Депутат Петросовета Алексей Михайлович Цыплаков был высоким, с благородной проседью на висках, степенным государственным мужем и трудовым своим прошлым гордился чрезвычайно. А начиналось оно давно, на колхозном рынке, и, сдирая с прибывавших «горных козлов» при разгрузке фуры по полтиннику за ящик, водила электротележки Леха Жареный о политической карьере тогда и не помышлял. Не очень она интересовала его и после, когда удалось заслать «влазные» папе и выдвинуться в главнокомандующие на цветочный филиал.

Странное тогда было время. Все еще верили и, прикрывая голый зад, шли к победе коммунизма, и по телевизору можно было свободно увидеть живое чудо природы — орденоносного полового гиганта с исполинской вставной челюстью. А торговать символом революционного процесса — гвоздикой ремонтантной — простым участникам этого самого процесса советская власть не позволяла категорически.

Помнится, не растерялся тогда Алексей Михайлович, а, тонко чувствуя момент и мудрую политику партии в душе горячо одобряя, быстро «навел коны» с магазином «Цветы», произведя также коренные изменения в многочисленных рядах толкавшихся на тротуаре перед прилавками цыгано-молдаванских тружениц.

Довольно, милые, шастать вам на Пискаревский мемориал и, засылая червонец менту поганому, чтоб отвалил в сторону, таскать букеты у святой статуи Матери-Родины! Доколе бегать вам к крематорию и, унижаясь перед Петькой Хмырем, скупать у него паршивую, почерневшую от жары гвоздику, которую он, паскуда, успел стянуть с уходящего в печь жмура! Вот вам качественный, дешевый товар, хватит всем, и поскорее вливайтесь в мировое рабочее движение, недаром же в пролетарской песне поется: «Красная гвоздика — наш цветок».

Влились с энтузиазмом. Забурел тогда Алексей Михайлович, личное авто купил и, поставив дело на широкую ногу, забыл, что высшее благо — это чувство меры. Как известно, жадность порождает бедность, и полгода не прошло, как захомутал его местный ОБХСС. Суровые дядьки с влажным блеском в глазах, напугав вначале до смерти, затем вдруг резко подобрели, и Алексей Михайлович попервости решил, что им здорово хочется в лапу. Однако, денег тогда от него не взяв, предложили чекисты Цыплакову два пути: иди или в сукадлы, или на зону, и первое было гораздо лучше, чем второе. Подписав гнусную бумажонку, Алексей Михайлович «сел на клейстер», кликуху ему дали Дятлов, и с тех пор никто его не щемил, более того, когда вышел у него конфуз со «знаками зелеными», то менты по-отечески помогли, отмазали с концами — уж больно стучал он громко и качественно.

В то же самое время случай свел Цыплакова со злостным хулиганом Василием Карнауховым — тот только что откинулся с зоны и, шатаясь бесцельно по городу трех революций, зашел за бригадирскую будку поссать. За удаль и молодечество был он тут же зафалован на должность уборщика и вскоре оказанное высокое доверие оправдал. Пока Алексей Михайлович «наводил», его подчиненный мастерски «давал наркоз» резиновым рихтовочным молотком тому, кто торговал с выгодой, но мало оглядывался по сторонам.

К сожалению, все хорошее скоро заканчивается, и в конце концов Васятке не повезло: лоханувшись, он взял на гоп-стоп не в меру резвого джигита и, подсев, однокорытника, однако, не вложил. Играя в несознанку, все взял на себя и с хибром «проканал паровозом с горящими буксами» по кривым рельсам советского законодательства. И покуда Василий Карнаухов, отдуваясь, чалил, Алексей Михайлович не скурвился и, о подельщике не забыв, засылал ему грев в количестве немереном, видимо чуя, что тот еще пригодится.

А между тем то ли цены на нефть упали, то другая какая лажа случилась, но только самые главные обладатели хлебных ксив затеяли перестройку. Задвинули гласность с демократией, попутно, правда, приватизировав в стране все самое ценное, и Цыплаков, чувствуя ситуацию, клювом щелкать не стал. Зарегистрировался как юрлицо и, получив благословение папы, свой же собственный филиал у родного рынка взял в аренду, увеличив при этом разовые сборы на порядок.

Пока в исполкоме обсуждали генеральную линию партии, Алексей Михайлович уже поставил на своей земле десяток ларьков и, пользуясь моментом, работая без лицензии и касс, раскручивался быстро. Очень скоро он максанул свое начальство в таком объеме, что оно тут же дало добро на создание арендного предприятия при рынке и откололо Алексею Михайловичу все оставшиеся филиалы в количестве трех штук. Между тем у верхних коммунистов с головой вообще случилось что-то странное — отдали свою монополию на водку всем желающим, и Цыплаков не только начал продавать ее машинами, но и сам, ни капли не теряясь, открыл подпольный разливочный цех, бодяжа спирт технический водой водопроводной и продавая свое детище под гордой маркой «Московская особая». Через полгода такой жизни он без колебаний заслал зампреду по торговле столько, что ошалевшая от счастья родная районная власть доверила создание торговых зон именно ему, и Алексей Михайлович ее, кормилицу, не подвел. Неподалеку от каждой станции метро на удивление быстро стали появляться скопища киосков — это направляемые железной рукой Цыплакова лучшие представители мелкобуржуазной стихии начали усиленно ее, стихию, развивать. У худших не оказалось ни денег, ни связей, и к своим торговым зонам Алексей Михайлович их близко не подпускал, — Господи упаси. Сам он мелкой розницей уже не занимался, а устремился туда, где из глубокой выгребной ямы с названием гордым «Торговля недвижимостью» люди нормальные черпали лопатами не дерьмо, а горы зеленых бумажек с изображением папы Франклина.

А страну родную тем временем корежило в потугах демократии. Генеральный перекрестился в президенты, доллар круто попер вверх, а вера в светлое будущее — вниз, и из мест не столь отдаленных воротился разбойник Василий Карнаухов. Только был он теперь не прежний стопарь с киянкой в руке, а степенный законник, живущий по понятиям, с кликухой звучной и ко многому обязывающей — Вася Гранитный. На те «воздуха» — подъемные, — что отвалил ему Цыплаков, он гулевать не стал, а, возвратив их как свою долю в общак, занялся делом: быстро сколотил команду, да не из отморозков каких, на шконках ни разу не бывавших, а из людей нормальных, кое-чего в жизни видевших, и первым делом отшил нынешнюю цыплаковскую крышу — дескать, вам, ребята, здесь больше делать нечего. Те, врубившись сразу, что масть гнедая, отлезли, а Гранитный, полагая, что для него наезды на киоски и лабазы — западло, активно включился в деятельность риэлтерскую. Работали по старой схеме: Алексей Михайлович — наводчиком зрячим, а Василий со своими тяжеловесами клиентов денежных стопорил с прихватом, стараясь, однако, до мокрухи не доводить, — грех все-таки.

Тем временем Союз нерушимый республик свободных доблестно накрылся копытами, повсюду начался совершеннейший беспредел, и Алексей Михайлович надыбал тему — главное дело всей своей жизни. Он начал строить. Не забыли вы, товарищи, как лысый папа с чекухой на черепе пообещал обеспечить каждую семью к двухтысячному году отдельной квартирой, и, натурально, облажался? Так что, дорогие сограждане, волоките свои кровные сбережения туда, где вас не обманут, где жилплощадь дешевая, а стены растут прямо на глазах, — в строительную компанию «Зекс».

Дело Алексей Михайлович поставил на солидную основу — с рекламой по телевидению, пышными презентациями и сногсшибательным окладом для лоховатого директора новой фирмы, которая сразу шагнула широко — одновременно заложила пять домов-тысячников. В один прекрасный момент обнаружилось, что, кроме нулевого цикла, ничего не построено, деньги и руководство компании отсутствуют, и, естественно, поднялся грандиозный скандал.

Шумели обманутые граждане, крутились менты и репортеры, но только Цыплаков с Гранитным врубались в истинное положение вещей и победно улыбались: бабки давно уже были переведены в счет платежей за несуществующие материалы и оборудование буферной фирме, отконвертированы и лежали где им полагается, так же как и тела наплевавших всем в душу директора с главным бухгалтером. За год с небольшим цыплаковская гениальная мысль воплотилась в криминальную жизнь еще пару раз — то в виде лопнувшего банка, то в виде торговли дешевыми авто с предоплатой на условиях заманчивых, и каждый раз у Алексея Михайловича возникал чисто риторический вопрос, ну откуда у нашего народа столько денег, не иначе как воруют все.

Вася Гранитный о высоких материях не думал, а, прикинув как-то свою долю в общаке, попросился на вольные хлеба — проявлять свою бандитскую индивидуальность. Однако, отколовшись, он наведенные коны рушить не стал, честно засылая в цыплаковский общак свою долю малую, и не ошибся. Пока гекачеписты пытались повернуть историю России направо, а исполнительная власть вцепилась в глотку законодательной, Алексей Михайлович, держась подальше от политики, так приподнялся на цветметаллах, что даже стало удивительно, как это с таким счастьем он еще живой и на свободе?

Однако впадал в распятье он недолго и, правда, с трудом, но все-таки вписался в тему бензиновую, где в один большой клубок крепко сплелись госструктуры, менты, бандиты и деньги немереные. Помнится, удивился Алексей Михайлович как-то чрезвычайно, когда на разборку в Кириши прилетел боевой вертолет «серый волк», завис в пяти метрах от земли, конкретно направив стволы пулеметов на возмутителей бандитского спокойствия, и вопрос мгновенно как-то сам собой решился.

А еще более удивительная вещь приключилась где-то через полгода, когда сказали Цыплакову ласково: «Готовься, будешь депутатом». Он тогда по-дурацки спросил: «А вдруг не выберут?» И представитель бандитствующей прослойки с кликухой мрачной — Гнилой, заржав смачно, сказал, лыбясь как параша: «Не коси под вольтанутого, кент, за все уже замаксали. Прогоны никто не гонит — с долей не пролетишь».

А вот если кто и похож на вольтанутого, то это сам Гнилой — дерганый весь какой-то, будто мозги отморозил все на юрцах. Вон третьего дня примчался к Алексею Михайловичу как бешеный, было даже слышно, как внизу завизжали тормоза его «гранд-чероки», и, едва поздоровавшись, напрямую громко полюбопытствовал:

— Пересечься где можно с этим твоим, как его, Стеклорезом, ну который журналиста работал на прошлой неделе?

Ну как подобный кретин поднялся до такой высоты — просто непонятно, и, скорбно помолчав несколько секунд, Алексей Михайлович сказал брезгливо:

— Это не мой человек, сейчас позвоню, и будет ясность.

— Слушай, кент. — Гнилой придвинулся к Цыплакову вплотную, и обнаружилось, что одеколон у него хороший и дорогой. — Врубаешься, телка сидит «на фонаре», раздвинувшись, так я скину тебе заручную мокрую с бабками, а ты меня, корешок, отмажь, скомандуй сам Стеклорезу. — И, не давая Алексею Михайловичу слова сказать, хитро подмигнул и добавил: — Только просят еще калган приволочь, для коллекции видно, вот довесок еще кидают. — И, быстро шмякнув конверт и две толстые пачки зелени на депутатский стол, он оскалился и исчез.

Ясное дело, что родила его мама в феврале.