Глава 8. О вреде синематографа и роли вишен в судьбе прекрасного принца
Миновало два спокойных, тихих дня, наполненных светской болтовней — в основном обсуждением новых синематографических лент: их на борту экспресса хватило бы надолго, особенно учитывая, с какой скоростью их снимали.
Правда, после очередной фильмы некоторых дам пришлось успокаивать нюхательными солями, а Руперт Бессмертных заметил укоризненно:
— Не стоило, право, показывать подобные картины на ночь! У некоторых слишком слабые нервы, а хватит ли на всех валериановых капель — еще неизвестно.
— Какая, право, чепуха! — отозвалась Каролина, пребывающая после сеанса в самом замечательном расположении духа — ее осенила очередная идея. Стопка бумаги на ее столике приобрела угрожающую высоту, а поручик в третий раз выдавал своей госпоже чернила из неприкосновенного запаса. — Вот если бы показали документальную хронику из лабораторий Института, тогда, пожалуй, можно было бы немножко испугаться, но здесь… Это же фантастика! Какие-то кровососы… Нет, решительно не понимаю, отчего все так впечатлены! Конечно, эти создания, — добавила она справедливости ради, — очень красиво сияли на солнце перед тем, как сгореть, а исполнитель главной отрицательной роли весьма недурен…
— Но в целом это сущая глупость, — закончил мысль следователь. — Дэвид, а с вами что? Вы вроде бы не барышня, чтобы испугаться ночного кровососа!
— А? — опомнился стажер. — Нет-нет, со мной всё в полном порядке!
— Ну смотрите, — с подозрением проворчал Бессмертных.
Дубовны вздохнул с облегчением: вроде бы сошло. На самом деле, он был очень впечатлен картиной, но не ужасным порождением ночи и фантазии сценаристов, а главной героиней, очаровательной стройной блондинкой. Когда коварный кровосос, заманив доверчивую девицу в свой замок, ночью прокрался в ее спальню и, подняв повыше свечу, рассматривал жертву, что за дивное зрелище открывалось зрителю! Прекрасные белокурые локоны разметались по подушке, длинные ресницы трепетали, вздымалась едва прикрытая кружевной сорочкой грудь, а кровосос метил в беззащитное горло…
Дэвид отчетливо чувствовал, что «Занимательные истории о марсианских красотках» на какое-то время перестанут его занимать.
— С косметикой для главной героини они переборщили, — прервала его грезы госпожа Кисленьких. — Эти накладные ресницы — явный перебор!
— Ну, милая Каролина, — развел руками следователь. — Вам подавай достоверность… Лучше вспомните, сколько лет госпоже Смиренски!
— Да, пожалуй, вы правы, — подумав, согласилась та. — Так выглядеть в ее годы, пусть даже приходится злоупотреблять гримом и накладными локонами… Пожалуй, я была к ней несправедлива! Фигура у нее, во всяком случае, сохранилась великолепно.
Дэвид на всякий случай решил не спрашивать, сколько лет актрисе: во-первых, неприлично интересоваться, который год пошел даме, во-вторых, он опасался, что приятные мечты пойдут прахом пред лицом истины. Некоторых вещей лучше вовсе не знать, мудро не по годам заключил он.
— Что-то мы ударились в сплетни, — покачал головой Руперт. — Что подумает о нас милейший Людвиг?
— Ничего дурного, — усмехнулся адвокат и понизил голос. — Кстати, поговаривают, что госпожа Смиренски, дабы сохранить фигуру, придерживается крайне странной диеты…
— Какой? — загорелась Каролина.
— Вы не поверите, — с удовольствием поведал Мягко-Жестоких, — но эта прелестная дама пару раз в неделю завтракает стаканом крови только что с бойни. Она уверяет также, что это предохраняет от всевозможных болезней.
— Неудивительно, что она так убедительно сыграла в этой картине, — усмехнулся Бессмертных.
— Не удивлюсь, что идея пришла режиссеру, именно когда он узнал об этом обыкновении госпожи Смиренски, — вздохнула Каролина. — Они ведь, я слышала, находятся в довольно близких отношениях! А что касается ее диеты…
Дэвид подавил желание зажать уши, но сдержался: и так его считали наивным провинциалом, и ему это не нравилось. Приходилось терпеть и внимать.
Если бы кто-то из компании посмотрел по сторонам, то обнаружил бы, что к рассказу об известной актрисе внимательно прислушивается еще одна персона…
Поздно вечером в купе госпожи Кисленьких тихонько постучали.
Каролина, даже не спросив, кто к ней пожаловал, распахнула дверь и машинально поправила прическу, благодаря чему обзавелась чернильным пятном на лбу.
— О, Ян! — обрадовалась она. — Вы давно не заходили!
— Да что-то вот повода не было, госпожа Каролина, — смущенно ответил тот, переминаясь с ноги на ногу. — Да и… то одно, то другое, никак ничего в голову не шло. Теперь вот только… Не соизволите ли взглянуть?
— Конечно! — заверила та, принимая потертую тетрадку. — Что-то новенькое?
— Ну… — неопределенно произнес оперативник. — Маленько с размером попробовал поиграть, вроде ничего так вышло…
— Обязательно прочитаю, — сказала Каролина, — только вот главу допишу, пока мысль не убежала! Ян, а вы…
— С превеликим удовольствием, госпожа Каролина! — просиял тот. — А то это… синематограф — оно хорошо, конечно, только надоело уже.
— Тогда держите! — исчезнув на мгновение в купе, писательница вернулась и вручила Яну три толстенные папки. — Значит, сперва вот эта, с кляксой на обложке. Потом эта, а та, что потоньше — последняя… пока что, — уточнила она. — Если какие ошибки найдете…
— Непременно скажу, — кивнул Ян и бережно прижал к груди бесценную ношу. — Доброй ночи, госпожа Каролина!
— Доброй ночи! — ответила та и закрыла дверь.
Оперативник довольно улыбнулся, погладил картонные обложки папок и отправился в свой вагон. По пути ему почудилось, будто сзади кто-то есть, и Ян по благоприобретенной привычке затаился в тени рядом с тамбуром, имелась там ниша, словно специально для этого предназначенная.
Увидев, кто прокрался мимо его убежища, оперативник подавил желание протереть глаза. По коридору, словно очень большой мотылек или же заблудившееся привидение, бесшумно проплыла госпожа Приятненьких в просторном белом халате с рюшами и старомодном чепце (призванном прикрывать папильотки). В одной руке дама сжимала пухлый томик, взятый, очевидно, в библиотеке экспресса, в другой — серебряную вилку, позаимствованную в вагоне-ресторане.
Мгновение — и она исчезла. Ян проморгался, протер все-таки глаза, покачал головой и отправился восвояси. В конце концов, его совершенно не касалось, куда и с какими целями направляется приличная дама посреди ночи!..
А в дверь купе госпожи Кисленьких снова постучали. Каролина, охваченная творческим порывом, опять забыла поинтересоваться, кого принесло в такой час, а попросту распахнула дверь.
Некоторое время они с нежданным визитером молча смотрели друг на друга.
Незнакомец оказался высок, несказанно хорош собой, хотя уже и не слишком молод, прекрасно одет, а в руках держал толстую книгу. Судя по обложке — одно из последних переизданий лучших романов госпожи Кисленьких.
Сама Каролина даже в несколько растрепанном виде, с чернильными пятнами на лбу и на пальцах была прелестна, а потому незнакомец ею просто любовался.
— Прошу извинить за столь поздний визит, — произнес он наконец. Голос у него оказался низкий, хорошо поставленный и, право, даже господин Мягко-Жестоких не смог бы похвастать таким глубоким тембром. От такого голоса дамы должны млеть и таять, но Каролине было некогда, Хромого и Косого вот-вот могли настичь подлые приспешники Горбатого!
— Что же вам угодно? — спросила она.
— Не соблаговолите ли?.. — мужчина протянул ей книгу.
— Ах, — улыбнулась госпожа Кисленьких. — Конечно.
Она раскрыла книгу на форзаце, чтобы поставить привычный росчерк, и хотела уже спросить, кому именно адресовать автограф, но только изумленно расширила глаза.
В приятно увесистый томик был вложен бланк одностороннего брачного контракта. Каролина прочла имя потенциального супруга и хотела была хлопнуть себя по лбу, но на этот раз все же вспомнила, что руки у нее в чернилах. Имя супруги еще не было внесено в контракт.
Женщина перевела взгляд на ночного гостя.
— Очень нужно, госпожа Кисленьких, — сказал тот серьезно.
Писательница только вздохнула, бланк отдала просителю, автограф в книге поставила и, взглянув на мужчину, кивнула.
— Благодарю, госпожа Кисленьких, — искренне поблагодарил тот, забирая том и снова вкладывая в него бланк контракта. — Я ваш должник!
— Не стоит, право, — ответила она. — Я понимаю, бывают ситуации…
— Именно, — сказал он. — Покойной ночи, госпожа Кисленьких!
— Покойной ночи…
Проводив взглядом таинственного гостя, Каролина заперла дверь и набросилась на незаконченную главу, твердо намереваясь в ближайшие пару часов загнать своих героев в еще большие неприятности, чем те, в каковые те угодили ранее…
— Ах, какая красота! — раздавались восклицания в вагоне-ресторане. — Вы только взгляните, что за прелесть! Восхитительно!
Дэвид замучился вертеть головой по сторонам, потому что взглянуть на расстилавшийся окрест пейзаж действительно стоило. Должно быть, именно поэтому экспресс чуть замедлил ход: ясно, что пассажирам хотелось как следует рассмотреть дивные ландшафты.
По правую руку проплывал белоснежный замок, на высоких шпилях трепетали разноцветные штандарты. По левую — посреди круглого озера высилась мрачного вида замшелая крепость, окутанная туманом. Чуть дальше на скале громоздилась вовсе уж невиданная постройка, вниз вел узкий серпантин дороги… И еще, и еще, всех эпох и стилей: изысканные дворцы, утопающие в зелени ухоженных и причудливо выстриженных деревьев, и древние замки с крепостными рвами и подъемными мостами, и какие-то явно заморские сооружения с замысловатыми куполами, высившиеся среди кусочков пустыни, невесть откуда взявшихся в этих краях…
Не смотрели по сторонам только две девушки — Гризетта Настойчивки и Вероника Верненьки, ассистентки доктора Упертых. Самого доктора видно не было.
— Что это с ними? — обратил внимание и следователь.
— Ах, бедняжки… — покачал благородной головой адвокат. — Их патрон совершенно потерял человеческий облик, его пришлось изолировать в санитарном купе, а они винят себя во всех несчастьях. Дескать, если бы они более тщательно следили за доктором, не отвлекались по пустякам — они, должен вам сказать, очень напугались при нападении «пингвинов», — не потакали его слабостям, то всё могло бы и обойтись.
— Зря они так, — вздохнул Бессмертных. — Верно, Теодор?
— Именно, — отозвался Немертвых. — Intelligenza — заболевание страшное и до конца не изученное. Если уж сам мой коллега, человек с колоссальным опытом, не мог предвидеть возможных вариантов течения своей болезни, то что уж говорить о юных ассистентках! Кроме того, больные intelligenza, насколько мне известно, становятся крайне хитры и беспринципны и способны на многое, только бы избегнуть лечения!
— Это я и постарался по мере сил донести до бедных девушек, — произнес Мягко-Жестоких и погладил Цисси. — Вчера они были в совершеннейшем трауре, а сегодня, после небольшой беседы, я вижу, выглядят немного лучше.
— А с доктором Упертых всё настолько скверно? — спросила Каролина.
— Дела обстоят крайне плохо, — кивнул адвокат. — Он начал бросаться на людей, его даже пришлось зафиксировать на койке и воспользоваться кляпом. Трудно представить, что столь воспитанный человек может настолько грязно ругаться… а ведь его приходят проведать его милые ассистентки!
— Остается только надеяться, что его удастся довезти до места, — добавил Немертвых. — Я слышал, там достигли немалых успехов в деле излечения от intelligenza. Кое-кого даже удавалось вернуть в нормальное общество, хотя и у них случаются рецидивы…
— Да, в Болотноградске созданы уникальные лечебные заведения, — подтвердил Людвиг. — Чем только не пользуют там бедолаг! Солнце, воздух, соляные ванны…
— Гальванотерапия, — добавил Теодор. — Говорят, в этом направлении удалось добиться наибольших успехов.
— Именно, — подтвердил адвокат. — А еще, разумеется, музыка: классические военные марши оказывают на больных благотворное воздействие. Некоторые даже начинают ходить в ногу — а это первый шаг на пути к выздоровлению. Иногда, правда, случаются серьезные приступы, начинает человек, например, землю руками скрести, книги рвать… тогда его, голубчика, приходится вздергивать на мягких лямках.
— Воздушный компенсатор? — поинтересовался доктор.
— Он самый, — подтвердил Мягко-Жестоких. — Дело для тамошней медицины совершенно обычное. Подергается больной, пену выпустит — и свободен, главное, не навредит ни себе, ни другим.
— А вот в лунные ночи, — добавил Немертвых, — я слышал, бывает тяжело: особенно трудные больные порой даже решетки перегрызают… Так что всех стараются развести по палатам, а особых смутьянов — на лямки, да-с.
— А кое-где, представьте себе, считается, что методы болотноградских клиник негуманны! — воскликнул адвокат.
— Очевидно, эти гуманисты никогда не сталкивались с больным intelligenza в острой стадии течения заболевания, — хмыкнул доктор.
— Людвиг, — встрял вдруг в беседу Руперт, — вы как-то подозрительно много знаете об этой болезни. Неужто это милые девушки успели вас просветить? Или?..
— Или, — вздохнул тот. — Вынужден был ознакомиться, благо место моего назначения — именно Болотноградск, и сталкиваться с подобной публикой мне придется чаще, чем хотелось бы.
— Вот как! — удивился Бессмертных. — Что же произошло в этом славном городе, если потребовалось ваше присутствие? Насколько я помню… там ведь опытная зона полного отчуждения, морской отряд военизированной охраны имеется… И городской адвокат, кажется, тоже был.
— Именно, — развел руками Мягко-Жестоких. — Был.
— Не может быть! — воскликнул следователь. — И он…
— Увы, — вздохнул тот. — И его не миновала чаша сия. Было решено, что для работы в таких нечеловеческих условиях требуется кто-то более… хм… устойчивый. Хорошо еще, что распознать адвоката, заболевшего intelligenza, достаточно легко: он делает себе мерило и начинает вести себя вызывающе.
— Мерило? — Дэвид оторвался от созерцания заоконных красот (сейчас экспресс пересекал мост через широкую реку, и внизу били разноцветные фонтаны). — А что это такое?
— Ах, это заморская ересь, — печально поведал Людвиг и погладил Цисси. — Этому в наших университетах, к счастью, не обучают… Так вот, мерило, к вашему сведению, представляет собой ломообразный жезл, на двух сторонах которого отгравированы риски с номерами статей… такая, понимаете ли, мерная линейка. Обвиняемый собирает золотые, складывает их в столбик, а адвокат проверяет мерилом его высоту. Соответственно, по одной стороне определяется гонорар адвоката, а по другой — размер подношения ведущему дело. Таким образом, — закончил Мягко-Жестоких, — по их мнению, обеспечивается беспристрастность суда, ибо размер подношений одинаков для всех участников процесса.
Стажер только глазами хлопал, пытаясь уложить в голове услышанное и как-то соотнести это с привычными реалиями.
— Постойте, — растерянно произнес он. — Господин Мягко-Жестоких, но причем же здесь адвокаты?
— Людвиг, вы мне юношу не путайте, — ворчливо произнес Руперт, — не то начнет читать иностранные бредни, а у него в голове и наше-то законодательство никак не уложится!
— Но, возможно, ему полезно будет узнать, до какой немыслимой глупости могут докатиться ничем не сдерживаемые лица с легкой степенью intelligenza? — предположил тот. Следователь подумал и кивнул. — Так вот, юноша… Вы привыкли к тому, что в Каролевстве роль адвоката состоит в том, чтобы содействовать исправлению заблудших и врачевать души человеческие?
— Ну да… — притянул Дубовны, чувствуя, что вот-вот узнает нечто ужасное.
— А эти люди, — Мягко-Жестоких приподнял Цисси, как указующий перст, — извратили саму суть этой профессии! Их адвокаты стараются сокрыть неблаговидные деяния слабых духом, оправдывают их слабость… ну, например, тем, что если проступка никто не видел, то этого проступка и вовсе не было!
— Какой кошмар… — прошептал пораженный до глубины души Дэвид, схватил стакан, налил воды и залпом выпил. — И этот несчастный, ваш предшественник… теперь… вот так?!
— Увы, — печально вздохнул адвокат. — Его лечат, конечно, болезнь удалось захватить на ранней стадии… Главное, вовремя отобрали мерило. Теперь он на принудительной трудотерапии. Чудовищная, просто чудовищная судьба для такого человека! Ведь я знал его: отличный специалист! И нужно же ему было съездить в заграничное турне с целью, как он заявил, расширения кругозора… Вот результат! Малейшая слабина — и intelligenza овладела его рассудком…
Дэвид моментально дал себе слово, что за границу не поедет, даже если его будут заставлять силой.
— Сочувствую, Людвиг, — серьезно произнес Руперт. — Это настоящая трагедия для каролевского адвокатского сообщества.
— Вы правы, — вздохнул тот. — М-да… Господа, это всё очень печально, а наш юный друг, кажется, даже побледнел, но давайте всё же сменим тему.
— Да, пожалуй, — поддержала Каролина, дивно выглядевшая в нежно-голубом платье, стилизованном под крестьянские праздничные наряды двухвековой давности. (Конечно, те костюмы не шились из такого качества шелка, не украшались кружевами подобной стоимости, да и украшения из голубых топазов крестьянки носили навряд ли.)
Тут госпожа Кисленьких увидела кого-то, должно быть, поприветствовавшего ее, улыбнулась и кивнула в ответ.
Те, кто сидел лицом к двери, могли увидеть высокого, безупречно одетого господина не самых юных лет, но такой наружности, что присутствовавшие в вагоне-ресторане незамужние девицы, да и все прочие дамы уставились на него, как по команде. Господин обладал аристократическими чертами лица: один только гордый профиль с головою выдавал потомка древнего и славного рода. Прекрасно уложенные волнистые волосы, в юности, должно быть, золотые, а нынче почти платиновые, обрамляли высокий лоб. Из-под темных, вразлет, бровей глядели изумительной синевы глаза, а улыбкой этого господина можно было, наверно, останавливать армии.
Госпожа Кисленьких вдруг спохватилась, схватила сумочку, порылась в ней, вытащила знаменитую записную книжечку и с трудом уместила на последней страничке еще одно имя.
— Каролина, дорогая, когда вы успели? — пораженно спросил Бессмертных. — То есть, вернее было бы спросить — когда он успел?
— О, не спрашивайте, — вздохнула та. — По правде говоря, это было совершеннейшей для меня неожиданностью.
— Как обычно, — кивнул Руперт.
— Ну… — протянула Каролина. — Обычно я узнаю о наличии очередного супруга только после его кончины, а этот оказался столь любезен, что предупредил меня заранее…
Кое о чем она умолчала, но остальным хватило и этого.
— Гхм, — произнес Вит-Тяй мрачно.
— А кто это? — простодушно спросил Дэвид. — Я, кажется, видел его в салоне, но…
— Это король Януш Беззаботный, — пояснила Каролина. — Только — тс-с-с! Он едет инкогнито!
— А-а, ну так — другое дело, — удовлетворенно кивнул поручик, успокоившись.
Пол Топорны никак не отреагировал на упоминание очередного супруга Каролины, из чего следовало — им уже доводилось встречаться.
— Король? — шепотом переспросил стажер. — Настоящий? Как Его величество Кароль?
— Ну… во всяком случае, именно сейчас мы проезжаем по его владениям, — улыбнулась писательница. — Вокруг нас Беззаботное королевство, Дэвид, вы разве не слышали, что сказал проводник?
— Нет… в окно засмотрелся, — смущенно признался тот. — То есть, постойте, выходит, это как бы королевство внутри нашего Каролевства? Верно я понял?
— Теоретически всё обстоит именно так, — хмыкнул Бессмертных. — А на самом деле — не совсем.
— А как же, как? — изнывал от любопытства Дэвид.
— Видите ли… — задумчиво произнес следователь. — Вообще-то, настоящая фамилия этого достойного господина — Бессердечный. Когда-то он был актером и играл прекрасных принцев. Замечательный был актер, верно, Людвиг?
— О да, я помню его в роли Беззаботного принца в юбилейной постановке Каролевского театра, — кивнул адвокат. — Кажется, именно тогда, после пятидесятого спектакля, он сошел с ума?
— Сошел с ума?.. — перестал что-либо понимать Дэвид.
— Ну да, сами представьте, какое это испытание для рассудка: столько раз подряд играть принца, разыскивать златокудрую суженую, сражаться со злодеями… Словом, однажды прямо посреди спектакля Януш вскричал «Коня, полцарства за коня!». А служащие сцены решили, будто так и задумано, чтобы разнообразить постановку, и коня привели, прямо в зал, — сказал Руперт. — Януш вскочил верхом и был таков! А он, к слову сказать, отнюдь не беден… К тому моменту, как его отыскали, он успел уехать далеко, объявил немаленькую территорию между Мглистым Логом и Болотноградском своим королевством, себя провозгласил королем, сменил фамилию на Беззаботного и начал строительство этих замечательных замков, что вы можете наблюдать за окном…
— Скандал разразился страшный, — довольно припомнил Людвиг. — Можете представить, как ликовали всевозможные орфографы-заговорщики и зарубежные спецслужбы, прослышав о подобном демарше? Ждали, полагаю, будто Кароль отправит войска в самозваное королевство…
Теодор чему-то усмехнулся, но промолчал.
— Но у Его величества, во-первых, хорошее чувство юмора, — продолжил Бессмертных, — а во-вторых, ему нравилась игра этого актера. Кроме того, он не мог не понимать, как отреагируют на его действия за рубежом…
— И?.. — изнывал Дэвид.
— И приказал оставить Беззаботное королевство в покое, — пожал плечами следователь. — Всё равно на этих землях ничего полезного не было, а в Каролевстве определенно не хватало парка аттракционов!
— Как это? — окончательно растерялся стажер.
— Дайте, я расскажу, — вмешалась Каролина. — Вы упускаете кое-какие важные мелочи, господа!
— Прошу, — пригласил Руперт.
— Дэвид, — издалека начала писательница, — скажите, вам нравится, то, что вы видите в Беззаботном королевстве? Все эти замки, парки, искусственные озера?
— Да, весьма, — отвечал тот.
— Король Януш именно такой видел свою страну, — сказала Каролина, — будто в доброй детской сказке. О, тут есть, конечно, и мрачные замки с глубокими подвалами и темницами… где никто никогда не томился, есть и страшные лабиринты, но выход можно найти всегда. А кроме того, здесь устраивают дивные праздники, балы, причем являться принято в туалете заранее объявленной эпохи… Не понимаете?
Стажер помотал головой.
— Ну хорошо, начнем заново, — вздохнула госпожа Кисленьких. — Видите ли, Дэвид, у знатных дам хранится множество совершенно изумительных нарядов, принадлежавших еще их прабабушкам. Они великолепны, но в свет в них уже не выйдешь — они безнадежно устарели. Тем не менее, — имейте в виду, я выдаю вам тайну! — при дворе существует некое… ну, скажем, дамское общество, официально занятое историей моды. Прежде дамы съезжались в гости к кому-нибудь из этого общества, примеряли наряды прежних эпох и пытались разыгрывать сценки из тогдашней жизни… Но, — вздохнула она, — это всё было не то. В современных особняках трудно развернуться в тех платьях, да и обстановка совершенно не соответствует! И тут, представьте, дамы узнали, что самопровозглашенный король Януш принялся строить три дворца — и все разных эпох! С соответствующей обстановкой, отделкой, парками… всем, что полагается. Какова была их реакция, по вашему мнению?
— Наверно… наверно, они удивились и обрадовались, — сказал Дэвид.
— Они были в полнейшем восторге! — воскликнула Каролина. — Более того, они немедленно отправились к Ее величеству и умоляли ее, чтобы та упросила Его величество не мешать Янушу, а разрешить строить дальше!
— И Ее величество согласилась?
— Да, конечно, — пожала плечами писательница. — Сама она больше увлекается локомобилями, но в курсе проблем прочих дам… Впрочем, особенно уговаривать Кароля и не пришлось, как уже было сказано. Он решил, что если дамам охота забавляться, это их дело. Так что общество по изучению истории мод трансформировалось в общество защиты и поддержки Беззаботного королевства…
— Поддержки?
— Дэвид, ну посудите сами, сколько может стоить постройка точной копии дворца позапрошлого века, его отделка и содержание! — вздохнула та. — А ведь здесь не одно такое здание… Да еще приемы, званые обеды, прогулки, фейерверки! Одним словом, Янушу достало средств на начальное строительство, но, по сути, содержат Беззаботное королевство дамы из высшего света. Ах, ну и, конечно, приличные средства поступают за счет туризма. Люди со всего мира так и рвутся сюда!
Дубовны только головой покачал, осознав, что всё не так просто.
— А сам король? — спросил он.
— А что король? Он ведь не только талантливый актер, он оказался недурным режиссером, поэтому балы в его владениях всегда в точности соответствуют духу выбранной эпохи, — сказала Каролина. — Ну, есть у него безобидные причуды… Например, он завел армию. Знаете, такие очаровательные бойцовские пудели баскервильской породы! Что еще…
— Его, конечно, не оставили в покое, — добавил Руперт. — Подсылали и агентесс влияния, и наемных убийц. Но Януш, играя принцев, неплохо научился распознавать яды, орудовать шпагой и ловить пули зубами, так что пока вот выживает. Что до девиц…
— Девиц он обожает, — хмыкнул Людвиг. — До определенной степени, разумеется. С теми, что являются в Беззаботное королевство ради исторических костюмированных балов либо просто посмотреть на эту красоту, он премил и обаятелен. А вот с теми, кто всё еще пытается женить его на себе… С ними он вспоминает настоящую свою фамилию.
— И что он с ними делает? — поразился юноша. — Запирает в темницах?
— Нет, ну зачем же… — улыбнулся адвокат. — Он очень любит вишни и всего лишь распустил слух, что королевой станет та, которая сумеет дальше и метче всех плюнуть вишневой косточкой.
— О, Дэвид! — рассмеялась Каролина. — Это такое дивное зрелище! Пока все наслаждаются изысканными десертами, фруктами… отменной сладкой черешней в том числе, эти несчастные едят вишни, выбирая косточки наиболее правильной формы. Януш заявил: чтобы выбрать подходящую, нужно съесть не менее корзинки ягод… и, право, я не знаю, где он добывает такую кислятину! Но, самое главное, — добавила она, — выбранные косточки дамы прячут под языком, чтобы конкурентки не утащили, а благодаря этому — молчат!
— А само соревнование? — заинтересовался стажер, представив дам в виде набивших защечные мешки хомячков.
— Ну, оно всякий раз срывается, — вздохнула писательница. — То кто-нибудь косточкой подавится, то мишень потеряется, то за черту кто-то заступит, то Януш правила поменяет… И всё! До следующего раза. Дамы, правда, не сдаются, и, видимо, Янушу пришлось совсем туго, раз уж он решил пойти на такой шаг…
— Да, кстати о вашем новом брачном контракте, — напомнил следователь. — Не просветите ли, отчего избранницей стали именно вы?
— Политика, господин Бессмертных, — вздохнула та. — Просто политика. Представьте сами: если какой-нибудь вертихвостке все же удастся женить на себе Януша… Король всё же смертен, и, случись что, все его труды пойдут прахом! В замках устроят гостиницы, леса сведут на дрова…
— А вы? — приподнял брови адвокат.
— А я — дочь императора, — строго сказала Каролина.
Вит-Тяй довольно погладил бороду: при всей своей взбалмошности младшая сиятельная госпожа оставалась госпожой.
— Интересно, — сказал Дэвид, — а что же… э-э-э… он делает в экспрессе?
— Примерно раз в год у него наступает ремиссия, — ответил Руперт. — Тогда он начинает писать письма Каролю, мол, знал бы заранее, что это за галеры, никогда бы не назвался королем. Иногда вот ездит в гости, развеяться, выпить по стаканчику хорошего вина…
— У меня есть подозрение, — произнес вдруг Теодор, — что в состоянии устойчивой ремиссии этот господин находится последние лет тридцать, не меньше. Просто он очень хороший актер. Сцена для него была тесновата, а вот королевство — в самый раз.
— Вполне вероятно, — согласился Бессмертных. — Что толку гадать! Давайте лучше полюбуемся видами…
Экспресс тем временем совсем замедлил ход, и можно было рассмотреть прекрасный парк с роскошными живыми изгородями, беломраморными статуями, фонтанами, гравийными дорожками… По дорожкам прогуливались дамы в платьях, которые носили, по грубой оценке Дэвида, лет двести назад. Таких… легких до полупрозрачности платьях с завышенной талией и рукавчиками фонариками. Прыгали у ног хозяек бойцовские карликовые пудели-охранники, трепетали на ветру кружевные зонтики…
По другую сторону расстилался цветущий луг, вдалеке поблескивала лента реки. На лугу девушки, одетые в точности, как Каролина сегодня, собирали цветы, плели разноцветные венки. Подъехал какой-то важный господин на прекрасной лошади, спросил о чем-то, получил ответ и цветок, ускакал прочь…
Беззаботное королевство было прекрасно!
Вот показалось и здание вокзала, старомодное, очень красивое. Локомотив остановился.
— Хочу гулять, мама, хочу гулять, мама, хочу, пойдем!! — раздалось вдруг за спинами у разомлевших пассажиров.
Не подскочить удалось разве что Немертвых и Топорны. Даже Бессмертных с Мягко-Жестоких — и те вздрогнули, а Дэвид едва не опрокинул на себя стакан с соком.
— Хочу лошадку, мама, там была лошадка, красивая, хочу кататься, хочу!! — продолжал бесконечной и очень въедливой скороговоркой некто явно малолетний. Мать тихо увещевала его, но без особого толку. — А-а, мама, там фонтан, хочу купаться, мама, хочу кораблики пускать, пойдем!..
— Откуда взялся ребенок? — удивился Бессмертных. — Вроде бы в первом классе не было никаких детей.
— Они сели в Мглистом Логе, — пояснил всезнающий Ян. — Поначалу-то ребенка в вагон-ресторан не брали, а сегодня решили вот… Наверно, чтобы мог по сторонам посмотреть. Тут-то окна побольше, чем в купе.
— Хм, — протянул следователь.
— Мама, хочу мороженого, дай, хочу-у-у!!! — и без того высокий голос еще повысился. Берт невольно потянулся к уху, видимо, хотел поковырять в нем, но вовремя спохватился.
Измученная женщина в синем платье поволокла одетого в матросский костюмчик отпрыска за собой, на перрон. Король Януш посмотрел ей вслед.
— Какой… интересный голос, — проговорил Бессмертных, когда в вагоне-ресторане воцарилась благословенная тишина.
— Да, можно сказать, оперный, — усмехнулся Мягко-Жестоких.
— Вполне возможно, врачи помогут сохранить такой талант… — проговорил Немертвых, глядя в окно на перрон.
Там неугомонное дитя успело оторваться от маменьки и теперь нарезало круги около фонтанчика, издавая победные вопли, если судить по тому, как шарахались люди. К нему приблизился некий господин в строгом темном костюме, с располагающим улыбчивым лицом, поманил пальцем… Ребенок подозрительно покосился на господина. Тот показал ему большой яркий леденец на палочке. Ребенок мгновенно вцепился в лакомство, и ясно стало, что он не отдаст конфету ни за что на свете.
Улыбчивый господин взял малолетнего хулигана за свободную руку и куда-то увел.
— Кто бы это мог быть? — вслух поинтересовалась Каролина.
— Директор старой оперы, — ответил ей незаметно приблизившийся Януш Беззаботный. — Ищет таланты. А иногда делает их. Операция несложная, но, знаете ли, специфическая… Господа… Госпожа Кисленьких… Позвольте попрощаться. Искренне надеюсь увидеть вас на новогоднем приеме.
Каролина протянула руку, король, вернувшийся в свое королевство, сдержанно к ней приложился и откланялся. В окно видно было, как он идет по перрону. Немедленно присоединившаяся к нему охрана уже вручила господину корзинку со спелыми вишнями, и тот рассеянно одаривал ими всех встречных.
— Удивительной судьбы человек, — сказал Бессмертных, и все с ним согласились.
— Поезд отправляется! — провозгласил обер-кондуктор. — Дамы и господа, отправление поезда через пятнадцать минут!
— Жаль, что стоянка так коротка, — вздохнула Каролина. — Должно быть, и останавливались лишь ради того, чтобы Януш мог сойти…
На перроне началась какая-то суматоха, постепенно переместившаяся в поезд.
— Господа, вы не видели ребенка? — спрашивала дама в синем платье. Запыхавшийся усатый коротышка, очевидно, муж, молча вытирал лоб платком. — Такого, в матросском костюмчике?
Опрашиваемые пожимали плечами.
— Поезд ведь сейчас отправится! — в ужасе вскричала дама и обратилась к мужу: — Сделай же что-нибудь!
— Господа, вы не видели ребенка? — уныло обратился тот к Бессмертных и компании. — В матросском костюмчике?
— Бегал тут какой-то мальчик… — неохотно сказал Ян.
— Мальчик?
— Какой мальчик? — в один голос спросили супруги.
В вагоне-ресторане появился проводник. На буксире он тащил искомое дитя, заливавшееся слезами, но не выпускавшее, тем не менее, порядком обсосанный леденец.
— А-а-а… — надрывалось оно. — Дядя обещал мороженого-о-о! И лошадку-у-у-у!! И кораблики-и-и-и!!!
— Какой дядя, что случилось?! — кинулась к ребенку мать.
— Ма-ма-а-а! — провыло прелестное дитя. — Я не феноме-е-ен!! Дядя сказал, я не феноме-е-ен!!
— Что, почему не феномен? — ничего не поняла та.
— Потому, что я девочка-а-а! — пояснило существо. — Мама-а-а!! Хочу быть мальчиком, мама, хочу быть феноменом, дай, мама, хочу-у-у-у!..
Проводник поспешил исчезнуть.
Пол Топорны привычно заполнял приговор.
— Дэвид, ваше мнение? — поинтересовался он неожиданно.
— Похищение? — неуверенно выдал тот.
— Ну, скажете тоже! — расстроился Бессмертных. — Причем здесь похищение? Впрочем, незаконная смена пола, о которой вы явно хотите сказать, тоже сюда не подходит. А вот как этот господин так быстро установил, что этот юный монстр — девочка?
— Незаконный медосмотр без присутствия родителей или опекуна, отягченный злоупотреблением доверия путем заманивания леденцом, — отчеканил Дэвид, сообразивший, чего от него ждут. — Дело… э-э…
— Дело Анны Загребски и Шарля Красивеньких, — пришла на помощь Каролина. Память у нее была феноменальная. — Он тоже любил леденцы.
— За что и поплатился, — хмыкнул следователь. — Сидеть в подвале поэтессы и декламировать ее стихи в принудительном порядке… Хватило бы и одного часа! А он сколько отсидел?
— Два года, — вздохнула госпожа Кисленьких. — Теперь, как увидит книги — плачет, а рифмованные строки и вовсе вызывают у несчастного припадок! Тем не менее, по освобождении он предложил злоумышленнице взвеситься и затем сочетался с нею законным браком. И даже поймал!
— Вот вам подвальный синдром во всей красе, — поучительно сказал Бессмертных.
— Зато живут, — усмехнулась Каролина. — А что касается наказания…
Договорить она не успела: в вагоне-ресторане снова появился проводник, и вид у него был самый печальный.
— Господа, — провозгласил он. — С прискорбием вынужден сообщить, что сегодняшний показ киноленты не состоится.
— Вышел из строя проектор? — спросил кто-то.
— Никак нет, — вздохнул проводник. — Тапёр только что скончался. А без музыкального сопровождения…
— Ну вот, — огорчился Дэвид. — Сегодня же должны были показывать продолжение ленты о кровососе!
— А отчего он умер? — поинтересовался Немертвых.
— Фельдшер считает, что это сердечный приступ, — сообщил проводник негромко. — Тапёр выглядел совершенно здоровым, а потом вдруг схватился за грудь, захрипел, упал и умер… Никто не успел ничего предпринять!
— Хм, — сказал доктор. — Интересно.
— Думаете, это по нашей части? — приподнял бровь следователь.
— Кто знает, — вздохнул Немертвых. — Но я бы взглянул…
— Признайтесь, Теодор, вы просто заскучали, — хмыкнул тот. — Но если вам угодно, то давайте посмотрим. Дэвид, идемте с нами!
Они в сопровождении офицера суда и оперативников направилась к выходу. Адвокат остался любезничать с Каролиной под строгим присмотром Вит-Тяя.
Позади громко возмущалась госпожа Приятненьких, сегодня поражавшая окружающих изумительным цветом лица и бьющей через край энергией.
— Безобразие! — говорила она и стучала ложечкой по краю креманки с подтаявшим мороженым. — Неужели даже на экспрессе такого класса нет запасного тапёра? Чем мы должны заниматься вечером? Почему мы не можем посмотреть интересную картину? Я считаю, это происки каролевской военщины, которая стремится загнать прогрессивных культурных людей в каменный век, превратить их в необразованное тупое стадо, которым так просто управлять! Но нет!..
Окончание пламенной речи оборвала закрывшаяся дверь вагона.
— Сюда, пожалуйста, — сказал проводник.
— Да мы уж знаем дорогу, — отмахнулся Бессмертных.
Путь к санитарным купе в самом деле был известен, занимал он совсем немного времени, а фельдшер встречал гостей у входа.
— Наконец-то! — воскликнул он. — Тут такое… такое…
— Что случилось, уважаемый? — поинтересовался следователь. — Неужели тапёр ожил?
— Никак нет… — выдавил фельдшер. — Он как лежал, так и лежит… А у доктора Упертых кто-то почти всю кровь выпил!
Дэвид от неожиданности поперхнулся и закашлялся. Ян участливо постучал его по спине.
— Не хотите же вы сказать, — подозрительно сказал Бессмертных, — что у нас завелся кровосос?
— Не знаю, господин! — повинился фельдшер. — Но только доктор Упертых еле-еле дышит…
— А как вы вообще обнаружили… хм… следы злодеяния? — спросил Немертвых.
— Так идемте же скорее, я покажу! — засуетился тот.
Кое-как втиснувшись в санитарное купе, все уставились на прочно зафиксированного на койке больного. Вид у него действительно был более чем бледный, а на шее запеклась кровь. Той же кровью было запятнано и постельное белье.
— Хм, судя по всему, — произнес Немертвых, присмотревшись как следует, — произошло это не только что и даже не час назад, а, пожалуй, еще ночью. Точнее можно установить, нужно только поработать.
— Повезло ему со свертываемостью крови, — заметил Бессмертных. — Не то так и умер бы, бедолага.
— Согласен, — кивнул доктор. — А посмотрите-ка, Руперт, очень примечательно, не находите?
— О, весьма! — согласился следователь, перегнувшись через койку и разглядывая шею больного.
— Что, что там? — жадно спросил Дэвид. За плечом патрона он почти ничего не видел.
— Погодите, — велел Бессмертных и обратился к фельдшеру: — Скажите-ка, сам Упертых никак не мог навредить себе?
— Что вы! — воскликнул тот. — Он ведь пристёгнут честь по чести, ассистентки его лично проверяют и вечером, и утром, и кляп вот на месте…
— Хм, но если бы девушки пришли проведать своего наставника сегодня поутру, то обнаружили бы это безобразие намного раньше, не так ли?
— А не было их сегодня, я еще удивился, — сказал фельдшер. — А сам я лишний раз не стал подходить: господин Упертых так тихо спал… ну, то есть это я подумал, что он спит. А с ним это в последнее время редко бывает, всё буйствует, мычит и мечется. Я и подумал, что полегчало ему…
— А он в это время пребывал в глубоком обмороке от потери крови… — протянул следователь и посмотрел на фельдшера так, что тот чуть не провалился сквозь землю. — Но где же были его ассистентки утром? Дэвид, у вас есть идеи?
— Есть! — радостно выпалил тот. — Господин Мягко-Жестоких ведь сказал, что утром беседовал с ними! Вот поэтому, наверно, они и не пришли к господину Упертых!
— Неужели вы наконец начали подмечать детали? — хмыкнул Бессмертных, впрочем, вполне довольно. — Да, верно, говорил он такое… Итак, что мы имеем? Сам себе нанести рану пациент не мог… Теодор, путы достаточно прочны?
— Вполне, — изрек тот. — Несмотря даже на то, что больные intelligenza иногда обретают непомерную силу и могут вырваться из ремней… Вы же не думаете, что потом он самостоятельно пристегнулся обратно?
— Да, действительно… Так, ассистентки не заходили сюда. Кто у нас по соседству? — поинтересовался следователь.
— Прежде были господин Сверло-Коптищев с камердинером, — доложил фельдшер, — да только вчера они уже совсем хорошо стали сгибаться и потребовали, чтобы им позволили вернуться в их купе, там удобнее. Я что… я человек маленький. Сказал только, что буду приходить уколы ставить, на том и порешили.
— Стало быть, никого, кроме вас, поблизости не было…
— Да что вы, господин?.. — дрожащим голосом произнес тот. — Вы что же, думаете, это я…
— Да ничего я пока не думаю, — ворчливо ответил следователь. — А поинтересоваться хочу: не заметили ли вы ночью чего-либо подозрительного?
— Ну… да вроде бы и ничего.
— Я подозреваю, что во время совершения этого нападения господин Упертых никак не мог лежать молча, — заметил Немертвых. — Кричать он не мог, разумеется, но мычал, скорее всего, достаточно громко. И вы хотите сказать, что не услышали этого?
Фельдшер потупился.
— Или вы так крепко спите? — подключился Бессмертных. — А может, вас и вовсе здесь ночью не было?
— Отлучился я… — сознался фельдшер. — С проводником чай мы пили, хотите — у него спросите! Потом вернулся, заглянул сюда — вроде тихо, ну я и пошел спать…
— Видимо, к моменту вашего возвращения всё уже было кончено, — задумчиво сказал следователь, — а злоумышленник спокойно удалился. Хм, вы ведь не входили? Ага… а от двери не видно этой стороны постели, крови тоже не разглядеть…
— Отсутствие на месте службы во время совершения преступления, едва не повлекшего за собой смерть пациента, — вписал Пол Топорны несколько слов в очередной бланк. Фельдшер побледнел и затрясся. — Карается лишением месячного жалования и премиальных выплат за три месяца вперед.
Фельдшер украдкой утер холодный пот со лба.
— Что-то вы сегодня благодушны, Пол, — заметил Руперт. — Но вернемся к господину Упертых! Дэвид, ваше мнение? Кто мог пойти на такое?
— Возможно, кто-то так впечатлился вчерашним киносеансом, что решил стать кровососом? — сказал тот полувопросительно.
— Жизнеспособная версия, — согласился следователь. — Но тогда, наверно, он попытался бы прокусить шею этому несчастному…
— Руперт, вы когда-нибудь пробовали прокусывать кому-то шею? — поинтересовался доктор. — Могу вас заверить — это крайне неудобно… Если, конечно, преступник не располагал клыками кровососа, а это вряд ли.
— А может, в поезде затаилась какая-то болотная тварь и… — начал Дэвид, но тут же увял.
— Что-то я сомневаюсь, чтобы болотные твари расковыривали тело жертвы какими-либо инструментами помимо зубов и когтей, — хмыкнул доктор. — А тут явно что-то использовали… Хм… секунду…
Произведя несколько загадочных манипуляций с помощью содержимого своего чемоданчика, Немертвых сказал:
— Могу утверждать с уверенностью: инструмент этот сделан из серебра или посеребрен. Но вот что это такое… Недостаточно острое, чтобы проткнуть кожу с первого раза, да и форма странная…Право, я теряюсь в догадках!
— Раз серебро — значит, это не кровосос, — вслух подумал Дэвид. — Серебра они боятся…
Бессмертных только вздохнул.
— Может быть, подождем, пока господин Упертых очнется? — предложил он. — Он-то наверняка видел своего ночного посетителя!
— Ну нет! — упёрся Дэвид. — Поступить так — значит расписаться в своем бессилии, а это… это…
— Недопустимо, — согласился Бессмертных. — Тогда думайте!
— Кому и зачем понадобилась кровь? — принялся рассуждать Дубовны. — Для каких-то анализов, опытов? А если…
— Нет, Дэвид, — строго пресек его идею наставник, — никаких марсиан с их опытами на людях! Подумайте лучше, почему жертвой пал именно господин Упертых?
— Потому что он был тут совсем один, — ответил стажер. — И даже если бы фельдшер не ушел пить чай, всё равно пройти сюда очень просто… А! То есть преступник не выбрал кого-то еще, поскольку к любому другому было бы сложнее подобраться? И еще потому, что господин Упертых привязан и не может позвать на помощь?
— Ну, ну, — подбодрил тот.
— То есть, — начал развивать мысль Дубовны, — преступник, скорее всего, сомневался в том, что может справиться с кем-то… э-э… способным постоять за себя?
— Дальше, — велел следователь.
— Но почему он тогда не выбрал женщину?
— Некоторые женщины, к слову, очень даже могут дать сдачи, — заметил Берт вполголоса. Топорны согласно кивнул.
— А ребенка? — не сдавался Дэвид.
— Ну, за детьми, во-первых, обычно присматривают, — ответил Руперт, — а во-вторых, с некоторыми из них лучше не связываться!
Все дружно закивали, припомнив недавнее концертное выступление очаровательной крошки в матросском костюмчике. Пожалуй, приставать к ней было опасно если не для жизни, так уж для барабанных перепонок точно!
— И что, выходит, преступник вовсе слабосилен? — задумчиво произнес Дэвид. — Да, кстати, а чем его не устроили старики?
— Может, они ему не по вкусу, — хмыкнул Немертвых. — Да и старики тоже разные бывают…
— Значит, нам надо искать или какого-то… не знаю, инвалида, что ли, — завершил мысль стажер, — или… женщину?!
— Браво, — иронически поаплодировал Бессмертных. — Не прошло и получаса…
— Но женщине-то это зачем?! — продолжал поражаться Дубовны.
— А кому другому — зачем? — парировал доктор.
Ян вдруг подскочил на месте.
— Господин Бессмертных! — воскликнул он. — А ведь я вчера ночью как раз видел в вагоне первого класса одну даму… с серебряной вилкой в руке! Еще удивился — ну, допустим, прогуливаться по коридорам-то не возбраняется, но зачем ей вилка из вагона-ресторана?
— О! — довольно усмехнулся следователь, даже не спросив, что Ян позабыл среди ночи в первом классе. Для него тонкости отношений оперативника с госпожой Кисленьких тайной не являлись. — Прекрасно! Теодор, как там характер повреждений? Соответствует вилке?
— Пожалуй, — согласился тот. — Ресторанная… Да. Не слишком острая, изгиб зубца подходит, материал совпадает.
— И я, кажется, даже могу сказать, кто эта дама… — протянул Руперт. — Ян, это была госпожа Приятненьких?
— Она самая, — подтвердил оперативник. — А как вы догадались?
— А припомните, когда мы покидали вагон-ресторан, она произносила очень прочувствованную речь с крайне характерными интонациями, — сказал тот. — Она и прежде выдавала подобное, но не с таким апломбом. Кроме того, выглядела она сегодня на удивление цветуще. Кажется, ее подруга была этим крайне недовольна… А если припомнить, о чем рассказывал вчера Людвиг после киносеанса и предположить, что госпожа Приятненьких слышала ее слова…
— Точно! — вскинулся Дэвид. — Господин Мягко-Жестоких говорил, что актриса придерживается такой странной диеты, чтобы сохранить фигуру и предупредить разные болезни!
— Должно быть, госпожа Приятненьких решила, что и ей не помешает несколько убавить пышность форм, — хмыкнул Бессмертных. — Однако ей не откажешь в изобретательности в выборе жертвы…
— Руперт, пациент очнулся и явно хочет что-то сказать, — заметил Немертвых.
— А, ну так выньте у него кляп!
— Не надо, господа, он так ругается, что даже у меня уши вянут! — вмешался фельдшер. Господин Упертых замычал и завращал глазами.
— Ничего, среди нас дам нет, переживем, — решил следователь и кивнул доктору. Тот ловко избавил пациента от кляпа и дал ему прокашляться.
— Господа, что происходит? — спросил он, едва к нему вернулся дар речи. — Почему я… в таком положении? И который сегодня день?
— О-о… — протянул Бессмертных с интересом. — Теодор, кажется, intelligenza немного отступила?
— Очень похоже на то, — кивнул Немертвых, — в противном случае мы выслушали бы много интересного касаемо всевозможных сатрапов, негодяев и адептов карательной медицины. Господин Упертых, как вы себя чувствуете?
— Благодарю, сносно, — ответил тот с удивлением. — Правда, я чувствовал бы себя еще лучше, если бы не был привязан к койке… и еще эта слабость…
— Это пройдет, — заверил Теодор. — Вы помните, что происходило ночью?
Упертых подумал и покачал головой.
— Насколько я понимаю, — произнес он, — зафиксировали меня не просто так… Очевидно, intelligenza дала обострение?
— Именно.
— Я этого опасался… Никто не пострадал?
— По счастью, нет.
— А мои девочки?
— Старательно ухаживали за вами всё время, что вы пребывали в невменяемом состоянии, — терпеливо ответил Немертвых. — Так вы не помните ночных событий?
— Нет, увы… — вздохнул пациент. — Кажется, мне снилось, что меня кусает комар. Такой гигантский белый комар… Но это всё, право!
— Увы, разум больных intelligenza обычно затуманен, они видят лишь то, что хотят видеть или вовсе воображают, — кивнул доктор. — Очевидно, господин Упертых сумел уловить лишь смутный образ нашей кровопийцы… Однако как интересно! Неужели это обильное кровопускание если не остановило развитие болезни, так хотя бы привело к облегчению симптомов?
— О чем вы? — заинтересовался Упертых, и пришлось в двух словах объяснить ему суть дела. — Действительно, интересно… Обязательно нужно записать это! В Болотноградске непременно опробуют эту методику, вдруг она окажется действенна… Ну или пригодится хотя бы для того, чтобы приводить в чувство самых буйных! Наверно, если использовать пиявок…
— Это вы обсудите со своими ассистентками, — остановил Бессмертных речь пациента. — Кстати, вот и они!
— Девочки! — обрадовался Упертых.
— Вы нас узнаете! — зарыдала Вероника.
— Это чудо, чудо! — восклицала Гризетта. — Но как это произошло?..
— Так, здесь стало тесновато, — заметил следователь, протискиваясь к выходу. Остальные направились за ним. — Думаю, девушки справятся с больным сами, им не привыкать, тем более, ему заметно полегчало…
— Я помогу, если что, — заверил фельдшер, преданно глядя на Бессмертных снизу вверх. — Не извольте сомневаться!..
— И не думаю, — хмыкнул тот. — Дэвид, что вы опять надулись? Вы были очень близки к разгадке, и на этот раз ход ваших мыслей меня вполне удовлетворил!
— Да? — просиял стажер и хотел сказать что-то еще, но его прервал стук каблучков, сопровождаемый громовым топотом.
— Ах, вот вы где! — выдохнула Каролина, угодив с разбегу в надежные объятия доктора Немертвых. Следовавший за нею поручик остановился как раз вовремя, чтобы не смести со своего пути всю живописную группу. — Там такое!..
— Что еще? — нахмурился следователь.
— Госпожа Приятненьких, кажется, сошла с ума, — сообщила писательница. — Господин Мягко-Жестоких пытается увещевать ее, но она даже к нему не прислушивается! Когда я решила, что пора позвать Теодора, она порывалась влезть на стол и станцевать что-то зажигательное, и ее как раз собрались вязать скатертями…
— А вот ее и несут, — пробасил поручик, посторонившись, чтобы пропустить стюардов, с натугой тащащих нечто спеленутое наподобие кокона. — Поймали-таки!
— Уважаемый Вит-Тяй, что же вы не помогли справиться с неадекватной дамой? — поддел Бессмертных.
— Он пытался! — вступилась за верного поручика Каролина. — Но госпожа Приятненьких начала к нему гнусно приставать… О, это было ужасное зрелище! А я как раз спешила к вам и потребовала, чтобы Вит-Тяй меня сопровождал…
— М-да… — произнес Немертвых, разглядывая извивающийся кокон, с одной стороны которого виднелась кокетливая прическа, а с другой торчали пухлые ножки в модных туфельках. — Случай тяжелый.
— Хм? — заинтересовался следователь.
— Скорее всего, эта дама уже была носителем intelligenza, — ответил доктор. — В легкой, почти неопасной форме она встречается у многих, да и разновидностей у этого заболевания немало. Ну а потом, когда эта госпожа отведала зараженной крови господина Упертых… Должно быть, началось ураганное развитие болезни.
— Бедняжка, — вздохнула Каролина.
Топорны посмотрел на брыкающиеся ноги со смешанными чувствами. Очевидно, злорадствовать ему не позволяло воспитание, посочувствовать от души он бы не смог, а лгать не желал.
— Ну и какое наказание вы ей определите? — напомнил Бессмертных.
Офицер суда пожал плечами.
— Дама сейчас невменяема и за свои действия не отвечает, — ответил он. — Ну а за покушение на господина Упертых… После излечения, если таковое состоится, — принудительные работы на благо Каролевства. С конфискацией имущества в пользу государства.
— Да, пожалуй, — согласился Бессмертных. — О, Людвиг, и вы здесь!
— Это было ужасно, Руперт! — пожаловался адвокат, утирая лоб белоснежным крахмальным платком. — Поверите ли — я впервые ощутил себя бессильным… Думаю, только теперь я начинаю понимать, каково работать с больными intelligenza, и пусть мне предстоит сталкиваться в основном со служащими, нельзя исключать и подобных случайностей!
— Чтобы вы — и оказались не готовы… — не поверил Бессмертных.
— Я полагаю, господин Мягко-Жестоких просто никогда не видал буйных пациентов, — подал голос Немертвых. — А описания всё же достаточно сильно разнятся с суровой реальностью.
— Именно! — адвокат прижал к груди Цисси.
— Полагаю, вам есть резон побеседовать с господином Упертых, пока его ненадолго отпустила болезнь, — заметил Немертвых. — Он — крупнейший специалист по intelligenza, и, хотя сам пал ее жертвой, может дать немало ценных советов.
— Непременно так и поступлю, — кивнул Мягко-Жестоких и решительно направился в указанную палату, пополнять багаж знаний.
— Уф… — выдохнул следователь, когда госпожу Полненьких занесли в купе и надежно зафиксировали. — Не экспресс, а сущий сумасшедший дом! Да, господа, у кого-то еще есть желание взглянуть на труп тапёра?
Желание выразил один лишь доктор, но остальные всё равно потянулись следом.
— Сюда, господа, сюда, — суетился фельдшер, проводя их дальше по коридору. По понятной причине мертвецкой на экспрессе не было, и до следующей остановки тело поместили в пустующем санитарном купе. — Вот он!
Присутствующие помолчали.
— Значит, говорите, сердечный приступ? — протянул следователь, рассматривая покойного.
— Э-э… — сказал фельдшер.
— Теодор, а при смерти от сердечного приступа люди всегда делаются такими… хм… фиолетовыми? В крапинку? — поинтересовался тот, не ожидая, впрочем, ответа.
— Он был совершенно нормальным, когда умер! — возмутился фельдшер. — Хотя… Вообще-то в последние несколько дней он жаловался на недомогание, и я еще отметил, что цвет лица у него такой…
— Какой?
— Немного нездоровый. Ну… бледный он был аж до синевы, — пояснил тот. — Потому сердечными каплями его и пользовали… А тут вон как! Но точно вам говорю, господа, когда его сюда положили, он хоть и был чуточку синеватый, но уж никак не фиолетовый! Тем более, в крапинку…
— Теодор, — воззвал следователь, — что-то подсказывает мне…
— Что это по нашей части, — закончил доктор и раскрыл саквояж. — Сделайте милость, обождите в коридоре, здесь и без того тесно. К тому же ароматы будут далеко не сладостными.
— Тогда мы лучше пройдем в салон, — решил следователь. — Что толку стоять в коридоре? Ждем вас с нетерпением, Теодор!
В салоне только и разговоров было о внезапном помешательстве госпожи Приятненьких. Разумеется, правды никто не знал, а госпожа Полненьких, даже если и была посвящена в тайные замыслы подруги, ничего никому не говорила, а, приняв страдальческий вид, сидела в кресле, время от времени промокала платочком совершенно сухие глаза и принимала соболезнования.
— Интересно, что же скажет Теодор… — задумчиво произнес следователь, поглаживая бакенбарды. — Мне, признаться, не доводилось встречать подобного. Пол, а вам?
Тот молча покачал головой.
— У нас такого не бывало, — сказал, подумав, Вит-Тяй.
— Мы тоже не видали, — заверил Ян.
— А я, кажется, о чем-то подобном слышала, — задумчиво произнесла Каролина. — Еще когда работала по научной части. Но вот беда, не могу припомнить! Видно, случайно кто-то упомянул, вот я и позабыла…
— Не беда, — утешил Бессмертных. — Я уверен, Теодор… А! Вот и он!
Доктор ловко просочился между окруживших безутешную госпожу Полненьких дам, подсел к своей компании.
— Отравление? — спросил следователь.
— Именно, — кивнул Немертвых. — Довольно любопытное, я бы сказал. И яд не из распространенных. Если память мне не изменяет, делают его далеко на юге из вытяжки желез одной крохотной, но смертельно опасной рыбки, а также некоторых растительных добавок. Средство дорогое и, сами видели, приметное: покойники обыкновенно приобретают самый невообразимый колер.
— Ну конечно! — воскликнула госпожа Кисленьких. — Именно это я и пыталась вспомнить… У это рыбки еще такое название, что выговорить совершенно невозможно, как же ее… Быра?.. Бара?.. А как дальше…
— Дорогая Каролина, — успокоил ее Бессмертных, — это не столь принципиально. Теодор, а каким образом отравили несчастного? Подмешали яд в пищу?
— В те самые сердечные капли! — встрял Дэвид. — Мне этот фельдшер сразу показался подозрительным…
— Внутрь это средство можно принимать хоть галлонами, — усмехнулся доктор, — если, конечно, у вас нет хотя бы крохотной ссадинки на губе. Он смертелен при попадании в кровь, однако ранок на теле тапера я не обнаружил. Вернее, есть небольшие порезы — очевидно, брился неаккуратно, — но уже поджившие. Если бы он отравился тогда, то давно бы умер, ведь достаточно самой малой толики яда…
— А может быть… — начал Дубовны, но его снова сурово остановили:
— Никаких инопланетных шприцев с иглами мизерной толщины! Не думаю, Дэвид, что их заинтересовал бы какой-то тапёр… Нет! — снова перебил стажера следователь. — Я категорически протестую против версии, что убитый был главой венерианской резидентуры, а марсиане устранили конкурента!
— Откуда вы узнали, что я хотел сказать? — изумился Дэвид.
— Читаю мысли, — хмыкнул Руперт. «И кое-какие журналы, чтобы быть в курсе наиболее вероятного хода твоих рассуждений», — мог бы он добавить, но промолчал. — Итак, Теодор, каким тогда образом отравили тапёра? Наверняка у вас есть предположение, не так ли?
— Конечно, — ответил тот невозмутимо. — Собственно, я так задержался потому, что проверял свою гипотезу. Так вот… Скорее всего, яд попал в организм жертвы через кожу. Первым делом я проверил, не пропитана ли им одежда — но нет, всё чисто. По счастью, гардероб у несчастного не так уж велик, — добавил он, — иначе я провозился бы до вечера.
— А постельное белье? — спросил Ян.
— Тоже чисто, — кивнул Немертвых. — Тем более, его достаточно часто меняют, а недомогал тапёр, по словам фельдшера, уже несколько дней.
— Тогда?..
— Оставалось только возможное соприкосновение с некой отравленной поверхностью, — продолжил доктор. — Причем кожа должна была быть открыта.
— И? — не выдержал Дэвид.
— Ну не носом же он с чем-то соприкасался! — фыркнула Каролина. — Это были руки, да, Теодор?
— Именно, — ответил тот. — Кончики пальцев, если быть точнее. Поверхность совсем небольшая, поэтому времени на то, чтобы яд смог проникнуть сквозь поры, потребовалось немало… и, главное, этот контакт должен был быть или постоянным или просто очень частым. Когда же в крови накопилось достаточное количество яда… — он развел руками. — Тапёр скончался. Яд действительно вызывает остановку сердца и еще некоторые побочные эффекты.
— И что же это может быть за поверхность, с которой тапёр постоянно контактировал? Причем кончиками пальцев? — удивленно спросил Дубовны.
— А я-то вас сегодня даже похвалил, — укоризненно произнес Бессмертных, глядя через плечо стажера.
Обернувшись, тот увидел… рояль. Тот самый рояль, из-за которого пострадал Сверло-Коптищев… а теперь вот погиб тапёр!
Должно быть, Каролине в голову пришли те же мысли, потому что она вполголоса произнесла:
— «Рояль-убийца»… По-моему, такое название будет пользоваться коммерческим успехом!
— А то! — подтвердил Ян.
— Я проверю, — сказал Немертвых, надел перчатки, спокойно подошел к роялю, поколдовал над клавишами и вернулся. Удивительно, но на его действия ровным счетом никто не обратил внимания.
— Итак?
— Костяные накладки на клавишах пропитаны ядом, — подтвердил доктор, снимая перчатки. — По моим расчетам, где-то с неделю назад, не более, иначе яд бы выдохся. Вообще-то, таперу полагалось скончаться пораньше, но он оказался слишком крепок…
— И еще, припомните, некоторые киносеансы отменяли по разным причинам, — напомнила Каролина.
— Верно, — кивнул Теодор. — Так что, Руперт, причину смерти можете считать установленной. Далее дело за вами.
— М-да, вот так дельце… — усмехнулся тот. — Выяснить, кто мог отравить простого тапёра столь замысловатым способом!
— А может, отравить хотели не его, а Сверло-Коптищева? — предположил стремившийся реабилитироваться в глазах начальства Дэвид. — Он-то фигура куда более значимая!
— Мысль хорошая, — одобрил Бессмертных, — вот только Теодор утверждает, что яд был нанесен на клавиши около недели назад, а к тому времени наш рояльных тел пытатель уже был прикован к койке. Не узнать об этом было невозможно.
Дубовны сник.
— Кроме тапера, играл еще кое-кто, — припомнила Каролина. — Но так… эпизодически.
— Им повезло, — согласился Теодор. — А в целом, согласитесь, дело выглядит совершенно бредово!
— А может быть, злоумышленник рассчитывал, что Сверло-Коптищев скоро поднимется на ноги, а тогда… — встрял Дэвид.
— Вам ясно сказано — яд выдыхается на воздухе, учитесь же слушать! — проворчал Бессмертных. — Ну что? Мы зашли в тупик?
— Погодите, погодите… — госпожа Кисленьких терла переносицу, явно силясь что-то припомнить. — А если предположить, что целью преступления было не убийство?
— А что тогда? — удивился Дубовны.
— Например, общественный резонанс, еще что-то в том же роде… Теодор, вы не припомните, где именно водится та рыба, из которой изготавливают яд?
— Если мне не изменяет память, в верховьях Желтой реки, — ответил он и уточнил: — Это в Слонопотамии. Совершенно дикая страна: саванна, саванна на многие мили вокруг, животных много…
— Вот оно! — подпрыгнула Каролина. Остальные уставились на нее с преогромным интересом. — Слонопотамия! Господа, вслушайтесь в это слово, страну не просто так назвали! Теодор, ведь я права, скажите?
— Ну да, — флегматично ответил он. — Там бродят огромные стада слонов. Вернее, прежде бродили, теперь таких уж не встретишь…
— Именно! Потому что их совершенно браконьерским образом уничтожали ради бивней! — обрадовалась госпожа Кисленьких.
— А зачем нужны бивни? — удивился Вит-Тяй. — Каски украшать? Неудобно, поди…
— Это же слоновая кость, — пояснила Каролина, — она очень ценится… Вот, например, накладки на клавишах у этого рояля именно из слоновой кости.
— Что-то я никак не уловлю, к чему вы ведете, — хмыкнул следователь.
— Секунду, я объясню… — та вздохнула поглубже. — Понимаете, среди особенно лютых экологов из Зеленых бригад, например, существует движение за возвращение слонов на историческую родину. Ну, если не слонов, так хоть их останков…
— А-а! — припомнил Бессмертных. — Те многочисленные кражи изделий из слоновой кости? Как же, как же!
— Вот-вот, — подтвердила Каролина. — Они настолько обнаглели, что даже требовали выдать некоторые вещи из каролевского дворца… Но им, конечно, объяснили, насколько далеко они зашли в своих заблуждениях! Какое-то время об этом движении не было ни слуху, ни духу, но потом они снова зашевелились. Понимаете, к чему я клоню?
— Думаете, они нацелились на этот рояль? — приподнял брови следователь.
— Думаю, да, — вздохнула женщина. — Но они ведь не могли не понимать, что им откажут, потребуй они его отдать, это всё-таки экспресс, здесь нельзя обойтись дешевой заменой… И, наверно, они решили действовать иначе.
— Привлечь внимание, устроить скандал… — протянул Руперт. — Хм, очень может быть. Решили этак тонко намекнуть… Яд, рыба, водящаяся только в Слонопотамии, слоновая кость… Но, конечно, в своем благом стремлении захоронить останки несчастного слона они даже не подумали, что убьют ни в чем не повинного человека!
— Организованная преступная группировка, — мрачно сказал Топорны, расстегивая дипломат. — Заговор против короны. Убийство с особым цинизмом. Высшая мера.
— Каролина, а кто же это был? — напомнил следователь.
— Наверно, кто-то из тех экологов, которых ссадили на станции Института, — вздохнула она и погладила Топорны по плечу. — Пол, не расстраивайтесь, но, боюсь, ими уже вплотную занимаются в виварии. Конечно, можно отбить телеграмму в Институт…
— Полагаю, — сурово ответил офицер суда, — сделать это необходимо. Преступники должны ответить по всей строгости закона!
— Именно! А отходы надежно утилизируют, — утешающе проговорила Каролина. — Я сама попрошу обер-кондуктора дать «молнию»… Пойдемте, Пол, я же вижу, вы не успокоитесь, если не проконтролируете лично!
Она упорхнула в сопровождении Топорны, остальные только переглянулись.
— Дела! — сказал Вит-Тяй многозначительно.
— Да уж! — ответил Бессмертных. — Теодор, сделайте милость, обезопасьте как-нибудь эти клавиши, а то ведь еще какой-нибудь меломан отравится!..
Ужин прошел в молчании. Кто-то сочувствовал все еще скорбящей госпоже Полненьких (поговаривали, госпожа Приятненьких едва не разнесла санитарное купе, когда ее попытались накормить), кто-то опасливо косился на доктора Упертых, которого ассистентки рискнули вывести в вагон-ресторан… Адвокат, цветисто извинившись перед компанией, присоединился к последнему, очевидно, стремился получить как можно более информации от большого специалиста по intelligenza, пока того не настиг очередной приступ.
Дэвид страдал из-за того, что на сей раз удача улыбнулась не ему, а Каролине. Впрочем, завидовать даме неприлично… но и не завидовать он не мог, а потому с крайне кислым видом ковырялся в тарелке.
Сама госпожа Кисленьких что-то обдумывала, черкая время от времени карандашиком прямо на салфетке, Вит-Тяй отдавал должное каждой перемене блюд, Топорны был суров, но относительно доволен — телеграмму дали вовремя… хотя, впрочем, экологов так и так не собирались выпускать из вивария. Оперативники почему-то отсутствовали, а Бессмертных смотрел в окно и благодушно улыбался.
Голосистое дитя по-прежнему голосило, и кто-то робко намекнул, что, может быть, господин Сверло-Коптищев уже выздоровел и сможет заглушить эти чудовищные вопли… Идею, впрочем, зарубили на корню, поскольку все прекрасно представляли шумовой эффект от сложения усилий девочки и пианиста.
— Пройдемте-ка, — послышалось вдруг, — да, вы, вы…
Дитя неожиданно умолкло, а в углу, где восседало семейство, возникло некоторое копошение, перерастающее в возню. Послышалась плюха и несколько крайне неприличных выражений, которые дамы предпочли проигнорировать.
— Вот он, господин Бессмертных! — радостно выкрикнул Ян, потирая слегка распухшее ухо. — Берт, держи его крепче!
— Как вы смеете! — надвинулась на них матушка несостоявшегося феномена, но девочка вдруг испустила такой вопль, что все невольно пригнулись. — Это мой супруг!..
— Произвол! — четко произнесла госпожа Полненьких.
— Как вы и сказали, шеф! — не обращая внимая на дам, заявил Ян. — Это он, гад-группер! Под порядочного человека замаскировался, вон, усы даже напомадил…
— Гад-группер? — заговорили за столиками. — Кто это? Что это такое?
— А это член Гад-группы прямого действия, — пояснил Ян. — Экологи! Еще почище зеленобригадовцев будут… Кстати, это ведь он тапёра отравил, а не те, с плакатиками!
— Так-так, — довольно произнес следователь, рассматривая изловленного негодяя. — Стало быть, господин Фред Жмурински? Пол, мне кажется, фортуна вновь вам улыбнулась…
— О да! — хищно улыбнулся офицер суда и достал чистый бланк с красной каймой, обозначающей приговор для особо опасного преступника.
— Значит, это ваш супруг, сударыня? — повернулся Бессмертных к жене задержанного.
— Нет! — немедленно отказалась та от своих слов. — Моя фамилия вовсе не Жмурински, я — Беата Люшкевски!
— А зачем же вы назвали этого субъекта своим мужем? — поинтересовался тот.
— Понимаете… — всхлипнула дама. — Я… О боже, какой стыд! Видите ли, мой супруг не так давно скончался, и я… я наняла этого… типа в эскорт-агентстве, специально для поездки на курорт! Мне сказали, что полная семья — залог создания благоприятного психологического климата в семье, а моей деточке это просто необходимо, она такая нервная… — Деточка подтвердила слова матери очередным жутким воплем. Кажется, ей не нравилось, когда в центре внимания оказывался кто-то, кроме нее. — Но кто же мог подумать, что вместо первоклассного эрзац-мужа мне подсунут такое… такое… ничтожество!
— Стребуйте с агентства неустойку, — посоветовал Бессмертных. — И, кстати, сообщите его название. Нужно еще будет разобраться, сами ли они всучили вам этого… гада, или он подменил настоящего сотрудника агентства.
Дама несколько раз кивнула и опустилась на стул, утирая слезы.
— Но… как? — прошептал Дэвид. (Он уже окончательно уверился, что его патрон мастерски читает мысли, и потому старательно изгонял сладкие грезы о прелестной госпоже Смиренски и ее роскошном декольте.) — Как вы узнали?
— Увы, — пожал плечами Бессмертных. — Привыкайте, Дэвид, это обычная работа следствия. Никаких погонь, никакой детективщины… Это всё уместно в романах, а мы прежде всего работаем головой. Вы ведь помните: наша дорогая Каролина отбивала телеграмму в Институт Болот? Так вот, наши тамошние коллеги провели в виварии задушевную беседу с задержанными, и обер-эколог во всем признался, сдав своего гад-группера с потрохами.
— Но позвольте! — тихо вскрикнул стажер. — Такие вещи… доказывают!
Руперт вздохнул. Сидевшая за соседним столиком госпожа Полненьких перестала разглядывать господина Мягко-Жестоких, насторожилась и даже откинула с ушка локон паричка модного окраса.
— Теодор, скажите хоть вы ему… — произнес следователь. — Я уже начинаю отчаиваться!
— Видите ли, — доктор Немертвых промокнул губы салфеткой, снял пенсне и посмотрел на Дэвида. Тот поежился. — Вы вряд ли могли об этом знать, поскольку читают это как спецкурс для аспирантов… Существует целая наука, посвященная исключительно добыванию доказательств. Даже с помощью простейших игл, — тут Дубовны непроизвольно дернулся, — или малых клещей можно извлечь на свет весьма и весьма важные подробности. Как мы их называем — подлинные.
Госпожа Полненьких сжала пальцы.
— Для этого в состав следственной бригады включают судебного эксперта, сдавшего квалификат заплечных дел мастера, — завершил доктор. — Но все-таки. Дэвид, мы не спецназ, а подозреваемый — все-таки подозреваемый, поэтому не требуйте доказывать то, что мы и так знаем.
— Справедливость и гуманность! — воздел перст господин Мягко-Жестоких, отвлекшийся от доктора Упертых и с интересом прислушивавшийся к беседе. — К сожалению, юность слишком уж увлекается получением подлинных показаний, что приводит к злоупотреблениям. А это неправильно. Мы олицетворяем каролевскую власть… Кстати, что это означает, молодой человек?
— Э-э… право приказывать? — несмело сказал тот.
Бессмертных покачал головой, видимо, отчаявшись вразумить подопечного.
— Ответственность. Всего лишь ответственность, — сказал он. — Хм, кажется, мы немного увлеклись. Уважаемый Вит-Тяй, попросите кого-нибудь из ваших гвардейцев присмотреть за этим скользким типом… Пол, вы закончили с приговором?
— Так точно, — отозвался тот, любуясь ровными строками. — Я лично прослежу, чтобы этого субъекта передали, куда положено, на следующей станции.
— Так котел готов, — пробасил поручик, разглядывая арестанта. — Специально ведь чистили!
— Ну вот, как хорошо всё устроилось! — воскликнула Каролина.
— Благодаря вам, — польстил ей Топорны. — Если бы не ваше решение дать телеграмму в Институт…
— Ну, право, ерунда, — смутилась госпожа Кисленьких. — Кстати, а вот и десерт!..
Заканчивали трапезу в том же молчании…
А после ужина дамы и господа как-то незаметно начали перемещаться в салон. То тут, то там возникали разговоры: мол, конечно, всё это очень печально, но мы-то живы? И можно, на худой конец, обойтись без музыки, посмотреть хотя бы живые картины, хоть это не так занимательно…
— Я бы тоже посмотрела ленту, — вздохнула Каролина. — Право, хоть самой садись к роялю ради этого!
— Чтобы младшая сиятельная госпожа играла вместо тапера? — нахмурился Вит-Тяй. — Никогда!
— А вы, поручик? — улыбнулась она.
— Мы на таких инструментах играть не обучены, — с достоинством сказал он. — Вот волынку могу принести…
— Право, не стоит! — остановил его Мягко-Жестоких. — Хм, а ведь когда-то и я неплохо играл… Вспомнить, быть может, юность?
— Давайте уж тогда в четыре руки, Людвиг, — проворчал Бессмертных. — Где еще такое увидишь: городской адвокат и генеральный следователь, не побоюсь этого слова, лабают на рояле веселый мотивчик!
— Я сыграю, — сказал Топорны, чем поразил всех донельзя. Впрочем, он ведь был хорошего происхождения, а потому в обязательном порядке обучался всевозможным искусствам…
— Офицера суда для этой публики тоже многовато, — остановил его Немертвых. — А я — из второго класса, поэтому…
— И вы играете? — изумилась Каролина. — Ох, впрочем, что это я…
Один Дэвид молчал, потому что играть не умел совершенно. Разве только на губной гармошке, и то скверно.
— Что? — поднялась вдруг чья-то голова. — Музыка? Господа, кто играет?
— Берт? — изумилась госпожа Кисленьких, всмотревшись в уверенно занявшего место за роялем исполнителя. — Никогда бы не подумала! Когда же он выучился?
— Это мы под прикрытием как-то работали, — просветил Ян. — В кабаре. Я вроде как барменом, а Берту пришлось тапера заменить. Сперва в него чем только не кидали, фальшивил дюже, а через недельку ничего, навострился!
— Ну, вот видите, как хорошо! — захлопала в ладоши Каролина.
— Механик, ленту! — раздались голоса. — Даешь картину!..
Потушили свет, включили проектор, и под зловещее раскатистое рычание импровизации Берта (он играл как-то подозрительно хорошо для самоучки-тапера из кабаре) на экране появился окутанный грозовыми тучами зловещий замок красавца-кровососа, где торопилась укрыться застигнутая в дороге ливнем очередная прекрасная героиня…
