41. КРОКОДИЛ
Знание должно доказываться не только опытами в малом виде, производимыми особым сословием ученых в физических кабинетах и лабораториях, по-городски; знание должно доказываться и по-сельски, опытами в естественном размере, т. е. регуляциею метеорическою и теллурическою, а также обращением Земли из стихийно самодвижущейся в земноход, движимый всем человеческим родом, как кормчим.
Николай Федоров
«Жучки» лаборатории «икс» заговорили только в конце сентября, тридцатого числа. Я как раз находился в логове Джефа на Боровой и, обратив первым внимание, что магнитофон заработал, увеличил громкость. Это была всего лишь обычная профилактика компьютеров, но вид я имел, должно быть, глуповато-довольный.
— Ты похож, начальник, на фермера, у которого наконец начала телиться любимая корова, — позволил себе шуточку Джеф, и я не счел нужным даже огрызнуться.
— У них ночью будет аврал, и у нас, соответственно, тоже. Запаси для нас какой-нибудь пищи, — я достал из кармана бумажник, — и парочку коньяка.
Как выяснилось довольно скоро, я ошибся, но, чтобы удостовериться в этом, нам пришлось просидеть без сна половину ночи.
Вечером, в десять, подкатили «форд» и микробус. По их ли заказу или случайно — уличное освещение включено не было, так что Джеф делал снимки инфракрасной оптикой, а я наблюдал происходящее через бинокль ночного видения.
Из машин вышло шесть человек, все в штатском, но, судя по манере общения, военнослужащие, два офицера и четверо — нижние чины. Их ведомство сразу не угадывалось, но только не Министерство обороны — ни в одном из них не было и следа строевой лихости. Значит, какая-то из служб безопасности.
Из двери вышел Щепинский. После короткого обмена репликами с ним старшего по возрасту и, надо думать, по званию из микробуса извлекли нечто продолговатое, упакованное в полиэтилен, и внесли внутрь.
— Похоже на труп, — откомментировал Джеф, закончив серию снимков.
— Труп и есть, не сомневайся.
— Почему это ты так уверен?
— А в каком еще случае офицер станет придерживать дверь перед рядовым личным составом? Только если они несут что-то особенное. И заметил, как он следил, чтоб они ничего не задели? Это важный для них покойник.
В тот вечер на входе дежурил Бугай, и в соответствии с инструкцией он обязан был сообщить по условленному телефону о доставке трупа. Но сигнала Васи, отслеживающего этот канал, так и не последовало, и меня это беспокоило, как всякий сбой ответственного механизма. Недоразумение разъяснилось утром, когда Бугай, сменившись, позвонил с уличного таксофона и произнес нужные слова. Оказалось, с ним рядом сразу же посадили человека, и, как только Бугай потянулся к телефону, тот прихлопнул трубку, коротко буркнув:
— Звонить нельзя.
В десять сорок они уехали, оставив внутри двоих, в том числе офицера, а около полуночи покинул Институт и Щепинский.
— Это надо же, так пасти покойника, — удивился Джеф, — неужто боятся, что он оживет и сбежит? Или он — очень важная шишка?
— Вероятнее, тот, кто приедет с ним завтра знакомиться, — важная шишка. Ради его безопасности людей и оставили.
Хотя было ясно, что представление окончено, мы для страховки просидели за коньяком еще пару часов, изредка поглядывая в окно.
Продолжение спектакля состоялось на следующий день. К пяти вечера из Института удалили всех сотрудников, остались только Щепинский и охранник на входе плюс двое «гостей». В шесть подъехал вчерашний «форд». Впереди, рядом с водителем, сидел уже знакомый нам старший офицер, а с заднего сиденья машины вышли трое, точнее, вышли двое, которые затем выволокли наружу третьего, очень странного человека. Небритый, с угрюмым и загнанным выражением лица, он был одет в новенькую рабочую робу, не подходящую ему по размеру. Он плохо стоял на ногах, так что сопровождающие вели его под руки, и во время обычной заминки у входа его невидящий взгляд бессмысленно блуждал по окружающим предметам.
— Наркота? — спросил я у Джефа, помня, что он дока в этих делах.
— На игле, — уверенно заявил он, щелкая раз за разом затвором, — колеса иначе работают.
Нейродонор для работы на полный износ, решил я, вспомнив все, что знал от Кобылы. Скорее всего, приговоренный к исключительной мере… в общем, личность неподотчетная. Наверняка негодяй отпетый, и все-таки… Я почувствовал, как во мне разгорается бешенство, и заставил себя его подавить. Это мне сейчас ни к чему.
Они же времени не теряли: через несколько минут были включены компьютеры, обслуживающие лабораторию «икс», и заработали наши «жучки».
— Положите его сюда и пристегните ремнями. — В голосе Щепинского звучало напряжение. Ясное дело: обычно рядом с ним суетились две-три лаборантки, а сейчас ему все предстояло делать самому. Но расчет понятен: если произойдет утечка информации, то разбираться в ней не Щепинскому, а этим людям, кто бы они ни были, — из ФСК, ФСБ или еще откуда. У них проверка персонала — дело повседневное.
— Да не так туго, — раздраженно добавил Щепинский, — а то кровообращение передавите… Постойте, я ему инъекцию сделаю.
— А что вы ему колете? — начальственно-вальяжно, но и с профессиональной подозрительностью поинтересовался, надо думать, старший офицер.
— Глюкозу и витамины, — пробормотал сквозь зубы Щепинский.
— Да не цацкайтесь вы с ним, профессор. Все равно не жилец, не придет в сознание — ему же и лучше.
— Знаю, — после паузы ответил Щепинский, теперь уже не только раздраженно, но и брезгливо, — но тот будет на энергетической подпитке от этого. Сколько продержится этот, ровно столько и тот. У вас может не хватить времени.
— Что же вы вчера не сказали? Мы могли привезти двоих, — все так же по-барски небрежно заметил гость.
— Замена донора во время сеанса категорически невозможна, — Щепинский перешел на академический, лекторский тон, — между ними устанавливается очень сложная биологическая связь.
— А, вот оно что… Ну ладно, ладно, вам виднее.
Смутные догадки, возникшие у меня при первом визите в лабораторию «икс», получили исчерпывающее подтверждение: там должен сейчас состояться сеанс оживления трупа с целью допроса. Что же, вполне закономерно. Заставить говорить мертвых — исконная мечта всех органов безопасности, начиная, наверное, с Египта и Вавилона. То-то они носятся со Щепинским и платят ему сколько запросит. И даже под себя не подмяли — держать в своих структурах столь одиозное подразделение по нынешним временам небезопасно. Проще пользоваться его услугами на стороне, в случае чего можно и откреститься.
Далее, в течение почти двух часов, как я мог заключить по редким репликам, возгласам и междометиям, а также по щелчкам клавишей и выключателей, шел сеанс реставрации покойника, в общем похожий на знакомую мне процедуру рекомбинации. Оба младших офицера выступали в роли лаборантов, судя по желчным замечаниям Щепинского достаточно неуклюже, а старший чин, пристроившись где-то в стороне, сидел и курил, на что испросил специальное разрешение.
Незадолго до восьми Щепинский, пощелкав клавишами компьютера, уже довольно усталым голосом обратился, по-видимому, к старшему офицеру:
— Ну вот, кажется, получилось… Примерно через полчаса можно будет стимулировать возвращение сознания. Но продержится он минут двадцать, не больше.
— Двадцать минут? Почему так мало? — лениво осведомился тот.
— Я вам уже говорил: он будет на прямой энергетической подпитке донора. При этом будут использованы все резервные ресурсы их организмов, до капли. Процесс быстротечный и необратимый. Так что если ваше начальство хочет… то уже пора.
— Ну что же… можно и позвонить, — последовал небрежный ответ, и тотчас послышались серии щелчков электронного номеронабирателя. В лаборатории «икс» телефонного аппарата не было, значит, звонили по сотовому телефону.
Я едва успел нажать кнопку индикации номера, который тут же высветился на экране. Доклад по телефону, в отличие от разговора со Щепинским, был энергичным и исполненным служебного рвения, с оборотами «разрешите доложить» и «так точно, слушаюсь».
— Едет.
Щепинский в ответ неопределенно хмыкнул.
До сих пор я не рисковал пускать в ход видеокамеру, понимая, что имею дело с крутыми профессионалами, но во время набора номера включил ее на несколько секунд: если у них имеются индикаторы, то они все равно сработают на номеронабиратель.
Начальство не заставило себя ждать, подкатив через двадцать пять минут на скромной серой «девятке», без сопровождения и охраны. Его встречали внизу, и приехавший мгновенно исчез в дверях, однако Джеф успел запечатлеть низкорослого массивного человека в штатском пиджаке, но в брюках с генеральскими лампасами, с плоским широким лицом и маленькими цепкими глазками.
«Девятка» тут же отъехала и убралась из поля зрения, дабы не демаскировать своим видом дислокацию столь важной персоны.
Он же, добравшись до места действия, сразу продемонстрировал воистину генеральское чувство юмора, вернее, полное его отсутствие. В ответ на обращение: «Разрешите доложить, товарищ генерал-лейтенант…» — он резко перебил своего подчиненного:
— Здесь лучше общаться без чинов, полковник.
— Слушаюсь… Это профессор Щепинский.
— Рад познакомиться.
— Разрешите начать?
— Приступайте, — милостиво согласился генерал, и полковник громко повторил, но уже приказным тоном:
— Можно приступать.
В наставшей тишине защелкали клавиши, затем Щепинский проговорил раздельно и с легким подвыванием:
— Включается блок активизации сознания. — Он не мог отказаться от театральных эффектов, хотя в данный момент они были совсем не к месту.
Тишина сделалась полной.
Прошедшие четыре с половиной минуты даже мне показались очень долгими, а всем им там — и подавно. Затем генерал, почему-то шепотом, произнес:
— Смотрите, он действительно оживает!
Раздался звук шагов, и голос полковника спросил скучным допросным тоном:
— Вы меня слышите?
После паузы последовало:
— Да.
Возможно, сыграло роль самовнушение, но этот голос я без колебаний определил бы словом «загробный». Нечто похожее померещилось и Джефу, потому что он, зябко поежившись, скрестил руки, обхватил свои плечи и стал растирать их ладонями.
— Вы меня узнаете?
Опять долгая пауза.
— Узнаю твою сущность. Она омерзительна.
Я понял, почему голос производит жутковатое впечатление: он состоял в основном из свистящих и тонко гудящих звуков. Если можно было бы заставить говорить осенний ветер, получилось бы что-то похожее.
— Когда вы добросовестно ответите на наши вопросы, — продолжал невозмутимо полковник, — мы можем, по вашему желанию, либо восстановить вас как живого человека, либо отпустить.
— Надо же, какая блядища, — изумился Джеф простодушно, — разве можно врать мертвецам?
Вопрос был чисто риторический, но тем не менее ответ на него мы получили тотчас от самого покойника:
— Лжешь. От меня уже идет вонь. Отпусти меня поскорее.
— Почему вы спешите? Вы чувствуете себя неуютно?
— Невыносимо. Отпусти меня как можно скорее.
— Это нужно заработать.
— Спрашивай. Что тебе надо?
— Куда делись документы из вашего сейфа?
— Их, наверное, забрал мой убийца.
— Нет, мы его нашли.
— Тогда не знаю.
— Где вы держали ключи от сейфа?
— В кармане пиджака.
— И дома, и на работе?
— Да.
— Кто мог заходить в служебный кабинет в ваше отсутствие?
— Секретарша.
— Знаем.
— Референт.
— Знаем.
— Уборщица, полотер.
— Знаем.
— Все.
— Кто бывал у вас дома в последнее перед смертью время?
— Не скажу.
— Тогда мы вас будем держать в этом состоянии вечно.
— Лжешь. Вы не сможете.
— Верно. Но будем держать долго. Вы все равно не выдержите.
— Не знаю.
— Ладно, вы пока подумайте, а я отлучусь. — Послышался звук нескольких нарочито громких шагов.
— Не уходи… Сын с женой.
— Знаем.
— Почтальон, вододроводчик.
— Вы напрасно тянете время.
— Друзья и знакомые.
— Фамилии.
— Шилов с женой.
— Знаем.
— Куриловский.
— Знаем.
— Томилин.
— Имя и отчество.
— Сергей Анатольевич.
— Кто еще?
— Женщина.
— Фамилия, имя, отчество?
— Гусенкина Инна Владимировна.
— Больше никто?
— Никто. Теперь отпустите.
— Сейчас. — Раздался звук шагов, и полковник продолжил значительно тише, обращаясь, по-видимому, к генералу: — Он ничего больше не знает. Дальнейший допрос бесполезен.
— Я все сказал. Отпустите.
— Отпустим, голубчик, отпустим, — вмешался неожиданно генерал, решив вдруг отметиться перед покойником в качестве начальника, и добавил шепотом: — А он нас не водит за нос?
— Они никогда не врут… почему-то. Не умеют или не могут, не знаю.
— Ему осталась пара минут, — влез в разговор конфиденциальный шепот Щепинского, — донор полностью истощен, уже и пульс пропадает.
— Отпустите же, сволочи.
— Прикажете вызвать машину? — деловито спросил полковник.
— Да, конечно. А что тут делать?
— Отпустите, отпустите, отпустите…
— Я могу выключить компьютеры?
— Да, конечно. Вы не против, полковник?
— Он уже не нуждается в этом, — педантично заметил полковник, — они оба уже ни в чем не нуждаются.
— Зато компьютеры нуждаются, — уточнил любезно Щепинский.
И тут мне повезло — полковник стал набирать на своем телефоне номер генеральской машины, чтобы подогнать ее к подъезду, а я мог еще на несколько секунд включить видеокамеру. Затем раздался щелчок, и все смолкло.
Джефу осталось заснять отбытие генерала, появление микробуса и вынос в него уже двух трупов. Парень за эти несколько часов как-то сразу повзрослел или, как ни странно звучит, постарел.
— Я как в дерьме выкупался, — пояснил он, перехватив мой взгляд.
