…Двадцать шесть лет я занимал руководящую должность в немецкой разведке, из которых двадцать два был руководителем «Организации Гелена» и начальником образованной на ее основе Федеральной разведывательной службы. Двенадцать лет нахождения во главе германской внешней разведки были наполнены событиями глобального политического характера, как, впрочем, и все предшествовавшие. Мне было довольно трудно отобрать наиболее значимое из массы впечатлений, взлетов и падений тех бурных лет, сопровождавшихся не только одними успехами, но и провалами.

При соблюдении необходимых ограничений я решил рассказать о событиях, которые представляются мне наиболее важными, в хронологическом порядке с указанием задач, стоявших тогда перед службой, и достигнутых результатах. Знаю, что мое подчас чересчур осторожное изложение событий не совсем удовлетворит дотошного читателя. Однако я полагаю, что найду понимание тех, кто заинтересован в эффективной внешней разведке страны.

Излагаемые мною политические и военные события проецируются на узловые моменты международного политического процесса. Поэтому, само собой разумеется, почти все они находятся во взаимосвязи с противоречиями и конфликтами между свободным и коммунистическим миром. К тому же большинство из них произошло в тех районах, которые я называю постоянными зонами кризисов. В первую очередь это Центральная Европа с разделенной Германией и островным положением Берлина. Затем – Восточная Европа, новейшая история которой характеризуется отчаянной борьбой народов за свободу и насильственными мерами Советов по сохранению там своего господства. Далее следует Ближний Восток, державший весь мир в скрытом напряжении в 1956 году и начале семидесятых. Следующий район – Юго-Восточная Азия и Дальний Восток. После корейской войны была еще и война во Вьетнаме, постоянно усиливались позиции Китайской Народной Республики. И наконец – Центральная Америка, где коммунизму удалось создать базу для проникновения в Латинскую Америку на Кубе, которую в ходе дальнейшего осложнения политической обстановки Советы превратили в военный плацдарм против США. В последнее время новый очаг кризиса образовался в Южной Америке: там опорным пунктом Москвы стала Чили.

Если до перехода под юрисдикцию правительства Федеративной Республики мои задачи сводились в основном к наблюдению за коммунистическими странами, разведке их потенциала, а также важнейших направлений политического и военно-технического развития, то после 1956 года они стали охватывать и вышеназванные кризисные районы.

Значительное расширение задач происходило поэтапно до 1960 года. Особое значение при этом я придавал установлению связей в отдельных регионах для создания возможностей получения интересующей нас информации независимо от западных союзников. Для разведки районов, находящихся на значительном удалении, требовались финансовые расходы, значительно превышавшие наши возможности. Поэтому все большее значение мы стали придавать скрупулезному анализу немногой имеющейся информации по принципу составления общей мозаичной картины из различных сведений. Стоит упомянуть и о том, что для выполнения заданий во всех районах я пытался, по мере возможности, внедрять современные технические средства, применение которых стало, можно сказать, моим хобби.

Для внесения ясности в понимание нашей разведывательной деятельности мне хотелось бы подчеркнуть еще некоторые моменты. В печати неоднократно утверждалось, что мы будто бы вели активную политическую разведку внутри страны. Но официальная задача ФРС состоит в проведении внешней разведки. И не стоит считать меня настолько глупым, чтобы я, ведя внутриполитическую разведку, являющуюся, по сути дела, задачей ведомств по охране конституции, стал бы рисковать самой службой. Конечно, еще до создания немецкого правительства и ведомств по охране конституции мы вели работу против коммунистической партии, но она была прекращена, как только стали действовать эти структуры. Следует отметить, что все наши донесения проходили предварительную проверку в специальном бюро, созданном при центральном аппарате. Оно имело прямое указание следить за объективностью. Бюро, по моему мнению, работало отлично; убежден, что за время моего руководства службой ни одно донесение по внутриполитическим проблемам в Бонн не попало, ибо таких материалов у нас в природе не было.

Мне хорошо известно, что подобные утверждения вновь и вновь будировали наши противники на Востоке, которые рассчитывали таким образом нанести службе значительный ущерб. Для этого ими использовались всевозможные каналы, по которым различным партиям и печатным органам подсовывались фальшивки. К сожалению, им нередко верили.

Никакого наблюдения не вели мы и за политическими деятелями, как это совсем недавно утверждалось…

Только в результате тесного взаимодействия всех подразделений нашей службы можно выполнить сложнейшие задачи, стоящие перед ней. Поэтому мне хотелось бы, чтобы изложенные в этой главе события дали хотя бы общее представление читателю о размахе и разносторонности деятельности Федеральной разведывательной службы за время моего руководства ею.

Эта деятельность началась с эпизодов, которые наводят на размышления и призывают к бдительности.

…Когда на следующее утро после нашего перехода на государственную службу на флагштоке в Пуллахе затрепетал по ветру черно-красно-золотой флаг Федеративной Республики, для нас это означало, что начинается решающая стадия проверки «Организации Гелена». Теперь должно быть выяснено, отвечают ли организационное устройство и личный состав прежней неофициальной структуры тем задачам, которые поставят ей в самое ближайшее время. Уже скоро баварское земельное правительство оказало нам почет и уважение. Оно приветствовало наше появление в Баварии и вручило нам свой бело-голубой флаг, который с тех пор реет рядом с флагом республики. Я с благодарностью воспринял этот жест как доказательство понимания и доверия. Более того, баварский премьер-министр Хегнер удостоил нас своим посещением во время небольшого торжества по случаю официального открытия службы и произнес короткую речь в нашу поддержку.

Тщательная подготовка к переходу под юрисдикцию федерального правительства и проведенная в связи с этим реорганизация службы позволили завершить этот этап в короткий срок и уже в 1956 году успешно выдержать своеобразный экзамен на зрелость.

В жаркие летние дни на горизонте стали сгущаться тучи, предвещая близкую бурю. В странах Европы, находящихся под советским господством, сначала в Польше, а затем в Венгрии, появились признаки, свидетельствовавшие о стремлении их народов к свободе, задушенной совсем недавно, 17 июня 1953 года, в Средней Германии с помощью советских танков. И если силам безопасности в Польше тогда удалось локализовать волнения населения, то в Венгрии в конце октября 1956 года плотина была прорвана. Народ поднялся на борьбу и силой взял власть в свои руки. Советы отреагировали быстро: их дивизии вторглись в несчастную страну, восстание было подавлено и сатрапы вновь водворены на свои места. Поток беженцев хлынул в Австрию и Баварию.

В связи с этим возник леденящий душу вопрос: остановятся ли советские танки на венгерской границе или же под предлогом разгрома мнимых баз повстанцев двинутся в свободную Европу? Наше правительство поручило нам дать на него ответ. У кого, как не у нас, была возможность сделать это? Ведь мы получали много разведывательных материалов, внимательно следили за боевыми операциями и передвижениями советских войск. По моему убеждению, Советы в 1956 году, как ранее в 1953-м в ГДР и позднее в 1968 году при вторжении в Чехословакию, ставили перед собой задачу сохранить силой своих сателлитов и выполняли ее демонстративно грубо, чтобы запугать население не только восставшей страны, но и народы других государств коммунистического блока. Однако перенести военные операции на территорию Австрии и ФРГ Москва вряд ли решится. Такой вывод мы и доложили федеративному правительству.

Если венгерская трагедия происходила в зоне, где мы вели активную разведывательную деятельность, то опасное обострение ближневосточной ситуации в 1956 году возникло в отдаленном от нас районе, где наши агентурные возможности были невелики.

Это был первый случай распространения наших операций на территорию за пределами Европы. Когда после вмешательства англичан и французов возникла реальная опасность, что бои на Суэцком фронте могут повлечь за собой мировой вооруженный конфликт, наша служба уже могла своевременно и точно докладывать о всем происходившем федеральному правительству. При этом была подтверждена ценность недавно установленных на Ближнем Востоке агентурных связей, которые сохранили свое значение и в последующие годы.

В дни, когда Булганин угрожал подвергнуть ракетному обстрелу Лондон и Париж, возникла острая необходимость обмена мнениями с нашими союзниками. В ходе переговоров я, к своему удовлетворению, выяснил, что «прыжок» нашей службы на Ближний Восток вполне удался. В то время как многие агентурные связи традиционно сильных в этом районе западных разведок в результате плотного контроля арабов за деятельностью дипломатических представительств срабатывали не в полной мере, а отчасти были даже прерваны, наши агенты сохраняли полную свободу передвижения.

Совершенно случайно в кульминационный момент суэцкого кризиса мне довелось встретиться с моим американским коллегой и партнером Алленом Даллесом. Его тогдашняя оценка общей обстановки была более пессимистичной, нежели моя, но мы были едины во мнении, что советскую угрозу следует рассматривать как демонстрацию силы, и полагали: от заявлений до начала войны еще далеко.

Драматические события в Венгрии и Египте представляются мне столь важными еще и потому, что они явились первым серьезным испытанием для нашей молодой внешней разведки. Я рассказал о них даже раньше, чем рассмотрел обстоятельство, оказавшее самое сильное влияние на международную обстановку в 1950-х годах. Речь идет об опасном жонглировании Советами политикой мирного сосуществования, которая началась в том же 1956 году.

На XX съезде КПСС руководитель партии Никита Хрущев 25 февраля провозгласил принципы новой советской политики. По его словам, политика мирного сосуществования должна была привести не только к ликвидации длительной конфронтации противостоящих блоков, но и обеспечить их сосуществование без угрозы силой в настоящем и применения силы в будущем. Однако очень скоро выяснилось, что Советы использовали эту многообещающую идею для того, чтобы затеять хитрую игру и, следуя указаниям Ленина, «заключить противника в объятия и задушить его». Проповедуя для блезиру принципы своей новой политики «сближения народов», они на самом деле продолжали старую, но уже другими методами и средствами. При этом Советы были предельно честными, публично исключая мирное сосуществование в области идеологии. Не скрывали они и то, что эта политика будет способствовать устранению на Западе страха перед Советским Союзом и недоверия к нему, в результате чего будет легче влиять на сознание масс в некоммунистических странах, чем прежде.

Многоступенчатый пропагандистский аппарат Советов, включающий коммунистические партии во всем мире, организации «борцов за мир и прогресс», получил приказ всемерно поддерживать советскую внешнюю политику, проводимую под лозунгом «мирное сосуществование». Неудивительно, что во всех странах не только многие люди, движимые страхом и надеждой, но и некоммунистические правительства поверили новым московским лозунгам. Казалось, Советы достигли своей первой цели почти без усилий.

Эксперты нашей службы по советским проблемам немедленно подвергли заявления Хрущева тщательному анализу. Их оценка позволила увидеть всю глубину опасности, которую представляла новая советская внешняя политика для свободного мира. Я проинформировал наших зарубежных друзей о результатах исследований и предупредил о негативных последствиях внешнеполитической игры Москвы. К сожалению, в Германии нашлись люди, не желавшие прислушаться к нашему мнению и видевшие во мне и моих сотрудниках неисправимых поборников холодной войны. Было немало и таких, кто доверчиво воспринимал ползучую опасность «мирного сосуществования». Они зачарованно слушали миролюбивые заверения Москвы и напоминали кроликов, загипнотизированных удавом.

Когда через восемь месяцев Советы жестоко подавили народное восстание в Венгрии, даже большим оптимистам стало ясно, что Москва ни при каких условиях не допустит широко разрекламированного мирного сосуществования в сфере своего господства. Ни одна другая легенда, по-моему, не разрушалась в столь короткий срок. Непонятно только, как могли многие люди быстро забыть эти события. Впрочем, то же самое можно сказать и о вводе в 1968 году войск Советского Союза и его сателлитов в Чехословакию.

Осенью 1958 года немецкая столица оказалась в центре внимания мировой общественности.

27 октября Ульбрихт заявил, что весь Берлин относится к государственной территории ГДР. Это самонадеянное заявление вскоре было поддержано не менее агрессивным заявлением советского партийного руководителя Хрущева. 10 ноября тот потребовал ликвидации четырехстороннего статуса Берлина, а 24 ноября подтвердил это требование соответствующей нотой.

Наша служба, на основе имевшихся данных, расценила эти явно скоординированные выпады восточных немцев и Москвы как новую попытку Советов разыграть берлинскую карту в качестве средства давления на Запад. Кстати, Берлин до последнего времени сохранял такое свое значение в арсенале наиболее эффективных инструментов советской внешней политики.

В Средней Германии заявления Ульбрихта и Хрущева по берлинскому вопросу были восприняты как скрытая угроза. Многочисленные перебежчики из «зоны» распространяли в ФРГ страх и ужас, как это часто случалось и ранее в подобных ситуациях. В боннских правящих кругах это вызвало озабоченность. Но правительство придерживалось трезвой оценки обстановки, базирующейся на данных нашей службы, которой в эти осенние недели приходилось довольно часто излагать свое мнение по данному вопросу. Мы считали, что, хотя Хрущев с Ульбрихтом и стремятся к нагнетанию обстановки в Берлине и вокруг него, они все-таки не решатся на применение силы.

В январе 1959 года советский проект немецкого мирного договора свидетельствовал о решимости кремлевского руководства продолжить свои усилия по урегулированию германского и берлинского вопроса. Очередная возможность представилась Хрущеву на Женевской конференции министров иностранных дел четырех великих держав, которая продолжалась почти три месяца (с 11 мая по 5 августа). Несмотря на советскую угрозу заключить сепаратный мирный договор с ГДР, к которой прибегли Советы, чтобы сломить сопротивление западных держав, Женева не принесла Ульбрихту никакого успеха.

Вальтер Ульбрихт – руководитель ГДР. В качестве Первого секретаря ЦК Социалистической единой партии Германии в 1950–1971 годах сыграл значительную роль в становлении ГДР, в её отделении и изоляции от ФРГ и Западной Европы; был инициатором строительства Берлинской стены

Разочарование Ульбрихта, по имевшимся у нас сведениям, было велико. И он решил пышно отпраздновать десятилетнюю годовщину образования ГДР, которая пришлась на 7 октября. Ульбрихт лично возглавил подготовку к торжествам. Он разослал своих эмиссаров не только в столицы неприсоединившихся государств, но и в Лондон и Париж для передачи приглашений принять участие в манифестациях по этому поводу в Восточном Берлине известнейшим политическим деятелям. В качестве почетных гостей они должны были показать всему миру, что государство Ульбрихта достойно признания. Вскоре было получено согласие бывшего французского премьер-министра и известных британских парламентариев. Но Ульбрихт торжествовал слишком рано. Один из его посланников, некто Е., еще за несколько лет до того решил сотрудничать с нашей службой. От него нам были известны все детали пропагандистской акции Ульбрихта.

В качестве начальника разведки мне не приходилось решать более трудной задачи. Речь шла о том, что было важнее: стоило ли отказаться от ценного источника, обладавшего отличными позициями в Восточном Берлине, чтобы попытаться через него воспрепятствовать приезду в Восточный Берлин видных политиков из Франции и Англии, или же сохранить его и не предпринимать никаких мер к срыву коммунистического празднества. Тщательно взвесив все «за» и «против», я решил доложить федеральному канцлеру, чтобы, получив его согласие, перевезти Е. вместе с семьей в ФРГ и тут же направить его в Париж и Лондон с задачей побудить приглашенных видных политиков к отказу от поездки. Операция удалась: Ульбрихту пришлось праздновать свою годовщину безучастия представителей Лондона и Парижа.

Если 1958-й и 1959 годы прошли для федерального правительства и нашей разведывательной службы целиком под знаком жесткого противостояния и противоборства по германскому вопросу, то начало 1960 года было для Советского Союза связано с проявлением первых признаков новой и более опасной конфронтации. Все новые разведывательные данные подтверждали поначалу смутные прогнозы об усилении противоречий между Советским Союзом и второй по величине державой коммунистического лагеря – Китайской Народной Республикой.

В своих аналитических докладах ФРС и лично я, как ее руководитель, дали оценку этому конфликту, разгоревшемуся в стане противника. Исходя из основного принципа международного коммунизма, нашедшего свое воплощение, в частности, во время корейской войны, о том, что окончательная победа над капитализмом возможна лишь при всемирной координации действий коммунистических сил, некоторые весьма опытные аналитики нашей службы долгое время сомневались, что между двумя великими коммунистическими державами может произойти полный разрыв.

Множество разведданных о том, что среди видных коммунистических деятелей все громче раздаются здравые голоса, призывающие немедленно засыпать углубляющуюся пропасть между Москвой и Пекином, казалось, подтверждали эти сомнения. Когда же к разведсводкам о быстром росте противоречий между СССР и КНР добавились заслуживающие доверия сведения о непомерном росте взаимной ненависти, в оценках ФРС уже не рассматривалась возможность компромиссного решения этой проблемы. По нашему мнению, следовало рассчитывать на долгое противостояние, но мы исключали возможность военного конфликта крупного масштаба между двумя коммунистическими гигантами. По оценкам нашей службы, Китайская Народная Республика не имела ни малейших шансов в обозримом будущем ликвидировать свое явное отставание в военно-технической и экономической области.

Меня поражало и удивляло то, что отношение Запада к конфликту между СССР и КНР долго оставалось неоднозначным и нерешительным. Полагаю, что именно из-за этого свободный мир не сумел воспользоваться выгодными для себя обстоятельствами и извлечь пользу из создавшегося положения, словно разрыв советско-китайских отношений был каким-то мелким событием на периферии международной политики.

Рассматривая в ретроспективе тогдашнюю обстановку, можно сделать вывод, что разрыв с Китаем доставил много неприятностей советским руководителям. Они опасались агрессивных действий Пекина. И разведывательный полет американского самолета У-2 над советской территорией (он был сбит, а пилот захвачен живым) пришелся для Москвы как нельзя кстати: Хрущев смог отвести от себя угрозу пробы сил с Китайской Народной Республикой.

Начиная с 1952 года американское ЦРУ использовало высотные самолеты для разведки территории Советского Союза. Получаемые весьма ценные сведения оправдывали риск проводившихся операций.

Когда У-2 сбили 1 мая 1960 года над советской территорией (летчика, как известно, позднее обменяли на нелегального резидента КГБ в США Абеля), некоторое время оставался открытым вопрос, был ли этот инцидент случайным успехом советской системы ПВО или же самолет уничтожили преднамеренно. Многое говорит о том, что это сенсационное событие Советы организовали специально. Ведь советские средства ПВО могли достать американские самолеты значительно раньше, но не делали этого, хотя У-2 проникали в воздушное пространство СССР задолго до Пауэрса. Значит, могли, но не хотели. Сейчас же Хрущев использовал инцидент с У-2 как повод, чтобы сорвать парижскую встречу в верхах, назначенную на 17 мая 1960 года, а затем и Женевскую конференцию по разоружению, которая должна была собраться 28 июня 1960 года.

К событиям, ход и последствия которых нашли правильную политическую оценку значительно позже, относится провал попытки вторжения с моря на Кубу антикастровских эмигрантов в апреле 1961 года. После неудачи операции, что для многих ее участников стало настоящей трагедией, в США и Западной Европе началась резкая критика ЦРУ, в вину которому ставились не только «полная несостоятельность» в разведывательных делах, но и, что было, наверное, более тяжким обвинением, несвоевременная и недостаточная помощь поднявшимся на освобождение Кубы противникам Кастро. Обвинения основывались на том, что полученная разведкой Вашингтона якобы надежная информация с острова свидетельствовала: широкие слои населения будто бы немедленно присоединятся к высадившимся повстанцам и всю Кубу охватит народное восстание, которое сметет ненавистный людям режим Кастро. Эта информация оказалась ложной. Кроме того, утверждалось, что ЦРУ обещало оказать вторжению широкую военную помощь. Убедительных доказательств того, что руководители американской разведки действительно давали такое обещание, получить не удалось. Я полагаю, что кубинские эмигранты все же получили заверение, что им помогут. Иначе они вряд ли предприняли бы такую рискованную операцию.

Неоспоримо, что взбудораживших весь мир драматических событий вокруг Кубы, развернувшихся восемнадцать месяцев спустя, могло бы вообще не быть, если бы США во время операции в Заливе Свиней решились на шаг, которого от них ожидали многие люди в свободном мире. Безусловно, тогда имелись важные причины, почему США, исходя из интересов мира во всем мире, действовали по-другому, нежели поступили бы Советы в подобном же случае. Вполне возможно, что свою роль сыграла и недооценка значения островного государства, которое хотя и находилось прямо «перед самой дверью, ведущей в Соединенные Штаты», но само по себе не представляло опасности для последних.

В кругу своих ближайших сотрудников я расценил как невероятное событие тот факт, что Вашингтон воздержался от военного вмешательства с целью устранения диктатуры Кастро. Мое заключение послужило толчком к тщательному анализу обстановки в районе Карибского моря, который отчетливо показал возрастание роли Кубы в будущем соотношении сил в мире. По нашей оценке, режим Кастро представлял в то время двойную опасность для дела мира. С одной стороны, Куба являлась огромным «авианосцем», на котором Советы могли расположить не только боевые самолеты, но и ракеты и базы для подводных лодок, реально угрожая главной державе Запада. С другой, остров представлял собой прекрасный плацдарм для коммунистического проникновения в Латинскую Америку.

После фиаско 17 апреля 1961 года прошло всего полтора года, когда США были вынуждены, буквально балансируя на грани войны, принять жесткие меры, чтобы не допустить создания советских ракетных баз на Кубе. А ведь речь шла о ракетах наступательного типа.

К настоящему времени присутствие советских военных летчиков на Кубе стало само собой разумеющимся явлением. А вот о том, что там время от времени проходят подготовку молодые немцы для последующей нелегальной заброски в Федеративную Республику, нашей общественности почти ничего не известно.

Явно выгодное стратегическое положение Кубы напрашивается на использование ее Советами в качестве опорного пункта для своих военно-морских и военно-воздушных сил. А это представляет серьезную угрозу для США. Но если такая опасность в дальнейшем может быть предотвращена в результате энергичного военного противодействия Вашингтона, хотя бы ценою новой опасной конфронтации с Советами, то использование острова для агентурного и пропагандистского проникновения в Центральную и Южную Америку является уже свершившимся фактом. Связи, установленные кубинским режимом с различными латиноамериканскими государствами, столь крепки и эффективны, что создание там советских баз в районах, контролируемых местными коммунистами, – лишь вопрос времени.

После трагедии в Заливе Свиней я счел необходимым включить в круг деятельности нашей службы изучение данных о коммунистической активности, исходящей от Кубы, и анализ международной коммунистической стратегии и тактики.