Эпилог

Едва войдя в дом, Анджи, чертыхаясь, сунула в угол трость с медным набалдашником. Она ненавидела эту трость.

Но дурное настроение немедленно рассеялось, как это почти всегда бывало, стоило ей, прихрамывая, войти в гостиную. За четырнадцать месяцев брака она превратила обставленный с суровой простотой Рисов дом в настоящий семейный очаг. Мебель была удобной, хорошо подобранной по цвету, уютно расположенной. Стены увешаны прекрасными картинами, которые они с Рисом подбирали по одной. На полированных столиках было расположено начало коллекции памятных сувениров, связанных с особыми случаями их недавно начавшейся счастливой семейной жизни. Фото ее бабушки и дедушки в серебряной рамке стояло на столике цвета поджаристой корочки, почти точно повторявшем тот, что был в старом доме. Рис нашел его к первой годовщине брака.

Это был их дом, и она любила его. Она любила все здесь. И все же она знала, что может уйти отсюда, не оглянувшись, если рядом будет шагать Рис.

В комнату с приветственным мяуканьем вошла Цветик, поблескивая ухоженной шкуркой.

Поморщившись на мгновение от зависти к изящным движениям своей любимицы, Анджи неуклюже нагнулась, чтобы погладить ее.

– Хорошо тебе задаваться, – пожурила она. – Тебе мое положение пока не грозит.

Довольно фыркнув, Цветик повернулась и прошествовала в соседнюю комнату. Анджи выпрямилась и положила руку на округлившийся живот. Она знала, что скоро вернется Рис. Весь его день заняла встреча с поставщиком из Монтгомери. В офис он не будет заезжать. По-прежнему преданный своему бизнесу, Рис в последнее время изменил приоритеты. Работе – рабочие часы. Вечера – семье.

Она не особо удивилась тому, как яростно заботлив стал Рис в эти первые пять месяцев беременности, чем и объяснялось то, что она снова ходила с тростью, которую успела с радостью забросить несколько месяцев назад. Поскольку лодыжка была еще не вполне надежна, Рис боялся, что она может упасть и повредить себе или ребенку. Она же мирилась с тростью только потому, что знала: Рис заболеет от волнения, если она не послушается.

Анджи никогда не забудет выражение его лица, когда она сообщила, что беременна. До сих пор она пытается точно определить чувства, которые прочитала тогда в его взгляде. Радость, благодарность, гордость, предвкушение, беспокойство за нее. Может быть, даже толика страха при мысли, что станет отцом в сорок два года, после того, как многие годы считал это для себя несбыточным. У Анджи опасений не было. Она верила, что Рис станет фантастическим отцом. Она даже считала, что будет отличной матерью. Вместе они смогут все что угодно.

– Анжелика. – Как всегда, Рис окликал ее, не успев закрыть за собой дверь.

– Я здесь, Рис. – Она с улыбкой обернулась к дверям. Улыбка стала еще светлее, когда он вошел, улыбаясь в ответ так, как улыбался только ей. От этой улыбки ее сердце всегда пропускало удар.

Он поднял руку с бумагами.

– Ты забыла взять почту. И снова бросила трость.

– Я обещала пользоваться ею вне дома. Но ходить с палкой в собственном доме отказываюсь.

Он рассмеялся и подошел поцеловать ее.

– Я принял компромисс. Только будь всегда неподалеку от стула.

– На случай, если у меня подкосятся ноги от твоей улыбки? – поинтересовалась она с шаловливой невинностью, закидывая руки ему на шею.

Он улыбнулся, обхватывая ее талию.

– Ага, именно на этот случай.

– Как встреча?

– Скучная. Но продуктивная. Гендерсон звонил?

– Угу. Ты потряс его, когда наорал на прошлой неделе. Он был более организован и деловит, чем когда бы то ни было. Даже не называл меня «детка».

– Хорошо. Может быть, я его в конце концов не выгоню.

Анджи притянула его голову, чтобы поцеловать еще раз.

– Мне не хватало тебя сегодня, – проворковала она, оторвавшись.

Его глаза блеснули от удовольствия – и еле заметного удивления, от которого у нее всегда сжималось сердце. Временами Рису все еще трудно было поверить, что кто-то любит его безраздельно, для кого-то он важнее всего на свете.

– Давай сегодня поедем куда-нибудь ужинать, – предложил он. – Хочешь в «Розу для китаянки»?

Отступив на шаг, Анджи оправила просторный свитер.

– Звучит заманчиво. Знаешь же, что я не могу устоять перед их свининой. Да, кстати. Звонил Грэм.

Рис оторвался от почты, которую просматривал.

– Просто так или какие-то новости?

Анджи рассмеялась и покачала головой.

– Сказал, что просто хочет узнать, как я себя чувствую. Клянется, что уже купил пони для малыша. Как по-твоему, шутит?

– Не удивлюсь, если действительно купил. С Грэма станется. Но будем надеяться, что шутит. – Он вернулся к почте, достал простой белый конверт. – Письмо от твоего отца.

Анджи взяла конверт.

– Прочту, когда вернемся из ресторана.

– И напишешь ответ? – спросил он с чуть переигранной небрежностью.

– Да, Рис, – терпеливо ответила она. – Напишу. Разве я не отвечала на все его письма за последний год?

Не кто иной, как Рис, добился зыбкого восстановления отношений между Анджи и Ноланом, утверждая, что ей не будет покоя, пока она не примирится с отцом.

Нолан был трогательно благодарен за возможность общения. Впервые на памяти Анджи они с отцом были вполне честны между собой. Было много обид, были годы, разделявшие их, но ей начинало казаться, что при небольших компромиссах с обеих сторон они могут установить дружеские отношения. Особенно радовался Нолан, узнав, что скоро станет дедом.

– Знаешь, – сказал Рис с новым выражением на лице, – твой отец будет освобожден в следующем году.

– Знаю.

– Ему понадобится работа, но ее нелегко будет найти с такой репутацией.

Она напряглась.

– Рис…

Он предостерегающе поднял руку.

– Выслушай, прежде чем автоматически говорить «нет». Я думаю о возможности предложить ему работу в «Вейк-тек». Даже ты не станешь отрицать, что он хороший специалист.

– Ты не сделал бы этого, не будь он моим отцом.

– Вероятно, нет, – признал Рис. – Родственные связи помогут ему получить эту работу, если захочет, но не помогут сохранить ее. Он должен будет доказать, что справляется и приносит прибыль компании. Одна попытка вилять, и он вылетит, получив пинок под зад. Это будет оговорено с самого начала. Что ты по этому поводу думаешь?

– Рис, ты уверен? Что люди скажут? Он подал ей «Лук».

– Это меня не волнует. Пока «Вейк-тек» приносит доход, никто не имеет права обсуждать мои способы руководства. Для меня имеет значение только твое мнение. Если тебе не по душе, я не стану предлагать.

Анджи положила письмо от отца на стол, чтобы открыть позже.

– Я подумаю, – обещала она. – В каком-то смысле я была бы рада знать, что ему есть куда прийти, есть чем заняться спокойно, не накликая на себя новые неприятности. Остается надеяться, что ты знаешь, что делаешь.

– Я всегда знаю, что делаю, – ответил он, и на этот раз в его надменности сквозило дурачество.

– Кто говорит, что нет? – Она поднесла руку к его лицу и сказала уже без улыбки:

– Ты необычайный человек, Рис Вейкфилд. Я люблю тебя.

– Если я и необычаен, – хрипло отозвался он, – то потому, что ты любишь меня. – Он нагнулся поцеловать ее со словами:

– Я люблю тебя, Анжелика. – Потом выпрямился и откашлялся. – Ты переоденешься или поедешь так?

Она с готовностью ответила:

– Я умираю с голоду.

Оглядев ее с влюбленной улыбкой от золотистых волос до кончиков пальцев на ногах и задержав взгляд на бесценной выпуклости, Рис обнял жену за плечи и повернулся с ней к двери.

– Мы не можем этого допустить. Едем.

Анджи еще раз с удовольствием обвела взглядом дом, пока Рис вел ее к выходу, готовый поддержать, если она споткнется. «Счастливая я женщина», – думала она, и дело было не в деньгах и не в социальном положении. Любовь Риса была самым большим достоянием, какого она только могла пожелать.