Книга: Белый ферзь
Назад: 19
Дальше: 21

20

Отец — профессор-китаевед. Преподавал. Сейчас — в Пекине. Занимается научной работой. Дмитрий Иваныч.
Мать — филолог, переводчик. Работала вместе с отцом. Погибла в авиакатастрофе шесть лет назад. Летела к мужу. Местные авиалинии. Самолетик хлипкий. То ли птицы, то ли молния, то ли неисправность. «Черный ящик» не отыскали. Елена Константиновна.
Так что какие-то зачатки восточных культур привиты Колчину с детства, с младенчества даже, если угодно. Хотя внешне культ Востока в доме никак не выражался — ну, там, рис палочками, циновки, деревянные сандалии. Нет, российская профессорская семья. Достаток, да. Нормальное состояние цивилизованного человека.
(Чем ущербный отличается от нормального? Тем, что норовит хапнуть даже тогда, когда у него, ущербного, наконец-то все становится нормально. Память детства: было мало, могут отнять, я бедствовал, а теперь мне ПОЛОЖЕНО! Подробней — см. телевизор, слушай радио, читай прессу: о дорвавшихся до… А чего еще ждать от рабоче-крестьянского общества, где критерием полноценности служила анкета: ходил дедушка с голой задницей? все, ты наш человек!., владел дедушка поместьем, впоследствии разоренным голожопыми (неважно! важно, что владел, мироед!)? все, ты не наш человек!)
Память детства у Колчина — достаток в семье.
И учился он в школе, как сказано ранее, С УКЛОНОМ. Дети крупных ученых, партийных чиновников, дипломатов… Атмосфера пристойная, без выпендрежа, типа «а у меня папа-мама знаете кто?!». И правильно! У всех у них «папа-мама знаете кто». Журналы, конечно, разные притаскивали в школу — те, что в Союзе не появлялись, но из-за границы привозились. Поглазеть-то интересно!..
И вот если мелькала фотография с чем-то пусть отдаленно походящим на боевые искусства — выпрашивал, вырезал, хранил. Откуда эта потребность у Колчина? Тогда вообще смутно представляли — какие-такие боевые искусства Востока?! Даже первенец проката «Гений дзю-до» еще на экраны не появился. С чего бы Колчину?
Ну да если верить астрологам…
А уж когда ему впервые попалась на глаза КНИГА — целая книга по восточным единоборствам! — он выклянчил ее у одноклассника «до завтра» под честное-клятвенное слово. Всю ночь на кальку перерисовывал. Слова с английской транскрипции в русскую списывал, на вкус пробовал вслух: уракен-учи, татэ хиджи-атэ, йоко-гери, маэ-гери. Вкусно!..
Книжку отдал (вот, кстати, единственный раз в жизни мелькнуло ущербное «не отдать бы ее! потерял! украли!» — но лишь мелькнуло), с глубочайшим сожалением, но отдал. Движения пытался повторять. В домашних условиях. Сверяясь с калькой: уракен-учи — рука по дуге, изнутри наружу… ага! вроде бы так!., татэ хиджи-атэ — локтевой удар снизу вверх… йоко-гери — боковой, ребром ступни… маэ-гери — передний, ногу в колене разгибать хлеще, еще хлеще, удар подушечкой пальцев…
Понятное дело, по калькам-рисункам, один на один с подушкой — чему-то и самообучишься, но не чувству боевой ситуации. Спарринг необходим.
И за этим дело не стало! Район-то какой! Какой район! Стык «Динамо» и Марьиной Рощи. 1960 год. Дом, куда Колчины вселились, новенький, только-только отстроенный. С одной стороны — бараки со своим барачным бытом, лимита. С другой — московская цыганская слобода. Колами бьют с одной стороны, ножами режут с другой… А Колчин — пацаненок совсем. Стоит выйти на улицу — получи в нюх. Так, чтоб иообвыкся. Тем более профессорский сынок, папина «Победа»!..
Впрочем, вскоре все пришло на круги своя — Колчин завоевал (ЗАВОЕВАЛ) крепкий авторитет среди шкетов, что называется, в своей возрастной группе. Только благодаря воспитанию в семье не скатился в наркоманы, в шпану. А мог бы скатиться. Анашу курили все дворовые от мала до велика. Цыганята вот ведь, под боком! Папиросу в зубы, фланируешь, сплевываешь. Взро-о-ослый!
Ну да повзрослел и без анаши. Институт. «Бауманка». Самбо еще в пике популярности держалось. Повезло, попал к самому Варлампиеву. В самбо Колчин полный профан, но физподготовка недурственная — плавал, в легкой атлетике мужской разряд имел. Плюс богатая, пусть и спорадическая практика дворовая — на стыке «Динамо» и Марьиной Рощи. Короче, прижился в секции, технику освоил вполне.
Но… самбо — оно конечно, самбо… А вот ходит слух, что в Москве, уже в Москве есть настоящее каратэ! То самое! А где? А на Маяковке. Клуб «Фрунзенец». Там — сам Коршнин. Его до кондиции натуральный кореец доводил, Ли-Чонг-Сон!.. До какой кондиции? До нужной!..
Характерный грех молодости: нас не зовут, а мы и не пойдем, не очень-то и хотелось, сами с волосами! Колчин и Ко!
Нашли зал, арендовали. Громко сказано: зал. Подвал. Это на Остоженке-Пречистенке. Ежели по Метростроевской ехать — там подъезд «Багетная мастерская», а напротив как раз тот подвал. Окна под обрез асфальту, открыты всегда. На-ачали! С классическим каратэ — общего мало. Сами называли то боевое самбо, то боевое кун-фу. Какой там ритуал-церемониал! Какие правила! Бей как сможешь!..
Во-о-от… Со временем район постепенно выглаживался. Коммуналки расселяли — кого в Бибирево, кого в Орехово-Борисово. Секция подвальная развалилась — кого в армию забрали, кто учебой всерьез занялся. Остался Колчин без Ко. Ну и перешел в школу Коршнина.
Некий диссонанс он, конечно, внес. Все-таки у Коршнина больше «академисты», не спаррингисты. Зато лидерство среди учеников захватил практически сразу. Именно практически. Практика — критерий истины. Практика о-очень жесткого спарринга у Колчина была — как ни у кого.
А Коршнин — это Коршнин, о, Коршнин, о! Очень много Колчину дал, очень. Духовный наставник, можно сказать. И не только духовный — формальные комплексы, то бишь ката, Колчин при их выполнении до сих пор с Коршниным мысленно сообразовывается. Коршнину — «Рэй!»
Далее… Что — далее?! Далее — и вовсе сказка! Иечи Иригучи — в Москве. Хисатака. Япония.
ЮК не будет повторяться. ЮК об этом не раз проговаривал в беседах с представителями масс-медиа.

 

Вряд ли «Sport-Echo» вникнет в понятия: Остоженка-Пречистенка, Марьина Роща, лимита.
Разве что — лимита?
Oh, das ist klar! Der Gastarbeiter! У них, в Германии, большая проблема с лимитой — турки понаехали, целые кварталы занимают! и от бывших советских отбоя нет!.. О, нет-нет, к господину Колчину это не относится! Мы его сами зазвали! Что бы мы без него делали!
И Колчин, беседуя с парнями из «Sport-Echo», старался избегать подробностей топографических, присущих Москве, жаргона, присущего России.
Главное, что хотел сказать, сказал.
Главное, что хотели от него услышать, услышали.
Залог успеха — в первоисточнике знаний и трудолюбии.
Ага! Трудолюбие — вообще национальная черта немцев, здесь они только японцам чуть-чуть уступают.
А первоисточник знаний — ЮК, собственной персоной, и здесь он даже японцам ничуть не уступает.
Следовательно, у единоборцев Германии есть все данные рассчитывать на призовые места в недалеком будущем? Скажите, господин Колчин, произнесите! Было бы неплохо завершить беседу именно таким образом.
Побойтесь бога, парни! ЮК всего месяц с небольшим как включился в работу со здешней группой! Рановато говорить. Физика у ребят очень и очень хорошая, старания не занимать, кое-какой техникой владеют (не один же злополучный Stjopa их натаскивал до колчинского приезда, есть у ЮК и настоящие ученики, которые в Германии практикуют — в Ганновере, в Гамбурге, черные пояса, подтвержденные нашей Федерацией, без дураков).
Но о призовых местах загадывать — рановато, рановато. Съездим, конечно, на открытый чемпионат куда-нибудь, бледно выглядеть не будем, но и только. Пока. А когда и куда, это решает не только ЮК и не столько ЮК. В Голландию, к примеру. Она рядышком. Но там традиционно сильный состав участников. Надо бы чего попроще на первых порах. В Израиль, к примеру. В Египет, к примеру. В Грецию, к примеру.
А более определенно?
Ч-черт его знает. Скорее всего в Израиль. На прошлогоднем чемпионате в Токио с доктором Ваксманом вместе были среди директоров турнира, обменивались улыбками, репликами, пожеланиями. Доктор Ваксман выразил готовность: если вдруг выдастся такая возможность, то всегда пожалуйста, большая честь для маленького Израиля. Так что скорее всего… Почему бы и нет? Наверное, в марте где-то…
Но ведь уже март?
ЮК и говорит: почему бы и нет?
А как вам, господин Колчин, в Берлине?
ЮК нравится в Берлине.
Нет ли намерения в дальнейшем продлить контракт? Может быть, на год? На два? А там и все пять. Десять.
Не исключено. Все может быть.
Вас что-то связывает с Россией? Удерживает от более определенного ответа? Ученики вашей Школы? Родители? Жена?
Ученики уже выучились до, как вам известно, второго общекомандного места на чемпионате Мира. Отец ЮК — в Пекине, и сколько там еще пробудет — неизвестно. Вполне вероятно, те же пять, а то и десять лет. Жена… ЮК был женат. Теперь нет.
Разлад?
Без комментариев.
О, извините! А как вам нравятся берлинские девушки?
ЮК нравятся берлинские девушки. Весьма и весьма нравятся. Спортивные такие. Но не мужикоподобные. Что радует глаз и приятно бодрит.
У господина Колчина еще не появилось здесь постоянной подруги?
Без комментариев.
О, извините! Однако можно ли так понять, что господин Колчин надолго останется у нас, что, конечно, будет способствовать развитию Косики-каратэ в Германии?
(Вот вцепились! Очень им хочется все-таки услышать то, что им хочется услышать! Ладно, нате!)
Можно!

 

А что, в самом деле! Почему бы нет?! Что, действительно, удерживает ЮК в России?
Да ничего!
Здесь же и климат помягче, и народ подоброжелательней, и язык — не проблема для Колчина, он всегда легко усваивал.
Кстати, от берлинского говора, ставшего уже не просто говором, но диалектом, произрос идиш, на котором общаются все европейские евреи.
Кстати, о евреях — НЕ европейских: доктор Ваксман несколько раз уже прозванивался сэнсею ЮК в Берлин.
Доктор Ваксман предпочитает не идиш, но иврит, проживая в Тель-Авиве. Однако в телефонных переговорах с достопочтенным ЮК свободно изъясняется и на английском. И ЮК свободно на английском изъясняется…
— О, Йури! Я прочитал ваш разговор! Это правда? Это есть? Возможен ваш приезд? Это было бы колоссально, Йури!
— С кем я говорю? Доктор Ваксман? А, Дэн! Рад слышать! Вы в Берлине?
— Я в Тель-Авиве. Но я прочитал ваш разговор. В «Sport-Echo». Если бы вы привезли к нам сюда ваших немецких парней, это было бы колоссально!
(То-то и оно, что доктор Ваксман не в Берлине, а в Тель-Авиве. Поди сообрази сразу, кто тебе вдруг звонит! Время, уместное для телефонных звонков, истекает в Берлине к девяти вечера. Такой, понимаешь, местный уклад — уклад в кровать задолго до полуночи. Зато смело тревожь абонента в пять утра — он не встревожится, он уже встал и завтракает перед насыщенным рабочим днем.
Колчин целый месяц привыкал к принятому в Берлине распорядку суток! Сам сказал интервьюерам: на пять, на десять лет — не исключено. Ассимилируйся теперь!.. Что он достаточно успешно и делал, надо признать.
Разве вот единственный обычай никак не давался: тебе звонят, снимаешь трубку и произносишь не «алло?», а сразу первым представляешься: «Здесь Колчин». Очень неуютно — обнаруживаешь себя, даже не выяснив, кому ты понадобился!
А нужен ли тебе тот, кому ты понадобился? И — кому, собственно? На том-то конце провода запросто дадут отбой, не представившись. Им, анонимным, может, того и достаточно — убедиться, что «Здесь Колчин», Колчин здесь.
Но ничего не попишешь, ассимилируйся. Он, когда машинально по-нашенски «алёкал», натыкался на эдакое недоуменное молчание, на паузу was-ist-los?
Теперь же преодолел, назвался «Здесь Колчин».
Кто беспокоит заправского берлинца в неурочное для берлинцев время? Случилось что?!
А ничего. Просто доктор Ваксман — в Тель-Авиве, откуда и звонит.
Ч-черт! Берлинцы встают рано, однако не до такой степени! Четыре утра! А в этом… Тель-Авиве сколько?)
— Дэн! Который у вас там час?
— О, Йури! У нас давно утро!
(С добрым утром, тетя Хайя! Ай-яй-яй! Чтоб вам не спалось на всю оставшуюся долгую-счастливую жизнь!.. «А нужен ли тебе тот, кому ты понадобился?» Впрочем, именно доктор Ваксман, да, нужен. Тель-Авив.)
— Слушаю вас, Дэн.
— Я сказал, это было бы колоссально! Зачем вам Египет? Зачем вам Греция? Когда есть мы! Мы всё организуем на самом высоком уровне. Ваши парни, наши парни — турнир. Вы лично семинар бы провели для наших. Показали бы. Показательный сеанс. Йури? Когда вас ждать?
— Дэн, ничего не могу сказать. Решаю не я один. И не я вовсе. Я только тренер.
— О, Йури! Только тренер! Вы мне это рассказываете?! Я посылаю факс на Федерацию в Берлине прямо сейчас. Я с ними договорюсь. Вы только скажите «да». У нас здесь тепло, Йури! Красиво. О, Йури! Вы когда-нибудь видели Пурим?! Вы никогда не видели Пурим! Вы увидите Пурим — вы у нас останетесь, Йури! Вы мне не верите, Йури, — тогда вы приезжаете отдельно, смотрите, говорите «ах!» и быстро летите обратно в свой Берлин, для взять оттуда учеников и привезти сюда, чтобы они тоже сказали «ах!». В Египте вы не скажете «ах!». И в Греции вы не скажете «ах!». В Израиле у вас будет такой «ах!» — просто ах! Йури? Сколько вас будет человек? Или, как мы договорились, вы пока летите один?
(«Как мы договорились»!
Забавная штука! Доктор Дэн Ваксман.
Насколько его помнит Колчин по декабрьскому Токио, импозантен, общителен, подобран, и неплохой холодноватый английский. Типичный сабр, каким обычно представляют типичного сабра.
А в разговоре с Колчиным — даром что по-английски! — интонации типичного местечкового еврея с-под Житомира и столь же типичная вежливая настырность: ему НАДО, и напрочь игнорируется, что вам его НАДО — НЕ НАДО!..
Или доктор Ваксман искренне считает: русский человек — даже в Берлине, даже сэнсей — привык у себя в отечестве именно и только к такому еврею, озвученному Жванецким.
Ну как такому еврею отказать?! Даже если вам его НАДО — НЕ НАДО…)
— Как мы договорились, я пока лечу один, Дэн. Если здесь меня отпустят, конечно.
— О, Йури! Как это вас не отпустят! Вы же не на прогулку к нам! Вы не в отпуск! Здесь вам придется очень много работать! Учтите, мы со своей стороны согласуем все вопросы с коллегами из Германии, но работать вам здесь предстоит очень много. Если вы думаете, у нас здесь сплошной круглогодичный Пурим, так я вам скажу заранее: вы заблуждаетесь! Я вам так заранее скажу, чтобы вы приехали и не сказали, что я так заранее вам не говорил. Я посылаю факс, и когда мы вас ждем? Если мы вас таки ждем в десятых числах, то вы таки увидите Пурим. Что вы пьете, Йури? Ваши предпочтения?
— Пиво, Дэн.
— Ка-акое пиво, Йури?!
— В России — петербургский «Портер», «Балтику». Здесь — «Вайсе». Знаете, с сиропом.
— О, Йури! Я не спросил: какое пиво! Я спросил: что вы пьете? Чем вы… э-э… пьянствуете?!
— Я никогда не пьянствую, Дэн. Вообще.
— О, режим, да! Но вы не можете вообще не пьянствовать. Вы же русский! Когда вы прилетите на Пурим, вы почувствуете себя настоящим русским! Русским среди русских. Это же Пурим! А Пурим — это ах!

 

Пурим — это ах! Действительно.
Такого повального, всеобщего, развеселого пьянствования-гулянствования Колчин и в России не упомнит.
Он, прилетев в Тель-Авив, несколько оторопел.
Даже доктор Ваксман вместе с тремя чиновниками от спорта встретили его, будучи нахрюкавшимися в сосиску:
— О, Йури! Мы рады приветствовать вас на нашей земле!
Естественно, не с этой радости (О! Колчин! Прилетел!) встречающая делегация нахрюкалась до фиолетового состояния.
И еврейские массы затеяли всеизраильский пир горой отнюдь не в честь сэнсея Косики-каратэ ЮК.
Чего не надо, того не надо. Конечно, скромность — лучший путь к неизвестности. Но как раз прибыв сюда, Колчин предпочел бы поскромничать.
Неизвестность так неизвестность. Утомила мирская слава сэнсея ЮК.
То есть в достойном приеме на земле обетованной он ни на секунду не усомнился, но… вот этого не надо — оповещения в масс-медиа аршинными буквами, телешоу, обмен любезностями и рукопожатиями с Главой, лимузин с мотоциклетным сопровождением. Лишне. Он — не Мохаммед Али, наконец-то посетивший Россию…
К слову, а чего радовались-то, чего чепчики в воздух бросали тогда? Кто помнит, а?..
Да, так вот. Он — Колчин, наконец-то посетивший Израиль. Не надо оваций. Он прилетел обсудить условия-сроки-финансирование будущего семинара, показательного турнира… Только и всего. И никаких иных мероприятий, будьте добры. Он скромен.
За лимузин с шофером — спасибо, но…
А про сопровождающих, на мотоциклах ли, пеших ли, — тем более спасибо, тем более, но… Колчин предпочитает одиночество. В крайнем случае, он на автобусе проедется.
Расстояния здесь — тьфу!
От Тель-Авива до столичного Иерусалима, смешно сказать, шестьдесят три километра. Ежели масштабы сопоставить с российскими, то…
Ну, вот ежели все уже впали в состояние незабвенного хрестоматийного Венички, Москва — Петушки на электричке — это аккурат по километражу Тель-Авив — Иерусалим и обратно Иерусалим — Тель-Авив. А ежели вам в один конец, то бишь до столицы Израиля, то по ветке с Курского вокзала вы бы только на перегоне Фрязево — 61-й километр оказались. Где и немедленно выпили бы за здоровье тайного советника Иоганна фон Гете, раз уж избрали местом постоянного проживания Берлин. А немедленно выпив, можете трепать языком о чем угодно, хоть о лемме: глупая, глупая природа, ни о чем она так рьяно не заботится, как о равновесии.

 

Почему ж она все-таки лемма, если она всеобща? Коли она всеобща, то почему же лемма?
А потому и лемма! Потому что в расчет не принимает бабу. Человека в чистом виде лемма принимает, а бабу не принимает! С появлением бабы нарушается всякая зеркальность.
А Максим Горький?! Что же тогда Максим Горький?! Что говорил Максим Горький на острове Капри? «Мерило всякой цивилизации — способ отношения к женщине».
«Мерило»! «Цивилизации»! Эх, Максим Горький, Максим же ты Горький, сдуру или спьяну ты сморозил такое на своем Капри… Разве не нужна бывает и плохая баба? Хорошему человеку плохая баба иногда прямо необходима бывает. Вот я, например, двенадцать недель тому назад: я был во гробе… А ей говорят: «Вот — он во гробе. И воскреси, если сможешь». А она подошла ко гробу и говорит: «Талифа куми». Это значит: «Тебе говорю — встань и ходи». И что же вы думаете? Встал и пошел. И вот уже три месяца хожу, замутненный…
Замутненность — от грусти. А грусть — от бабы…

 

Ежели ту лемму, изображенную графически на перегоне Фрязево — 61-й километр, вписать в круг, то получится, кто бы мог подумать, опять же графическое изображение равновесия Инн в природе. Видите? Это же голая зеркальность!
Глупая, глупая природа, ни о чем она не заботится так рьяно, как о равновесии! Не знаю, нравственна ли эта забота, но она строго геометрична.
М-мда! Других проблем у Колчина не осталось, как только бередить душу на 61-м километре!

 

Так ведь он, полустанок, от Москвы — всего лишь полустанок 61-й километр. А от Тель-Авива — это Иерусалим.
Это с пьяных глаз по-русски можно глубокомысленно рассуждать: с появлением бабы нарушается всякая зеркальность.
Это с трезвых глаз по-еврейски можно глубокомысленно возносить благодарственную молитву: слава тебе, Господи, что я не родился женщиной.
Спьяну израильтянин такого не скажет. Спьяну он, наоборот, пурим-шпили на улицах города будет разыгрывать в честь несравненной Есфирь. Спьяну, спьяну. Обычно-то сыны Израилевы весьма умеренны в потреблении того самого. Но Пурим есть Пурим!
В дни Пурима каждому подлинному израильтянину просто предписывается нахрюкаться до невменяемости! Нахрюкаться повнушительней незабвенного русского Венички.
Что — Веничка! Всего лишь Москву за Петушки принял. А ты постарайся, еврейский Бенчик, нахрюкаться так, чтобы не отличить проклятия Амана от благословения Мардохея! Уж постарайся. Предписано.
Кем предписано?! Где?!
Где-где! В Ветхом Заве-те! В книге Есфирь!
Оно конечно, слава тебе, Господи, что я не родился женщиной. Но именно женщина, Есфирь, спасла иудеев от истребления. Уломала царя Артаксеркса, которого плохой Аман науськивал против сынов Израиля, аргументированно доказала персу: Аман — плохой, Аман не прав — а Мардохей, наоборот, хороший, Мардохей прав.
В общем, читайте книжку. Книгу Есфирь. И сами все узнаете. Там подробно описано:
24. Как Аман, сын Амадафа, Вугеянин, враг всех Иудеев, думал погубить Иудеев и бросал пур, жребий, о истреблении и погублении их.
25. И как Есфирь дошла до царя, и как царь приказал, чтобы злой замысл Амана, который он задумал на Иудеев, обратился на голову его, и чтобы повесили его и сыновей его на дереве.
26. Потому и назвали эти дни Пурим, от имени: пур. Поэтому, согласно со всеми словами сего письма и с тем, что сами видели и до чего доходило у них.
27. Постановили Иудеи и приняли на себя и на детей своих и на всех, присоединящихся к ним, неотменно, чтобы праздновать эти два дня, по предписанному о них и в свое для них время, каждый год.
28. И чтобы дни эти были памятны и празднуемы во все роды, в каждом племени, в каждой области и в каждом городе; и чтобы дни эти Пурим не отменялись у Иудеев, и память о них не исчезала у детей их.
Разве ж сабр Дэн Ваксман позволит себе трезвенность в дни Пурим?! Разве ж он не сабр?!
Да разве только сабр не позволит себе трезвенность в дни Пурим?!
И сабры, и хетели, и ашкенази. Даже оле, которые по всем мыслимым российским анкетам проходили как русские, как украинцы. Теперь они — сыны Израилевы!
Всяческие Агони-Бялые, всяческие Емельяновы, всяческие Калошные, всяческие Погуды.
Пей — не хочу! Пурим! Халява. Водка «Стопка» не уступает по качеству ни «Столичной», ни «Смирноффу»! Не почувствуете разницы!
Но это так, к слову — про оле, ныне бытующих в Иерусалиме.
Просто Колчин вспомнил, что вся упомянутая четверка и впрямь проходила как русские-украинцы.
Один только, пятый, Тоболин, проходил по данным Андрюши Зубарева как еврей. Но он-то, покойный Тоболин, в Питере остался.
А русско-украинский криминальный квартет — здесь, в Иерусалиме.
Обжились. Уже ворчат, уже недовольны. Разве можно прожить на жалкую денежную помощь, пока не работаешь, а учишь иврит в ульпанах?! Нельзя прожить! «Корзина абсорбции» год от года сокращается, притом что цены растут! Пятнадцать тысяч шекелей — это что, сумма?! На пропитание?! А на квартиру?! Ладно, на первых порах они согласны жить и в «караванах», в Бейт Хашмонаи, в десятке километров от столицы, на задворках, ладно. Всего триста шекелей в месяц за две спальни, плюс жилая комната, плюс кухня, плюс туалет. Это если верить компании «Амидар». А разве ей можно верить?! «Амидар» на то и компания по обеспечению жильем новых репатриантов — ей лишь бы рассовать всю алию в избушки-на-курьих-ножках, так называемые «караваны» с так называемыми спальнями-жилыми-комнатами-кухнями-туалетами! За что боролись, братие! Не-ет уж! Нам подавай что-нибудь многокомнатное, кирпичное, с лифтом, с телефоном, с тремя туалетами, как минимум! А заработать на подобную обитель чем? За жалкие шекели наниматься по объявлениям в «Едиот Израиль»?! Не-ет уж! Нужен миллион, и по возможности сразу. Впрочем, это комбинатор удовольствовался всего лишь миллионом. Что вы хотите — дитя своего времени, размах не тот, чистоплюй к тому же, красть грешно, видите ли!..
Да ну их!
В кои веки Колчин очутился в святом городе трех основных мировых религий! Да еще в Пурим! То есть о каких-то серьезных переговорах с местными спортфунк-ционерами и мыслить нечего. Жди, пока у них мозги прояснятся и языки расплетутся.
Доктор Ваксман ведь обещал: «В Израиле у вас будет такой „ах!“ — просто ах!»
Вот и талифа куми, то бишь встань и ходи, если лукавый Дэн заманил ЮК именно в дни Пурим:
— Йури! Я сказал вам, здесь у нас надо много работать?! Я сказал. Поэтому надо начинать с отдыха, Йури, чтобы потом не было усталости! Давайте с вами выпьем за спасительницу Есфирь! Чем вы все-таки пьянствуете?!
Не пьянствует Колчин, не пьянствует! Рюмку коньяку пригубит разве что. Хороший коньяк, кстати. «Сток». И «Кизляру» не уступит. Всё, всё! Только рюмку, чтобы соответствовать празднику. Достаточно, извините, Дэн. Он лучше талифа куми, то бишь встанет и походит. Поглазеет. В Иерусалим съездит.
О, Йури! Доктор Ваксман пойдет с гостем! Доктор Ваксман не может бросить гостя одного, он должен быть рядом. Они сейчас сядут в машину и…
Спасибо, Дэн. Вы посидите, вам сейчас нельзя за руль. Я, с вашего позволения, воспользуюсь?
О, Йури! Конечно! Езжайте! Катайтесь! Только в мусульманском квартале поберегитесь. Могут камнем бросить, поцарапать. Мальчишки такие вредные! Учтите, Йури!
Колчин учтет.
Сорок минут — и он в Иерусалиме.
А вот и Старый город. Здесь особенно не разъездишься — лабиринт улочек-переулочков средневекового типа.
Машину проще оставить на стоянке. Как вошел в Старый город через Сионские ворота, так сразу и стоянка — на площади Тиферет Иерушалаим. И на той же площади — комплекс «Четырех синагог».
Талифа куми. Встань и ходи. И глазей. Впитывай культуру.
В самом-то деле, не за тем же Колчин в Иерусалим приехал, чтобы рыскать в новостройках по адресам, любезно предоставленным учеником Андрюшей Зубаревым, — на окраине святого города, а то и вообще в Бейт Хашмонаи, среди «караванов».
Тук-тук!
Кто там?
Сто грамм.
Пурим, знаете ли. Хорошего Мардохея от злого Амана не отличить.
…Раз уж он в святом городе, то хоть посмотрит, встанет и походит. Глядишь, и замутненность осядет. Замутненность от грусти. А грусть от бабы. И вот уже три месяца хожу замутненный. Аккурат со второй половины декабря прошлого года.
Где тут у вас храм Гроба Господня?! Колчин существует помимо христианства, христианство существует помимо Колчина. Однако быть и не увидеть?
Ну, увидел. Последняя, четырнадцатая станция — «Кувуклия». Маленькая купольная часовня с двумя приделами — придел Ангела и собственно гробница. Два на полтора метра. Лампады, мраморное надгробие.
В общем, посмотрел. Особого благоговения или там просветления — не так чтобы… Но некоторым образом отметился.

 

Все же для ЮК более приемлем буддизм. Даже не Кун-цзы, и не даосский буддизм, а — чаньский.
Чаньские старцы отнюдь не робели перед Буддой и слов для его определения не выбирали. То есть именно выбирали, но какие?!
Чаньский патриарх Юнь-Мэнь на вопрос, кто такой Будда, ответил: «Палочка-подтирка».
Дэ-Шань на века изрек: «Будда — сухой кусок варварского дерьма».
А Линь-Цзы изощрился до уподобления Будды — дыре в отхожем месте.
Такие богохульные учителя-наставники. Ради крепкого словца не пожалеют и… никого, в общем, не пожалеют.
Только не ради словца как такового. Ради — вот-вот! — просветления.
Основополагающий принцип чаньцев: просветление присутствует внутри нас, искать его в религиозных символах и категориях, в предметах культа — себя терять.
Сказал чаньский патриарх Шэнь-Сю: «Все буддийские учения изначально присутствуют в сознании каждого человека. Поэтому если вы будете пытаться обрести это сознание вне себя, вы станете убегать от своего собственного отца».
Хорошо, что чаньцы не навязывают своих воззрений иным конфессиям. То-то бы иудейский-христианский-мусульманский мир гонялся с дрекольем за всеми этими учителями-наставниками, включая первооснователя ихнего Бодхидхарму!
Впрочем, за Рушди по сию пору, кажись, гоняются.

 

Хорошо, что в голову человеку никому не влезть, мыслей не прочитать. Стоит человек, можно сказать, в «Центре Земли», в святом Иерусалиме, — и такие мысли!
Ну да, святой город — средоточие трех мировых религий, но не четырех. Все мировые религии… исключая буддизм.
А какие-такие, собственно, мысли?!
Ишь, «не убий!».
Кого не убий? Человека? А собаку, значит, можно — у нее души нет.

 

Буддисты как-то в этом вопросе шире: букашку тоже не трожь. Но и: плох тот кэндоист, который, вынув меч из ножен, не убивает. Ты только не превысь меру зла, нанесенного тебе, а так… что ж… ты ведь как кэндоист неплох? не плох?
Такие, значит, мысли.
Ладно. Пошли-ка дальше.
Встань и ходи. Иерусалим — город большой, многое надо успеть… посмотреть.
Один только Старый город — четыре квартала: Христианский, Еврейский, Армянский, Мусульманский. Есть на что поглазеть. Всего не перечислить. Одно только перечисление уйму страниц отнимет. Это вам, в конце концов, не справочник-путеводитель.
Кого занимают достопримечательности, пусть читает рубрику Якова Финкеля «Клуб путешественников».
А то и пусть закажет целиком справочник. Там в газетке указано: «ПУТЕВОДИТЕЛИ ЯКОВА ФИНКЕЛЯ можно заказать в издательстве „Мадрих“ по адресу: Р. О. В. 27142, Иерусалим, 91271. Стоимость каждого путеводителя 23 шекеля, включая пересылку. Дополнительные справки у Якова Финкеля по тел. 02 — 850787».
А то и пусть тот, кого занимают достопримечательности, собственноперсонно нагрянет в Святой город — и сам все увидит-пощупает: о, Стена плача! о, Яффские ворота! о, церковь Искупления! о, музей Истребления! о, мечеть Скалы! о!
Без путеводителя, правда, трудновато ориентироваться.
Спросить, конечно, можно. Как-никак, но ведь там на четверть бывший наш народ.
Однако понять-то тебя поймут, но и запомнят, не ровен час.
Потом вдруг, ну вдруг, поинтересуется кто-нибудь, кому по роду службы надлежит интересоваться: не запомнили случайно? ну случайно… не он ли спрашивал, как пройти? а как проехать? а он был на машине? а что у него за машина? номера наши, а сам иностранец? заня-а-атно.
У Якова Финкеля, что ли, дополнительные справки взять — по тел. 02 — 850787! Мол, достопримечательности Старого города — это колоссально, а вот как мне половчей проехать в Бейт Хашмонаи, там еще «караваны»…
Хотя стоит ли, что называется, гнать лошадей? Первый, но ведь не последний раз в Израиле! Пурим завершится, будни начнутся. Трудовые будни. Согласовывать, факсами обмениваться, всяческое утрясать. Только звонками и факсами не отделаться, надо и очно.
Доктор Ваксман с удовольствием в Берлин прилетит. И не раз.
И Колчин с удовольствием в Тель-Авив прилетит. И не раз.
Свобода передвижений здесь не ограничивается ничем, кроме материальных возможностей. А они есть.
Немцы завсегда рады способствовать укреплению дружеских отношений с сынами Израилевыми, подспудно искупая вину. Тем более первое предложение исходило не от Берлина — от Тель-Авива. Так ведь? Доктор Ваксман первым звонил-предложил.
А вопрос визы и прочих формальностей — это вне России, не к ночи помянутой, не вопрос вовсе! Это лишь в России сорок дней требуется, чтоб, к примеру, в Японию… А то и не отпустят. Здесь же — хоть на все четыре стороны!

 

Колчин после памятного Пурима, когда, естественно, ни о чем ни с кем толком не договорились (ибо — Пурим, люди, Пурим!), только обнюхались, попредставительствовали, так вот, Колчин за неполный месяц уже раза четыре в Тель-Авив летал. Или пять. Так сказать, жил вахтовым методом. Берлин, Тель-Авив, Берлин, Тель-Авив.
Попривыкли даже к нему вроде бы здесь, то есть в Израиле.
Это кто?
Это? А, это господин Колчин. Сэнсей. Он скоро привезет к нам немцев и сам кое-что покажет.
Короче, праздник кончился, надо много работать, как заранее предвещал доктор Ваксман. Новизна впечатлений (Сам ЮК! Русский сэнсей! Сам!) поблекла — и это правильно. Работа есть работа.
Да и Колчин включился в процесс — не время красотами любоваться, по достопримечательностям разгуливать, в море купаться — хоть в Средиземном, хоть в Мертвом. С утра полежал в ванне, спустился, взял пару-тройку русскоязычных газет, поднялся в номер, чашку кофе, омлет, пробежался по страницам за завтраком, чтобы некоторым образом быть в курсе, и — в зал, а то в Берлин уже пора.
Позвольте! Что значит: некоторым образом быть в курсе? В курсе чего, собственно?
Ну так, вообще. И про каратэ, в частности. Мол, скоро и у нас, на земле обетованной…
Нет, нету.
Доктор Ваксман, конечно, поспособствовал — беседу колчинскую из «Sport-Echo» перепечатали с постскриптумом-анонсом: скоро и у нас!!!
Но, во-первых, с сокращениями — чуть ли не вполовину.
А во-вторых, в ивритоязычном спортивном еженедельнике. Как он называется, ЮК даже и не разобрал — поди разберись в ЭТИХ буковках! Проще — в китайском! На память, само собой, сохранил, для коллекции, а так — нет.
У русскоязычных газет в Израиле свои проблемы, другие. Спорт — постольку поскольку. Они все больше о своем, о наболевшем. И «Едиот Израиль», и «Семь дней», и «Спутник», и «Новости недели».
Ну, сами посудите!

 

КАК МЫ СУДИМ ИЗРАИЛЬ. Где есть еврей там жди новостей. Это аксиома журналистики. Если вы хотите знать, сколько газетных колонок будет отведено на то или иное событие, прежде всего выясните, а есть ли евреи по соседству? Например, «Интернешнл геральд трибюн» семь полос из восьми отвела палестинскому восстанию. Один из заголовков гласит: «Убит израильский солдат — сто девяносто шестая жертва палестинцев». На восьмой полосе сообщалось о гибели пяти тысяч курдов в иракской газовой атаке… Так или иначе, евреи намного интереснее миру, чем курды. Естественно, журналисты говорят о них больше. Вопрос в том, как говорят…
АЛИЯ И АБСОРБЦИЯ. Очень трудно найти на Божьем свете еврея, которому окончательно хорошо в этой жизни. Он либо уже умер, либо не совсем еврей, либо не совсем здоров. И на самом деле — жизнь не бывает совсем хороша. Тем более — жизнь в Израиле. То «Скады» падают, то корзину абсорбции урезают, то территории отдают, то не отдают… С жилищным вопросом — совсем беда: машканты, даже не льготные, обеспечивают не более 75 процентов стоимости жилья. Остальные 25 процентов вынь да положь из собственного кармана. Что при средней стоимости квартиры в Иерусалиме 230 тысяч шекелей, а в Тель-Авиве — 280 тысяч составляет 58 и 70 тысяч соответственно. Из какой зарплаты и за сколько лет можно отложить такую сумму?! А сама машканта, долг по которой за десять лет увеличивается в шесть раз? Ее же выплатить невозможно! Гевалд!
КНИГА — ИСТОЧНИК НАКАЗАНИЙ. Пропажа редких книг из Российской национальной библиотеки продолжает привлекать внимание всех, кто с раннего детства в Советском Союзе затвердил лозунг «Книга — источник знаний».
Мы говорим — пропажа, и мы не говорим — кража.
Когда караим Фиркович, подданный России, в прошлом веке отобрал здесь все, что считал ценным, и во многих ящиках привез рукописи в Россию, — это почему-то не называлось кражей. Хотя до сих пор собрание раритетов, вокруг которых российская сторона подняла такой шум, именуется никак иначе, но Каирской генизой. Не Петербургской, не Московской, не Одесской. Каирской. По признанию наших и не наших ученых, исследующих истоки и историю иудаизма, если освоить всю ту массу информации, что скопилась в Каирской генизе, то вполне вероятно, надо будет писать новую летопись сынов Израиля, исходя из вновь открывшихся фактов.
Однако нас занимает сегодня не ветхозаветная история — пусть уже все будет, как оно есть. Нас занимает история более ближняя — история с пропажей раритетов, части Каирской генизы, из Российской библиотеки. Исходя из вновь открывшихся фактов.
Что мы знаем? Ничего!
Почтенный судья Шели Тиман распорядился продолжать расследование, которое длится уже три с лишним месяца. Причем сообщается, что выясняются все новые и новые подробности.
Правда, теперь непонятно, от кого надо теперь добиваться новых и новых подробностей. От Вадима Свана? От его жены Сусанны Сван? Какие подробности могут сообщить супруги, которые в момент пропажи манускриптов находились в Израиле? И поныне, кстати, находятся безвыездно. Потому что, видите ли, следствие не закончено и они не имеют права свободы передвижений.
Или Ефим Кублановский, до недавнего времени содержавшийся в петербургской тюрьме «Кресты» и которому, по настоянию адвоката Карла Рунге, наконец-то изменена мера пресечения на подписку о невыезде — из Москвы, куда его препроводили из Санкт-Петербурга?!
Вероятно, пока Ефим Кублановский пребывал в тюрьме, работники следствия задали ему все вопросы, которые пришли им на ум. И вероятно, ответы на эти вопросы настолько удовлетворили следователей, что влиятельный генерал обрел в обмен на эти ответы свободу, пусть и ограниченную Кольцевой дорогой. Ничего нового он скорее всего сообщить по делу не может, как и супруги Вадим и Сусанна Сван.
Могли бы пролить некоторый свет на злополучное дело четверо олим, непосредственно участвовавших в изъятии рукописей, как, во всяком случае, утверждает российская сторона. Но, по свидетельству соседей в Бейт Хашмонаи, ни Вольдемар Агони-Бялый, ни Натан Емельянов, ни Владимир Калошный, ни Александр Погуда вот уже вторую неделю, а если быть точным, то девять дней, в своих «караванах» не появляются.
Бесследное исчезновение четверых свидетелей по делу о пропаже рукописей означает только одно — кому-то выгодно замять так называемую «кражу века», потому что кражи как таковой, получается, не было. Мы поэтому и говорим — пропажа. Ведь все манускрипты нашлись буквально через пару дней после того, как их «украли».
Кто украл? Четверо граждан Израиля? Их что, взяли на месте? Или воспрепятствовали выезду из России, когда обнаружили их причастность к «краже века»? Или делегация российских следователей, два месяца назад специально приехавшая в Израиль, предъявила почтенному судье Шели Тиману новые неопровержимые доказательства вины четверых олим?
Таки нет!
А не является ли шумиха, поднятая Россией вокруг «кражи века», очередной попыткой вновь обвинить во всех грехах и бедах «многострадального» русского народа… как бы вы думали, кого?.. Правильно. Если в кране нет воды… Антисемитские настроения в нынешней России не утихают, а поощряются. Достаточно обратить внимание на растущее число «чернорубашечников» и на громкие реплики в Думе, где иногда доходит до рукопашной. Казалось бы, достаточно обратить внимание — но именно этого не делают ни прокуратура, ни стражи порядка, ни законодатели, среди которых в России немалое число людей, откровенно заявляющих о причине того, что «в кране нет воды».
Мы, конечно, не располагаем материалами следствия по делу о «краже века» и питаемся, в основном, только сообщениями из российских газет. Но не характерно ли, что после бурного всплеска публикаций в декабре 1994 фактически никаких новостей мы так и не узнали. Позволим предположить, что когда «кавалерийский наскок» у России не удался, сверху скомандовали «тпру!» и легкой рысью, чтобы не слышно было топота, отогнали «кавалерию» назад, на исходные позиции.
Возникает, конечно, вопрос, а куда вдруг подевались четверо «виновников», пропавших из Бейт Хашмонаи? И почему — они, а не Вадим и Сусанна Сван, по-прежнему живущие в Ашдоде и не дующие в ус? Почему, в конце концов, не генерал Кублановский, выпущенный из «Крестов»?
Ответ: а что им терять? То есть четверым олим, так и не нашедшим себя на земле обетованной. Вольдемар Агони-Бялый, бывший в России руководителем лаборатории на химическом комбинате, здесь мыл посуду. Натан Емельянов и Александр Погуда, считавшиеся в С.-Петербурге неплохими бизнесменами, здесь снискали славу мелких жуликов и ходили безработными. Владимир Калошный занимался книготорговлей, но здесь удовольствовался стоянием на раздаче в буфетах.
Проблема алии — не новая проблема. Но если четверым олим предложат решить для себя эту проблему посредством выезда — нет, не обратно в Россию, но в Европу или в Америку — взамен на «склероз» по поводу, известному всем, то — почему бы нет? Кто бы сказал «нет»? Никто бы не сказал «нет!». Вполне может статься, что упомянутый визит российских следователей имел своей целью не выяснение обстоятельств «кражи века», но оговаривание условий, при которых и «честь мундира» не была бы задета, и «неверно истолкованные» бывшие граждане России, а ныне — Израиля, получили бы моральную и… материальную компенсацию.
Ничем иным не объяснить исчезновение четверых олим без каких-либо следов криминала. Ничем иным не объяснить равнодушие полиции, когда исчезновение четверых олим стало очевидным. Наконец, ничем иным не объяснить освобождение Ефима Кублановского, пусть и с подпиской о невыезде. И еще раз наконец, ничем иным не объяснить тот факт, что супруги Сван продолжают проживать в Ашдоде и никуда не собираются исчезать.
Правда, и Вадим Сван и Сусанна Сван выглядели расстроенными и настороженными, когда до них дошло известие об исчезновении четверых людей, с которыми они поддерживали не сказать близкие, но приятельские отношения. Но… пусть тогда эти заметки послужат к их успокоению. Во всяком случае, они никуда исчезать не намереваются, да и смешно было бы это при положении, занимаемом супругами на обретенной родине.
Книга — источник знаний. Да, эту истину тот же Вадим Сван мог бы подтвердить и тогда, когда работал в злополучной «Публичке», и теперь, когда его опыт и эрудиция по достоинству оценены здесь, в Израиле. А использовать книгу — как источник наказания — не получилось ни у тех, кто инспирировал все дело с российской стороны, ни у судейских чиновников здесь, пошедших было на поводу у следователей бывшего Союза (впрочем, такого ли уж бывшего, если приемы остались все теми же?).
Что же касается бесследно исчезнувших четверых олим, то нам думается, следы их рано или поздно обнаружатся. И не в «караване» Бейт Хашмонаи, а где-нибудь в Австрии, а то и вовсе на брайтонском бордвоке…

 

Бред! Ярко выраженный провинциальный бред.
Нет, ну в самом-то деле! «Мы, конечно, не располагаем материалами следствия по делу»… но соображения у нас такие. Гм-гм, я не читал, но скажу. Слухи об утечке мозгов из России оказались сильно преувеличенными. В области масс-медиа — уж точно. Надо же так! Иного не предположить, чем сговор российских сыскарей с израильскими сыскарями: давайте полюбовно спустим на тормозах, а этих… безработных аферистов вывезем куда подальше.
А нечего тут, понимаешь, критиканствовать. Обидеть журналиста может всякий, а предложить свою версию слабо?
Почему же слабо? Да пожалуйста! Генералу-Фиме нужна четверка опростоволосившихся сообщников? Нет. Вадику Свану и Сусанне Сван — нужна? Нет. Да эта четверка, дойди дело до суда, будет топить и генерала, и семейку, как котят: мы — лишь исполнители, мелкие сошки, а заказчик — вот он, а наводчики — вот они! Так что если криминальный квартет и покинул пределы земли обетованной натихую, то снаряжали их в путь-дорогу отнюдь не спецслужбы российско-израильские. Материальных средств для этого у Вадика Свана хватит — за десятилетия «сидения на Каирской генизе» и постоянного выщипывания из нее кусков-кусочков накопилось кое-что… Влияние генерала-Фимы, даже кукующего в «Крестах» (а теперь, оказывается, и не кукующего!), хватит, чтобы внушить подельнику: делай так! пусть бесследно исчезнут! Вот и исчезли. Ежели Кублановскому ничего не стоит обзавестись ксивой, удостоверяющей: генерал-Фима — главный министр всея безопасности… то обеспечить четверых дурачков «чистыми» документами, удостоверяющими: это — Иванов, Петров, Сидоров и примкнувший к ним Засранкин… да на раз! на два! на три-четыре! Катитесь на Брайтон, и чтоб ни гу-гу! Сами знаете, чем это вам грозит, учитывая обстоятельства «кражи века», известные весьма ограниченному кругу лиц.
Чем не версия? Вполне убедительная версия, даже если не располагаешь материалами следствия по делу!
В результате? В результате: ну, возжелал генерал-Фима книжки полистать, ну сказал Вадик Сван: «А я знаю, где они лежат!» Дальше-то что?
Еще, правда, шофер Ульяшов. Ну он вообще ни при чем! К нему подошли на улице: «Мастер, книжки не нужны? Интересные, с картинками!» А он, шофер, зная пристрастие хозяина к интересным книжкам с картинками, решил услужить. Только глянуть сперва надо. Вдруг барахло? И тут его — цап-царап! Вы чё, сдурели?! Он, шофер, и махаться-то принялся, решив, что его заманила шайка какая-нибудь, — а то, что шайка книжечки красные показала, так теперь эдакими книжечками умельцы торгуют в любом переходе метро, хоть в Москве, хоть в Питере!
А Тоболин?! Что же Тоболин?! Который растворителя хватанул?!
Да не знаем мы никакого Тоболина! Может, у него любовь несчастная, он и траванулся. «Женщ не я» — точно, любовь несчастная. Живет, видите ли, «женщ» — и не с ним, кто-то другой ее ублажает, «не я»!
М-мда? А как вы объясните показания гр. — гр. Агони-Бялого, Емельянова, Калошного, Погуды?!
Где?! Какие-такие показания?! Какие-такие гр. — гр.?!
Вот! Видите, вот!
Вы не бумажки подсовывайте! Вы нас с названными гр. — гр. сведите — хочется им в глаза посмотреть! Ах, исчезли?! А были? Да? И где они? Сплыли? Нечего их под залог отпускать. Неважно, кто за них этот залог внес. Вот вы их сначала найдите, а потом и поговорим. Ага?!
По поводу мнения в газетке, мол, «нам думается, следы их рано или поздно обнаружатся» — это вряд ли.
Почему — вряд ли?!
Да ради бога! Если угодно, вот вам еще одна версия — именно про «бесследное исчезновение»…
Вадим Сван и Сусанна Сван, говорите, расстроенными и настороженными выглядели, когда их спросили о пропавшей четверке приятелей?
А вы знаете, кто такая Сусанна Сван?! Не в смысле — жена Вадика, а в смысле — по профессии. Патологоанатом. То-то!
Есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы.
Представляете, заманили приятелей на ужин, отравили цианистым калием, расчленили на мелкие части, зажарили в бельевом тазу и съели. Ха-ха!
Это так… для щекотания нервов любителям видеоужастиков. Кишка тонка у супругов Сван, будь Сусанна хоть трижды патологоанатом. Отравить — куда ни шло. Но спрятать тела таким образом, чтобы они исчезли бесследно, это нужен профессионал. Очень серьезный профессионал.
Супруги Сван таковыми профессионалами не являются.
И откуда вообще взяться профессионалу эдакого уровня в Израиле?!
И какую сумму заломил бы профессионал за подобную работу?!
Не проще ли, действительно, справить четверке мелких аферистов убедительные документы и пусть катятся — на легком катере к… да к берегам Кипра для начала, там как раз шушеры всякой, говорящей на русском, пруд пруди. Триста сорок солнечных дней в году. Вы будете приятно удивлены ценами. Верно?
А то нанимать профессионала для вытряхивания целых четырех камешков из ботинка — вы будете неприятно удивлены ценами, которые будут заломлены.
Назад: 19
Дальше: 21