Глава 11

Гвен посмотрела на свое отражение в высоком зеркале, стоявшем в простенке наверху лестницы, и невольно улыбнулась. В своем новом платье — первом из тех, что должны были прибыть в Пеннингтон-Хаус в течение следующей недели, — она казалась довольно хорошенькой. Возможно — необычайно хорошенькой. Во всяком случае, так полагал Маркус, а значение имело только его мнение.

За четыре дня, прошедшие после венчания, у Гвен появилось странное ощущение — казалось, она впервые в жизни обрела свой дом. Да, она не была чужой, Пеннингтон-Хаус стал для нее настоящим домом. К тому же она чувствовала, что начинает привязываться к Маркусу и его матери. Более того, чувствовала, что она им нужна — и это было, пожалуй, самое удивительное.

Такое счастье ей и во сне не снилось. Настоящее, истинное счастье. Она видела это счастье, глядя на свое отражение в зеркале. Кожа ее сияла, глаза блестели, и на лице появилась блаженная улыбка. И теперь в самое неподходящее время ее охватывало желание рассмеяться. Поступь ее была легка, и на сердце тоже легко. Однако это никак не связано с новыми платьями, какими бы очаровательными они ни казались, и очень мало связано с новой жизнью, которую она совершенно случайно обрела. Это было какое-то нелепое ощущение счастья, «виновником» же являлся ее муж — только благодаря ему она чувствовала себя счастливой.

Только благодаря Маркусу.

Стоило ей подумать о нем — и на лице ее тотчас же появлялась глупейшая улыбка. Он, наверное, самый удивительный человек из всех, кого она знала. Он заботлив, внимателен и все время заставляет ее смеяться. Она и не думала, что можно столько смеяться! И потом, он обращается с ней так, словно она важна для него, словно она — самое дорогое в его жизни. Словно ее мысли, ее слова, ее мнения что-то значат для него. А когда муж обнимает ее, она забывает обо всем на свете, и в эти мгновения для нее существует только он, Маркус.

Конечно, ей очень нравился и друг мужа, лорд Беркли, который довольно часто бывал у них, но это совсем другое. Беркли ей нравился, как нравился бы любой друг, хотя раньше у нее никогда не было друзей-мужчин. Она считала его очень забавным и не находила ничего более приятного, чем наблюдать за перепалками между Беркли и мужем. Мужчины были близки, как братья, и Гвен была рада, что Беркли, судя по всему, относится к ней с одобрением. И, разумеется, она с удовольствием проводила время в его обществе.

Но Маркус нравился ей совершенно по-другому. Муж ей нравился именно за то, что он был еще и ее любовником. Тем не менее она не была в него влюблена и не собиралась влюбляться в будущем, Конечно, некоторую нежность она к нему питала. Однако он вызывал у нее одно по-настоящему сильное чувство — вожделение. Да, она именно вожделела. Но не более того. Впрочем, это было совершенно необыкновенное, восхитительное чувство.

Гвен в последний раз кивнула своему отражению в зеркале и начала спускаться по лестнице, не обращая внимания на легкое недомогание — прямой результат последней ночи. Горничная сообщила ей, что в гостиной ее ждет визитер, и она решила, что это один из многочисленных посетителей, желавших познакомиться с молодой графиней Пеннингтон.

Графиня Пеннингтон? Гвен невольно усмехнулась. Она явно не чувствовала себя графиней, хотя все — от визитеров до торговцев — обращались к ней именно так. Изменение в ее жизни произошло слишком уж внезапно, и это даже немного пугало. Накануне леди Пеннингтон возила ее к своей модистке, к сапожнику и к портнихе, и Гвен ужасно устала от бесконечных примерок. Да, это было очень утомительно, хотя ей и казалось, что нет ничего более волнующего: тебя окутывают рулонами шелка всевозможных цветов, и ты, стоя перед зеркалом, смотришь, какой цвет лучше всего подчеркивает синеву глаз. А потом тебе показывают перчатки, которые облегают руку, точно вторая кожа. Или когда ты примеряешь туфельки, такие тонкие, что они повторяют очертания ступни. К тому же посещения лавок и магазинов давали прекрасную возможность каждый день навещать девочек.

При мысли о племянницах Гвен нахмурилась, В то время как с каждым посещением они все больше привыкали к ней — вернее, Пейшенс и Хоуп все больше располагались к ней, — Чарити всего лишь терпела ее. И каждое посещение только увеличивало необходимость обманывать. Разумеется, она ничего не говорила Маркусу о девочках, которых прятала у мадам Колетт, и утверждала, что никогда не лжет ему. Но Гвен, конечно же, прекрасно понимала, что ее молчание — самая настоящая ложь.

Необходимость лгать ужасно угнетала, и она собиралась сказать мужу. Каждое утро Гвен принимала твердое решение: «Сегодня непременно расскажу». И каждый раз откладывала это на следующий день. И все-таки она верила, что муж с радостью примет девочек в дом.

Но, может быть, она ошибается? Достаточно ли хорошо она его знает? Ведь Маркус иногда становился необыкновенно сдержанным и скрытным, и тогда в его глазах появлялось какое-то очень странное выражение… Почему он вдруг так менялся? На этот вопрос она не могла ответить, поэтому и беспокоилась. Поэтому и хранила молчание. Что ж, у нее еще будет время, чтобы все ему рассказать. А сейчас о девочках хорошо заботятся, и они вполне счастливы.

Как и сама Гвен.

Она спустилась вниз, пересекла широкий холл, подошла к гостиной и ослепительно улыбнулась слуге, открывшему двери за мгновение до ее появления. Гвен вплыла в комнату — и вздрогнула от неожиданности, увидев племянника мистера Уайтинга.

— Альберт? — пробормотала она. И тут же добавила: — Прошу прощения. Вы мистер Уайтинг, не так ли?

— На самом деле я Трамбл, — сказал Альберт; он явно смущался и вертел в руках шляпу. — Мистер Уайтинг — брат моей матери.

— Понятно. — Гвен с любопытством посмотрела на гостя. — Итак, мистер Трамбл, чем могу быть полезна?

— Я слышал, то есть мне сообщили… — Альберт нахмурился. — Я понял, что вы сделали роковой шаг и выщли замуж за графа Пеннингтона.

Гвен рассмеялась:

— Я думаю, что в этом нет ничего рокового, мистер Трамбл. Да, я действительно вышла замуж за графа.

— Ах, прошу вас, называйте меня Альбертом. — Он порывисто шагнул к ней. — Мы с вами слишком много пережили, чтобы обращаться друг с другом так официально.

Гвен невольно отступила на шаг.

— Это было бы совершенно неуместно, мистер Трамбл. А также совершенно неприлично. И потом, мы с вами ничего особенного не пережили. Кроме ужасной ошибки вашей стороны. Увы, эта ошибка дорого мне обошлась. И вряд ли дружеские отношения могут основываться на подобных вещах.

— Я делал вам предложение, — возразил он, глядя на нее с укором.

Она пожала плечами.

— Насколько я помню, с большим опозданием. Пять лет назад, когда подобное предложение, возможно, было бы кстати, вы его не сделали.

— Я знаю. И с тех пор я сожалел об этом каждый день. — Он провел рукой по волосам. — Мне следовало бы удержать вас от необдуманных действий. Но, когда я расознал, что замужество — это единственное, что может действительно спасти вас от крайней бедности…

— Бедности, на которую я была обречена только из-за вашего сообщения, — перебила Гвен.

— Знаю. — Он тяжело вздохнул, — Я постоянно ругал себя за эту ошибку. И делал все, что было в моих силах, чтобы помочь дядюшке отыскать вас.

— Все это очень хорошо и мило, мистер Трамбл, но… — Она пристально взглянула на молодого человека. — Поймите, прошлое — это прошлое, и с ним покончено. Я приняла ваши извинения. И приняла извинения вашего дяди. Следовательно, больше об этом деле говорить не стоит. Поэтому я крайне удивлена вашим появлением в этом доме.

— Я появился, мисс Таунсенд…

— Леди Пеннингтон, — снова перебила его Гвен.

— Да, конечно, леди Пеннингтон. — Альберт немного помолчал, потом вновь заговорил: — Видите ли, я пришел, чтобы предложить вам помощь. Я хочу, чтобы вы знали: вы можете в любое время прийти ко мне в контору, по любому поводу. Я всегда к вашим услугам. И я сделаю все, что могу, — только бы помочь вам.

— Весьма признательна, мистер Трамбл, но, — она улыбнулась, — в этом нет необходимости. К счастью, мне не нужна ваша помощь.

— Напротив, необходимость есть, — возразил Альберт. — Если не для вас, то для меня.

Гвен посмотрела на него с удивлением. Потом вдруг сказала:

— Что ж, хорошо. В таком случае я принимаю ваше предложение. Это, право же, весьма любезно с вашей стороны. — Конечно же, она очень сомневалась в том, что ей когда-нибудь понадобится помощь Альберта. — А теперь, если это все… — Гвен направилась к двери. — Передайте от меня поклон вашему дяде.

— Нет-нет, леди Пеннингтон, это еще не все, — решительно проговорил Альберт.

— Неужели? Похоже, вы идете по стопам вашего дядюшки. — Гвен усмехнулась. — Что ж, пожалуйста, продолжайте.

— Я… насчет ваших племянниц. Гвен затаила дыхание.

— А в чем дело?

Он немного помолчал. Потом в смущении пробормотал:

— Очевидно, муж вашей сестры был человеком со средствами. Вам известно, что он владел судном, на котором они странствовали?

— Нет.

— Ваши племянницы могут получить неплохое наследство.

— Я ничего об этом не знала.

— Мы тоже только недавно узнали о такой возможности. Дядя получил довольно смутные сведения об этой ситуации, и теперь он разбирается… Ваше опекунство может оказаться под вопросом, — добавил он, потупившись.

— Мистер Трамбл… — Гвен невольно сжала кулаки. — Мистер Трамбл, эти девочки — мои родственницы, мои единственные родственницы, вы понимаете? Так вот, я не позволю, чтобы они попали в руки того, кто больше интересуется их деньгами, чем их благополучием. Какое бы наследство они ни получили, это не имеет значения. Теперь у меня есть средства, чтобы обеспечить их будущее. И я не отдам племянниц без боя, черт побери!

— Леди Пеннингтон! — Глаза Альберта широко раскрылись от ужаса. — Как вы можете так выражаться?

Но Гвен было все равно. Она шагнула к Альберту и с угрозой в голосе проговорила:

— Скажите вашему дяде, что он должен отстаивать мои интересы и интересы моих племянниц с той же преданностью, с какой он служил моему отцу. Пусть делает все, что сочтет необходимым, только бы уладить это дело удовлетворительным образом. Мы обо всем договорились, мистер Трамбл?

— Пожалуй, что так, миледи. — Какое-то время Альберт молча смотрел на нее. Потом проговорил: — Теперь я вижу, что вам, вероятно, не потребуется моя помощь. Вы не так беспомощны, как мне казалось.

— Я никогда не была беспомощной. — Она холодно улыбнулась. — Порывиста, неразумна в своих поступках... — вероятно, но беспомощна — никогда. Однако, мистер Трамбл… — Гвен расправила плечи и посмотрела ему прямо в глаза. — Знаете, я, наверное, действительно воспользуюсь вашим предложением и приду к вам, если того потребуют обстоятельства. И я крайне благодарна вам за это предложение.

— Вот и хорошо, миледи. — В какое-то мгновение ей показалось, что Альберт хочет взять ее за руку, но он, вероятно, передумал. — В таком случае желаю вам всего наилучшего. — Он кивнул и направился к выходу.

Гвен дождалась, когда дверь гостиной закроется, а потом опустилась на диван и закрыла лицо ладонями.

Что ей делать, если кто-то попытается отобрать у нее девочек? Еще две недели назад она не знала об их существовании, а узнав, поначалу не собиралась ничего предпринимать — хотела только удостовериться, что о них хорошо заботятся. Однако теперь все изменилось. Хотя она так и не поняла, почему это произошло.

Гвен знала только одно: Чарити, Пейшенс и Хоуп вернули ее назад, в детство — напомнили ей об отчаянии детей, прекрасно понимающих, что они никому не нужны. Это связывало ее с племянницами крепче, чем узы крови. И она не подведет их.

Поможет ли ей Маркус?

С каждым днем она все больше убеждалась: он добрый и порядочный человек. Но мужчины становятся слепы, когда речь заходит о положении женщин. И конечно же, все отцы хотят только мальчиков.

Но все-таки она очень рассчитывала на Маркуса. Ей хотелось все рассказать ему и поделиться с ним своими заботами. Ведь теперь ситуация осложнилась — девочек могли забрать у нее. И все же ее по-прежнему одолевали сомнения… Гвен прекрасно понимала: она еще не очень хорошо знает мужа. Так можно ли довериться ему?

Гвен окинула взглядом комнату и тяжело вздохнула. Да, было совершенно очевидно: прежде чем рассказать мужу о девочках, она должна убедиться в его чувствах. Не исключено, что ей и на сей раз придется полагаться только на себя.

Что ж, она всегда полагалась только на себя. Но теперь она была старше и, как ей хотелось думать, гораздо умнее, чем та шестнадцатилетняя девочка, которая взяла свою судьбу в собственные руки и оставила родной дом, чтобы самой проложить себе дорогу в жизни. Гвен не отрицала: у нее это не очень-то удачно получилось.

Но все-таки она выжила, и уроки, которые она получила за то время, сослужат ей хорошую службу.

Теперь ей следовало отбросить все страхи и сомнения. И, конечно же, следовало набраться терпения, как бы ни противоречило это ее натуре. Разумеется, на сей раз она не станет верить Альберту и дождется, когда мистер Уайтинг выяснит, что же на самом деле произошло.

Если вдруг окажется, что выбора у нее нет, она не станет колебаться, возьмет своих племянниц, свою семью, и покинет Лондон, может быть, опять отправится в Америку. Гвен не сомневалась: Колетт и мадам Френо помогут ей и сейчас, как помогли пять лет назад. К счастью, теперь у нее имелись средства, так что ей будет значительно легче, чем прежде.

Но сможет ли она покинуть Пеннингтон-Хаус, который уже считала своим домом? Сможет ли покинуть Маркуса?

Резкая боль пронзила ее при мысли о том, что ей, возможно, действительно придется расстаться с Маркусом и она никогда больше его не увидит, никогда не услышит его смех, никогда больше не будет лежать в его объятиях. Гвен снова вздохнула. Влечение к мужчине, оказывается, почти так же опасно, как любовь.

Гвен судорожно сглотнула и поднялась с дивана. Слава Богу, она не поддалась любви. Как могла бы она его оставить, если бы полюбила?

Ей нужно немедленно повидаться с девочками, хотя бы для того, чтобы убедиться, что с ними по-прежнему все в порядке. К тому же следовало сообщить Колетт и мадам Ферно — они должны знать, что их, возможно, ждут осложнения. Впрочем, не исключено, что Альберт и на сей раз ошибался — ведь когда-то он допустил ошибку… Так что не следует беспокоиться. Главное — набраться терпения.

Терпение, Гвен.

Она открыла дверь и столкнулась лицом к лицу с мужем и лордом Беркли.

Гвен вздрогнула от неожиданности.

— Маркус?

— Гвендолин, дорогая моя… Вы сегодня необыкновенно хороши собой.

Он тоже был необыкновенно хорош. Она еще не видела его с утра. Судя по его костюму, он совершал верховую прогулку. Покрой его куртки подчеркивал ширину плеч, а бриджи в обтяжку… Гвен вдруг почувствовала, что ее охватило уже знакомое желание. Проклятая похоть!

Муж поцеловал ее в щеку и прошел в комнату. А лорд Беркли улыбнулся и поднес к губам ее руку.

— Рад видеть вас, леди Пеннингтон. Это платье очень вам идет.

— Благодарю, милорд. — Она тоже улыбнулась. — Однако должна заметить, что за это следует поблагодарить моего мужа. Дело в том, что именно он получает счета.

Маркус рассмеялся:

— Счета, которые начали стекаться ко мне с постоянством потока.

— Твоя супруга того стоит, старина, — усмехнулся Беркли.

— Вообще-то я уже собиралась уходить, — сказала Гвен. — У меня сегодня очередная примерка. Боюсь, я и так задержалась.

— Значит, матушка не дает вам передохнуть? — спросил Маркус.

— Она просто замечательная. Признаюсь, я совершенно не привыкла иметь дело со множеством деталей, из которых, как она утверждает, состоит «минимальный гардероб графини Пеннингтон». — Гвен покачала головой. — Я и понятия об этом не имела. Просто дух захватывает.

— Могу себе представить. — Маркус пристально взглянул на нее. — Годфри сказал, что у вас был визитер.

— Ничего важного. — Она сделала небрежный жест — словно отмахивалась. — Посланник из конторы мистера Уайтинга. Какие-то мелкие детали касательно моего наследства.

— Вот как? — Маркус насторожился. — Вы хотите, чтобы я это уладил для вас?

— Нет-нет, — ответила она слишком уж поспешно. — Я убедилась, что это не столь важно. Ну что же, мне пора…

— Да, конечно. — Маркус кивнул. — Не стоит заставлять мою матушку ждать.

Гвен улыбнулась и направилась к двери. Потом вдруг остановилась и вернулась к мужу. Она крепко обняла его и прижалась губами к его губам. Он немного помедлил, но потом ответил на поцелуй. И она тотчас почувствовала, что и его охватило желание.

Какое-то время они стояли, крепко обнимая друг друга, забыв обо всем на свете. Наконец лорд Беркли в смущении откашлялся, и Гвен тотчас же отступила от мужа. Залившись краской, она взглянула на него и пробормотала:

— Прошу прощения, милорд. Не знаю, что на меня нашло…

Маркус пожал плечами:

— И я тоже… не знаю. Но у меня нет возражений. — Он шагнул к ней, снова поцеловал ее и проговорил: — Помнится, вы сказали, что опаздываете.

— Да, конечно. — Она бросила взгляд на Беркли, и тот едва заметно улыбнулся. — Всего хорошего, милорд.

Беркли кивнул:

— Вам также.

Гвен помедлила еще несколько секунд, затем повернулась и вышла из комнаты. Господи, что это с ней случилось, что заставило ее в присутствии Беркли проявить свою распущенность? Конечно, она вела себя в эти дни распутно, когда оставалась в спальне наедине с мужем. И бывали моменты, когда она не понимала, как может пережить долгие часы, когда рядом нет Маркуса. И, конечно же, кроме откровенного наслаждения от его ласк, она обретала и утешение, и чувство безопасности, и даже покой, когда он держал ее в объятиях. Но броситься к нему так, словно им никогда больше не суждено быть вместе…

Словно им никогда больше не суждено быть вместе.

Нет. Она не желает думать об этом. Если когда-нибудь и придет такое время, если у нее не останется иного выхода — что ж, она переживет… Но до этого может многое произойти, еще слишком рано тревожиться.

И все же она чувствовала, что ощущение счастья исчезает и сменяется тупой болью в сердце.

Реджи усмехнулся и проговорил:

— Ты знаешь, это произвело на меня сильное впечатление. Разумеется, я предполагал, что у вас все хорошо, на чтобы настолько…

— Сегодня утром я говорил с матушкой. — Маркус л задумчивости смотрел на закрытую дверь. — Она порадовалась, что Гвен уделяет большое внимание своему новому гардеробу, и заметила, что по этой причине она постоянно уходит из дома. Но матушке очень жаль, что она не часто сопровождает Гвен. Странно, потому что у меня создалось впечатление, что матушка и жена проводят вместе большую часть времени. Вдобавок матушка извинилась за то, что не сможет сегодня встретиться с Гвендолин. У нее какая-то встреча с подругами. Реджи пожал плечами:

— Полагаю, твоя жена и сама может справиться…

— Да, конечно. И еще я вчера встретился с Уайтингом. Он не упомянул о каких-либо проблемах.

— Она же сказала, что это не важно. А может быть, проблемы возникли только сегодня?

— Возможно, — кивнул Маркус. — А вот Годфри заметил, что визитер настаивал на личной встрече с Гвен. Довольно странно, если дело не такое важное, ты не считаешь?

Реджи внимательно посмотрел на друга:

— К чему ты клонишь?

— Да ни к чему особенному. — Разумеется, Маркус понимал, какими смешными должны казаться его подозрения — особенно потому, что они были основаны на фантазиях.

— Послушай, я ведь тебя прекрасно знаю, старина. И знаю, что у тебя сейчас на уме. — Реджи снова взглянул на друга. — Это как-то связано с твоей женой, да?

— Пустяки, — заявил Маркус с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. — Просто я начинаю подумывать: не скрывает ли она от меня что-нибудь?

— Подозреваю, что большая часть жен многое скрывает от своих мужей.

— Наверное.

— Я думаю, тебе не о чем беспокоиться. Ведь твоя жена… Она целует тебя так, что у меня коленки задрожали. — Реджи усмехнулся. — Прости, но в ее поведении я не заметил даже намека на какую-либо тайну. Хотелось бы мне со временем обзавестись женой, такой же пылкой по натуре.

— Ее пылкость вне обсуждений.

— Тогда что же?

— Ты подумаешь, я спятил.

— Возможно.

— А ты не задавался в эти дни вопросом: почему она согласилась выйти за меня?

— Нет. — Реджи покачал головой. — Полагаю, что она, поразмыслив, согласилась по самым обычным причинам. Ты богат, у тебя прекрасная родословная, ты не совсем урод. Ты просто замечательная добыча. Вряд ли можно найти что-то получше. Если только, разумеется, она не решила бы выйти за меня.

Маркус пропустил эти слова мимо ушей.

— На самом деле я ведь ее совсем не знаю, Реджи. Нет, я, само собой, знаю ее прошлое, ее семью. И знаю, как она жила последние пять лет. Кстати, она заявляет, что не хочет любви…

— Об этом ты мне никогда не говорил.

— Я не обо всем тебе говорю, — отмахнулся Маркус. — Это, в общем, не имеет значения. Только вот странно, что такая умная и красивая женщина, как она, так и не вышла замуж.

— Она была гувернанткой, — заметил Реджи. — В сущности, почти прислугой. Полагаю, что подходящие партии для высокородной леди, оказавшейся в таком положении, подворачиваются очень редко.

— А что, если она нашла кого-то? — Маркус понимал, насколько смешно звучат эти слова, но не смог удержаться. — Что, если и в самом деле был человек, которому она поклялась в любви? — Он принялся расхаживать по комнате. — Возможно, кто-то в свое время бросил ее, а теперь вернулся…

— Маркус…

— Ты сам говорил, женщины всегда увлекаются теми, кто плохо с ними обращается. Это объясняет, почему она так настроена против любви. Ах, ну конечно, она утверждает, что любовь — это клетка и ловушка.

— Ты ведь и сам всегда избегал любви, — с невозмутимым видом заметил Реджи.

Маркус пожал плечами и вновь заговорил:

— Что, если этот человек теперь потребовал денег? Или, может быть, он захотел увезти ее куда-то? Что, если… — Маркус резко повернулся к другу. — Что, если я потеряю ее?

— А почему тебя это заботит? — спросил Реджи.

— Черт побери, что за вопрос?! Она ведь моя жена. Реджи с удивлением посмотрел на приятеля:

— Пожалуй, ты действительно спятил.

— Возможно, действительно… — Маркус рухнул на ближайший стул и тяжко вздохнул. — У меня в голове, кажется, угнездилась совершенно нелепая мысль. И это похоже на повторение мелодии, которую ты не выносишь, — она постоянно звучит у тебя в ушах, и ты сходишь с ума.

— Я никогда не отличался рациональным взглядом на мир, но мне кажется, что в данном случае голова у меня работает лучше, чем у тебя. — Усевшись на соседний стул, Реджи продолжал: — Прежде всего, ты должен признать: все, что ты сейчас наговорил, не более чем домыслы. Факты же, как ты их обрисовал, легко можно объяснить. А твое толкование этих фактов — самое фантастическое из всего, что я когда-либо слышал. Поверь, для подозрений у тебя нет совершенно никаких оснований. Всему, о чем ты говорил, найдутся десятки самых невинных объяснений.

Реджи откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Маркуса.

— Вопрос в том, почему ты все это выдумываешь.

— Она моя жена, — пробормотал Маркус.

— Жена? Но ты, кажется, не очень-то хотел жениться. Ужасное неудобство — так ты называл женитьбу.

— Теперь я думаю иначе.

— Знаю. — Реджи самодовольно ухмыльнулся. Маркус нахмурился:

— Что же именно ты знаешь?

— Тебе это не понравится, — предупредил Реджи. Маркус вздохнул:

— Да, наверное. Но раньше мое неудовольствие тебя не останавливало.

— Что ж, хорошо. — Реджи в задумчивости смотрел на друга. — Во-первых, я знаю: ты страдаешь от иррациональной ревности.

— Ничего подобного.

— Это так, не спорь. Будь я на твоем месте, ты сказал бы мне то же самое. А во-вторых… Ну как, продолжать?

Маркус пожал плечами:

— Как хочешь.

— О, я очень даже хочу. Даже получаю от этого удовольствие. — Реджи усмехнулся, но тут же стал серьезным. — Так вот, во-вторых, эта твоя ревность — просто нелепые фантазии. И я подозреваю, что они связаны с событиями твоего прошлого, а не настоящего. Вспомни… Ведь когда ты действительно сближался с женщинами, они в конце концов меняли тебя на кого-то другого. Разумеется, у тебя нет реальных доказательств, что с твоей женой дело принимает точно такой же оборот, но предыдущий опыт заставляет тебя насторожиться. Теперь ты склонен подозревать жену, хотя на самом деле у тебя нет причин для подозрений.

— Да, понимаю. — Маркус стиснул зубы. — Я уже думал об этом и пытался отбросить подозрения, но безуспешно. Рассудком я понимаю, что это все фантазии, но то, что я чувствую… — Он ударил себя кулаком в грудь. — Это не дает мне покоя.

Реджи рассмеялся.

— Почему ты смеешься? — Маркус нахмурился. Реджи сквозь смех пробормотал:

— Добро пожаловать в мой клуб, старина.

— Я не влюблен в нее, — заявил Маркус.

— Неужели?

— Разумеется, она мне очень нравится, — продолжал Маркус. — Более того, похоже, что я уже начал привязываться к ней. Во всяком случае, мне так кажется. Но уверяю тебя, это не любовь.

— Почему ты так думаешь?

— По моим наблюдениям, всякий раз, когда ты влюблялся, ты был ужасно несчастен.

— А ты что, очень счастлив? — спросил Реджи.

— Речь сейчас не об этом, — проворчал Маркус. Немного помолчав, он со вздохом проговорил: — Так что же;перь делать?

Реджи снова рассмеялся:

— Замечательный вопрос. Что ж, я бы посоветовал серьезно поговорить с женой. Сказать ей напрямик о своих подозрениях.

Маркус покачал головой:

— Этого я никак не могу сделать. Она подумает, что я ей не доверяю. А недоверие не лучший способ начинать совместную жизнь. И потом, мы же пришли к выводу, го мои страхи совершенно беспочвенны. Хотя мне касется… все равно нужно что-то предпринять.

— Тогда почему бы тебе не увезти ее из Лондона на юкоторое время? Ведь она еще не была в Холкрофт-Холле.

— Это можно устроить, — кивнул Маркус. — Конечно, сезон только начинается, а она никогда еще не проводила сезон в Лондоне. Мы уже получили множество приглашений, и я уверен: она с радостью примет участие ю всех празднествах.

— А ты? Учитывая твое нынешнее состояние…

— Мне не до праздников, — перебил Маркус. — Боюсь, что на всякого, кто пригласит ее хотя бы танцевать, буду смотреть с непозволительным подозрением. Что се касается Холкрофт-Холла… Да, полагаю, Гвен понравится наше имение. А ты как думаешь? Во всяком случае, на должна его увидеть. И окрестности там в это время очень хороши…

Маркус погрузился в размышления. Минуту спустя вновь заговорил:

— К тому же я мог бы воспользоваться случаем и поговорить о покупке домика… Там есть небольшой домик, который пустовал во время моего последнего приезда. Но тогда мне не удалось найти хозяина. Возможно, на сей раз мне повезет, и я смогу поговорить с ним.

— Вот и прекрасный ответ на твой вопрос. Ты останешься наедине с молодой женой, и твои страхи пройдут сами собой. — Реджи пристально взглянул на друга. — Я уверен, Маркус, твои опасения беспочвенны. Стоит только взглянуть на эту леди, чтобы понять: ты ей бесконечно дорог. Готов держать пари на все мое состояние, что эта женщина любит тебя, хотя и заявляет, что любовь ее не интересует. — Реджи усмехнулся и добавил: — И ты, приятель, тоже влюблен.

— Какой вздор… — проворчал Маркус. Однако последние слова друга заставили его серьезно задуматься.

«Конечно же, я никак не мог ее полюбить, — говорил себе Маркус. — Но как быть с наблюдениями Реджи касательно чувств Гвен? Неужели она влюблена в меня?»

Разумеется, жена прекрасно к нему относилась. Более того, он не раз замечал, что она смотрит на него с нежностью. Наверное, и он на нее смотрел точно так же. Но любовь ли это? Впрочем, даже если и так — ничего страшного. Действительно, почему бы ей не полюбить его?

Но если Реджи прав, если жена его любит, то, может быть, и он влюблен? В данный момент Маркус не знал, какие именно чувства он испытывает. Но знал наверняка, что ни за что не расстанется с Гвен.

Кроме того, он решил, что скоро увезет Гвен из Лондона, увезет туда, где никто не сможет отобрать ее у него. Там, в Холкрофт-Холле, он попытается выяснить, действительно ли любовь застала его врасплох.

Маркус надеялся, что любовь не погубит их обоих.