Глава 44
Браки совершаются в загсах и на небесах
Когда мы подъехали к загсу, у дверей одиноко топтался Виталька Рыбкин. Все остальные скрылись в тепле, за стеклянными дверями. Роскошную дубленку моего друга и свидетеля пересекал пестрый рушник. Уже успели навесить, сволочи! Рядом со ступенями стояла новенькая темно-синяя девятка.
– Старик! – Рыбкин бросился ко мне. – Ну ты прямо метеор…
– Сам видишь, какой транспорт! – Я подумал, что он иронизирует, и указал на «Москвич».
– Да я не в том смысле. Быстро ты окрутил эту деваху. Я и то так не смог бы. Молоток! Так держать! – Он хлопнул по синему капоту «девятки».
– Твоя?
Виталька с достоинством кивнул и пожаловался:
– Вот, Лариса заставила купить. Что ты, говорит, как босяк, все на такси да на такси. Пора уже и свои колеса иметь.
– Значит, родственница поэта с тобой? – спросил я.
– Ага, они с твоей уже о чем-то шепчутся.
– Быстро…
– Что ж ты хочешь? Бабы, они и есть бабы! – пророкотал Рыбкин. – От слова «бабки»!
Где-то я уже слышал что-то подобное. Но вспомнить, где именно, так и не смог. Мы вошли в загс. Там уже толпились с десяток брачащихся пар, чуть в стороне галдели родственники.
– Тихо! – внезапно раздался оглушительный бас монументальной особы с золотым кругляком на шее. Она приказала: – Женихи и невесты! Всем выстроиться перед залом регистрации в порядке убывания порядковых номеров…
Никто ничего не понял. В узком коридорчике возникла паника.
– А ну, живо! – опять крикнула женщина-монумент. – Я сказала, в порядке записи. Кто на когда записан. И на кого…
Я подхватил Марию, которая вышла из «Уборной невесты», и повлек ее к начинающей формироваться черно-белой очереди.
Через полчаса ожидания двери перед нами распахнулись. Мы тронулись. За нами повалила толпа гостей. Чуть поодаль от меня спотыкался в тесных ботинках хулиган Еписеев. На его шее болтался синий ученический галстук с кривым узлом. В углу зала кто-то ругнулся матом, после чего из динамиков грянуло исковерканное до неузнаваемости мяуканье мендельсоновского марша.
Мы остановились в центре зала. Я завертел головой в поисках Леньки Тимирязьева.
– Жених, – разнеслось по залу, – что вы вертитесь, как вошь на гребешке? Сейчас вам все будет.
Я застыл. Злосчастная бабочка впилась в кадык. Грудь регистраторши выдавалась клином, как нос корабля. На этом утесе болталась массивная бутафорская цепь. Я поежился. У меня сложилось впечатление, что эта женщина натянула платье на деревянную кафедру, за которой стояла.
– Дорогая Мария, – начала она. – Дорогой Арсен! – Ну вот, опять клички в ход пошли! – Сегодня знаменательный день в вашей жизни. Вы создаете новую ячейку общества, и я вам всячески в этом помогу. Но прежде чем сделать нелегкий шаг, я должна спросить вас, Мария: согласны ли вы иметь своим мужем Арсена?
Мадам Еписеева покачнулась на изделии заграничных обувщиков и выпалила:
– Да!
– Теперь я спрошу вас, Арсен, – да Арсений меня зовут, Арсений! – Согласны ли вы иметь Марию женой согласно уголовно-процессуальному… – памятник на секунду смутился и тут же поправился: – Кодексу о браке и семье?
Теперь уже деваться было некуда. Хищные взгляды Машиных родственников сверлили мою сутулую спину, и я ответил утвердительно.
Мария надела тесное кольцо на мой палец. Я навинтил ей золотую гаечку.
На этом церемония закончилась, нас объявили супругами и попросили расписаться свидетелей. С разных сторон к столу двинулись Рыбкин с полотенцем через плечо и толстуха в розовой кофте. Рыбкин достал из кармана золотой «Паркер» и небрежно черкнул закорючку в книге. Толстуха воспользовалась казенной ручкой.
На выходе нас встретили цветы, улыбки и слюнявые поцелуи тети Раи. Хулиган Еписеев, теперь уже мой однофамилец, смотрел исподлобья, словно замышлял какую-то пакость. Но возможно, он просто грустил о своем мотоцикле.
Ну все, отмучился! Теперь остается только посидеть за столом, послушать дурацкие тосты – и все!
– По машинам! – переняв командирский тон регистраторши, проорала тетя Рая. – Батюшка заждался!
Какой еще батюшка? Машин? Но ведь он давно умер, и я даже вынужден был выполнить его нелепое завещание…
Оказывается, нам предстояло еще обвенчаться. Я двинулся к «Москвичу», но дядя Миша окоротил меня:
– Куды? А ну дуй в «зилок». Там теперь твое место. С женой…
И я «подул». По пути наткнулся на Тимирязьева. Он понуро брел рядом с Саирой. Они были в траурно-черных просторных одеждах.
– Ну что ж ты, веник? – крикнул я. – Мало того что опоздал, да еще и вырядился как монах!
Ленька покосился на свою спутницу и изрек невнятное:
– Сегодня печальный день. Тысячу лет назад великий Прубха вылетел в ужасный Моо-Локк. Но мы с сестрой поздравляем тебя, о брат мой!
– А тебе-то что за дело, что тысячу лет назад какая-то там пробка вылетела в потолок? – изумился я. – Должно быть, праздновали что-то!
Саира злобно ткнула моего друга под ребра, и он промолчал. В церковь эзотерики ехать отказались. Пришлось сообщить им адрес еписеевской квартиры, где будет проводиться торжество.
Я сел на заднее сиденье «ЗИЛа», слева от моей жены. Справа почему-то устроилась Лариса Пастернак. Они с Машей перемигнулись, словно лучшие подруги, и мы покатили в церковь.
Наш кортеж, состоящий из разнокалиберных автомобилей, въехал на обледеневший церковный двор. У дверей храма стоял молоденький попик в армейском камуфлированном бушлате, накинутом прямо на рясу. Рейнджер войска Господня поманил нас пальцем и скрылся в церкви.
Я помог супружнице выбраться из машины, и тут же мне в лицо полетела горсть мелочи. Зажмурившись, я попытался нащупать клочок земли, свободный ото льда.
– Багато живите, багато! – гремело вокруг.
Пятаки все летели и летели. Я таки поскользнулся и, увлекая за собой Марию, рухнул в сугроб. Нас подняли сильные руки тети Раи и ее уголовного сына Василька. Он приветливо улыбался, даже его страшный шрам улыбался, как еще один рот.
Святой отец раскрыл толстую книгу и, тряся жидкой бороденкой, что-то забубнил. Над нами, поддерживаемые руками Витальки и барышни Анджелы, нависли жестяные короны. Все усиленно делали вид, будто слушают тихое бормотание батюшки. Я покосился назад. По лицу торговца кетчупом Рыбкина была разлита благость. Свободной от короны рукой он увлеченно ковырял в ухе. Наконец батюшка закончил и принялся водить нас с Марией по кругу, как дрессированных медведей. Потом спросил, согласны ли мы обвенчаться, и напоил нас дешевым кагором из потертой серебряной ложечки.
– Процесс венчания окончен, – нараспев объявил священник ломающимся баском, напирая на «о».
– Ой, а можно я, можно я! – из рядов выскочила Лариса в седом парике и серебристом комбинезоне, в руках она держала пластиковый пакет.
– Машенька, – умильно улыбнулась она моей избраннице, – мне бы подарочек освятить. Он счастье принесет.
Я отошел к Витальке, Лариса достала из пакета блестящую фигурку, похожую на Стойкого Оловянного Солдатика или, прошу прощения, на резиновый фаллос.
– Что это еще за вибратор? – тихо спросил я Рыбкина. – Твой подарок? Я, знаешь ли, еще и сам…
Он слегка покраснел и забормотал:
– Да понимаешь, старик. Я вообще-то тебе телевизор хотел подарить. Или холодильник фирменный. В хозяйстве-то пригодится… А Лара тут нашла этого «Оскара» – ну, знаешь, приз американский – и прямо загорелась: давай, мол, подарим. Вещь-то оригинальная. Ни у кого такой нету. Да ты знаешь, сколько он стоит? – оживился мой друг. – Как телевизор, холодильник да еще и посудомоечная машина…
– Ну а мне-то что с ним делать? – поразился я. – Орехи колоть? Уж лучше бы ты и впрямь вибратор подарил…
Виталька смущенно развел руками: мол, ничего теперь не поделаешь, брат.
Тем временем батюшка поставил «Оскара» на постамент и принялся размахивать метелкой. На нас полетели холодные брызги.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, освящаю сей предмет…
Священник замялся и почесал в голове, не зная, как поприличней назвать фаллическую фигурку. Лариса с готовностью подсказала:
– Оскара!
– Освящаю Оскара, – подхватил молодой батюшка, сделав ударение на втором слоге.
Через минуту «Оскар» принял православие. Вся честная компания с гомоном погрузилась в машины и помчалась праздновать в дом, где мне предстояло жить (в этом я был уверен) до самой смерти.
