Книга: Оружейный барон
Назад: 12
Дальше: 14

13

В королевском кабинете, уже во дворце, кроме меня, Онкена, кронпринца и короля присутствовали еще пехотный генерал-майор, который очень косо посмотрел на мое присутствие в высоком кабинете, и тот самый полковник, который меня зверем обозвал.
— Ваше величество, — прокашлялся генерал, — не слишком ли в расширенном составе мы собрались обсудить столь важный вопрос?
— Не слишком, — ответил король. — Кобчик мой доверенный человек. К тому же у него есть редкое качество: он не стесняется мне в лицо говорить свое особое мнение. А его бронепоезда вы сегодня видели… — военные кивнули. — На них возлагается роль острия копья в наших с вами планах.
— К тому же Кобчик постоянно видит сны, в которых он командует фронтом, — улыбнулся кронпринц. — Как утверждает — кошмары.
Военные усмехнулись.
— Приступим, — произнес король, пропустив мимо ушей шутку сына.
А я запоздало подумал о том, что весь аппарат принца стучит ему про меня даже в мелочах.
— Полковник, карту, — приказал сократившийся в амбициях генерал.
Выдержка у генерала была отменная. Школа! Учитывая, что в депо король этого самого полковника, который сейчас на большом столе раскладывал склейку, заставил передо мной публично извиниться за неуместную шутку… А что королю оставалось делать при виде блондинистых горцев, которые, передвинув удобнее кинжалы на поясе, активно стали подтягиваться ко мне… Рецкая солидарность она длинную репутацию имеет. Так что смотрел на меня генерал теперь серьезно, видимо подозревая во мне королевского бастарда. Не меньше. Ну я так думаю…
— Онкен, позови сюда кого-нибудь из своих, к секретам допущенных… — приказал король. — Будет протокол вести, чтобы дельные предложения не забыть потом.
Повернулся к столу и спросил:
— Итак, полковник, что у вас там, в имперском генштабе намудрили с нашим наступлением?
А я только сейчас обратил внимание на малиновые лампасы на полковничьих штанах. Так вот ты какой, лесной олень? Мозг имперской армии…
Беззвучно просочился в кабинет молоденький флигель-адъютант из дворцовых, присел в сторонке за небольшой столик, приготовив блокнот и карандаш.
Король разрешающе кивнул головой.
— Итак, ваше величество, ваше высочество, господа… — Полковник изобразил на все стороны короткие поклоны согласно титулованию. — Летнее наступление мы начинаем в день «Икс» трехсуточной артподготовкой, которая смешает с землей полевые укрепления врага новыми снарядами с экразитом. После этого мы вводим в бой бронепоезда, которые прорывают остатки вражеской обороны вдоль линии железной дороги, а вслед за ними — линейные батальоны ольмюцкой пехоты, занимающие рубежи завесы. После этого на третьи сутки наступления вводится в прорыв армейский корпус с основным заданием…
Судя по докладу, который полковник активно иллюстрировал на карте, нам — королевской армии, предлагался очередной «Верден», под прикрытием которого имперский экспедиционный корпус оттяпывал у врага значительный кусок побережья Северного моря до реки Ныси. Главным рубежом достижения наступления в районе железной дороги объявлена узловая станция Неясь в семидесяти километрах от фронта — основная база снабжения войск фельдмаршала Смигла. Там соединяются две ветки железной дороги из восточных глубин царства с веткой с севера, которая заканчивается на побережье торговым портом. И оттуда же, из Неяси, идет на юг недавно построенная рокада полноразмерной колеи для снабжения царских дивизий южного фаса фронта.
Основная задача наступления — овладеть морским портом и перекрыть снабжение царской армии через него военной помощью от Островного королевства. На востоке и на юге ольмюцкая армия в ходе наступления ставила на захваченных рубежах оборонительную завесу. Главный удар приходился на север с охватом немногочисленных вражеских оккупационных частей, которые поставляют конных наблюдателей за разделяющими нас болотами, охраняют железную дорогу, речные порты и стоят гарнизонами в более-менее крупных населенных пунктах. Для захвата морского порта и зачистки местности от войск противника ольмюцкой армии придавался имперский армейский корпус в составе двух пехотных и одной кавалерийской дивизии с частями артиллерийского и пулеметного усиления… Для поддержки — один шпальный эрзац-бронепоезд от нас.
На остальных участках Восточного фронта запланировано «без перемен».
Далее полковник сыпал номерами частей и соединений как наших, так и противника. Генерал его иногда поправлял, озвучивая новые данные о передвижениях и дислокации.
Вот, в общем-то, и все.
— Твое мнение, Кобчик? — спросил король, не оглашая своего отношения к плану.
— Ваше величество, я готов умереть по вашему приказу в любое время. Все дело в том, принесет ли моя смерть пользу империи и королевству или нет. Ваше величество, ваше высочество, господа, — кивнул я всем по отдельности по приложению титула. — Я не посвящен в высокие стратегические замыслы генерального штаба, но по плану этой компании мне предложено погибнуть в любом случае. Потому что наступление это провалится.
— Объяснитесь, фельдфебель… — возмущенно воскликнул полковник, выделив мое низкое воинское звание с особой ехидцей.
— Когда после ранения я находился на излечении в санатории, то там мы с фронтовыми офицерами делились опытом. Опыт Западного фронта показывает, что, пока идет многодневная артподготовка, враг успевает стянуть к этому месту фронта все свободные резервы и добивается именно на этом участке существенного численного превосходства над наступающими, хотя по военной науке должно быть наоборот. Даже если нам, паля все вокруг огнем, удастся прорваться по железной дороге к узловой станции и даже захватить ее, то очень скоро мы окажемся на ней в полном окружении, отрезанные от основных сил. После этого нам не останется ничего другого, как дороже продать свои жизни до полного исчерпания боекомплекта. А булавочный прокол вдоль железной дороги враг заткнет свежими резервами.
Я остановился, без разрешения налил себе воды из хрустального графина и жадно выпил.
— Продолжай, Кобчик, — поощрил меня король спокойным тоном.
— Так вот, ваше величество… — заговорил я снова. — Погибнуть хотелось бы с пользой, а не просто так. А так… положив отборных людей и новейшую технику, добившись лишь небольшого тактического перевеса на неподвижном фронте… Мне предлагается стать фельдмаршалом Смиглом, который полгода стучится лбом о наши форты, прикрывающие столицу. Первый вопрос шкурный — почему я должен удерживать захваченную узловую станцию именно три дня в лучшем случае с неполным батальоном? Отбивать ее царцы будут любыми силами вплоть до привлечения резервной дивизии из-за реки. В итоге нас за трое суток просто шапками закидают.
— Станцию сначала еще захватить надо, — усмехнулся генерал.
— Именно, — согласился я с ним. — И с этим связан второй вопрос. Зачем вести артподготовку трое суток? Чтобы, стреляя ночью по площадям, разбить железнодорожный путь и сорвать выход бронепоезда на авансцену? И бронепоезду вместо выполнения боевой задачи придется в таком случае на передовой прикрывать ремонтников, восстанавливающих рельсы и шпалы под огнем противника. Результат, скажем так, неопределенный. Кстати, что говорит разведка о состоянии путей?
— Вот об этом нам новый начальник разведки и доложит, — поддержал меня король.
Генерал прочистил горло и сообщил:
— Пока всеми воюющими сторонами железная дорога считается как бы общим достоянием, а подвижной состав и железнодорожники — переходящим призом. Они вроде как неприкосновенны, потому и работают на того, в чьих руках станция. Так что пути должны быть в полном порядке. По крайней мере, до сих пор так и было. Обходчики с обеих сторон регулярно проверяют состояние и крепления шпал и рельсов. Но вот после применения вашего бронепоезда ситуация может кардинально измениться. Вы понимаете это, штаб-фельдфебель?
— Более чем, ваше превосходительство, — слегка склонил я голову в его сторону.
— У вас есть другие предложения? — настаивал новый начальник службы разведки ольмюцкой армии. — Вы же командовали фронтом во сне, — не удержался он от шпильки.
«Вы хочете песен? Их есть у меня». Только вот примерим на себя роль дедушки Брусилова и пойдем резать «правде матку».

 

После моей убедительной, как я надеюсь, речи о необходимости молниеносной глубокой операции с окружением и пленением главных сил Смигла, вместо того чтобы целым армейским корпусом гоняться за конными разъездами наблюдателей за болотами, меня провели в отдельную комнату, превращенную в буфетную. Из общего зала меня выперли. Сами большие начальники остались там и что-то трут между собой.
Я сидел в одиночестве и оттягивался чаем с лимоном, глядя на посеребренный фабричный ведерный самовар. На его квадратном основании с каждой стороны были выбиты буквы «Кобчик-патент». И я вспомнил, что листовое серебро из дворца мне давно уже привезли, а к самовару для короля я еще и не приступал. Только эскиз его набросал на бумаге в виде гротескного паровоза. Король же просил у меня что-нибудь оригинальное, чего ни у кого нет. Вот и…
Почему я решился вылезти «на бруствер»? Да потому что со мной все уже решено — я иду в прорыв при любом раскладе. Все равно дальше фронта не пошлют, а тут есть хоть маленькая, да надежда в живых остаться.
К тому же король, по моей чуйке, ведет какую-то хитрую игру против генштаба, в которой меня только что использовал в качестве дубинки против горе-стратегов, которые запланировали оставить целеньким железнодорожный мост через Нысю, хотя наступать за реку не планировали вообще в обозримом будущем. Мало того, не планировали даже этот мост захватывать. Только удерживать саму узловую станцию. Не планировали они также и бомбардировки с дирижаблей. Точнее, запланировали генштабисты бомбить только линию фронта, а не стратегические объекты в тылу врага.
Зашел в буфетную Онкен, сел за стол. Попросил:
— Налей и мне чаю.
И первый стакан, обжигаясь, сразу жадно выпил.
— Давай еще… — протянул он мне серебряный подстаканник с пустым сосудом. — Знал я, что ты мстительный горец. Но чтобы так… Непосредственному начальнику крутой кипяток для утоления жажды… Мучитель ты, Кобчик. Откуда ты только свалился такой на наши головы?
Я промолчал, так как вопрос был из риторических. Вместо этого спросил другое:
— Вам сахар класть, экселенц?
Онкен потер виски. Стало видно, что он очень устал и что он вообще мужчина в возрасте уже.
— Вообще-то я всегда без сахара пью, — сознался он. — Сахар портит вкус напитка. А у нас во дворце, если ты заметил, чай настоящий, экваториальный. Дирижаблем доставляли. Подарок императора.
— Сахар на время снимает усталость и обостряет зрение, — сказал я.
— Тогда два куска кинь. Кобчик, вот скажи мне, откуда ты такой умный?
— …и почему строем не ходишь, — улыбнулся я, как бы продолжая фразу своего непосредственного начальника.
— И это тоже, — усмехнулся генерал-адъютант.
— С горы Бадон, — честно ответил я. — И это… экселенц, разве я вам не нужен такой, какой я есть? Ходил бы я строем — не позвали бы меня на это совещание. Маршировал бы себе в коробочке, как и все.
— Чего ты от жизни хочешь, Савва?
— Только того, чтобы моя семья была счастлива и ни в чем не нуждалась.
— И для этого тебе ни король не нужен, ни старый Онкен, — устало протянул генерал. — Изобретешь еще что-нибудь вроде этого, — он постучал пальцем по самовару, — и обеспечен на всю жизнь при твоих-то запросах. Не мог дом в городе у его величества попросить? Купил какую-то халупу в деревне и удивляешься, что она без телефона.
— Я вообще не привык ни у кого ничего просить, экселенц. Один умный человек мне еще в детстве сказал: «Никогда ничего не проси, сами придут и сами все предложат. А если не дали, значит, тебе это не нужно». У меня профессия есть. Я на хлеб с маслом всегда заработаю.
— Я помню, что ты деревенский кузнец. Однако странная у тебя жизненная позиция, Савва. Тут во дворце все постоянно у короля что-то клянчат. А ты ни разу. Даже когда король прямо предложил, то ты все за других распинался. За того же Многана… — Онкен презрительно фыркнул. — И ничего для себя. Король тогда на тебя обиделся.
— Я просил его отправить меня служить в воздухоплавательный отряд, — припомнил я.
— Да… — кивнул Онкен. — Вспомнил… было дело. Увы, но король оказался прав. Здесь ты нужнее.
— И именно поэтому, экселенц, меня отправляют на убой по планам генштабистов, которые наш фронт только на карте видели. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…
— Нет больше этого плана, Савва. Король его похерил. Но нет и имперского армейского корпуса, потому как он придавался только к данному плану, и никак иначе. Своих же сил у нас для такой операции не хватает.
— Пусть король попросит маркграфа дать на время рецких горных стрелков. На юге, как я понимаю, война закончилась.
— Да, — согласился со мной Онкен. — Кончилась. Винетия подписала сепаратный мир и отдала нам Риест в качестве контрибуции и еще там острова по мелочи. Я передам королю твою идею — он спишется с маркграфом. Может, что и выйдет.
— Можно еще обменять парочку шпальных бронепоездов на пехоту или кавалерию у отогузского короля, — предложил я. — Опыт в депо уже есть, и строить такой эрзац недолго. Пусть до часа «икс» враг считает, что мы бронепоезда перебросили на юг. Нам крайне необходим эффект внезапности. Для этого не только враг — свои не должны знать наши замыслы и конкретные даты.
Онкен встал.
— Спасибо за чай, Савва.
— Не на чем, экселенц, — пожал я плечами, вставая со стула. — Это ваш чай.
В дверях генерал-адъютант короля обернулся.
— Совсем забыл… Тебя в кордегардии дожидается дюжина горных стрелков с какими-то особыми винтовками. И еще два каких-то больших ящика на вокзале под охраной. Подарок от маркграфа персонально тебе, сказали.
Онкен ушел, а я все стоял и задумчиво бормотал под нос пришедшие на ум вирши, вспоминая позабытую мелодию и на ходу переделывая слова:
Брала рецкая бригада
Цугуцульские поля,
И достались мне в награду
Два железных костыля…

Потом сел и налил себе еще чаю. Где еще такого хорошего попьешь? Бодрящего.
Заодно нарисовал на бумажной салфетке спираль Бруно, как ее помнил. Солдатикам на отсечных позициях быстровозводимые преграды ох как понадобятся в наступлении. Как там Вахрумка учил? Занимать только высоты, оставляя насквозь простреливаемые низины врагу. Очаговая оборона. Ротные опорные пункты. Только вот пулеметами стоит насытить их по максимуму. Хоть старьем с черным порохом, лишь бы очередями строчило.
Вторая салфетка ушла на схему такого опорного пункта.
Третья извелась на массивный разборный станок-треногу для гатлинга. Все равно он легче и удобнее будет пушечного лафета времен войны янки с дикси, на которые его сейчас ставят.
Четвертая салфетка была использована на неожиданную идею — совместить наш «Гочкиз» с калашниковским «Печенегом», который поступил к нам в роту, когда я на дембель собирался. Хрен, конечно, удастся нам с Гочем повторить технологии XXI века, но инструктор по освоению нового оружия как-то заметил, что такая система эжекторного воздушного охлаждения есть только у двух пулеметов в мире — английского «Льюиса» и русского «Печенега». Вот с системой «Льюиса» поиграть можно, в том числе и его дисковым магазином, который всяко удобнее нашей жесткой кассеты. Кстати, и пружины он не требует. Если звезды сложатся как надо, то я получу ручной пулемет весом не более 15 килограммов.
А это уже будет прорыв.
Тогда можно будет в полный рост ставить вопрос о тактике просачивания штурмовых групп с захватом ими траншей и командных пунктов противника. А за ними пускать уже линейную пехоту для развития успеха.
А для этого… Одного ручного пулемета мало.
Требуется еще маленькая короткоствольная траншейная пушечка. А то издал король приказ, что «всякий артиллерийский начальник обязан принять все возможные меры к немедленному уничтожению или приведению к молчанию каждого замеченного на участке его ответственности вражеского пулемета». Написать легко, а вот попробуй из трехдюймовой дивизионки да с закрытой позиции заставить пулемет в ДЗОТе замолчать. Когда в зарядном ящике почти одна шрапнель, а пороховая граната перекрытие в два наката бревен не берет.
Калибра в 37 миллиметров для такой пушчонки будет достаточно, на станке типа русского «Максима», да даже на колесах от гатлинга, чтобы с полукилометра забросить прямой наводкой полукилограммовый снаряд с начинкой в восемьдесят граммов черного пороха точно в пулеметную амбразуру ДЗОТа. Дальше километра из нее не стрелять, но требуется, чтобы на этом километре пушка была точной, как винтовка.
Тут на первых порах пойдет штатный стволик для пристрелки мощных береговых орудий флота, что в городе на механическом заводе делают. Это чтобы дорогущие снаряды в двенадцать дюймов зазря не тратить. Потом можно будет такие стволы специально наклепать длиннее или короче, как себя покажут. Затвор проще некуда — ручной поршневой в два положения. Никакой автоматики. Все просто и примитивно до безобразия. Очень дуракоустойчиво…
Лафет вообще деревянный, только местами железом окованный, чтобы в каждой мастерской, в каждой кузне можно было такой сваять — сколько той пушчонке в траншее жить? Чтобы легко разбиралась и переносилась тремя солдатами расчета — из тех, что здоровьем побогаче.
Прицел вообще винтовочный поставить — бить придется только прямой наводкой.
И щит обязательно, чтобы царская 8-миллиметровая винтовочная пуля не пробивала в упор — из гомогенной катаной брони миллиметров пять-шесть толщиной.
Очень компактную пушечку надо сделать, чтобы можно было и по траншее ее таскать, и в любое пулеметное гнездо воткнуть.
Назвать же ее просто и неприхотливо — «37-миллиметровая пехотная пушка», потому как обучать из нее стрелять надо будет простых пехотинцев. И подчинить такое орудие командиру пехотной роты, на край комбату. А то пока тут вся арта минимум дивизионного уровня. Пока до нее докричишься с переднего края, пулемет вражеский уже позицию сменил…
Так идея нарисовалась. Дело осталось только за Гочем — все окончательно сконструировать…
— Что это тут у вас? — раздалось над ухом.
Хотел было дать со всей дури по шаловливой ручонке, но, узрев генеральский обшлаг, остановился на ходу и мягко, но настойчиво выдернул салфетку, надорвав ее, из рук генерал-майора, того что из разведки.
— У вас допуск есть? — спросил я, не вставая со стула и спешно собирая разбросанные по столу салфетки.
— Есть. У меня все есть, — ответил генерал, садясь напротив меня и наливая себе уже слегка поостывшего кипятка из самовара. — Я все же из разведки, штаб-фельдфебель. И не последний там чин.
О как! Меня уже на место ставят.
— Не обязательно, — нагло ответил я. — К примеру, все встреченные мною офицеры контрразведки нужными допусками не обладали.
— А вы, оказывается, и есть тот самый Кобчик, которому каждый день воздает хвалу моя жена. — Генерал показал чайной ложечкой на надпись в основании самовара «Кобчик-патент».
— Да, это я, экселенц, — не стал я запираться. — Это мое изобретение.
— Сегодня же обязательно похвастаюсь жене, что свел знакомство с вами, — генерал протянул через стол мне свою ладонь, и я ее пожал. — Саем Молас, генерал-майор. Как вы уже знаете, я новый второй квартирмейстер штаба ольмюцкой армии. До того воевал на северном фасе Западного фронта. Также в разведке. А до войны преподавал в Академии генерального штаба. Доктор философии. Профессор. Буду рад вам помочь, чем смогу.
— Хорошо, ловлю вас на слове, экселенц. Мне край как нужна воздушная съемка всей трассы прорыва бронепоезда. Для планирования операции.
— Боюсь, что тут не все от меня зависит, — возразил генерал. — Фотопластинки часто невнятные получаются, хотя и создан специальный фотографический аппарат, и даже поставлен на дирижабль. Найдена оптимальная скорость движения, высота и прочие тонкости, но…
— Фотографический художник Данко Шибз как-то говорил мне о кинематографической камере с целлулоидной пленкой, — рассказал я ему то, что сам от Шибза слышал. — Движение картинки возникает оттого, что протягивается восемнадцать кадров в секунду, и нам кажется, что изображение движется. Может, стоит заснять нужный маршрут на такой киноаппарат и потом выбирать отдельные удачные кадры уже с пленки? Всяко их там больше будет, чем можно пластинок заснять за то же время.
— Хорошо, я свяжусь с ним, — пообещал генерал. — Он же конструктор большого фотоаппарата для воздушной съемки. Так что мы знакомы с ним еще по зимней презентации этого чуда в генштабе.
Он допил свой чай и поставил стакан на стол.
— Надеюсь, мы еще увидимся, — сказал генерал, вставая. Вроде вполне доброжелательно.
Я встал одновременно с ним. И не удержался от промоушена продукции своего завода:
— Я также надеюсь, что вы для своих разведчиков закупите автоматические пистолеты системы Гоча. А то солдатики у вас с длинными винтовками змеями по полю боя ползают. А ведь давно известно, что если разведка начала стрелять, то она задание провалила. Еще могу предложить кинжал, который, соединенный с ножнами, является ножницами для резки колючей проволоки. От него военное ведомство отказалось, когда я предлагал его вместо массового винтовочного штыка для пехоты. Но каждому полевому разведчику, я думаю, такой будет не лишний.
— Где я могу увидеть такие чудеса? — улыбнулся генерал.
— У нас на заводе «Гочкиз».
— А вы к нему какое имеете отношение? — Молас удивленно поднял правую бровь.
— Я совладелец завода и председатель совета учредителей.
— Вы меня все больше и больше удивляете, Кобчик. Зачем тогда вам лезть к демону на рога на бронепоезде? Орден за храбрость вы и так имеете.
Назад: 12
Дальше: 14