Глава 26
Шантаж
По-настоящему очнулся я только утром в троллейбусе, который вез меня на работу.
«Лебединая песня» моего больничного обошлась мне не только физическими страданиями. Гораздо мучительнее были страдания нравственные. Я потерял почти все. Поссорился с Марией и Светланой, и даже Катьки, которой я мог бы излить душу, у меня теперь не было.
Я уныло посмотрел на свои тускло поблескивавшие ботинки. Неужели отныне и до скончания века я обречен на одиночество? Нет, нужно продержаться этот день и немедленно идти на перемирие. Со всеми. Сразу.
Из угла учительской на меня недобро блеснули глаза Сонечки. Господи, я ведь что-то наплел ей насчет того, будто хочу взять биологию!
Мухрыгин был тут как тут. Он тупо колотил мячом об стену. На мгновение физкультурник прекратил это занятие, понимающе глянул на мою помятую физиономию и панибратски сказал:
– Приветик, Василич! Похоже, ты еще не выздоровел…
Нет, я решительно не желаю якшаться с этим мерзавцем!
– Да что-то в этом роде, – пробормотал я, поглядывая на завуча Римму Игнатьевну. – Больничный такой короткий…
– Арсений Кириллович, – строго спросила меня историчка, – это правда, что вы хотите взять биологию?
– Может, ты еще и физру возьмешь? – нагло ухмыльнулся Мухрыгин. – У нас бы с тобой здорово получилось…
– Да нет, – стал оправдываться я. – Я уже передумал.
Я схватил журнал и поспешно ретировался. В коридоре я наткнулся на недобрый взгляд хулигана Еписеева. Хулиган посмотрел на меня исподлобья и буркнул:
– Здрасьте!
– Здравствуй, Володя, – льстиво пробормотал я и, заговорщицки подмигнув, спросил: – Мать-то дома сегодня?
– В ночную, – бросил Елисеев. – А вам-то что? Опять шмон устроите?
– Нет, ну что ты… – отступил я и побрел на урок.
На большой перемене в буфете ко мне подошел Мухрыгин. Похоже, он решил, что после нашей схватки мы с ним стали закадычными дружками.
– Василич, может, пивка? Я угощаю…
Я посмотрел в бычьи глаза физкультурника, и на мгновение мне стало страшно. Ссориться с ним все-таки не очень хотелось. Тем не менее я переспросил:
– Угощаешь? На те деньги, что ты взял у меня, так?
– Господи! – изумился адидасовец. – Ты еще не забыл? Да подавись ты своими грошами. Я на стоянке в сто раз больше зарабатываю…
– Нет уж, – разошелся я. – Ты мне эти деньги через суд вернешь!
Мухрыгин налился краской и прошипел:
– Вот ты, значит, как?
– Именно так, – продолжал я гнуть свое, хотя ни в какой суд обращаться, разумеется, у меня и в мыслях не было.
– Ну смотри. Как бы тебе не пожалеть. А то ведь я так пугануть могу…
Не договорив, Мухрыгин хлопнул меня по плечу и, неприятно выставляя носки кроссовок наружу, отошел.
– Прекратить кидьбу мячом! – раздался его голос в коридоре.
В препоганейшем настроении я вышел из буфета. Внезапно у меня под ногами раздался оглушительный взрыв. Хлопушка… За углом мелькнули лоснящиеся штаны хулигана Еписеева. Донесся гогот.
Да что они все, сговорились? Если так пойдет дальше, то я, наверное, не выдержу и сорвусь.
До конца занятий я все-таки продержался. Дождавшись, когда учительская опустеет, я просунул в дверь голову. У окна курила Марианна. Она повернулась на скрип и сказала:
– Сеня? Как хорошо, что ты зашел. Мне нужно с тобой поговорить…
Этого еще не хватало. Неужели она собирается выплеснуть на меня свои проблемы? Я нервно вытащил сигарету и примостился около утыканного гвоздями кактуса. Англичанка смотрела на меня настороженно. Серебряная цепочка слабо вздымалась на ее груди.
– Даже не знаю, как начать… – смущенно пробормотала она и окуталась клубами дыма. Я подождал, пока дым рассеется. – Дело деликатное… А ты все-таки мужчина…
– Это кому как, – невесело усмехнулся я, припомнив свои недавние подвиги.
– Сонечка на тебя взъелась, – собралась с духом Марианна Александровна. – Ведет себя, как базарная баба…
Я молчал.
– Я думаю, это все из-за того, что ты хочешь взять биологию.
– Да не хочу я никакой биологии! – взорвался я. – Что она там тебе наплела?
– Гадость какую-то. Ты, мол, ей делал какие-то намеки, даже прижимал в углах…
– Что?! – выпучил глаза я. – Я?! Эту уродину?!
– Ну да.
– Это когда же она такое сказала?
– Пока ты болел…
Я заглянул в темные глаза Марианны:
– Но это же бред!
– Вот и я думаю, что ты не способен на такое, – англичанка затянулась и с чувством добавила: – Я имею в виду – с ней…
«С ней – никогда», – хотел сказать я, но в этот миг дверь распахнулась и с диким воплем ворвалась Софья Петровна. Ее белые жидкие волосенки были всклокочены. Судя по всему, последние полчаса она провела в засаде. Я загородил насмерть перепуганную Марианну.
– А-а! – проревела любительница заспиртованных тварей, как одна из них в живом виде.
Она попыталась дотянуться до моих волос костлявой рукой в йодистых пятнах. Марианна скользнула в сторону, подхватила пальто и выскочила из учительской. Я как можно спокойнее спросил:
– В чем дело, Софья Петровна?
Биологичка судорожно вцепилась в лацканы моего пиджака.
– Пустите! – истошно заорала она.
На этот зов в учительской с готовностью появились «К в кубе» и завуч.
– Вы видите, что делается?! – продолжала визжать биологичка. – Этот маньяк насилует учителей! А тут дети…
Я попытался оторвать от себя костлявые пальцы, но тщетно.
– Немедленно отпустите Софью Петровну! – строго сказала Римма Игнатьевна и повернулась к директору: – Константин Кузьмич, вы же мужчина, прошу вас…
«К в кубе» замаршировал на месте и протер лысину платком.
– Вы вот тут все шутите… – попытался сказать он свою поговорку, но Сонечка перебила его:
– Какие уж тут шутки! Это же просто уголовщина! Зовите Мухрыгина!
Только этого мерзавца не хватало! Мне наконец удалось оторвать от себя жилистые руки, и биологичка полетела на пол.
– Вы все видели? – сдавленно просипела Сонечка. – Его нужно увольнять! За аморалку! Немедленно!
– Ну будет вам, будет, – безразлично заметила Римма Игнатьевна, будто происходящее было совершенно обычным школьным делом.
– Арсений Кириллыч, – наконец собрался с духом директор и погрозил мне пальцем, – чтобы это было в последний раз!
Из бокового кармана его синего халата торчал надкусанный батон белого хлеба.
