Черточка на карте
Марина бесшумно бегала по комнате, накрывая стол к вечернему чаю. Лицо ее так и сияло радостью. Муж дома! С приходом Николая все вокруг будто меняется, светлеет. Даже не обескураживает его снисходительно — покровительственный тон, — так брат разговаривает со своей младшей сестрой…
Она украдкой взглянула на мужа. За несколько месяцев совместной жизни она еще не сумела до конца разгадать его. Он любит ее. Сомневаться в этом — значит сомневаться и в своем чувстве. А оно так огромно, что, кажется, кроме него, ничего в тебе не осталось.
А все-таки трудно примириться с его службой. Случается, корабль отнимает у нее мужа на целые недели. Не только во время походов: даже когда корабль у стенки, Николай не каждый вечер вырывается домой. Да и дома он живет интересами своего корабля. Придет веселый, ласковый, скажет, что крепко скучал по ней, а потом, глядишь, опять за книги. И не тронь его: до глубокой ночи будет читать, покусывая кончик карандаша.
Вот и сейчас. Только что с ним по путеводителю гадали, где будут отдыхать в отпуске, а отошла от него— уставился в раскрытую карту морского побережья, а думает вовсе не о курортах. Что-то вымеривает, чертит карандашом, отточенным, как иголка.
— Все правильно, Маринка! — воскликнул он, отвечая на какие-то свои, не высказанные вслух мысли.
Поднялся. Могучий, ладный. Она своей головой еле достает узел его галстука.
— А теперь угощай, хозяйка!
И сразу исчезли недоумение и тревога. Вот всегда так. Да разве можно на него сердиться!
За чаем Николай похвалился:
— Задача мне досталась с дюжиной неизвестных. Неделю голову ломал, а все же решил!
— Ты же такой — не отступишь!
— Сейчас еще раз проверю и пойду докладывать.
— Снова уйдешь? — встрепенулась она.
— Да на часок всего. Пока ты просмотришь тетрадки своих учеников, я вернусь.
…На следующий день она провожала его в дорогу. Появился он под вечер, разгоряченный быстрой ходьбой.
— Маринка! Собери мои пожитки. Спешу.
— Надолго?
— Да нет, скоро вернемся.
— Прошу — береги себя.
Он сжал ее руку:
— Ничего со мной не случится. И почему ты так моря боишься?
— Злое оно — нас с тобой разлучает.
…Отряд кораблей должен был подойти к отдаленной базе «противника» и нанести по ней «удар». Задача усложнялась тем, что весь путь предстояло пройти скрытно от «противника» — от его кораблей и авиации. Над этим и бился штурман Николай Ветров. Предложенный им план вызвал много споров. Еще бы! В несколько раз удлинялся путь. Десятки часов корабли должны были идти на север, в сторону от цели, а ночью изменить курс и, прижимаясь к гористому берегу, на повышенной скорости проскочить огромное расстояние. Такое решение мог выдвинуть только превосходный моряк, знающий бесчисленные извилины береговой черты и все разнообразие глубин у побережья. Командиру соединения понравилась смелость и оригинальность решения.
…Вторые сутки продолжался поход. Черно-синяя ночь — такие бывают только на юге — окутала море. Корабли шли с погашенными огнями. Поднявшись из штурманской рубки на ходовой мостик, старший лейтенант Ветров всматривался в смутные очертания берега. Во тьме мерцали редкие огни селений. До цели оставалось около сорока миль. Офицеры на мостике то и дело поглядывали на небо. Оно начинало светлеть. Но это было не страшно: тень гор укроет корабли от первых лучей солнца.
Ветров внимательно следил за движением кораблей. Казалось, курс был рассчитан им до мельчайших подробностей, и все же в душе не утихала тревога.
Ветров вспомнил тот вечер, когда после чая, придирчивый к самому себе, он в сотый раз проверял свои расчеты. Марина сидела рядом и все удивлялась: «И как это вы плаваете по морю? На сотни километров вокруг вода и вода! Страшно!» Николай улыбнулся: «Эх ты, учительница!» Но наивность ее показалась ему тогда особенно милой.
А как заботливо она собрала его в дорогу! В чемодане Николай нашел все необходимое в длительном походе: несколько пар белья, носовые платки, бритвенный прибор, мыло, одеколон, папиросы… Сам он не смог бы так тщательно все предусмотреть.
На душе стало теплее. Какое это счастье знать, что тебя ждет на берегу родной, самый дорогой тебе человек!
— Прямо по курсу маяк! — доложил сигнальщик.
Значит, база «противника» совсем близко. Послышался приглушенный топот ног. Матросы занимали места у ракетных установок и орудий. Люди замерли в напряженном ожидании. Только гул машин и плеск волн за бортом нарушали предрассветный покой моря.
И в этой тревожной тишине, когда отчетливо слышишь биение собственного сердца, вдруг необычно громко прозвучал возглас:
— Левый борт, курсовой шестьдесят, торпеды!
Все обернулись в сторону берега. Едва различимые белые нити тянулись по черно-серой глади воды, быстро приближаясь к кораблю. Тень от гор, на которую такие надежды возлагали моряки, на этот раз подвела их. Торпеды были замечены слишком поздно. Вот их пенные дорожки у самого борта. Все знали: торпеды учебные, взорваться не могут. И все же каждый похолодел, когда они прошли под килем корабля.
В замешательстве стояли офицеры, все еще не веря в случившееся.
— Двадцать шестой, двадцать шестой! Говорит пятый, говорит пятый. Доложите о результатах торпедной атаки, — прозвучал до неузнаваемости искаженный радиотелефоном голос командира соединения.
— Потеряли два корабля, — доложил командир отряда, — остальные продолжают выполнять задание.
— Отставить! — прогремел сердитый голос в динамике. — Вы все на дне и кормите рыб: уже четверть часа идете по минному полю.
Офицеры растерянно переглянулись. Командир отряда хотел что-то сказать, но, видимо, не подобрал слов и только безнадежно махнул рукой.
После возвращения в главную базу никто из офицеров «потопленных» кораблей не сошел на берег. Ждали подведения итогов учений. Все понимали, что итоги будут для них самыми плачевными.
Командир корабля пришел с совещания у командующего мрачный и раздраженный и прежде всего вызвал к себе штурмана. Не приглашая офицера сесть, он нервно расхаживал по каюте, видно не зная, с чего начать разговор. Наконец сказал:
— Товарищ старший лейтенант! Командующий высоко оценил ваше решение задачи и точность работы штурманской части в походе. Он назвал вас способным офицером, человеком творческой мысли.
Командир подошел к столу и ткнул в пепельницу давно погасшую папироску.
— Но на совещании мне пришлось краснеть за вас.
— Простите, не понимаю, — опешил Ветров.
— Выяснилось, что «противник» был осведомлен о нашем плане. И выдал ему этот план не кто другой, как вы!
От изумления штурман с минуту не мог вымолвить ни слова. Потом вспыхнул:
— Это неправда!
Командир испытующим взглядом окинул ошеломленного штурмана.
— Сядем и спокойно поговорим.
Долго беседовали в этот вечер молодой офицер и капитан 3 ранга. На прощание командир сказал Ветрову:
— Только прошу, Николай Васильевич, жену не ругайте.
Разноречивые чувства обуревали старшего лейтенанта, когда он подходил к своему дому. Время было позднее, но в окне их комнаты еще горел свет. «Не спит. Может быть, уже поняла, что мы натворили».
Марина сидела за столом, проверяя тетради учеников. Завидев мужа, кинулась к нему.
— Наконец-то. А я заждалась тебя!
Защебетала, заметалась по комнате. Подвела мужа к столу:
— Это я для тебя приготовила. Видишь, виноград, яблоки. Садись скорее и расскажи, как ты там, без меня?
Николай осторожно отвел от себя ее руки.
— Подожди, Марина, нам с тобой серьезно потолковать надо.
Удивленно взметнулись тонкие брови.
— Что-нибудь страшное случилось? Да?
— Я тебе очень мало рассказываю о своей службе. А ты должна иметь о ней представление. Вот слушай, что произошло с нами в этом походе.
И он рассказал ей о том, как сотни людей в течение многих дней проверяли технику, беспрерывно тренировались, о том, с каким трудом нашли решение задачи — самое верное, самое удачное. Это ничего не значит, что поход учебный. Все в нем должно было происходить так, как было бы и в боевом походе. Та же огромная выдержка требовалась от людей, неимоверное напряжение всех духовных и физических сил, смелость, готовность идти на разумный риск.
Слушая мужа, Марина мысленно видела, как несутся в полной темноте корабли у подножия скал, где малейшая неточность может привести к беде. Она восхищалась мужеством людей, которые шли на кораблях по трудному и опасному пути. Гордилась мужем: ведь это была его идея, это он, ее Николай, прокладывал курс кораблям.
— Ну а дальше что? — заторопила она мужа, когда он замолк на минуту.
— А дальше все пошло кувырком. У самого входа в базу нас «потопили».
— Как потопили? — ужаснулась она.
— Условно, конечно. Учебными торпедами и минами. Они без взрывчатки. Но положение наше от этого нисколько не легче. Если бы это случилось в боевой обстановке, погибли бы корабли, сотни людей, и мы с тобой уже не встретились бы. «Противнику» стал известен план нашего похода. А выдала этот план жена одного из наших офицеров.
— Как она могла! — с негодованием воскликнула Марина.
Муж опустил голову:
— Речь идет о тебе.
Она вскочила, схватила его за руку.
— Опомнись! Что ты говоришь!
— Вспомни, ты ни о чем не говорила с женой подводника Иванова?
— С Ниной Ефимовной? Так ведь мы с ней только насчет отпуска договаривались.
— И ты дала ей путеводитель.
— Ну да. Она взяла на минутку, чтобы посоветоваться с мужем.
Марина ничего не понимала. Да и откуда ей было догадаться, когда он и сам не обратил внимания на этот пустяк…
— Где путеводитель?
— Вот он.
Муж раскрыл карту.
— Понимаешь теперь? Ведь муж Нины Ефимовны, капитан второго ранга Иванов, командовал на учениях подводными лодками нашего «противника». Эта карта натолкнула его на раздумье. И он решил выставить часть лодок вот тут…
Марина стремительно встала:
— Слушай, я сейчас иду к твоему командиру. Не удерживай меня! Я расскажу все, объясню, что ты не виноват, что это все я… Ой, какая же я глупая!
— Успокойся. Незачем ходить. Командир уже все знает. Знает и то, что ты не столь уж виновата. Мне непростительно было допускать такой промах.
Они вдвоем смотрели на карту, обычную карту из курортного путеводителя, на которой тонкой паутинкой различалась черточка, оставленная острым, как игла, штурманским карандашом…
Море и берег Офицеры эскадренного миноносца «Стойкий» — друзья неразлучные. Они отвыкли и на берегу отдыхать порознь. Когда корабль стоит в базе, редкий свободный вечер не соберутся моряки с женами в Доме офицеров или на квартире у командира. Всегда найдется повод поговорить, поспорить, просто повеселиться в приятельском кругу.
И, конечно, Новый год друзья и подруги договорились встречать вместе. Приказ о выходе корабля в море тридцатого декабря не смутил моряков. Они рассчитывали вернуться пораньше.
Но вот и день праздника наступил, а корабля все нет. Вечером жена командира Анна Сергеевна и ее гости накрыли стол. На белой скатерти появилось все, чему положено быть по случаю торжества. Двенадцать обеденных приборов ждали своих хозяев.
А людей вместе с хозяйкой пока было только пятеро. И приуныли подруги. В хлопотах как-то не обращали внимания на погоду, а теперь тревожно прислушиваются к вою ветра за окном.
— Ой, боюсь я за своего Михаила, — не выдержала жена минера Соколова — круглолицая, чернобровая красавица. — Уж очень неугомонный он у меня. Помните, сорвало волной вьюшку на палубе. Мой первым кинулся, пытался удержать, да и сам угодил за борт. Ладно, матросы подоспели. Николай Никитич крепкую головомойку ему тогда закатил. Да разве на него что действует…
— Подействует! — убежденно заключила всегда спокойная, рассудительная жена старпома. — Командир наш строгий. Два раза повторять одно и то же не любит.
Беседу прервал звонок в прихожей. Хозяйка побежала открывать. Все обрадованно повскакали с мест. Но вместо знакомого баритона Николая Никитича послышался нежный девичий голос:
— Антоновы здесь живут? Меня просил прийти Анатолий Степанович…
В двери в сопровождении Анны Сергеевны показалась разрумянившаяся с мороза девушка, стройная, тонкая. Рядом с высокой, слегка полнеющей хозяйкой она выглядела подростком. Обежав взглядом комнату, девушка испуганно обернулась к хозяйке:
— А где же?..
— В море, — пояснила та, поняв невысказанный вопрос. — Скоро вернутся. Проходите, Ира, знакомьтесь.
Удивленно раскрылись синие лучистые глаза под густыми ресницами.
— Вы меня знаете?
— Как же, — улыбнулась Анна Сергеевна. — Анатолий Степанович столько говорил о вас.
Девушка в нерешительности теребила спадающую с плеча тугую русую косу.
— Неудобно как… Вы здесь все свои. А я…
— Вы — невеста нашего общего друга. Значит, тоже родной нам человек. Чувствуйте себя, как в своей семье.
Появление неожиданной гостьи обрадовало подруг. Посыпались бесчисленные вопросы. Все еще не оправившись от смущения, девушка пояснила, что она из Москвы, вместе училась с Анатолием в десятилетке, недавно окончила институт. Летом Анатолий проводил отпуск в столице. Тогда-то и упросил он ее после окончания института добиться назначения сюда. Мать отговаривала. Жалко бросать московскую квартиру. Не послушалась. Сейчас работает учительницей в местной школе.
— Правильно сделали, — сказала Анна Сергеевна. — Подруга моряка, как чайка, должна вить гнездо ближе к морю. Не берите пример с тех, кто, словно ракушки, прирастают к квартире и оторваться не могут. Живут на два дома: она там, муж здесь. Оба мучаются, злятся. Для таких столичная квартира дороже семьи.
И как-то сам собой зашел разговор о жизни, о доле жены моряка. Все наболевшее, продуманное в дни томительных разлук с мужьями выкладывали женщины перед юной собеседницей.
Трудно, да и невозможно привыкнуть к постоянным разлукам. Но уж такая служба у военного моряка. Беспокойная, тяжелая служба. Так пусть те немногие часы, что ему удается провести дома, будут особенно радостными. Ни ласки, ни тепла, ни забот не пожалеет жена, лишь бы муж получше отдохнул в семье, почувствовал себя еще более счастливым. Тогда и в море ему будет теплее и спокойнее, и всякое дело покажется легче. Много, очень много для моряка значит берег.
Анна Сергеевна взглянула на часы. Уже поздно.
— Так и придется, пожалуй, нам одним праздновать, — вздохнула она и обняла Ирину. — Даже праздник редко удается провести с мужем. Видите, какая у нас жизнь.
Девушка доверчиво, как к матери, прижалась к ней:
— Меня не пугает это. Лишь бы он любил.
На письменном столе зазвонил телефон. Анна Сергеевна сняла трубку. И расцвела вся.
— Большое спасибо, товарищ адмирал. Примите и наши сердечные поздравления.
Положив трубку, Анна Сергеевна оглядела подруг помолодевшими глазами.
— Адмирал поздравил нас с Новым годом. И мужья наши сейчас придут. Корабль уже в бухте… Только одного я не поняла: адмирал предупредил, что гостей у нас прибавится. Заготовьте, говорит, на всякий случай еще десяток мест за столом. Что бы это значило?
Женщины недоуменно переглянулись…
Они бы поняли все, если бы сквозь ночную тьму и расстояние смогли хоть краешком глаза взглянуть на работу своих мужей.
Выходя вчера на поиск подводной лодки, капитан 3 ранга Антонов и остальные офицеры эсминца думали, что выполнение задачи займет максимум пять-шесть часов. Поиск подводной лодки они осуществляют не впервые. Опыт некоторый есть, к тому же и задача будет решаться в районе, хорошо изученном моряками миноносца. Штурман еще на совещании у командира, пока тот знакомил офицеров с задачей, смог на память набросать карту глубин этого участка моря. Глубины были небольшие, это затруднит маневрирование подводной лодки.
Но все получилось иначе. Эсминец долго бороздил море, пока акустики не услышали шум винтов. Корабль устремился в атаку, сбросил серию глубинных бомб. Но лодка увернулась от удара и… исчезла. Сколько лейтенант Самсонов и его гидроакустики и радиометристы ни прослушивали и ни пронизывали ультразвуковыми импульсами водную толщу — ни малейших признаков лодки. По-видимому, она легла на грунт, притаилась в какой-нибудь впадине. Уже утром гидроакустики услышали в отдалении шум винтов. Уверяли: подводная лодка всплыла на поверхность и идет под дизелями. Самсонов направил корабль в ту сторону. Около часа шло преследование. А после выяснилось, что это тральщик. Лейтенант Самсонов стоял перед командиром красный, словно щеки ему кирпичным порошком драили. Ожидал разноса. А Антонов, отдирая льдинки с усов, ограничился шутливым замечанием:
— Скажу Ирине. Пусть подумает, стоит ли идти за такого…
Когда корабль вернулся в район поиска, радиометристы обнаружили «противника». Подводная лодка стояла в позиционном положении и заряжала аккумуляторы. Эсминец пошел на сближение. Но у подводной лодки радиолокаторы и шумопеленгаторы нисколько не хуже. Она вовремя заметила опасность. К подходу корабля она успела погрузиться и опять лечь на грунт. Антонов несколько раз пробомбил наугад место ее погружения. Снова безрезультатно.
Ветер усиливался. Морозный, жгучий, бросал он на мостик жесткие, замерзающие на лету брызги. На палубе, надстройках, орудийных башнях нарастали глыбы льда. Моряки, окатываемые по пояс волной, балансировали на скользкой, как каток, палубе, не успевая скалывать лед. И как всегда, больше всех суетился минер Соколов. Приземистый, юркий, он поспевал повсюду, следя за тем, чтобы на торпедных аппаратах, на стеллажах глубинных бомб и бомбометах не было ни крошки льда.
— Осторожнее, лейтенант! — крикнул в мегафон командир. — Опять за борт сорветесь!
Ответа лейтенанта не было слышно за свистом ветра, но, судя по жестам, он давал очередную клятву, что больше никогда такого случая не повторится.
Вечерело. Все более крепчал мороз.
— Хоть чайком, что ли, погреться, — проговорил Антонов и позвонил вестовому.
— Эх, — махнул рукой старпом, чувствуя, как коченеют в валенках ноги. — Чай тут не поможет. Сейчас бы погорячей чего-нибудь.
Командир погрозил рукавицей.
— Знаю, — вздохнул капитан-лейтенант. — А я бы в такую погоду разрешил.
На мостик вбежал вестовой. Несмотря на качку, он искусно, как жонглер, в одной руке держал поднос со стаканами, в другой — термос.
— Вахтенный, штурман! — пригласил командир. — Погрейтесь и вы.
Вестовой разлил содержимое термоса. Офицеры с наслаждением держали в озябших руках горячие стаканы.
Командир отхлебнул глоток и строго взглянул на вестового:
— Откуда у вас появилось это?
— Анна Сергеевна прислала. Будет холодно, говорит, давайте командиру вместо чая.
— Молодец ваша супруга, — одобрил старпом, аппетитно отхлебывая душистое какао. — Моя бы не додумалась. Вот попилить тупой пилой — мастерица. Так мне достается…
Забавно звучала эта жалоба в устах никогда не унывающего старпома. Все невольно рассмеялись.
И в этот момент сигнальщики и акустики в один голос доложили о торпедах. Стремительно тянулись к кораблю пенные дорожки, еле различимые в сумерках. Антонов бросился к машинному телеграфу, толкнул обе рукоятки вперед и отдал распоряжение рулевому. Только быстрота и точность маневра могли спасти положение. Но не напрасно столько труда вложили моряки в тренировки. Послушный воле командира эсминец успел развернуться и выйти в интервал между торпедами. Одна из них прошла всего в двух-трех метрах от борта.
Командир, не теряя ни секунды, начал преследование подводной лодки.
— Теперь не уйдешь!
За кормой эсминца раскатисто рвались учебные глубинные бомбы.
— С подводной лодки передают: «Прямое попадание», — крикнул возбужденный, сияющий лейтенант Соколов.
Самсонов отогнул заиндевевший воротник реглана.
Оставалось еще одно дело, тоже нелегкое: выловить торпеды. В темноте среди волн с трудом разыскали их. В облаках ледяных брызг матросы бережно подняли из воды, уложили и закрепили на обледенелой палубе те самые торпеды, которые только что грозили им такими неприятностями.
На ходовом мостике эсминца затрещал динамик радиотелефона. Послышался искаженный расстоянием голос командира соединения. Адмирал поздравлял моряков эсминца с праздником и благодарил за отличное выполнение задачи.
— Ну. как подводники действовали? — спросил адмирал.
— Молодцы! — восхищенно отозвался Антонов. — Здорово нас помучили.
— Да, у такого «противника» есть чему поучиться. Как вы думаете, не стоит вам поближе познакомиться с ними? Кстати, командир подводной лодки капитан второго ранга Карасев ваш сосед — вы живете в одном доме.
— Спасибо за совет, товарищ адмирал.
Эсминец шел курсом на базу. В кильватер ему следовала всплывшая подводная лодка. Силуэт ее еле различался в темноте. Антонов вызвал на мостик лейтенанта Самсонова:
— Свяжитесь с командиром подводной лодки, передайте ему наше спасибо…
— За что? — не сдержался лейтенант.
— Хотя бы за то, что они так умело водили за нос вас и ваших радиометристов. Не перебивайте и слушайте: передайте спасибо и просьбу ко всем офицерам подводной лодки прийти сегодня с женами к нам на встречу Нового года.
Злился, ревел в снастях морозный ветер. Но морякам обоих кораблей было тепло и радостно. Их ждал родной берег.
