В разбитом сарае
Капитан Александров приподнялся на локтях прислушиваясь.
— Что за чертовщина?
Дверь открылась, и на пороге появилась серо-зеленая фигура немецкого солдата. Он стал спускаться со ступеней, спокойно оглядываясь по сторонам. За первым солдатом из темноты вынырнул второй, потом третий… Мы вскочили, как подхваченные ветром. У телефониста в рукак уже оказался автомат. Он угрожающе щелкнул затвором и закричал:
— Хальт! Хальт! Хенде хох!
Немцы растерянно переглянулись и нерешительно стали поднимать руки. Тут мы заметили, что они были без оружия.
— Не шуми, не шуми! — раздался из темноты коридора голос Василия Андронова и вслед за четвертым немцем показалась его коренастая фигура, увешанная трофейным оружием. Замыкал всю эту странную процессию Мадраим, волоча на веревке еще одного человека в серо-зеленом.
Капитан Александров вопросительно смотрел на друзей, ожидая объяснений.
— Разрешите доложить, товарищ капитан, — начал было Андронов.
— Рассказывай, рассказывай, — нетерпеливо перебил Александров.
Но сначала немцев отвели в дальний угол подвала и разрешили им сесть на пол. Мадраим развязал руки своему пленнику. Серо-зеленые, под цвет мундира, глаза фашиста зло смотрели из-под светлого, низко опущенного чуба. Фуражку он, видно, потерял в схватке. А схватка была горячей, если судить по его мундиру, испачканному грязью, ссадинам и кровоподтекам на руках и жирном отечном лице.
— За этим надо смотреть в оба, — спокойно сказал Мадраим.
— Будем смотреть вдесятеро, — пошутил капитан.
— Может быть, ты доложишь, сержант? — спросил Андронов своего друга. — Ты все-таки больше меня пострадал…
Мадраим смущенно отвернулся, но мы уже успели заметить у него под глазом большой синяк.
— Ты старший, ты и докладывай.
Андронов оглядел пленников, молча и настороженно сидевших в углу, и рассмеялся громко и задорно. Глядя на него, засмеялся и Мадраим, изредка прикладывая ладонь к синяку.
— Да, было дело, товарищ капитан, — промолвил наконец Андронов. — По нынешним временам это у них, поди, целый взвод, тотальный взвод. Вон и фольксштурм тут. — Он показал пальцем на двух пожилых немцев, обросших седой щетиной.
— Я, я, фольксштурм, — часто кивая головой, заговорил один из них. — Гитлер шорт — капут! Коншай воеват!
— Это был наш главный помощник, — перебил словоохотливого немца Мадраим.
Наконец, у капитана лопнуло терпение, и он решительно заявил:
— Ну, хватит болтать, рассказывайте по порядку.
Историю, рассказанную Андроновым, я впоследствии обработал для «Суворовца» в виде небольшого рассказа разведчика, и на нашем участке фронта ее передавали из уст в уста. Нередко рассказчики дополняли мой короткий скромный рассказ новыми подробностями. Так что в конце концов, уже перед самой капитуляцией фашистов, мне пришлось выслушать историю, описанную мной, в таком виде, что ей мог бы позавидовать сам Тартарен из Тараскона.
Это было на коротком солдатском привале в цветущем саду на окраине маленького немецкого городка, уже за Одером. Рассказчик говорил о том, как храбрые разведчики привели роту пленных немцев вместе с пушками и танками. Слушатели, пуская голубоватые струйки махорочного дыма, одобрительно крякали, когда разведчики находили выход даже из особенно трудного положения. Верили или не верили солдаты рассказчику? Ясно было одно: они уже поняли, что сильнее своего врага, и это было главное. А в действительности произошло вот что.
Ночь была чернее сажи, но Андронов особым чутьем разведчика выбрал нужное направление, когда последняя застава на шоссейной дороге пропустила их через завалы и минные заграждения.
— Ну как, Мадраим? — спросил шепотом Андронов своего друга.
— Порядок! — ответил тот и дружески сжал ему руку повыше локтя.
— Здесь идти не так уж страшно. Минные поля — редкое дело. Не успевает фашист окапываться. На пятки наступаем… Во как гоним! Иди за мной.
Дождь кончился. В бороздах на озимом поле осталось много воды. Ноги вязли в глинистой почве, двигаться было тяжело, а главное трудно соблюдать тишину.
Мадраим видел перед собой только черный силуэт Андронова. Он то пропадал на фоне черной земли, то снова появлялся на более светлом фоне неба. Забирая влево от шоссе, они поднялись на какую-то возвышенность. Вскоре рядом с черными тенями деревьев показалась какая-то постройка. Андронов, который держал курс на нее, вдруг резко остановился и схватил Мадраима за плечо.
— Слышишь? — прошептал он в самое ухо.
Действительно, откуда-то долетало неясное бормотание.
Разведчики присели на корточки и, поворачивая головы из стороны в сторону, пытались угадать, откуда могли идти эти звуки. Хоть бы повеял ветерок, легче было бы ориентироваться. Но воздух был недвижим. Соблюдая предосторожности, они почти ползком стали продвигаться к темневшему впереди строению.
Вскоре они убедились, что там люди. Говорили по-немецки. Иногда звуки переходили в шепот, иногда кто-то вполголоса отчаянно ругался.
С той стороны, откуда ползли разведчики, оказался кусочек живой изгороди. Удобно маскируясь за ней, Андронов решил «изучить обстановку», как шутя говорил он в подобных случаях. Мадраим вел наблюдение с другой стороны.
В кромешной тьме, окружавшей разведчиков, трудно было ориентироваться, но все же Андронов установил, что перед ними большой сарай с разбитой крышей; сквозь черную решетку стропил кое-где просвечивали звезды. Он даже припомнил, что это за сарай. Батальон Абдурахманова проходил здесь всего три дня тому назад. Отсюда, с горки, наши автоматчики выкурили гитлеровский гарнизон из фольварка, лежащего по ту сторону холма.
Андронов мысленно раскинул топографическую карту, на которой обозначен пункт, где сейчас находится майор Абдурахманов, и этот сарай, и глубокий подвал занятый командным пунктом капитана Александрова.
— Все ясно, — шепнул он Мадраиму, — не ясно только, почему в сарае такая кутерьма.
— Генуг мит им цу шпрехен! Ман золь им фариндэн унд айнэн кнебель ин де мунт штекен, энтведэр вирт эр нох шрайнен…
— Фарзух нох! —послышался угрожающий возглас.
Голоса смолкли, и вдруг из открытых дверей сарая выкатился клубок человеческих тел. Раздавались затрещины, охи, стоны, кто-то вскрикнул от боли.
— Во ист зайн парабеллум?
— Бай мир!
Гитлеровцы были настолько увлечены борьбой, что совершенно забыли всякую осторожность и не заметили советских разведчиков, которые, приподнявшись из-за укрытия, с любопытством наблюдали, как четверо вяжут одного. Наконец кто-то из немцев крикнул:
— Все! — и все четверо склонились над связанным, извивавшимся на земле.
Ни слова не понимая по-немецки, разведчики решили, что на их глазах происходит самосуд. Для них было ясно, что теперь одним врагом меньше.
— Возьмем? — наклонившись к уху друга, прошептал Мадраим.
— Обязательно. Ты заходи от сарая, оружие они там оставили.
Бесшумнее кошки проскользнул к намеченному месту Мадраим. В то время как его фигура выросла в открытых дверях, Андронов, стоя с другой стороны и угрожающе поводя дулом автомата, приглушенно басил:
— Хальт! Хенде хох!
То, что произошло потом, крайне озадачило разведчиков.
Немцы быстро и послушно подняли руки вверх и весело, наперебой, закричали:
— Русски! Плен!
— Гитлер капут!
— Война — капут!
Послышались и слова ломаной русской речи.
— Русски зольдат! Мы сами идем плен! Пусть Гитлер стреляйт!
Связанный гитлеровец все еще извивался на земле; он замычал, видимо, кляп мешал ему высказать свое мнение. Но это мычание вызвало реакцию со стороны рядом стоявшего немца; он энергично пнул его в бок носком сапога.
Разведчики впервые видели нечто подобное, они даже несколько растерялись.
— Вот так история с географией… — недоуменно сказал Андронов. — Что же будем делать?
— Как что? Возьмем и поведем всех, — ответил Мадраим.
— Где оружие? — строго обратился он к немцам.
Они опять о чем-то оживленно заговорили.
— Что вы расшумелись?! — прикрикнул Андронов.
— Мы хочет сдавайт автомат, пистолет…
Кто-то из пленников говорил по-русски. Это уже облегчало задачу.
— Ну, говори.
Немец оказался словоохотливым.
— Я давно знайт русски. Прошлый война… Плен жил там, революцион видайт. Зер гут! Эта война — очень плохо… Мы не хочет воевайт. Мы все хотель плен здавайт. Ефрейтор Карл Мюнцер — наци, один не хотель, стреляйт хотель… Его брат — эсэс. Его фабрика работайт русски фрау. Как это по-русски?.. Крово-сос!
Мадраим тем временем обшарил сарай и вынес оттуда пять автоматов, а словоохотливый ополченец фольксштурма передал Андронову пистолет, отобранный у ефрейтора Мюнцера.
Велико было удивление наших солдат, когда они через заграждения пропускали обратно разведчиков не с одним «языком», а с пятью, причем четыре из них шли, видимо, очень охотно, а пятого волокли, и рот его был накрепко забит кляпом.
