Добравшись до мрачного одноэтажного здания лазарета, Георгий представился Верховцеву, одному на всю округу местному доктору, и с его участием ознакомился с этим неприглядным местом. Проходя тесными, затхлыми коридорчиками, входя в некое подобие палаты, Родин отметил про себя, что худшего места для больных, да и просто для человека, он еще не встречал. Даже военные лишения и ужасы были честнее.

Здесь же царил зловонный дух уныния: больные и умирающие были размещены в помещениях, которые никогда не проветривались, на соседних койках «лечились» сумасшедшие и чахоточные, обмороженные и умирающие. Здесь не слыхали не то что о чистых простынях – мыла не знали, не было даже гигроскопической ваты. Вату варили тут же, в помещениях с воздухом, полном бактерий, а бинты перестирывали по нескольку раз.

Скудное питание, грязь и отсутствие медикаментов – немудрено, что здесь, сменяя друг друга, беспрестанно разгуливали эпидемии. Теперь вот сыпной тиф косил людей, заражая их через постельных вшей и вездесущих крыс. Правда, многим находящимся в «палатах» полутрупам было все равно, от чего умирать. Не было в этих комнатах никакой надежды, только отчаяние, стоны, хрип и ожидание смерти. Да и как иначе, если кругом тюрьма, сам Сахалин – большая бессрочная тюрьма.

Молоденький доктор в пенсне и с небольшой бородкой хлопотал и суетился вокруг Родина: он впервые за много месяцев увидел рядом с собой человека с воли, да еще и такого многоопытного доктора!

– Вот, голубчик, набросьте мой халат, – подал Родину врачебный балахон серого цвета Верховцев. – Он, кхм, не такой ослепительный, как следовало бы, но чист, абсолютно чист, – поспешно и виновато добавил эскулап.

– Благодарю. Так что же, пора за дело, – не стал долго запрягать Родин. – Очевидно, что для предотвращения распространения болезни нам следует организовать тотальную дезинфекцию белья и самих больных. Также нам нужно как можно скорее вывести вшей, уничтожить крыс и обеспечить изоляцию уже заболевших от остальных. Вы согласны с моим планом, доктор? – уточнил Родин.

– О, разумеется! Я совершенно с вами согласен и готов поддерживать во всем, но вот… господин начальник тюрьмы вряд ли одобрит наш план.

– Ничего, я с ним поговорю, а если понадобится, представлюсь и губернатору. А пока давайте осмотрим всех в лазарете и составим списки тех, кого следует изолировать и лечить от тифа.

И два доктора пошли выполнять свой долг.

Только тремя часами позже они вернулись с обхода в кабинет и приступили к заполнению карточек тех, у кого они только что обнаружили тиф. Кропотливая и монотонная работа как нельзя лучше способствовала неспешному разговору. И Родин осторожно начал прощупывать почву.

– А что, Павел Матвеич, бежит местный люд? Пропадают, наверное, бедняги, а потом о них и вспомнить некому.

– Это точно, – ответил Верховцев. – Ну конечно, ссыльные бегут постоянно. Вот, помните, во второй палате был раскосый мужичок с обмороженной рукой? Так вот, один из беглых – так и заканчиваются часто эти бега у меня в лазарете. Но это, скорее, правило в наших местах. Морозятся часто… А вот не так давно случилась одна необычная история. Приехали как-то два мужика, а при них ребенок японской крови. Что за люди, так и осталось неизвестным. Не то отец с дядей, не то еще кто. Жили они в развалюхе на отшибе, ни с кем, почитай, и не знались. Поговаривали, что они этого япончонка каким-то там специальным наукам обучали, да за достоверность этих разговоров не поручусь. Дело, в общем, темное. Так вот, все трое и пропали в одночасье. А дом так и стоит пустой в конце третьей улицы. Стороной обходят его местные. Побаиваются.

У Родина зачесались руки и заколотилось сердце, так ему захотелось непременно побывать в этом заброшенном доме и разведать все на месте, но он удержался от первого порыва и продолжил свою работу. Только часу в восьмом вечера, когда за окнами окончательно стемнело, два доктора наконец разогнули затекшие от письменной работы спины и, наскоро перекусив гостинцами Марфы, засобирались по домам.

– Коллега, рад был познакомиться, – искренне пожал руку Верховцеву Георгий и раскланялся. – Продолжим завтра, а сегодня отбой!