Книга: С улыбкой хищника
Назад: Глава 13. Маг наносит удар
Дальше: Глава 15. Загадочная смерть Салеха

Глава 14. Расследование

Подполковник Громов влетел в прихожую, где уже работали криминалисты, снимая отпечатки пальцев. На полу и на ступеньках лестницы Громов сразу же заметил тянущийся наверх след из земляных кусков, словно кто-то прошелся по паркету и ступенькам в грязной обуви. Перед Громовым вырос долговязый молодой мужчина в полицейской форме капитана.
– Привет, – глухо сказал Громов, с томным, печальным видом.
– Здравствуйте, – ответил капитан Жаров.
– Как она?
– Тяжело, тяжело, еще не может прийти в себя.
– Я уже видел тело сторожа. Его, по-видимому, задушили, – сказал Громов. – Уже что-то известно?
– Да, – ответил капитан. – Преступник или преступники проникли в кабинет. Он на втором этаже. Там они открыли сейф.
– Ты хотел сказать: «взломали».
– Нет, не взломали, а открыли.
– Они знали шифр? – удивился Громов.
– Значит, знали. Следы одного из них имеются на сейфе. Его руки были выпачканы землей. Куски земли были найдены и на шее задушенного сторожа. Сейф открыт, а преступники убежали.
– Собаку вызывали? Они не должны далеко уйти, если у них не было машины.
– Вот именно, – согласился капитан Жаров. – Я уже дал распоряжения – обыскать весь район. Это мой участок. Я всех здесь знаю, ни одна мышь не проскользнет не замеченной. Но вот если это гастролеры, тогда будет сложнее, – немного подумав, вспоминая что-то, он продолжил. – Но вы знаете, какая особенность кражи?
Громов внимательно посмотрел на капитана.
– Говори, – коротко, словно отдавая приказ, – сказал Громов.
– В сейфе лежали деньги, сумма небольшая, но все же. Позолоченные именные часы, пистолет с гравировкой, и еще какие-то бумаги. Все это преступник не тронул.
– Так, так, интересно, – сказал Громов, размышляя. – Что там еще было?
– Да, я выяснил это. Людмила Федоровна не в силах что-либо говорить. Вероятно, она все еще не пришла в себя от смерти мужа. Лиза не видела преступника. Она утверждает, что он схватил ее сзади за горло и пытался задушить, и только появление хозяйки спасло ее. Она лишь сказала, что он был огромный и сильный.
– А что на счет кражи?
– Я поговорил с Лизой и она мне дала какие-то бумаги, среди них я обнаружил лист со списком предметов, хранящихся в сейфе. Я проверил по списку и обнаружил, что пропала деревянная статуэтка с изображением полководца Суворова Александра Васильевича.
– И все? – удивился Громов.
– И все, – ответил Жаров. – Странно, не находите. Преступник не тронул ни золота, ни денежные купюры, даже пистолетом побрезговал. Он взял лишь деревянную статуэтку. Может она какая-то старинная, руки известного мастера и цены немалой, – гадал капитан.
– Нет, не трудитесь, я знаю все об этой статуэтке Суворова на лошади. Суворов любил лишь одну породу лошадей – белая в яблоках.
– В яблоках? – переспросил капитан.
– Да, это такая порода, очень красивая. Но насколько я помню из слов покойного, он дорожил ею, потому что это был подарок на его день рождения от самого президента.
– Ого, – удивился капитан. – Она имеет цену?
– Думаю, что вся ее цена в том, что она была из личной коллекции президента. Громов давно положил глаз на нее, он собирает всякие диковинные предметы старины. Вот президент и решил подарить статуэтку Суворова Борису Ивановичу на пятидесятилетие, юбилей все-таки.
– Понятно, стало быть, это подарок из рук самого президента.
– Это была любимая статуэтка президента. Ее сделал один умелец из Тулы. Она была сделана в единственном экземпляре.
– Ясно. Но кому же она понадобилась? – спросил капитан Жаров.
– Понятие не имею. Чепуха какая-то, – заметил Громов. – А что еще?
– Телефон. Понимаете, Лиза утверждает, что перед нападением, хозяйка слышала какой-то стук или падение какого-то предмета на первом этаже. А через некоторое время зазвонил телефон.
– Лизин?
– Нет, Людмилы Федоровны, – ответил Жаров. – Лиза утверждает, что на экране появилось имя покойного мужа Людмилы Федоровны.
– Бориса Ивановича? – удивился Громов.
– Да, она так сказала. Хотя можно ли ей верить, ведь она пережила нападение, ее чуть не убили. Может ей это привиделось.
– Может быть, – согласился Громов, он о чем-то вспомнил, а потом сказал, – когда умер Борис Иванович, пропал его телефон, никто не мог его найти.
– Надо было на станции определить его местонахождения, – предложил капитан.
– Уже сделали. Телефон был отключен.
– Тогда ясно, – ответил Жаров. – Все это какая-то чертовщина, не находите.
– Вот мы и должны с тобой, – Громов посмотрел в юные глаза Жарова, – отыскать преступника. С этих пор это дело никому не давать, держи все в тайне, даже от начальства. Я с ними поговорю. Все, что касается этого дела, докладывай лично мне и никому более, ясно.
– Ясно-то, ясно, – ответил капитан, – но из-за чего такая секретность?
– Я предполагаю, что оно имеет отношение к безопасности президента.
– Ого!
– Да, и поэтому ты теперь мой лучший друг, как в былые времена. Все докладывать только мне, лично.
– Ясно. Я читал в газетах о президенте, о том, что он куда-то исчез. Это как-то связано?
– Да, да, связано, – небрежно бросил Громов. Он вдруг вспомнил о дневнике покойного Бориса Ивановича. Ведь тот, перед смертью, о чем-то хотел предупредить.
Громов попрощался с капитаном и поднялся на второй этаж в надежде поговорить с Людмилой Федоровной и еще раз почитать дневник покойного. Спустя три часа, когда Громов находился в кабинете Бориса Ивановича, перелистывая его дневник, позвонил мобильный телефон. Звонил капитан Жаров. Голос его звучал так, как у человека, нашедшего давно потерявшуюся вещь. В его голосе слышна была отдышка.
– Мы обнаружили, точнее собака взяла верный след, тело.
– Чье тело? – удивился Громов.
– Тело покойного Бориса Ивановича, – ответил капитан. – Оно почти не разложилось. Он выглядит, как будто его хоронили сегодня утром.
– В самом деле? – удивился Громов. – А его могила?
– Тело обнаружено на его могиле, будто он шел к ней. Могила разрыта, рядом мы обнаружили лопату, кто-то рыл землю.
– Нужно срочно прочесать всю местность, – предложил Громов.
– Уже делается. Пока мы встретили только троих подозреваемых: двое рабочих, они приезжие, но живут у охранника кладбища, строят одну из местных дач, я проверял.
– Так, а третий?
– Это какой-то студент, негр из Африки. Он учится в Москве, а здесь живет у одной бабки. Я ходил к ней. Все верно, он снимает у нее комнату. В комнате только книги, ничего подозрительного.
Тем ни менее, слова «ничего подозрительного» не подействовали успокаивающе на бдительность опытного сыщика и разведчика. Громов вспомнил один из эпизодов Бориса Ивановича, описанного им в дневнике. Там говорилось о странном темнокожем африканце, обладавшем гипнотическим взглядом. И хотя это были лишь воспоминания, написанные, возможно, нетвердой рукой, и появившиеся в странном сне автора строк, но Громов не упустил этого из виду. Он рылся в голове, как порой роются хозяева дома в захламленном чулане, пытаясь отыскать нужную им вещь, затерянную когда-то. Он вспомнил слова пострадавшего лейтенанта Николая Сивцова, поведавшего ему странный, если не зловещий, сон, в котором ему привиделся образ чернокожего мужчины. Возможно, он пытался в мучительных порывах найти объяснение, то единственное, которое могло помочь ему выбраться из тюрьмы, и объяснило, в первую очередь, ему самому провалы в памяти. Лейтенант Сивцов держался за тот образ из сна, который снился ему в тюрьме, как за единственный спасательный трос, брошенный ему провидением или сновидением, для его же спасения из неприятной ситуации, в которой он оказался. Эти два случая, вынутых разными людьми из своего возбужденного сознания, удивительным образом были схожи видением черного человека. Возможно, их больное, воспаленное воображение играло с ними злую шутку, демонстрируя темнокожего мужчину, как порой бывает с людьми, чей мозг устал, воспалился от тягостных переживаний. Вот им и померещилось. Их возбужденное сознание выдало проекцию какого-то монстра, охотившегося за ними. «Память до конца не исследована, а сознание занимает лишь малую часть спящего мозга – только лобные извилины, – размышлял Громов. – И лишь узкая полоска нейронов, отвечающая за наши чувства, как слепец, спотыкаясь о неведомое, освещало темные и глубокие тайники скрытой памяти». Но все же, несмотря на все предрассудки, он, как опытный сыщик и бывалый разведчик, не мог пройти мимо всех тех странных обстоятельств, которые окутывали какой-то темной стеной, пока еще необъяснимые случаи. Количество вопросов в этих делах увеличивалось, число ответов оставалось неизменным.
– Что с этим темнокожим мужчиной? – спросил Громов, размышляя о случившемся.
– Мы его отпустили, как и тех двоих рабочих, – ответил Жаров.
– Вы знаете, где он учится?
– Нет, – капитан осекся, а после непродолжительной паузы, продолжил. – Кажется, на каком-то иностранном факультете.
– Вся ясно, – сказал твердым голосом Громов, словно его внезапно разбудили. – Слушай меня внимательно, Жаров, этого темнокожего парня, студента, нужно найти.
– Он вернется, мы его и возьмем, здесь же он снимает …
– Боюсь, капитан, – перебил его Громов, повышая голос, – он не вернется. Если мои догадки верны, то он не вернется. Поэтому, пока он еще в городе и не покинул пределы страны, вам необходимо проверить все вузы города.
– Это что, шутка? Несколько сотен вузов. Мы не знаем его имени, паспорта при нем не было.
– Составьте автопортрет и ищите по всему городу.
– Если он действительно студент.
– Это все, что у тебя есть, капитан Жаров, и не распускай слюни. Ты должен его найти, я дам тебе людей в помощь. Скорей всего, он действительно студент. Это его прикрытие, объяснение, почему он в Москве. Его уже не интересует дом Бориса Ивановича, он взял, что хотел. И теперь охотится за более крупной дичью. Его нужно найти. Пошли фоторобот во все вузы города, вдруг поможет. И пусть они паники не поднимают раньше времени.
– Но он может там не появляться, – возразил Жаров.
– Может, – согласился Громов, – но мы выясним его имя, по каким документам он прибыл в Россию.
– Ясно.
Александр Архипов заканчивал седьмой класс московской школы. Учился он прилежно, учителя на него не жаловались, иногда привлекали его к конкурсам, олимпиадам, проходившим в школе. Александр жил, как и все школьники, непринужденной, неосознанной, беспечной жизнью подростка: учеба, фильмы, компьютер, домашние заботы. Жил он с дедушкой, в пригороде, недалеко от города, в школу добирался на электричке.
Как и многие подростки, он увлекался музыкой, играми, ничего неделанием, больше слушал ровесников и меньше прислушивался к родным, из которых у него остался лишь дед. Родители его умерли, когда ему было пять лет, в автомобильной катастрофе, как рассказывал ему дедушка, Иван Трофимович, у которого уже восьмой десяток подходил к концу. Дед был потомственным археологом, и рассказывал внуку множество случаев из своей богатой практики, во время которой он побывал в различных частях земного шара, работая на всевозможных раскопках. Стремясь быть похожим на своего деда и в память о своих погибших родителях, Александр невольно изучал историю, древнюю архитектуру, старинные искусства, с гордостью и замиранием в сердце от восхищения он прикасался к разнообразным предметам старины, точнее, тем, что от них осталось, найденным дедом и его родителями, которые были также вовлечены в старинную профессию – рыться в земле в поисках древних захоронений.
Последнее время, после того, как его дед, Иван Трофимович, поведал его в свою тайну и передал бразды правления этой тайной, Александр вел себя очень странно. Дед пытался не вмешиваться в дела внука, полагаясь, что мальчик во всем разберется и до всего дойдет сам. Александр, то был весел, словно впервые увидел божественное сияние, то смущен какой-то необъяснимой загадкой, над которой он бился несколько бессонных ночей, то грустен, словно увидел чью-то смерть, то задумчив будто решал сложную философскую проблему, то вспыльчив, словно ему кто-то наступил на ногу, то, терзаемый необъяснимой тревогой, погруженный в мрачное, подавленное состояние души. Дед знал о причинах столь странного поведения внука, и, не желая напороться на бессвязный текст и вспыльчивый нрав подростка, ждал, когда тот переборет все страхи и объяснит все вопросы самому себе, и лишь тогда поможет внуку разобраться в оставшихся неясностях, если тот, к тому времени, не разберется в них сам.
Когда Александр был в сказочных апартаментах Мора, ему было комфортно и все понятно. Он был, словно во сне, где не переживаешь за себя и смело, не задумываясь, беспечно идешь вперед. Но стоило Александру покинуть, казалось, сказочный мир Мора, в который тот его окунул, демонстрируя свои возможности, как он оказался в сложном, запутанном предрассудками, загрязненном пороками, ужасном, но реальном мире, о котором он с детства думал лишь, как о чудесном мире природы. Он и не мыслил, не видел той второй жизни этого мира. Мор поведал ему много случаев коварства, лжи, циничности, с которой люди уничтожают не только весь мир, но и угнетают собственную жизнь, делая ее безрадостной, и прикрывая ее фальшивыми мечтами.
Может быть, мир не так уж и ужасен, – думал Александр. Каждое слово, сказанное Мором, каждый его жест, хитрая улыбка человека, знающего, опытного, каждое заявление, сквозь которое Мор окунал сознание Александра, все это пропускалось Александром сквозь юную призму подростка. За те полчаса, что он был в подвале «черного квадрата», Александру казалось, что прошла целая вечность. Он чувствовал себя состарившимся. Он вошел в дубовую, массивную дверью с изображением черного квадрата, тринадцатилетним глупым подростком, а вышел – шестидесятилетним стариком, прошедшим все тяготы людской жизни. Его переполняла та энергия, которая порой заключает в свои объятия ученых, околдовывая их подвижное сознание тайной исследования бытия. Он был полон тех редких вопросов, которые посещают немногочисленные умы, заставляя и приводя в действие сознание, бесплодно пытающееся во что бы то ни стало раскрыть секреты природы. Он чувствовал себя монахом-отшельником, к которому однажды во сне явилось божественное предречение, описывающее лучезарные потоки святого истинного света, освещающего потемки убогого, забитого монашеского чердака сознания, прогоняющего все предрассудки, поднимающее из темных глубин невежества церкви, на высоту чистоты, ясности и легкости восприятия ангелов.
Роясь без устали и днем и ночью в городской библиотеке и скромной библиотеке деда, Александр искал ключи к тем вопросам, которые, не без труда Мора, зародили в нем само желание искать, исследовать, задаваться вопросами. Был ли Бог? Какова цель человечества? Зачем вообще нужен человек, и в частности, для чего нужна жизнь Александра? Он поверхностно прочитал основные труды древних философов Аристотеля и Платона, затем прочел основные идеи известных мыслителей: Канта, Гегеля, Фейербаха, удивился мыслям Шопенгауэра и Ницше, познакомился с последними философскими течениями. И от всего этого мировоззренческого базара и споров у него пошла голова кругом. Он уже перестал отличать реальность от вымысла, мысли ему казались живыми, а материя приобрела духовные свойства, получив возможность раствориться, потерять массу, размеры, ускользнуть от времени и исчезнуть. Где реальность: то, что мы видим, слышим, чувствуем, или она злобно прячется в наших мыслях, играя с нами в зловещую игру?
Александр помимо книг, стал просматривать фильмы, его интерес находился в сфере ужасов и мистики. Он пересмотрел множество подобных фильмов. Александр решил, что понять тот мир, который раскрыл ему Мор, он сможет, если изучит, поймет самого рассказчика. О самом Море он прочитал из дедушкиных заметок и дневников, который тот тут же дал ему такую возможность. Прочитав занимательную историю и теологические повествования о некой выдумке предков, язычников, о том, кого зовут Мор, он смог связать это имя с понятием «смерть». Здесь он вновь обратился к книгам, фильмам и рассказам местных жителей. В школе он расспросил своего учителя по истории, к которому чувствовал ученическую признательность и уважение, о понятии «смерть». Услышав его умудренные личным опытом и университетскими знаниями ответом, а также побеседовав в жарких дискуссиях со своими сверстниками на тему о «смерти», он пришел в замешательство. С одной стороны, он был еще под впечатлением необъяснимых фокусов Мора, которого знал плохо, с другой стороны, он был охвачен новым для него, небывалым страхом, который внушался им самим понятием «смерть». Он не понимал, что значит «конец», хотя необдуманно, но ясно представлял себе вечность и бесхлопотную жизнь. «Увидеть – не значит понять; почувствовать – не значит осознать; уловить – не значит утвердить ясность, полно и глубоко, – думал Александр постоянно».
Размышляя над понятиями: страх, смерть, гибель, конец, пустота, безмолвие, ничто, он пытался проникнуть за грань недосягаемого, неопределенного, невиданного. Желая проникнуть за пределы сознания, он натыкался лишь на сами понятия, подобным априориям, созданным лучшими умами человечества, но не определивших понятия, не заглянувших за их границы, но достигших некой стены, запрета, табу, окружающего человеческое сознание, сжимающее его, и не позволяющее ему выйти из темницы невежества в бесконечное пространство познания.
С дедушкой он старался не говорить, он хотел сам проникнуть сквозь вуаль необъяснимого, но увиденного, подобно фокуснику, объясняющему разгадку увиденной иллюзии. От дома он шел в Кремль, где его пропускали люди из специального отдела по охране президента. Ему выдали пропуск, и он мог в любое время посещать свою новую работу или, вернее сказать, обязанность, с которой он необдуманно согласился. Но вот, подойдя к дубовой двери с изображением черного квадрата, он почему-то остановился, словно увидел табличку с надписью «Не влезай, убьет!», и, недолго думая, возвратился домой, так и не побывав за дверью и не навестив Мора. Так было несколько раз. Дедушке он говорил, что был в Кремле, но в апартаменты Мора не входил, не было времени, на носу контрольные годовые работы в школе, некогда. Так он объяснял то, чего не мог объяснить самому себе. Почему уходил? Почему не решался войти? В глубине сознания и мучительных размышлений он видел причину, но не решался ее озвучить даже в мыслях. Хотя знал, что это обычный страх перед неизвестностью, а вовсе не перед смертью. Теперь ему представлялся Мор как бы изнутри страха, в виде огромной черной змеи, коварной, извивающейся, сильной и жаждущей убивать, поглощать все живое и обращать его в царство смерти и вечного мрака. Откуда появились эти мысли, он не понимал.
Назад: Глава 13. Маг наносит удар
Дальше: Глава 15. Загадочная смерть Салеха