2
До пяти часов утра я успел несколько раз изложить свою версию случившегося сперва милиционерам, затем подъехавшим эфэсбэшникам, а в пять меня отвезли на Литейный, и там все началось сначала.
По долгу службы в Большом доме я бывал, и даже не раз. Но оказаться в роли допрашиваемого пока не доводилось.
Допрашивали трое. Все в одинаковых галстуках, стрижках и гладко выбритые. В отличие от меня.
Вопрос о том, какого рода отношения связывали меня с покойным, сыщики задавали по очереди. В общей сложности восемь раз подряд. То, что знаком я с ним был ровным счетом пятнадцать секунд, они отказывались принимать даже в качестве рабочей гипотезы.
Раз журналист, значит, с китайцем встречался по делу и что-то скрывает. Не хочет помочь следствию.
— Значит, вы не хотите нам помочь?
— Хочу.
— Ну так помогите.
— Я рассказал все, что знаю. Я не был знаком с убитым. Он подошел к моему столику за несколько минут до того, как был убит.
Близнецы-сыщики смотрели на меня и молчали.
— Что вы хотите от меня услышать?
— Правду.
Глупо получается. Пока я не сознаюсь, они меня не отпустят. А сознаваться мне не в чем.
Я напрягся, и в усталом мозгу забрезжила смутная мысль. Мне показалось, что я нашел убийственный довод:
— Слушайте! Во! Я этому Ли… как там дальше… дал свою визитку.
— Визитку?
— Да, визитную карточку.
— И что?
— Не понимаете? Я дал ему свою карточку, а ведь визитками люди обмениваются только при первом знакомстве.
Минуту подумав, самый гладковыбритый из близнецов встал и молча вышел из кабинета. Двое оставшихся продолжили меня разглядывать.
— Офицеры, у меня кончились сигареты. Может, угостите?
— Здесь не курят.
— Неужели не угостите арестованного?
— Вы не арестованы. Вы приглашены для дачи показаний.
Каких-то восемь часов тому назад я сидел в клубе «Лунный Путь» и уже слышал похожий диалог. Только тогда курить хотела блондинка с именем, похожим на азиатский цветок.
Пьян я больше не был. Ночь прошла. Вспоминать о ней с утра было странно. Как будто все происходило в чужой жизни. Не моей.
Тесный танцпол. Освещенные зеленым светом спайдермены. Горький вкус алкоголя на языке. Большегрудая девица, называющая меня красавчиком.
Что я там делал? Кто я? Откуда? Что вообще со мной происходит последние несколько лет?
Когда на черной «Волге» меня увозили из «Moon Way», Жасмин еще оставалась в клубе. Может быть, дальше по коридору, в точно таком же светлом и просторном кабинете коллеги моих сиамских близнецов точно такими же вежливыми голосами задают ей точно такие же вопросы.
— Ладно. Не курите — и не надо. Но вы, офицеры, и меня поймите. Я не спал всю ночь. Я не думал, что так получится. Я, между прочим, выпил, и вообще… Теперь у меня болит голова. Дайте хотя бы кофе.
Один из эфэсбэшников встал и вышел. Вернулся он с пластмассовым подносом, на котором стояла чашка кофе, стакан воды и таблетка в упаковке.
— Что это?
— Аспирин. От головы.
Я проглотил таблетку и запил ее кофе. Он оказался паршивым: почти не сладким и совсем не горячим. Такой же кофе в фыркающей кофеварке секретарша Оля варит главному редактору моей газеты.
Майор вернулся минут через пятнадцать.
— Вашей визитки среди вещей убитого не обнаружено.
— Не обнаружено?
— В его карманах найдены две авторучки с золотым пером, кошелек, носовой платок, записная книжка, ключи от автомобиля, зажигалка и начатая пачка сигарет.
— А визитка?
— Визитки с вашим именем нет.
— Может, завалилась за подкладку пиджака?
Он с жалостью на меня посмотрел.
— Вы продолжаете утверждать, что до сегодняшней ночи не были знакомы с господином Ли Гоу-чжень?
— Продолжаю.
Офицеры обменялись взглядами и помолчали. Возможно, они владели техникой передачи мыслей на расстоянии и таким образом между собой советовались.
Потом самый старший и самый гладковыбритый спецслужбист сказал:
— Вы можете идти. Вот ваш пропуск. Сдадите его внизу часовому. Это мой телефон. Если захотите что-нибудь добавить к сказанному, позвоните. Если вы нам понадобитесь, вас вызовут.
Вызовут! Fuck! Ставлю месячное жалованье против жетона метро, что, не будь я журналистом, париться бы мне сейчас в следственном изоляторе. Где-нибудь на шестом подземном этаже Большого дома.
Но — благодарение Богу! — я журналист, четвертая власть, бойкое перо, наглая репортерская морда и все в таком роде.
От сознания собственной значимости хотелось гордо поднять голову. Голова была тяжелой, болела и не желала подниматься. На улице по-прежнему шел дождь. Хотя уже и не тот, что ночью.
Накинув капюшон куртки, я прямо по лужам зашагал прочь. Ехать в редакцию было рано. Кроме уборщиц да главного редактора, в такую рань там никого нет. Однако домой, в Купчино, ехать хотелось еще меньше.
В «24 часа» на углу Фурштатской я купил банку пива и решил, что кроме редакции ехать все равно некуда. Так что в магазинчике на первом этаже Лениздата я купил еще четыре бутылки пива. Подумал было о водке, но решил, что ладно, успеется.
В тоскливый кабинет с табличкой: «И. Стогов. Спецкор» подниматься не стал. Прошел прямо в редакционный бар.
Бар в таком месте, как Лениздат, — особое место. Поднимаетесь на третий этаж здания, платите за свое пиво, садитесь за столик и обнаруживаете, что напротив сидит… ну, например, Борис Гребенщиков… или Анатолий Чубайс… или Аль Капоне в обнимку с Микки-Маусом… впрочем, конечно, не в такую рань.
У барменши были опухшие от недосыпания глаза. Когда-то я помнил, как ее зовут. Сейчас, разумеется, уже нет.
— Можно пачку «Lucky Strike»?
Барменша сказала, что «Lucky Strike» нет. Тогда я попросил стакан под пиво. Стакан у барменши был. Правда, не очень чистый.
Я сел за стол, выставил бутылки и наконец закурил. Как это обычно бывает, спать почти не хотелось. Захочется позже, ближе к обеду. А пока можно пить свою «Балтику» и дожидаться коллег.
Коллеги появились почти сразу. Трое хмурых и небритых парней из криминального отдела. Журналюги. Зубры острого репортажа. Из тех, что начинают день со стакана теплой водки и потом открывают ударом ноги абсолютно любую дверь.
Я кивнул, и один из зубров тут же подошел к моему столу.
— Как машинистки?
— Нормально, Паша, нормально. Жалуются только — почерк у тебя неразборчивый. Буквы, говорят, иногда пропускаешь.
Эту историю знал весь издательский комплекс. В мифические времена… в эпоху, когда рубашки «Лакоста» еще носили с черными кроссовками «Reebok», а Брежнев был не персонажем комиксов, а (поверите?) политиком… в те времена Паше доверили должность выпускающего редактора.
Паша понял это в том смысле, что перед ним открываются двери в Большую Карьеру. Он купил себе пиджак, при встрече подавал для рукопожатия два пальца и демонстративно называл всех на «вы».
Он просиживал в редакции до двух ночи. Сам лично, не доверяя корректорам, проверил все, вплоть до знаков препинания, в прогнозе погоды… а в шесть утра из типографии позвонили и сказали, что в заголовке передовицы вместо цитаты из Маяковского: «Я себя под Лениным чищу» набрано: «Я себя под Лениным ищу». И фотография улыбающейся девушки.
Тираж ушел под нож. Газета вышла с трехчасовым опозданием. Паше больше никогда не доверяли ответственных постов.
Паша помрачнел и поскреб ногтями похожую на лишайник небритость.
— Знаешь, Илья… мне тут человечек с утра звонил. Говорит, какого-то Стогова из «Moon Way» на Литейный увезли. Не родственник?
— Да, Паша. Все правильно. Это меня увезли на Литейный.
— Тебя? А за что?
— Паша, об этом пишу я. Сам.
Паша увял, с тоской посмотрел на «Балтику» и попробовал зайти с фланга.
— Сам так сам. Что хоть случилось? Говорят, какого-то китайца убили?
— Ага. Убили.
— И?..
— Паша, ты нерусский? Я же сказал — об этом пишу я. Что непонятно?
— Злой ты, Стогов.
Мы помолчали.
— Дай хоть пивка хлебну.
— Хлебни.
Паша мстительно присосался к горлышку и поставил бутылку на стол, только когда пива в ней осталось на пару пальцев. Потом он, не оборачиваясь, вернулся к своему столу.
В мокрой куртке, прямо с улицы, в буфет влетел буржуазного вида мужчина. Не иначе как обозреватель из еженедельника выше этажом: «А сегодня, дорогой читатель, мы поговорим с тобой о самом главном… о том, о чем нам давно следовало поговорить… о курсе акций ПСБ в наступающем сезоне…»
Я открыл вторую бутылку. Не дай мне Бог дожить до такого вот состояния. В буфет вошли три машинистки и новенькая корреспонденточка из отдела социальных проблем, имени которой я не знал. Машинистки были бледны и не накрашены.
То ли помог аспирин российских спецслужб, то ли все-таки «Балтика». Но головная боль совсем прошла.
Я осторожно потрогал лоб. По ту сторону лба понемногу оформлялся сегодняшний репортаж. Пора идти на рабочее место и писать о загадочном убийстве китайского бизнесмена в петербургском найт-клабе
«Moon Way».
Специально для читателей нашей газеты! Специальный корреспондент И. Стогов, первым оказавшийся на месте преступления, передает!..
Иногда меня в буквальном смысле тошнит от того, чем я занимаюсь. Впрочем, ничего другого делать я все равно не умею.
Я отнес пустые бутылки на столик с табличкой: «Грязную посуду — сюда» и начал похлопывать себя по карманам в поисках ключа от кабинета. В этот момент в буфет вошел мой главный редактор.
— Ага! Стогов! Я знал, что найду вас в баре.
— Здравствуйте, Виктор Константинович.
— Вы знаете, что вам звонили?
— Мне?
— Вам звонили, а вы с утра в баре.
Какая здесь связь, я не понял. Но на всякий случай кивнул. Все ясно: мне звонили, а я с утра в баре.
— А кто звонил, Виктор Константинович? Из ФСБ?
— Почему из ФСБ? Что опять случилось? Нет, звонили не из ФСБ. Звонили из китайского Генконсульства. Сегодня в пять часов они приглашают вас на ужин, который устраивается специально в вашу честь.
