День был хмур, сер и, как обычно, скучен. Весна явно запаздывала — по небу гуляли свинцово-тяжелые тучи, и редкий луч солнца пробивался сквозь них лишь на минуту, да и то только затем, чтобы осветить грязь и мусор вокруг. Уже минут пять Влад стоял перед остановкой, вытянув в сторону правую руку, но тщетно — автомобили проносились мимо, поднимая в воздух мельчайшие пылинки той мерзкой смеси льда, снега и песка, которая покрывает петербургские дороги от конца октября до начала апреля. Обыкновенный день, ничем особенным от остальных не отличавшийся, разве что он был последним в череде будних, потому маячившие с понедельника возможные радости уик-энда приобретали все более четкие очертания. Мало того, в эту пятницу он был приглашен на день рождения Марины, жены начальника кредитного отдела Саши Ильина, большого человека в их филиале и его, Влада, непосредственного руководителя, поддерживающего с ним также и дружеские отношения.

Вдруг скрипнул тормозами старенький «москвичок», водитель сам открыл дверцу и, не спрашивая «куда?» и «сколько дашь?», крикнул: «Садись!» Влад сел, назвал улицу, мысли побежали дальше. Когда с подобным событием поздравляли самого Александра, то делали это прямо на работе — устраивали нечто вроде шведского стола, созывали народ, всех сотрудников до единого, пили-ели-веселились.

Кто, выказав должное почтение, после двух-трех рюмок укатывал по своим делам, кто, напротив, оставался чуть ли не до ночи, потом, пьяные, усталые от разговоров, отправлялись по домам — вот и весь праздник. День рождения супруги, однако, был для Саши пуще Рождества — сам созывал гостей, помогал Марине готовить всяческие блюда, бегал по квартире мокрый, взъерошенный, но гладко выбритый и в галстуке, в непременном фартуке в цветочек — точно положительный герой из американского сериала. Влад знал, что и нынешнее торжество вряд ли будет отличаться от предыдущих — так же придет человек двенадцать-пятнадцать (половина из них добросовестно напьется), Александр с его отрицательным отношением к никотину разрешит курить только на тесной кухне, куда поочередно будет выходить сплетничать то женская, то мужская часть общества, в разгар праздника Марина, как обычно, позовет к гостям дочку и заставит ее петь или читать стихи. Четыре года назад, когда он впервые побывал у них в семье, зрелище это казалось умилительным и интересным, но тогда девочке было чуть больше трех лет, и при виде Настеньки, стоящей на табуретке, принесенной из кухни, и звонким голосочком читающей четверостишие из букваря, каждый готов был расплакаться. Сейчас она уж во втором классе, высокая — верно, в школе «дылдою» зовут или «шпалою», табуретка уже не надобна, — а все равно ведь выведут, поставят перед столом и заставят что-нибудь продекламировать. Потом все, причем одновременно, вскочат, и кто по домам начнет разъезжаться, кто — дальше выпивать-закусывать. Влад относился к последним, ибо, несмотря на подходящий возраст, своей половины не имел, ввиду чего в действиях был волен, а выпив, становился весел и подвижен, потому и тянуло если не на подвиги, так на приключения. Маршрут подвергнувшихся влиянию алкоголя участников компании был однообразен — отправлялись они или во Дворец молодежи, играть в бильярд, или же в «Минотавр», на площадь Мужества, танцевать. Со следующего утра — головная боль, пиво, сон, в воскресенье — баня, приводящая общее самочувствие в должный порядок, в понедельник — на работу. Скучно? Кому — да, кому — нет. Для Влада слова «лучше водку пить, чем воевать» были естественной житейской мудростью. Скука лучше катаклизмов, а неспешное шествие жизни — резких рывков, после которых нужно непременно останавливаться, чтобы отдышаться. К тому же события, нарушающие монотонность будней, ценились особенно. Например, Косовский — его коллега, сотрудник того же отдела — обещал, что сегодня в качестве гостьи должна появиться давняя подруга хозяйки, с которой Косовский с детства знаком — весьма интересная дама, симпатичная и привлекательная, раньше не являвшаяся на день рождения к Марине, потому что не любит публичные сборища, да и вообще ввиду неудачного замужества зла на мужчин и на людей и мир в целом. Косовский с неведомо откуда взявшимся энтузиазмом в течение всей недели активно рекомендовал ее Владу, выводил его «подымить», хотя и знал, что тот не курит, подмигивал заговорщицки и не упускал случая о ней упомянуть. С чего это вдруг коллега начал сводничать, Влад не понимал, однако заинтересовался — всегда интересно пообщаться с новой женщиной, тем более приятной, умной и свободной, как рекомендовал ее Косовский. Правда, несколько смущало предполагаемое присутствие на торжестве Ларисы — его подруги в течение последних двух лет, пусть и не постоянной, пусть и встречи их были периодическими, а отношения часто прерывались, но женщиной она являлась эксцентричной и непредсказуемой, посему, тем паче выпив, была способна на любой поступок, и Влад совершенно не исключал той возможности, что она вновь предпримет попытку к сближению. Они оба видели, что не подходят друг другу, часто ругались, расставались, она заводила себе новых любовников, появлялась с ними на людях, но ей ничего не стоило позвонить, сказать: «Я сейчас приеду» и бросить трубку, зная, что он будет против на словах, но вряд ли сможет прогнать, когда она уже появится в дверях. Потом они любили друг друга, жадно, ненасытно, но утром или он накричит на нее за следы крема для обуви на полу, или же она на Влада за то, что, шубку с крючка снимая, вешалку оторвал. Опять разрыв, опять расставание, будто навеки, но через некоторое время почему-то вновь, почти всегда случайно, пересекались. В конце концов подобная трепка нервов надоела, перестал видеть ее совсем. С момента последнего свидания прошло уже два месяца. Однако нынче им встретиться придется — как-никак Лариса была Сашиной родственницей, он их и познакомил, с Мариной она накоротке, так что сегодняшним вечером появление ее было неизбежно.

«Человек — раб привычек, — подумал Влад. — Но если сегодня она напьется и начнет приставать — пошлю к черту».

Но вот и приехали. Влад дал водителю две купюры — десятку и пятерку, тот, как принято у представителей этого рода занятий, заплакал о дороговизне бензина, о семье на его содержании, пришлось добавить еще пять тысяч. Он почти не опоздал: на больших часах, висевших непосредственно напротив входа в банк — видимо, для лишнего напоминания сотрудникам о времени, — стрелки указывали на три минуты одиннадцатого. Влад кивнул охранникам, быстро прошел по длинному коридору, зашел в свой отдел, сбросил пальто, повесил его на плечики, сунул в шкаф, уселся за свой стол, открыл его и начал поочередно вынимать из выдвижных ящиков визитницу, еженедельник, текущую документацию и прочие бумаги, сразу просматривая их и раскладывая на поверхности стола. Вошел Косовский:

— A-а, здравствуйте, здравствуйте, Владислав Дмитриевич! Опоздали-с?

Влад поднял руку и посмотрел на часы: десять часов девять минут. За опоздания никто особенно замечаний не делал, а уж этот коллега на то права явно не имел, ибо должность занимал идентичную, но его шутки-прибаутки были настолько колкими, если не сказать — злыми, что послать его язык не поворачивался и спорить с ним о чем-либо не хотелось. Скользкий, хитрый, лезет ко всем в друзья, а сам, поговаривают, бегает к начальству с докладами. Посему никто с ним ругаться не решался, а у Влада же и причин на то особенных не было.

— Да, — ответил он, — тачку не мог долго поймать. Впрочем, тебе-то что за дело?

— Нет, ничего, — обнажил тот зубы в улыбке, — считай, что разговор пытался завязать. Ты идешь сегодня к Ильиным?

— А как же — ты ведь знаешь.

— Знаю, знаю. Что дарить будешь?

Влад пожал плечами и сказал:

— Теряюсь. В обед заскочу в какой-нибудь магазин, куплю что-либо — очевидно, духи.

— Да ты ей все время парфюмерию преподносишь, — всплеснул руками его собеседник, — так, глядишь, через десять лет у нее составится вполне приличная коллекция. Да и мужа у нее нет, что ли? Съезди на Невский, купи ей косынку в любом бутике — сейчас модно, будет довольна.

— Хорошо, — ответил Влад, — спасибо за совет.

Вошел Саша Ильин — стройный, подтянутый, одет с иголочки, в плечах косая сажень, видно — спортсмен, чего никогда не скрывал, не пил, не курил, вроде как четырежды в неделю посещал спортзал и бассейн, хоть все знали, что на самом деле доходил до них только два раза, остальные проводя у любовницы. Все, естественно, знали, кроме жены. В работе был исполнительным до рьяности и, благодаря богатому опыту, считался крупным специалистом, занимал место начальника одного из самых важных отделов их филиала и, как шутил Косовский, акционеров устраивал целиком и полностью. «Акционеров» — то бишь хозяина банка.

— Ну, что у нас сегодня? — обменявшись рукопожатием с коллегами, спросил он. — Никто еще не обратился с предложением взять у нас кредит под залог фальшивых бриллиантов? — (Это была любимая шутка Ильина, с неизменным успехом им ежедневно повторяемая и неизбежно, несмотря на ее кажущуюся избитость, вызывающая смех у Наташи, юной, но весьма томной девицы, которая в их отделе занималась выполнением различных мелких поручений, отвечала на звонки — то есть являлась, по сути, секретарем-референтом. Весь ее вид красноречиво говорил, что она в Александра Николаевича страстно влюблена, но, зная ее характер, Влад понимал, что сие она демонстрирует специально, вероятно надеясь на Сашину протекцию для получения в будущем более высокооплачиваемой должности. Ильин это тоже замечал, но, смеясь, всегда повторял, что первым делом самолеты, а девушки — потом. Эта шутка была у него второй и последней.) Вместо ответа они привычно рассмеялись.

Время до вечера, включая обед, пролетело быстро. Влад свою трапезу променял на путешествие в центр, в магазин «Бабочка» на Фурманова, где долго выбирал косынку и остановился, как ему показалось, на вполне приличной. Девочка же, стоявшая за прилавком, так ее изящно и красиво упаковала — обернула красной бумагой, обвязала крест-накрест прелестной золотой ленточкой, — что подарок получился весьма и весьма занимательным. Саше показывать не стал — несмотря на давно установившиеся между ними дружеские доверительные отношения, боялся, что окружающие сочтут, будто он подлизывается, — Косовским быть не хотелось. Когда стрелки часов приближались к трем пополудни, Ильин вдруг вскочил, быстро оделся, сказал:

— Так, ребята, у меня сегодня короткий день — а вас жду в восемнадцать тридцать. Наташа, пока!

— До свидания, Александр Николаевич! — повернувшись к нему, ответила Натали, в один миг вдруг вся вспыхнув, расцветая, — казалось, сейчас она вскочит, бросится к нему на шею. Однако, как только дверь за Сашей захлопнулась, она так же быстро потухла и со скучающим видом стала раскладывать на компьютере пасьянс.

В конце рабочего дня, когда за окном уже смеркалось, в комнату вихрем ворвались операционистки Аня и Света, две жизнерадостные неразлучные подруги, одинаково неопределенного возраста, одинаково склонные к полноте, одинаково подвижные, одинаково неунывающие, — казалось, они разговаривают и даже думают одинаково. Они тоже были приглашены на празднество, посему принарядились, в руках у Светы был огромный букет роз. Перебивая друг друга, они скороговоркой с ходу заверещали:

— Мальчики, а, мальчики, ну что же вы не собираетесь! Опоздаем ведь! Серж, давай быстро, заводи «аутомобиль» свой, и вперед!

Косовский, который еще утром пообещал, что они поедут вместе, засуетился, оделся, все спустились вниз, кое-как разместились в его «семерке», Влад впереди, дамы — сзади, поехали. Семья Ильиных жила не так далеко, на Мориса Тореза, рядом с гостиницей «Спутник», так что Влад не боялся опоздать. Вскоре они уже поднимались на лифте. Дверь в квартиру была, конечно, открыта, но все равно позвонили, дабы возвестить о своем приходе.

Навстречу им выбежала Марина, виновница торжества, раздались крики радости, начались лобызания, будто они лет десять не виделись. Гости были уже в сборе, Влад, войдя, мгновенно обратил внимание на Ларисину шубу на вешалке, усмехнулся. Но как только он вошел в комнату, понял, что опасения напрасны — бывшая подруга пришла сюда с очередным женихом, который обладал, чувствовалось, развитой мускулатурой и целеустремленным взглядом. Было ясно: такой — не отпустит. Ну и к лучшему.

Влад поочередно поздоровался с гостями. Знаком он был со всеми, исключая кавалера Ларисы, еще одного парня, устроившегося в углу, и ту самую женщину, о которой ему ранее поведал Косовский. Он же ей Влада и представил. «Ой, недурна, ох, весьма недурна!» — подумал тот и вдруг почему-то смутился. Даму звали Жанной, она предложила ему сесть рядом, а на Сергея даже не взглянула. Тот мгновенно ретировался и пристроился между Аней и Светой, которые уже весело над чем-то хохотали.

Теперь все были в сборе, музыку заглушили, встал Саша, поднял рюмку, начал говорить тост — о том, как он счастлив быть мужем столь прекрасной женщины, любящей супруги, внимательной и нежной матери, заботливой хозяйки и пр., и пр., и пр. Говорил долго, светящаяся счастьем Марина, казалось, вот-вот прослезится, наконец закончил, все чокнулись, выпили (сам хозяин только пригубил), бросились закусывать. Несмотря на пост, блюда были преимущественно мясные — говяжий студень с хреном, говядина копченая, так называемый салат «оливье», опять-таки с говядиной, но присутствовала и рыба — семга, белуга и столь любимая Владом селедка — маслицем полита, лучком посыпана, а к ней вареный картофель с укропчиком. За долгое время своей одинокой, холостяцкой жизни Влад приспособился довольно сносно готовить, но соревноваться с Сашиной женой ни за что бы не стал. Все у нее выходило так замечательно, что сомневаться в словах Ильина о том, что она и женщина прекрасная, и хозяйка отличная, не приходилось. «Почему же он от нее к другой бегает?» — мелькнул в голове вопрос.

К такой закуске одной рюмки было мало, и Влад, не дожидаясь следующего тоста, налил себе еще водки, одним глотком выпил и продолжил заниматься сельдью.

— Ого, — вдруг, повернувшись к нему, заметила Жанна, — ловко это у вас получается.

— А вам разве не говорили, что я по этой части мастер? — сказал он, опять смутившись.

— Мне о вас ничего не говорили, кроме того, что вы работаете у Александра в отделе и что будете здесь помимо прочих. А кто, по-вашему, мог мне нечто, рассказать о вас?

— Да вот, например, Косовский — будто бы ваш друг детства.

Губы ее вдруг сжались, в это мгновение Влад рассмотрел ее лицо внимательно — черты, может, не совсем правильные, но чрезвычайно милые. Способствовал этому впечатлению то ли умело наложенный макияж, то ли общее обаяние, от нее исходившее. Глаза, однако, огромные, черные, бездонные. «Да, почти красавица», — заметил он про себя. Может, действительно за ней приударить? Ну хотя бы сегодня?

— Это он вам сообщил? — спросила Жанна.

— Да. Разве что-то не так?

— Да, не так. Мы с ним знакомы с детства, но другом он мне никогда не был.

— Ну-ну, не сердитесь — откуда мне знать? А с Ильиными вы давно общаетесь? — постарался он переменить тему.

— Марину, кажется, уж знаю всю жизнь, а Сашу — с момента их знакомства, на свадьбе их гуляла, за Настенькой помогала ухаживать, еще раньше видела вон ту леди, что сидит на диване слева, — она двоюродная сестра хозяйки, — и вот теперь мне представили вас. Все.

— Странно. Вы так долго знаете Ильиных, а с их друзьями незнакомы.

— Так это друзья в основном Саши, не Марины ведь. Я тут у нее, поди, единственная подруга. А раньше я ни на какие празднества сюда не приходила.

— Почему же?

— Не знаю. Я домоседка по натуре и шумных сборищ не люблю. Но на этот раз меня Марина так сильно уговаривала, что отказаться было просто неприлично. Впрочем, кушайте, а то со мною заговоритесь, голодным останетесь.

— Ну уж нет. Что-что, а плотный ужин, да еще такой, я никогда не упущу.

Его собеседница улыбнулась. Тут как раз застучал вилкой о рюмку Косовский, быстро произнес тост, видно, заранее подготовленный, выпили. Сказала тост Аня. Выпили. Поднялся культурист — ухажер Ларисы. Говорил на кавказский манер, долго, скучно, но его слушали с напускным вниманием из уважения. Наконец, опять выпили. Влад уже чувствовал влияние алкоголя, легкое-легкое, потому приятное. Девочки встали с мест, сходили на кухню, покурили, обсудили последние новости, вернулись, поднялись мальчики, покурили, поговорили, тут и горячее подоспело — натертая чесноком жареная курица с прочими специями, картофельное пюре, овощное рагу, грибы — все как обычно. Если бы не новая знакомая, то, доев, можно было и собираться — скучно до одури, ну а с ней вроде интересно, продолжили беседу.

— Кстати, — обратился к ней Влад, — вы где работаете?

Она вздохнула и ответила:

— Косметологом в институте пластической хирургии я работаю — делаем старых молодыми, страшных — красивыми, изменяем детали лица. Хотите, вот, например, исправим форму вашего носа.

Он сел к Жанне в профиль, сделал паузу, вновь повернулся:

— Вам не нравится форма моего носа?

Она засмеялась:

— Да нет же, я к примеру.

— Вы мне лучше волосы нарастите. А то, чувствую, на затылке уже плешь образуется.

— Ой, не печальтесь — вспомните древних: лысина есть не порок, а свидетельство мудрости.

Опять засмеялись. Продолжали беседовать, расспрашивать друг друга, чувствовали взаимную симпатию. Влад рассказал чуть-чуть о себе — как жил раньше, где учился, как попал в банк, а затем к Саше в отдел, что живет один в небольшой однокомнатной квартире, в основном сидит дома, как медведь в берлоге, иногда куда-нибудь выбирается, чаще всего к друзьям — как сегодня. Работа — дом, работа — дом, как у всех. Нет, женат не был, детей нет, хоть и влюблялся по уши в свое время. Что случилось? А ничего не случилось. Прошла любовь, отцвели хризантемы в саду. Быт нынешний вошел в привычку, звезд с неба не хватает, да не так уж и хочется — возраст не тот. Что-то поведала о своей жизни и она — о том, что живет с отцом, отставным генералом, которого очень любит и уважает, и с почти уж взрослым сыном, во всяком случае внешне, которого тоже любит и уважает. Было и у нее сильное увлечение, но оно прошло, зато остался сын. Посвятила себя целиком его воспитанию и считает, что результаты очень хорошие.

— Ой, а что это я вам все так просто рассказываю, — вдруг спохватилась Жанна, — взяла, разоткровенничалась, алкоголь, наверное, подействовал с непривычки.

— Мало пьете?

— Отчего же мало? Редко!

— Так ведь часто, говорят, вредно.

— Может быть, но я не люблю устоявшиеся истины: то — плохо, это — полезно. Скучно. Не курю не потому, что вредно, а потому, что не нравится, свинину не ем потому, что невкусная, пиво не пью потому, что горькое, а вот пирожное или торт — для женщины чрезвычайно вредно! — я люблю, за один присест штук пять пирожных могу одолеть или полторта, — нравится, и все тут!

— То есть вы против того, что полезно, и за то, что нравится?

Сморщила лоб, подумала.

— Нет, пожалуй, я просто за то, что нравится. Если это еще и полезно — замечательно, если вредно — ну что же, пусть так!

— По-моему, — сказал Влад, — мы с вами единомышленники. Во всяком случае, мое отношение к жизни похожее.

— Не напрашивайтесь ко мне в союзники так сразу, — сказала она, кладя в рот ягоду винограда, — а то я подумаю, что вы шпион.

— Чей же? И почему? — спросил Влад.

— Сразу в союзники напрашиваются лишь шпионы, насколько же знакомый тебе человек является твоим единомышленником, становится известно лишь по прошествии известного количества времени.

«Ого! — подумал он, — наверное, предупреждает, чтоб слишком быстро в друзья не лез. Хорошо, не буду».

Тут подошел уже крепко выпивший Косовский, уселся на свободный стул через стол напротив, обвел их мутным взглядом и, указывая на рюмку в своей руке, произнес:

— Ничто не сравнится с настоящим виски из Кентукки! Но это — не «Джим Бим»!

— Что же это? — спросил Влад, подыгрывая ему.

— Это — водка! — ответил Сергей и залпом выпил. Закусил сельдью «под шубой», встал. — Ну, не буду вам мешать! — и пошел на кухню — вероятно, курить.

Жанна усмехнулась, кивнула в сторону уходящего Косовского:

— Непревзойденный ловелас, не найдя достойной пары, позволил себе напиться!

Подбежали вдруг Аня со Светой:

— Так, мальчики, девочки, собираемся, едем танцевать! Кто с нами? Саша, Марина — вы как?

Хозяйка пыталась что-то сказать, уж набрала воздуху в легкие, но, взглянув на мужа, сразу потухла и только легко выдохнула, а за обоих ответил Александр:

— Вы же знаете — мы не любители, уж извините.

— Так, — продолжили набор в свое войско бойкие толстушки. — Влад, ты, и вы… Жанна, да?

— Не знаю, — ответил он. Чувствовал, что устал за день, но домой не хотелось, оставаться здесь — тем более, повернулся к собеседнице: — А вы как на это смотрите?

— Я, пожалуй, как все. В принципе, раз уж выбралась погулять, так надо гулять, а не совой сидеть. Едем!

Желающих набралось примерно еще столько же. Оделись, стали громко прощаться, целоваться, пожимать руки. Саша напомнил приятелю:

— В воскресенье — баня. Шестнадцать ноль-ноль, не забудь.

— Ну, как можно! — ответил Влад. Посещение в последний день недели «Невских бань № 1» было давней сложившейся традицией в их компании, и нарушалась она чрезвычайно редко — лишь в силу особых обстоятельств.

Вышли на улицу, выпившие, веселые. Вдруг увидели, как их группу догоняют и присоединяются к ней Лариса со своим спутником:

— Мы тоже с вами!

Естественно, никто не был против. Света и Аня оживленно договаривались, куда отправиться.

— Я хочу в «Планетарий»! — плаксиво говорила Света.

— Ты там была? — спрашивала ее Аня.

— Нет, не была, но я по телевизору видела!

— «По телевизору»! — передразнивала ее подруга. — Там одни малолетки, что ты среди них будешь делать, калоша старая?!

— Сама ты калоша!

— Хорошо, пусть я «калоша», но там нам делать нечего!

— Ага, опять в «Минотавр»?

— А что? Замечательное место! Во-первых, вход в десять раз дешевле, во-вторых, нас там знают, посему, даже если все забито будет, впустят, — убеждала Аня Свету.

— Твой «Минотавр», — в ответ на, казалось бы, убедительные аргументы, сказала та, — у меня уже вот где! — и выразительно провела ребром ладони по горлу.

— Так, народ! — ко всем обратилась первая подружка. — Имеется два варианта: первый — «Планетарий», что в Александровском парке, езды — минут сорок; если какой-нибудь именитый калека с двумя песнями выступает, то стоимость билетов — сто пятьдесят тысяч штука, толпа дергающихся под какофоническую музыку обнюхавшихся малолеток, ну разве что испытаешь радость от одного дармового бокала «кока-колы»; второй — «Минотавр», площадь Мужества, путь туда займет пять минут, вход — вообще двадцать тысяч, нас туда в любом случае впустят, средний возраст мужчин — тридцать, женщин…

— У женщин возраста нет, — крикнул кто-то, — едем в «Минотавр»!

— Ну и езжайте, — Света обиженно надула губки, казалось, еще секунда, и она заплачет.

— А ты отправляйся в свой «Планетарий»! — ехидно бросила ей Аня.

— Ну и стерва ты! — сказала та и пошла вместе со всеми.

Пытались остановить автобус, но ничего не вышло, разбились на три группы, дабы поочередно добраться до места назначения, как-то так получилось, что Влад с Жанной и Лариса со своим парнем оказались в последней вместе. Остановили «Волгу», культурист договорился, сел впереди, Влад же пропустил перед собой на заднее сиденье дам, и, так как его новая знакомая устроилась на нем первой, получилось, что он сидит рядом не с ней, а с Ларисой, оказавшейся между ними. Ехали быстро, «качок», вполоборота повернувшись назад, о чем-то рассказывал, в салоне было темно, и Лариса, как ни в чем не бывало, стала своей ладошкой поглаживать его ладонь и тереться ногой о его ногу. Влад бросил на нее удивленный взгляд. Она, чуть наклонившись вперед, казалось, увлеченно слушала повествование своего нового друга, изредка прерывая его возгласами: «Да ну!», «Не может быть!», «А она?», «А он?» и «Вот это да!». Влад попытался высвободить руку, но бывшая подруга крепко сжала ее своими пальцами — если бы он продолжал сопротивление, это заметили бы в салоне, — пришлось смириться. Так до «Минотавра» и доехали. Спокойно вышли из машины, заплатили за вход, протиснулись внутрь. Охрана поочередно проверила всех, включая дам, у Влада спросили:

— Оружие есть?

Не зная зачем, сказал:

— Пистолет!

— Зарегистрируйте, пожалуйста! — вежливо предложил охранник.

— Шучу я, но мы же здесь не в первый раз — для чего спрашивать?

— У нас почти все не в первый, проходите.

Поднялись наверх, вовсю гремела музыка, народу была тьма, компания находилась уже там, каким-то образом ей удалось заполучить столик, вновь прибывшие подошли, присели на мягкий диван. Влад на сей раз постарался устроиться с Жанной рядом, а между собой и Ларисой усадить культуриста. Получилось.

Заказали спиртное, чокнулись, выпили. Несмотря на работающие кондиционеры, всюду витал табачный дым. Владу вдруг нестерпимо захотелось пива. Вполне отдавая себе отчет о возможных последствиях и помня главный постулат пьющего: «Не смешивай напитки!», тем не менее заказал. Болтали о всякой всячине, вспоминали различные истории, внезапно протрезвевший Косовский — чувствовалось, что попал в свою среду, — то вставал из-за столика, направлялся к стойке бара, присаживался к скучающим там девушкам, разговаривал с ними, то опять возвращался, то бежал танцевать.

Влад пытался вести с Жанной обычную в подобных случаях беседу — спрашивал о занятиях на досуге, кинофильмах и прочей ерунде, но понимал, что не то, что не о том; она же на все вопросы отвечала старательно, но большей частью односложно, с интересом оглядывалась по сторонам — было заметно, что ей здесь нравится, хоть и несколько непривычно. Зазвучала медленная музыка, Влад предложил ей:

— Танец?

— Что — танец? — спросила она.

— Ну, может, потанцуем?

— A-а, это сейчас так даму на танец приглашают? «Танец! Ну-ка, быстро!»

Влад с готовностью вскочил с места, склонился перед Жанной, сделал шаг назад, помахал перед собою рукой, будто в ней была шляпа с пером, затем выпрямился и подал ей руку.

— Это совсем другое дело! — отреагировала она на эти действия.

Мелодия была старой, знакомой, он пытался вспомнить автора, но не смог. Пробрались к площадке, на шли свободное место перед рядом зеркал, он бережно положил ей руку на талию, другой взял ее ладонь, начали танцевать.

— Я, впрочем, не слишком умелый партнер, — наклонился к ней Влад, — но на ноги обещаю не наступать.

— Ну-ну, не скромничайте, — улыбнулась она, — у меня складывается впечатление, что вам приходится не в первый раз вести даму в танце, да и здесь вы частый гость, верно?

— Захаживаю периодически. Во-первых, этот клуб не такой огромный, как прочие, что я очень ценю, во-вторых, неподалеку от дома.

— Да, мне здесь нравится. Шумно и… весело.

— Ну, может, вокруг и есть некая атмосфера веселья, но она сформирована в основном алкоголем и внутренним настроем людей на праздник. Стоит же выйти на улицу, вдохнуть сырого воздуха — и вновь наваливаются серые будни, проблемы…

— Но для того, наверное, подобные места и существуют, чтобы человек отдыхал, отвлекался от своих мыслей, пил, танцевал и веселился, пусть и осознавая, что радость его достаточно искусственна?

— Пожалуй, вы правы. Кстати, существует особая категория людей, коих иная жизнь не привлекает, — как мы ходим на работу, так они приходят сюда, проводя здесь каждый вечер. Вон, на маленькой сцене, на возвышении, танцует в одиночестве девушка — я ее встречаю каждый раз, как сюда прихожу, и всегда она танцует одна — впрочем, может быть, она «работает» — уж больно похожа на проститутку, но за стойкой бара другие сидят, видите — только курят, даже не пьют ничего? Каждый вечер здесь. Я у бармена спрашивал — что, проститутки? Он мне: «Нет, что ты, нормальные девчонки. Правда, не заказывают ничего — деньги экономят, видно, не очень тех денег много, но один раз к нам Николай Роменко зашел — так они встрепенулись, по „кока-коле“ попросили — застеснялись, видно».

— Так, очевидно, — сказала Жанна, — это их образ жизни: видя, как другие чему-то радуются и веселятся, окунаться в эту атмосферу и чувствовать себя частицей праздника. Впрочем, это такой же самообман, как многое другое.

— Что именно?

— Ну, тот же алкоголь: выпил — тебе и весело. Или захотел погрустить, выпил — и вот, как в море, погружаешься в огромное горе, а протрезвел — и все как обычно. Может быть самообманом и любовь, и счастье, и, наоборот, страдание и печаль. Мы многое себе придумываем, хотя, кажется, что проще — быть самим собой?

— О-о, — покачал головой Влад, — это-то и есть самое трудное. Это целая наука, поиск самих себя иногда затягивается на всю жизнь.

— Возможно. И хватит спорить — давайте просто потанцуем.

Жанна нравилась ему все больше и больше. Все, что она делала, получалось у нее естественно и просто, ни тени жеманства, кокетства, притворства. Под легкой тканью блузки чувствовалось упругое тело, от волос и открытой шеи приятно пахло, двигалась она легко, свободно. Но танец закончился, пришлось возвращаться. Влад про себя отметил, что делает это с сожалением, что с удовольствием танцевал бы с ней еще и еще.

Из-за стола слышался смех — Косовский рассказывал анекдоты. Но зазвучала быстрая музыка, все поочередно встали, первыми Аня и Света, вновь, забыв недавнюю перепалку, подруга — не разлей вода, пошли танцевать. Жанна и Влад остались вдвоем.

— Под такой ритм вам, — спросил новоиспеченный кавалер, — потанцевать не хотелось бы?

— Нет, это для меня чересчур, — отмахнулась она.

Он ощутил, что ему жарко, что испытывает жажду, поэтому, заметив стоящее перед ним ранее заказанное пиво, выпил полбокала сразу.

— Как насчет последующего самочувствия? — указала Жанна на ополовиненный бокал. — Водка с пивом до добра не доводят.

— Ой, на сей счет не беспокойтесь, — ответил Влад, — дойдет очередь и до коньяка:

— Все понятно, — протянула она, — апофеоз пьянству. Это откуда?

— Неточная цитата Гете.

— Так, а еще цитату можете?

— Пожалуйста:

— Оч-чень интересно. Опять Гете?

— Опять.

— Хорошо, давайте все, что помните, с указанием имен авторов, а я подготовлю резюме.

— Запросто. Опять Гете, чтоб не сбиться:

Далее:

И еще:

Ну, прочие его замечания, например:

или

и самое главное:

Теперь Пушкин, отрывочно:

последнее, боюсь, неточно.

Лермонтов:

Бернс:

И еще целое стихотворение о пиве «Джон — ячменное зерно», его-то я вовсе не помню. Однако были поэты и с негативным отношением к спиртному, вот, Саша Черный например:

Впрочем, это он, наверное, с похмелья написал.

В общем, дай вы мне возможность подготовиться, я гораздо больше бы привел примеров, в том числе и в прозе. Но каким же будет ваше резюме?

— Простым, как любая истина. Вы — алкоголик!

— Неправда. Выпиваю разве что в уик-энд. А на работе у нас с этим строго. Года три назад бокал пива за обедом летом или стопочка водки зимой считались обычным явлением, а в коридоре стоял большой холодильник, куда складывался принесенный благодарными клиентами алкоголь, и ни у кого не вызывало удивления, если перед перерывом кто-то вынимал из него бутылку и брал с собой. С течением времени порядки ужесточились, и если теперь кто появится на своем месте с явными признаками похмелья, премии лишается, а то и половины ожидаемой зарплаты, в холодильнике же сейчас хранятся только «пепси-кола», да минеральная вода.

— Значит, вы — потенциальный алкоголик. Во всяком случае, у вас для оправдания тяги к спиртному даже существует некая умозрительная основа, идеологический фундамент.

— Нет, я с вами не согласен. Я просто не отказываю себе в некоторых удовольствиях, в данном случае — чувственных, даже если они и вредны, кстати, как и вы, только у вас это пирожное, а у меня — алкоголь. Вот и все.

— Хорошо, считайте, что убедили. Вы — не алкоголик, вы — просто пьяница. Впрочем, тогда и я выпью вместе с вами, тем более что тост уже готов — за удовольствия, которые нам приносят пусть и вредные вещи!

Чокнулись, выпили — он закончил с пивом, она сделала глоток своего то ли «Кампари-джус», то ли «Мартини-Бьянко». Опять зазвучала медленная музыка.

— Танец? — повернулась к нему Жанна.

— Так теперь мужчин на танец приглашают? — переспросил Влад.

— Вы, значит, против?

— Нет, я согласен на приглашение в любой форме!

— Тогда идем?

— Конечно!

Взявшись за руки, спустились на площадку. Медленно кружась с Жанной в танце, он чувствовал к ней уже не только симпатию, но и нечто большее. Только что именно? Да, она волновала его, возбуждала, с ней было интересно разговаривать, с ней нравилось танцевать, он представил, как он ее целует, гладит, расстегивает ей блузку… «Да, — усмехнулся он про себя, — прекрасная картина! Ну а что я, собственно, теряю? Почему бы и не предложить ей поехать ко мне или же еще куда-нибудь? Да, если ответит решительным отказом, буду выглядеть глупо. А если окажется, что она не против?» — и вслух произнес:

— Жанна!

— Что? — подняла она на него глаза.

— Можно, я вас украду? — выпалил Влад.

— И куда же это?

— Ну, это уж вам решать. Впрочем, например, мы могли бы поехать ко мне…

— Ага, пить кофе и смотреть телевизор, да? — насмешливо произнесла Жанна.

— Нет, — он пожал плечами, — можно найти занятие поинтереснее.

— Понятно. Скажите, а женщины всегда ложатся с вами в постель спустя лишь несколько часов после знакомства?

Он понял, что допустил оплошность, что не надо было ей этого предлагать, разозлился сам на себя, что так получилось, ответил резко:

— Почему несколько? Иногда хватает и получаса.

— Так вы молодец. Тем не менее вас не слишком расстроит, если я откажусь от вашего приглашения?

— Вообще-то, достаточно сильно, но не до самоубийства.

— Я вижу, вы злитесь, не пойму только, на кого больше — на меня или на себя. Не надо. Я, очевидно, чересчур старомодна. Не знаю, может быть, в наше время все должно делаться быстро, решения приниматься спонтанно, по настроению, но мне кажется, мужчине, прежде чем тащить даму в постель, ничуть не мешает хотя бы недолго за ней поухаживать, пригласить на свидание, подарить какие-нибудь цветочки, пусть скромные, посетить, например, театр, поужинать в ресторане — нет, это отпадает, это далеко не в первую очередь, — просто, наконец, погулять по бульвару. Поймите меня правильно, вы мне симпатичны, но я никоим образом никуда не напрашиваюсь, меня ваш наскок, налет, несколько мне непривычный, может, смутил, может, расстроил. Однако, если ваше желание видеть меня не пропадет с наступлением завтрашнего дня, я могу оставить вам номер своего телефона — будем считать, на всякий случай.

Влад действительно злился и на нее, и на себя, но листок, на котором она быстро записала несколько цифр взятой у бармена ручкой, все же взял, засунул в карман, вместе они возвратились к столу. К компании прибавилась молодая девица, которую Косовский обнимал за талию, — видно, только познакомились, он ее пригласил за стол, она и не отказалась. Все громко смеялись, Сергей отшучивался от настойчивого предложения культуриста. Когда подошли ближе, Влад понял от какого.

— Армрестлинг? — поставив руку локтем на стол, видимо, уже не в первый раз произнес приятель Ларисы.

— Нет! — смеялся Косовский. — Ну ты на меня посмотри — какой я тебе соперник? Да меня же любое дуновение ветерка на землю, как былинку повалит, а ты хочешь своею ручищей мою ладошку пять, — еще, не дай Бог, инвалидом сделаешь! Во! — заметив подошедшего Влада, закричал он. — Вот тебе спарринг-партнер!

— Армрестлинг? — Культурист повернулся к нему, очевидно, в чем-то он чувствовал себя задетым, наверное, Сергей его как-то уколол, и он желал реабилитироваться, причем самым доступным ему способом.

— О нет, — усаживая Жанну на свободное место, ответил Влад, — я не по этой части. И года уж не те, и регулярные тренировки тела отсутствуют, образ жизни нездоровый… Вот выпить — это я могу, — пытался отделаться он от предложения.

— Хо! — хлопнул себя по коленям «качок». — А это чем хуже? Я — так с удовольствием! Пить будем водку, проигравший платит!

Влад понял, что вляпался. В своих силах он был уверен, но заканчивать вечер таким образом не собирался. Однако тут была возможность какого-то озорства, актерства; последующих планов после отказа Жанны он себе не составил, и ничто не мешало, собственно, ему напиться.

— Хорошо! — ответил Влад. — Как пьем — кто больше за один присест или по стопке, по очереди, пока кто-то не откажется или же там чувств лишится, не говоря о чем похуже?

Его соперник, подумав, сказал:

— По стопке, пока кто-нибудь сам не закончит!

Было видно, что ему нравится участвовать в каких бы то ни было соревнованиях, что в течение вечера среди незнакомых людей был он не в своей тарелке, теперь же попал в привычную обстановку, и это доставляло ему удовольствие.

— О’кей! — согласился Влад. — Пьем так: по пятьдесят граммов в минуту, запивать можно водой, причем в любом количестве. Сергей будет следить за временем. Ужин у Ильиных был плотный, так что осторожней, туалет — аж у входа на первый этаж. Проигравшим считается тот, кто скажет об этом вслух, или лишится, не дай Бог, чувств, или же покинет свое место. Какую водку пьем?

— «Абсолют»! — выпалил культурист.

Влад подозвал официанта, попросил принести литровую бутылку шведского варианта любимой белой, шесть бокалов минеральной воды без газа, без льда. За столом царило оживление, возбужденно ожидали потехи, но, когда бутылка оказалась посредине, все вдруг притихли, ибо размеры ее действительно выглядели внушительно.

Четвертый парень в их компании — Влад так и не запомнил, как его зовут, настолько он был тих и неразговорчив, — открыл емкость, разлил в маленькие стопки, Косовский, глядя на часы, махнул рукой:

— Начали!

И один и другой выпили без особого труда. Влад мысленно корил себя за пиво — ведь в течение вечера он пил только водку, пиво же могло внести коррективы и дать о себе знать в самый неподходящий момент. К тому же он привык закусывать, а не запивать — но тут оставалось надеяться на то, что желудок не успел еще переварить всю поглощенную на дне рождения пищу.

Выпили по второй.

Выпили по третьей.

Влад почувствовал, как организм сопротивляется спиртному, постарался отвлечься, взглянул на культуриста — тот смотрел на свои часы — видимо, вел счет времени самостоятельно.

— Пошел! — скомандовал Сергей.

Выпили по четвертой. Все молча следили за «поединком». Прошла минута.

Выпили по пятой. Подошел официант, остановился поодаль — догадался, в чем дело, с интересом наблюдал. «А он и радуется, — пронеслось в голове у Влада. — Чем компания более пьяная, тем на большее количество бабок он ее обсчитает…»

Шестая. Седьмая.

«Боже мой, — подумал он, — это сколько уже получается вместе с теми, что у Марины и Саши? Ма-амочки! Так, а я уже пьяный. Берем себя в руки».

Водку Влад запивал маленькими глоточками, знал, что с большим количеством воды пьянеешь сильнее, соперник же после каждой стопки опустошал полстакана.

Восьмая.

Культурист, опуская рюмку на стол, выронил ее, громко закашлялся, но справился с собой, оглядел сидящих вокруг стеклянным взглядом.

«Все — поплыл», — решил Влад.

Когда Косовский крикнул: «Следующая!» и он уже поднес стопку к губам, приятель Ларисы вдруг вскочил с места и, сметая всех и вся на своем пути, помчался на первый этаж — видимо, в туалет. Сергей встал, продекламировал:

Его соседка, смеясь, захлопала в ладоши. Позднее Косовский, поведавший, естественно, всем, кому мог, об этом случае, заканчивал свой рассказ фразой: «Для Влада четыреста граммов — только начало, а для того оказались концом. В общем, не успел он стартовать, как тот уже финишировал».

Радостного, однако, оказалось мало. Влад ощутил острый голод, подошел к стойке бара, попросил Витька — так звали одного из барменов — что-нибудь принести поесть, только быстро. Витек поставил перед ним на стойку тарелку с большим бутербродом, Влад жадно на него набросился. Как-то успокоив желудок, подумал, что неплохо было бы умыться, каким-то образом привести себя в порядок, спустился вниз в туалет. Там Косовский и этот, четвертый, парень, поддерживая культуриста под руки, пытались вывести его на улицу, тот, несвязно что-то бормоча, вяло сопротивлялся. Наконец они кое-как с ним справились, вышли. Влад долго умывался холодной водой, постепенно пришел в себя, повернулся к висящей на стене белой коробке, но она была пуста — бумажные полотенца отсутствовали. Достал из кармана платок, развернул его, тщательно вытер лицо, подтянул, стоя перед зеркалом, галстук.

Когда он поднялся наверх, Сергей сообщил, что парня усадили в такси, отправили домой. Согласно кивая головой под хихиканье Косовского, Влад вдруг почувствовал себя опустошенным, разбитым. Недавнее приключение казалось уже не смешным, а, напротив, мерзким, противным. Поискал глазами Жанну, но ее нигде не было.

— Что высматриваешь? — спросила у него Лариса. — Ушла твоя красавица.

— Когда? — удивился он тому, что не заметил этого.

— Как соревнование завершилось, так и ушла. Пойдем, у стойки посидим. Ты не против?

— Не против, — ответил он.

Уселись. Витек поинтересовался, не хотят ли они чего-нибудь выпить, Влад отрицательно замотал головой, Лариса же что-то себе попросила.

— Что, облом у тебя вышел? — обратилась она к нему.

— Облом, — согласился Влад. — А тебе-то что? Лучше б за женихом своим следила. Кстати, почему ты его домой не повезла?

— Я-а?! — подскочила со стула Лариса. — Да я его видеть не могу! Я, понимаете ли, приглашаю его в приличное общество, знакомлю с людьми, он как свинья нажирается, а я вокруг него еще, как бабочка вокруг фонаря, порхать должна?! Пошел он! — и уже спокойнее: — Расскажи лучше, как ты живешь.

— Зачем спрашиваешь? — устало произнес Влад. — Все ведь и так знаешь.

— Нет, не все. — Она затянулась, потом медленно выдохнула табачный дым. — Я, например, не знаю, к тебе мы сегодня поедем или ко мне? — И Лариса, положив ладонь ему на колено, вопросительно посмотрела в его глаза.

— У тебя есть повод решить, что я куда-то хочу с тобой ехать? — неожиданно зло переспросил Влад.

— В принципе, нет, — она повертела между пальцами сигарету, — но почему бы нам и не провести время вместе? Я-то, как увидела, на предмет чего вы сошлись в схватке, сразу решила, что в эту ночь окажусь вместе с тобой. А ты против?

— Ну, прежде чем что-то решать, неплохо бы было сначала посоветоваться со мной. — Он почувствовал, как откуда-то снизу, из глубины, поднимается желание, как оно вырастает, набирает силу, но подумал и о том, чего стоило их бурное расставание, какой ценой оно достигнуто, — неужто для того, чтобы заново начинать все эти дрязги, мучения, ссоры? О нет, нет, нет ни в коем случае! Вслух произнес:

— Я поеду домой, я устал и хочу спать.

— Ну так, — Лариса придвинулась к нему ближе, — давай спать вместе.

— Нет, извини. Рад был тебя видеть, но — до свидания. — Влад подошел к Косовскому, нежно шепчущему что-то своей новой подруге, спросил, сколько денег он должен внести в общий котел, услышав, достал бумажник, вынул из него несколько купюр, положил на стол, попрощался со всеми, спустился вниз, стоя перед гардеробом, долго не мог найти номерок, наконец отыскал, оделся, вышел наружу, жадно вдохнул в себя воздух.

— Такси? — услышал от прохаживающегося перед крыльцом парня.

— Такси! — ответил, сел в автомобиль, назвал адрес, через десять минут уже был дома. Пока ехали, свежий ветерок, врывающийся в салон благодаря чуть опущенному стеклу со стороны водителя, заставил протрезветь его еще сильнее, посему, зайдя в квартиру, достал из холодильника пиво, выпил на сон грядущий, разбрасывая одежду по комнате, разделся, упал на кровать и сразу же погрузился в глубокий сон.