Глава одиннадцатая
«Атман»

Собираясь на похороны, Валентин Петрович Смирнов решил купить цветы на ближайшем рынке. Ехать было всего ничего: две станции на метро. Ближе, чем до кооперативного гаража, где стояла его черная «Волга» с блатным номером в три нуля.

«Где стол был яств, там гроб стоял», — вспомнился стих. Вчера торжественно отпраздновали красный диплом сына — Олег закончил мехмат МГУ, сегодня поминки по дочери бывшего начальника. Так уж устроена жизнь: то возносит до небес, то швыряет в черную яму, словно дает намек, чтоб не слишком оживлялся и был готов ко всему.

Он и был готов, пройдя через «Вымпел», а затем протрубив полтора года в отряде «Стяг», выделившемся в особое подразделение по охране объектов повышенной опасности.

Смирнов попал в «Вымпел» прямо с институтской скамьи. Незадолго до защиты диплома его вызвали в деканат, где и состоялась двухчасовая беседа с приятным и вполне компетентным в вопросах ядерной физики сотрудником КГБ. Наверное, перед выпускником МИФИ, спортсменом-разрядником и комсомольским секретарем факультета могли открыться и более интересные перспективы, но предложение показалось заманчивым, и Валентин согласился. Не последнюю роль сыграла и зарплата, значительно более высокая, чем на кафедре реакторов, где он надеялся остаться ассистентом.

Конкурс, о котором его заранее честно предупредили, оказался довольно жестким: из двадцати приблизительно кандидатов отбирался один. Основное внимание уделялось здоровью, физической форме вообще и знанию иностранных языков. Анкетные данные каждого были просвечены, как минимум, год назад. Контингент набирался в основном из армии и КГБ, но было немало ребят и из технических вузов.

Валентин прошел в числе первых. На подготовку потребовалось еще четыре года. Занятия в классах и лингафонных кабинетах, лекции, семинары и бесконечные тренировки на полигонах. Выучив еще два языка и освоив навыки диверсионной работы, Смирнов был в качестве нелегала направлен в одну из европейских стран, затем последовали Африка и Юго-Восточная Азия, где он прошел стажировку в джунглях Вьетнама и Камбоджи. О ядерной физике пришлось на время забыть. На профессиональном языке это называлось «пас в сторону». Но, как и всюду, в элитных соединениях тоже привыкли затыкать дыры, сообразуясь с требованиями текущего момента. На повестке дня стояли Ангола и Эфиопия, Ближний Восток и Никарагуа. Считалось, что для Смирнова время «Ч» приспеет не скоро. Ведь в сфере его ответственности находились такие объекты, как атомные электростанции, заводы по производству и обогащению ядерного топлива, лаборатории, где изготовлялось биологическое оружие. Благополучно избежав амебной дизентерии и желтой лихорадки, он обосновался в Центральной Европе, совершая эпизодические наезды и в сопредельные страны соцлагеря. Теперь объекты, досконально изученные по макетам и схемам, предстали перед ним, что называется, воочию. Их предстояло либо защитить от возможных диверсий и проникновения террористов, либо, напротив, блокировать, захватить, а в особых случаях — уничтожить. На его счастье, условной команды так и не поступило.

Из групп, в сфере ответственности которых находились правительственные резиденции, генеральные штабы зарубежных государств, а также советские посольства, тоже была задействована только одна — та самая, что захватила дворец Амина в Кабуле.

Капитан Смирнов оказался в Афганистане, когда стало окончательно ясно, что оттуда надо выбираться любой ценой. «Вымпел», сделавший первый выстрел, должен был обеспечить эвакуацию. Свою задачу он выполнил. За работу в Афгане Валентин получил орден Красной Звезды.

С началом перестройки зарубежные командировки резко пошли на убыль. Группу переориентировали на внутренние проблемы. Профессиональный уровень от этого не пострадал, а кое-где и возрос. Впервые в практике отрядов коммандос был опробован захват атомного ледокола с вертолета. Прыгать пришлось с высоты в пять метров. Рубка и помещение реактора были блокированы в считанные минуты.

Только через год стало известно, что операцию засняли с американского спутника. Парням из «Дельты» пришлось изрядно попотеть, прежде чем они сумели повторить ее у себя в Штатах. Правда, захватить атомный авианосец «Макартур» было намного сложнее, чем мирный ледокол «Сибирь».

Блестящие результаты показали учения в секретном городе Арзамас-16, где изготовлялись атомные и водородные бомбы. Группа Смирнова незамеченной преодолела тщательно охраняемую зону и, отключив все три уровня сигнальных устройств, ворвалась в цех по производству оружейного плутония. На захват ушло семнадцать секунд. Минутой позже вторая команда обезвредила условных «террористов», засевших в спецвагоне для перевозки ядерных материалов.

Но чем очевиднее были успехи уникального спецотряда, чем богаче накопленный ценой невероятных усилий опыт, тем чаще приходили в голову невеселые мысли. «Вымпел» варился в собственном соку, практически не сопрягаясь с реальной жизнью. Ну бросили ребят к «Трем вокзалам» на захват международной банды, ну разоружили, взяли миллион с чем-то долларов, а толку? Сколько подобных шаек гуляет, так сказать, «от моря и до моря, от края и до края» по бесхозным просторам СНГ? Между тем в Мурманском порту пропадают урановые стержни, ржавеют полузатопленные суда с танками, залитыми ядерными отходами. А в институтах? Плутоний и тот разворовывается, контрабандно вывозится цирконий и все такое. Ни контроля, ни надлежащей охраны. И вообще правая рука не знает, что творит левая.

Как там ни ругай перестройку, но не с Горбачева развал пошел, а вот задумываться народ начал при нем. Чтобы сложилась настоящая мафия, нужны десятилетия, не годы. Без круговой поруки на местном партийно-хозяйственном уровне не было бы ни «узбекского хлопка», ни рыбно-икорного дела, ни Трегубова, ни Медунова. Начали с двойной морали, закончили полной аморальностью. За что боролись, на то и напоролись. Не было никакой «криминальной революции». Сама партия, поставив себя над законом, создала уголовное государство, а комсомол обеспечил ей достойную смену. По собственному опыту комсомольского секретаря, Валентин знал, какие номера откалывают молодежные вожди, что творится в той же подмосковной «Елочке», на спортивных сборах, за кулисами фестивалей.

И ведь воспринималось в порядке вещей, не затрагивая основ, нормально воспринималось. Не возникало даже сомнений в правильности выбранного пути. Пионер, комсомолец, член КПСС. Школьник, студент, офицер КГБ: старший лейтенант, капитан, майор…

Чехословакию и даже Афган Смирнов тоже воспринял нормально. В перестрелке, когда по ошибке открыли огонь по своим, не участвовал, а на войне всякое бывает. На то и война. И приход Андропова встретил с энтузиазмом. Какие надежды возлагались!

По сути тогда и сформировался «Вымпел». Жизнь, как говорится, потребовала. Все-таки есть что-то необъяснимо роковое в рубежных датах. 19 августа 1981 года и 19 августа 1991-го — день в день десять лет. От ночного междусобойчика по случаю передачи отряда под крыло ПГУ до бессонной ночи на набережной у Белого дома, когда ждали приказа на штурм. Как узналось потом, Шебаршин такой приказ получил, но, взвесив обстановку, притормозил выполнение. Будь иначе, что бы там ни говорили, пошли бы вместе с «Альфой», как миленькие. Смирнов тогда впервые заколебался, да и не он один. Видели, как реагирует народ. Страшные были минуты.

Перетряску органов «Стяги» встретили с пониманием. Как-никак люди грамотные, у многих за плечами два вуза, а у кого и аспирантура. И мир повидать успели, и себя опробовать в сложных ситуациях. Словом, профессионалы, к грязным делам и гебешной туфте не причастные. Казалось бы, находка для новой России. Кому еще защищать демократию? Но начались непонятные игры. Что-то вроде футбола, когда по мячу лупят все, кому не лень, но только в собственные ворота. КГБ разукрупняется, его Первый главк вместе с отделом «С» — разведывательно-диверсионные операции в глубоком тылу противника — преобразуется в Службу внешней разведки, а «Вымпел» отфутболивают в новое союзное Министерство безопасности — МБ. Потом вывеска сменяется на МБР, и отряд, вслед за неразлучной «Альфой», попадает в Главное управление охраны.

Казалось бы, можно пережить: «Все течет и все из меня»… Сама жизнь меняется не по дням, а по часам. Что-то обнадеживает, что-то разочаровывает, а то и тревогу внушает, в основном с материальной точки зрения. Зарплаты начинает катастрофически не хватать, а все, что удалось скопить, в одночасье сгорело. Тут же пошли атаки с разных сторон — коммерческие структуры, охранные агентства, иностранные фирмы. Народ заколебался, самые сообразительные поспешили слинять, но в целом отряд выдержал, не поддался соблазну.

Перелом произошел в октябрьские дни опять же у Белого дома, и снова ночью, с третьего на четвертое, и вновь рядом с «Альфой». Случилось неслыханное: офицеры отказались выполнить приказ.

Пожалуй, это была самая тревожная ночь, которую довелось пережить Москве со смерти Сталина. После разгрома мэрии на Калининском и ожесточенной перестрелки в Останкино, когда в стекляшку телецентра вломился грузовик, наступило временное затишье. Бессонная ночь в ожидании новостей у телевизора, передающего только по второму каналу. Смирнов провел ее за кремлевской стеной.

Из окон третьего этажа далеко было видно Замоскворечье. Обезлюдевшие улицы, одинокие, куда-то летящие на предельной скорости машины, дым догорающих ларьков, бессмысленное перемигивание светофоров. И нигде ни единого милиционера. Ерин убрал своих орлов, оставив город на произвол судьбы. Части, которые якобы «на подходе», не покидали казарм. Гайдар призывает горожан к Моссовету. Вся надежда правительства на «Вымпел», «Альфу» и «Витязей».

В сложившейся ситуации отказ идти на штурм был воспринят Кремлем однозначно: спецподразделения бывшего КГБ склоняются на сторону самозванного президента и его силовых министров.

Возможно, и были такие симпатии. Наверняка были. Даже у баркашовцев со свастикой, которую Руцкой назвал «руническим знаком», нашлись сторонники. Однако в целом отряд придерживался нейтралитета. Не хотели крови, боялись, что снова подставят. Посовещавшись, решили, что все же приказ должен быть выполнен, но при одном непременном условии: плацдарм необходимо оцепить и очистить от случайных прохожих.

Только кому выполнять? Ментам, которые во всем блеске показали себя на Смоленской?

А танки уже мчались по набережной. Утро выдалось солнечное, погожее. Народ заполонил тротуары по обеим берегам реки, высыпал на мост. Даже мамаши с колясками не утерпели. На крышах столпотворение, как на трибунах стадиона. Невиданное зрелище: штурм мятежного парламента. И бесплатно. Про негодяев, засевших на чердаках со снайперскими винтовками, никто и не думал. Про оцепление — тем более. Поздно. Танковые башни на полном ходу разворачивались пушками к фасаду. Били прямой наводкой по окнам, откуда уже валил черный дым. Мониторы CNN на крыше гостиницы «Украина» оперативно меняли планы: набережная, фасад, зеваки на мосту.

К десяти часам «Вымпел» выдвинулся из Кремля к Арбатской площади, где у Министерства обороны поджидал лимузин начальника Управления охраны.

«Надо идти, — убеждал он, подавляя сомнения. — Гибнут мирные люди, молодые солдаты. Только ваш профессионализм способен предотвратить дальнейшие жертвы».

В таких, примерно, словах.

Под прикрытием пулеметного огня из БТРов заняли позицию в мертвой зоне у цоколя. Ночной уговор оставался в силе: стрелять только поверх голов. Ворвались с разных сторон, вперемешку с «Альфой».

Руцкой, захлебываясь истерическим матом, орал по рации: «Вспомни Афган!» — и звал командира по имени.

Это тоже поставили «Вымпелу» в счет. Итогом разборки на высшем уровне явился указ о передаче соединения в МВД. Только пятьдесят офицеров согласились надеть милицейскую форму, свыше ста подали в отставку, остальных раскассировали по ведомствам: внешняя разведка и контрразведка, Управление охраны, Министерство по чрезвычайным ситуациям. Человек сорок, по примеру Смирнова, разбрелись по частным лавочкам. Пожалуй, они оказались устроены лучше всех, но сам Валентин вспоминал «Стяг» с неутихающей ностальгией.

Перед близкой встречей с друзьями воспоминания откликнулись неизбывной горечью, как фантомные боли в культе. Себя не обманешь. Он все еще не был уверен в правильности принятого решения.

Когда командир объявил, что готов остаться на своем посту, если никто не уйдет из отряда, Смирнов последовал за большинством и отказался забрать рапорт. Мог ли он поступить иначе? Тогда, наверное, не мог. Ну и все, и хватит.

Валентин Петрович не заметил, как проехал свою остановку. Пришлось возвращаться. На подходе к эскалатору заметил девчушек, раздававших листовки. На них наседала крикливая мамаша пенсионного возраста.

— Что же вы, проститутки, творите! Вас же запретили, а вы опять?.. Убирайтесь отсюда, а то милицию позову!

На проституток бедно одетые подростки были никак не похожи. Не отзываясь на хулу, они механическими движениями совали свои листки в протянутые руки. Одни брали, другие, не взглянув, втискивались в хромированные челюсти турникета. Медленно продвигаясь в плотной кучке — на подъем работал один эскалатор, — Смирнов, сам не зная зачем, прихватил сложенную вдвое бумажку. Его поразили глаза девочки, сквозившие бездонной далью. Улыбаясь тихой, отсутствующей улыбкой, она смотрела на проплывающие лица и не видела их, витая в иных, недоступных зрению пространствах.

— Цельными классами дети уходють! — продолжала разоряться, уже за спиной, скандалезная баба. — Людям горе, а вам хоть бы хны, у бесстыжие!..

«Куда уходят целыми классами?» — Смирнов развернул листовку.

Похороны прошли, как и положено похоронам. Автобусы с черной полосой подали к моргу. Открытый гроб вынесли через боковую дверь, вслед за ним — обтянутую кисеей крышку. Венки, наклонно прислоненные к обшарпанной, изрисованной фломастером стене, сочувственные всхлипы женщин, обступивших Глафиру Васильевну, неловкое покашливание мужчин. Шуршал разворачиваемый целлофан. Яркие гвоздики, казалось, тускнели на глазах, проникаясь безжизненным холодом окоченевшего тела.

Обмениваясь крепкими рукопожатиями, однополчане на какой-то миг светлели лицами, но тут же гасили улыбки под насупленными бровями.

Священника не пригласили. Светлана поклонялась неведомым богам, а генерал и Глафира Васильевна были людьми неверующими. Они держались стойко, с достоинством, целиком уйдя в свое горе и в то же время ни в малейшей мере не желая никого им обременить. Все слезы были давно выплаканы, и потому особенно неуместными казались жалкие слова утешения.

— Спасибо, — коротко кивал Владислав Игнатьевич, пожимая каждому руку. — После крематория прошу к нам, если не требует служба.

И этим «если» он давал понять, что каждый волен поступить по собственному разумению: никакой обиды не будет.

За столом собрались человек сорок. Хозяйке пришлось подзанять у соседей стулья и табуретки, придвинуть диван. Кое-как расселись и молча выпили поминальную чарку. Понемногу народ оттаял, пошли разговоры, кто-то закурил, и его примеру последовали другие.

Смирнов устроился у раскладного столика, который притащили из кухни.

— Познакомьтесь, — представил Всесвятский, — подполковник Корнилов — подполковник Смирнов.

— Бывший подполковник, — поправил Валентин Петрович.

— Бывших подполковников не существует в природе, — покачал головой Корнилов. — В запасе, в отставке — это я понимаю. Вы тоже из «Стяга»?

— Так точно, рад познакомиться.

— Мы с Константином Ивановичем в Афгане пересеклись, — объявил Всесвятский.

— Спецназ? — догадался Смирнов. — И где теперь, если не секрет? По той же линии?

— Не совсем. Пришлось на Петровку вернуться, но, подчеркиваю, исключительно по собственному желанию. А вы?

— Банк «Регент Универсал» слыхали?

— Как же, наслышан, — Корнилов знал, что приятель Всесвятского будет не похоронах. Разыгрывать удивление было глупо. — Охрана?

— Что же еще? Атомная энергия никому не нужна.

— Кому-то даже очень нужна, Валентин Петрович. Думаю, у нас найдутся общие интересы.

— Помимо главной задачи, — подчеркнул Всесвятский. — Я не успел тебе сказать, Валентин, что Константин Иванович любезно согласился помочь нам найти этого подонка.

— Что значит согласился? Прямая наша обязанность. Как насчет того, чтобы собраться потолковать?

— В любой момент, — заверил Смирнов. — Еще по одной, Слава?

— Вообще-то я за рулем, — засомневался Вячеслав Никитич. — Ну ладно: давай! Милиция не возражает?

— Телефончик не дадите? — обратясь к Валентину, Корнилов накрыл свою стопку рукой.

— Прошу, — Смирнов достал визитку на глянцевой бронзированной бумаге.

— Скромное обаяние буржуазии, — улыбнулся Корнилов. — Начальник службы безопасности, — прочитал вслух.

— Не я заказывал, — смутился Смирнов. — Мой постарался. Любит пустить пыль в глаза.

— Иван Николаевич?

— Знаете?

— Кто ж его не знает, — Корнилов развел руками, — фигура заметная. — И, круто меняя тему, спросил: — Вы довольны работой?

— Как вам сказать?.. Насчет заработка, грех жаловаться, а вообще скучновато. Как говорит один мой дружок, негоже забивать гвозди микроскопом. Не для того меня столько натаскивали. Понимаете?

— Чего же тут не понять? Могу лишь посочувствовать. Все мы — как бы это поточнее сказать? — малость стреножены… Не жалеете, что к нам не пошли?

— Не жалею! — с излишней резкостью, о чем сразу и пожалел, отрезал Валентин. — Кстати, — он вынул полученную в метро листовку, — полюбуйтесь.

Корнилов надел очки — бумага была сероватая, а шрифт мелкий — и внимательно прочитал с обеих сторон.

— Ишь ты! «Учитель всего человечества»!.. Что-то знакомое слышится. Не находите?

— «Гений всех времен и народов»? — усмехнулся Всесвятский.

— В этом духе, — Корнилов собрался было возвратить лихую агитку владельцу, но передумал. — Вы позволите снять копию?

— Берите на здоровье… Такого добра на каждой станции навалом. Я как-то раньше внимания не обращал, а тут вот взял и полюбопытствовал… А что, для милиции — это новость?

— Для милиции, может, и не новость, но угрозыск пока материями духовного плана не занимается.

— Налицо убийство! — Смирнов сгоряча налил новую рюмку и залпом опрокинул. — И какое! — он закашлялся. — Не в то горло пошла, — объяснил, запив «фантой».

— Все так: налицо, но пока нет оснований подозревать в преступлении сектантов. Тем более что мы не знаем, к какой именно секте примкнула Светлана Владиславовна.

— Генерал считает, что к этой, — сказал Всесвятский, — «Атман».

— «Атман» или «АУМ»?.. У меня есть сведения, что она была активисткой «АУМ сенрикё».

— Вы мне раньше не говорили.

— Навел справки, Вячеслав Никитич, кое-какие зацепки есть, но ситуация довольно запутанная. Судя по этому тексту, «Великий учитель» выступает, если не как преемник Асахары, то как продолжатель. Известно, что после вселенского скандала с «АУМ сенрикё» и решения суда большинство сектантов ушло в подполье. Я не исключаю, что многие могли примкнуть к «Атману». Терминология больно схожая. И апломб.

— А прощупать их нельзя?

— На каком основании? Мне нужна хоть какая-нибудь улика.

— Агентура? — шепнул Всесвятский.

— Я не занимаюсь сектами.

— Так уж и не занимаетесь? — недоверчиво прищурился Смирнов. — А кто занимается? ФСБ? Прокуратура? Никого не колышет?

— А что, если попробовать на общественных началах? — предложил Всесвятский, подмигнув Смирнову. — Дадим улику муровцам, Валентин?

— Как вы себе это представляете? — Корнилов безнадежно махнул рукой. — Сделать из сектанта осведомителя невозможно. Они все зомбированные, причем на нескольких уровнях.

— А заслать?

— Смотря кого, — задумчиво протянул Корнилов. — У них тоже своя контрразведка действует. Мигом расколют, да еще и перевербуют. Тут нужен асс… Может, у вас найдется подходящая кандидатура, Валентин Петрович?

— Надо обмозговать, — Смирнов понял, что в угрозыске, если впрямую и не работают с сектой, то по меньшей мере интересуются.

— Вот и ладушки, — Корнилов спрятал сигареты. — Пора и честь знать… Я так понял, вы сегодня не на колесах, Валентин Петрович? Могу подвезти.

— Спасибо на добром слове, но наши пока сидят. И с генералом перемолвиться надо бы…

— Значит, до встречи. Я, с вашего позволения, позвоню.

ЗУБЫ СТАНОВЯТСЯ КРЕПЧЕ И ВЕСЕЛЕЕ