюсь, никаких надписей кровью и прочей чуши.
Я сглотнула.
— Сперва думали на маньяка, только кто-то в маггловской полиции оказался более-менее наблюдательным и сообразил, что это именно те трое, что недавно изнасиловали девушку. Стало быть, это месть. А мстить мог либо ее отец — но тот сам слег с сердечным приступом, а других родственников-мужчин у нее не было, — либо парень. Стали искать, но тут авроры подключились, там же непростительные были, ну и вышли в итоге на убийцу.
— А он что? — тихо спросила я.
— А он ничего не отрицал. Сказал только, что с удовольствием повторил бы экзекуцию, только помедленнее, с чувством, толком и расстановкой. Так и заявил прямо в лицо суду. Его отправили на освидетельствование в Мунго, но колдомедики признали его абсолютно вменяемым, о состоянии аффекта и речи не шло. Разумеется, магглам его не выдали, не их это дело… — Том ухмыльнулся. — Родня у тебя, я скажу, специфическая. Отец на суде прямо заявил, что гордится поступком сына. Он сам и старшие братья надавили на все рычаги, судя по тому, что до Азкабана дело не дошло. Ну и, тем более, убиты были магглы. Однако палочку его сломали и из школы исключили с позорной формулировкой.
— А девушка?
— Через год он на ней женился. Ну, когда устроился в маггловском мире. Я думаю, это было нечто вроде добровольного изгнания. Тут-то остается либо сидеть взаперти, либо терпеть, каждый же будет тыкать пальцем, мирок тесный, все обо всем знают…
— Но… погоди, это же выходит…
— Это была твоя мама. Ты родилась еще через два года.
— Но она никогда не говори… — Я осеклась. — Говорила, чтобы я не ходила одна по темноте. Вроде бы ее в юности воришки стукнули в переулке по голове и отняли сумочку и украшения, она в больнице даже лежала. Это как?
— Думаю, перед тем, как заняться серьезным делом, твой отец сходил к ней и подтер память, он же был очень одаренным студентом. А что до прочего — либо родня притащила колдомедика из Мунго, либо он сам подлечил. Судя по отзывам, он в зельях был докой, — серьезно сказал Том и вдруг мечтательно улыбнулся. — Мне нравится твой отец. Вот у кого нужно учиться!
— Да уж, самообладанию и терпению бы тебе у него поучиться, — выдохнула я.
Скелеты не просто гремели костями, они ими грохотали!
— Ты испугалась? — спросил вдруг Том.
— Чего?
— Отца. Ты думала, он безобидный сквиб или слабый волшебник, а он оказался жестоким убийцей. Впрочем, на том же суде он заявил, что не убил тех троих, а казнил.
— Если за маму, тогда… — я покачала головой, не находя слов. — И столько лет…
Том неожиданно ухмыльнулся.
— А ты думаешь, семья его бросила? Нигде нет упоминаний о том, что его изгнали из рода. У него наверняка есть свой сейф. А палочка… ты сама убедилась, насколько легко ее купить. Любой из братьев мог приобрести и передать ему, для бытового волшебства сгодится. А еще, — добавил он заговорщицки, — я порылся в периодике. И знаешь, в серьезных журналах по зельеварению частенько встречаются большущие интересные статьи, подписанные просто инициалами Г.С. - и фамилия.
— Черт! — воскликнула я. — Для зельеварения ведь палочка-то и не нужна!
— Ну, это вполне может оказаться не Гектор Септимус, а Гай Секстус. Или даже Германика Секунда. А то и патриарх семейства, Гарольд Стенли… — Том явно издевался. — В этом семействе какое-то нездоровое пристрастие к таким именам. Разве что ты на другую букву названа, видимо, отец твой решил прервать семейную традицию!
— Да, наве… — я осеклась. — Бог мой!
— Что такое?
— Так назвали-то меня Томасиной, а крестили Генриеттой… — убитым голосом произнесла я. — Томасины в святцах нет.
— А что, недурно! Генриетта Томасина, — серьезно сказал он. — Дочь принца в изгнании.
— Фу, это звучит, как название любовного романа, — поморщилась я. — Лучше я побуду Томасиной Редли.
— И правильно, — согласился Том. — Семья-то тебя наверняка примет. Говорю, судя по всему, они вполне лояльны к магглорожденным, а ты родная племянница. Но если ты объявишься под настоящей фамилией, выйдут и на твоего отца, это раз, а судя по тому, как он прячется, ему это не нужно. Неизвестно, кто именно ставил вам чары, но они мощные, мы же проверяли. А два — ты станешь завидной невестой. Полукровная девушка из такого рода — это завидный куш.
— А ты неплохо разобрался в здешней кухне, — ухмыльнулась я.
— Конечно, куда же без этого. Я умею слушать и слышать. И с источниками работать умею. И если ты продолжишь лениться…
— Я не стану больше бездельничать, — искренне пообещала я. — Одно дело магглорожденная, ей простительно, а вот полукровная — другое. Даже если об этом знаем только мы.
— Вот именно, — сказал Том. — Очень хорошо, что ты это понимаешь. А когда мы поженимся, я возьму твою фамилию.
Я все-таки упала с бревна.
— А почему ты так уверен, что я соглашусь выйти за тебя замуж?
— Потому, — был ответ. — Или ты останешься Редли и будешь выбирать среди полукровок или магглорожденных, а то и вовсе магглов, или тебя признает семья, а потомка Слизерина они не пропустят, я уверен. И ты, и я — партии завидные.
— Том, нам по двенадцать, — напомнила я. — О чем ты говоришь?!
— О будущем, — совершенно серьезно сказал он. — Я же не твержу о великой любви, я говорю о серьезном партнерстве. Ты по зельям уже обогнала меня, у вас, видимо, эти способности в крови. Чары не даются, ну и пес с ними. А у меня, ты сама видела — фонтан идей, но меня нужно придерживать, а то я правда убьюсь в один прекрасный момент. Тебе не кажется, что это взаимовыгодное сотрудничество?
— А жениться-то зачем?!
— А чтоб никто не приставал.
Я помолчала, переваривая сказанное, и тут вспомнила о словах отца.
— Мысль мне ясна, — сказала я, — но тут еще кое-что есть… Это пока нам по двенадцать. А через годик вполне может оказаться, что ты влюбился в какую-нибудь девочку с другого факультета, а мне понравился старшекурсник, а то и вовсе маггл, и мы рассоримся вдрызг. Знаешь, как это бывает? Обиделся на сказанное сгоряча слово, и все, дружбе конец!
— А ты не обижайся, — совершенно серьезно ответил Том. — Ну или пообижайся немного и скажи толком, в чем дело. Зачем человеку речь дана? Нет, я в курсе, что девчонки обижаются на ровном месте, парень мог сказать чушь и не заметить, а она уже плачет… но ты вроде не из таких. Хотя я не настолько хорошо тебя знаю, чтобы угадать, о чем можно шутить, а о чем нельзя!
— Погоди, с обидами разберемся, — отмахнулась я. — Я не о том. Как быть, если в самом деле понравится другой или другая? Вот так, что хоть вешайся, любовь, как в кино… Конец партнерству?
Том надолго задумался.
— Нет, — сказал он наконец. — Это может быть обидно, больно, но…
— Дружба дружбой, а служба службой?
— Опять изречение бабушки Марты?
— А как же, — улыбнулась я. — В общем, Том, загадывать еще рано, но давай пообещаем друг другу: если вдруг случится какая-то интрижка, не мстить. А то я тебя знаю… Просто нужно сказать прямо: «Том… или Томми, мне не по душе, что ты встречаешься с кем-то там». А дальше уже разбираться по факту. Только не молчать. Папа говорит, ничего нет хуже, чем замалчивать проблему, лучше уж наорать друг на друга и успокоиться, чем копить обиду годами.
— Согласен, — кивнул Том, вынул откуда-то перочинный ножик и порезал себе мизинец. На снег упала алая капля. — Я, Том Марволо Риддл, обещаю и клянусь никогда не причинять умышленного вреда Томасине Редли, а также тем, с кем ей будет угодно иметь дело. Я обязуюсь стараться решить споры по личным поводам миром, всегда обсуждать взаимные претензии и пытаться прийти к соглашению. Повтори.
Я повторила, потом зализала ранку на пальце и подумала, что о непредумышленном вреде Том умолчал. А под это определение многое можно подвести!
— А теперь об обидах, — будничным тоном сказал он.
— Ага.
— Меня обидеть сложно. Тебе точно не под силу.
— Да уж, у тебя самомнение размером с Астрономическую башню, — не осталась я в долгу. — Вдобавок, кто тебя обидит, дня не проживет.
— А девочек — намного проще, — продолжил он, не слушая. — Гм… Ну, например, я скажу, что тебе мантия не идет…
— И что? Она мне правда не идет, — удивилась я.
— Неудачный пример. Тогда… что у тебя ноги короткие и кривые.
— Во-первых, под мантией не видно, во-вторых, я отлично знаю, что у меня нормальные ноги, — мне стало весело.
— Ты толстая.
— Это мантия полнит, а у меня нормальное крепкое сложение. А как говорит бабушка Марта, пока толстый сохнет, худой сдохнет. Так что в случае чего я лучше буду толстой и красивой.
— Ты уродина. Лицо лошадиное, а сама черная, как галка.
— Ну и что? Многим нравятся именно такие.
— Глаза маленькие.
— Зато зоркие.
— Нос длинный!
— Но чует хорошо. И вообще, с лица воду не пить.
Том застонал.
— Ты дурочка.
— Ну не всем же умными быть, кому-то надо и посуду мыть, и коров доить.
— Опять бабушка Марта?!
— Ага, — весело ответила я.
— Тебя замуж никто не возьмет.
— Это не меня не возьмут, это я не пойду за первого встречного. А так — необязательно венчаться.
Том сдался.
— Тебя пронять нереально.
— Ты просто не старался. А любую другую, да, это расстроит, — фыркнула я. — Но дразнилки что… Мама говорила, в определенном возрасте подростки начинают вести себя по-идиотски. Могут вспылить ни с того ни с сего, оскорбиться и так далее. Думаю, и нас не минует чаша сия.
— Так давай просто не будем вести себя по-идиотски, — предложил Том.
— А как?
— Как взрослые люди. Если чувствуешь, что сейчас начнешь визжать и топать ногами, вдохни поглубже, выдохни, просчитай до десяти и обратно, а потом попробуй понять, что именно вывело тебя из себя. И выскажи это словами, пускай даже это ерунда вроде того, что ты хотела малиновый джем, а подали клубничный. Хотя повизжать тоже можешь, я переживу.
— Боюсь, я тебя еще пять лет не переживу, — пробормотала я.
— Не пять. Гораздо больше, — улыбнулся Том и встал, протягивая руку. — Идем, а то нас искать начнут.
На главную: Предисловие
