1
Жирный, непроглядный мрак давил на нее. В горле стоял липкий комок ужаса. Она знала: сейчас… вот сейчас произойдет непоправимое… но остановить происходящее уже не могла.
Мужчина, взгляд которого она ощущала всей спиной, увязался за ней еще у метро. Сперва она решила, что это ей только кажется… и свернула на уходящую в сторону улицу. Потом на другую… третью…
Мужчина не отставал. Когда она наконец огляделась вокруг, то обнаружила, что оказалась на абсолютно незнакомой улице. Мрачный индустриальный район. Зияющие чернотой пустые окна. И только гулкие шаги за спиной…
Все произошло слишком быстро для того, чтобы она успела хоть что-нибудь предпринять.
Она пыталась бежать, поскользнулась, рухнула на землю. Он бросился на нее и прижал к земле всей тяжестью тела. Она пыталась кричать, но из горла вылетал лишь хриплый стон.
Он засмеялся ей прямо в лицо:
— Все! Ты покойница! Но сперва…
Он отбросил полу плаща, и только тут, замерев от ужаса, она увидела, что…
***
На моем редакционном столе зазвенел телефон местной связи. Я снял трубку и сказал: «Алё».
— Илья Юрьевич? Это Степашин, ваш редактор.
Главный редактор моей газеты Виктор Константинович Степашин начинал карьеру как комсомольский работник. С тех пор у него сохранилась манера говорить о себе в третьем лице: «Это ваш редактор…», «По мнению нашего редактора…», «Давайте будем с уважением относиться к нашему редактору…»
— Слушаю, Виктор Константинович.
— Не могли бы вы зайти ко мне в кабинет? Нет, ничего не случилось. Минут через пять-семь, хорошо?
Я положил трубку и перечитал последнее предложение: «Замерев от ужаса, она увидела…»
За окнами серела осенняя Фонтанка.
Тоска…
День начался с того, что с утра мне, похмельному, с трудом соображающему, что к чему, позвонил приятель, спортивный обозреватель нашей газеты Алексей Осокин, который сообщил, что все — он доигрался.
Обратившись в пятницу вечером в районный кожно-венерологический диспансер по поводу рези при мочеиспускании, приятель и обозреватель узнал: то, что должно было произойти, — произошло. Результаты анализов показали: в мазке Алексея присутствуют злые и коварные микробы гонококки.
С диагнозом «острая гонорея, сопровождаемая хронической формой трихомоноза», он отбывал на лечение в городскую больницу № 6. Как минимум две недели читатели должны были черпать новости спорта со страниц других газет.
Так началось сегодняшнее утро. Денек выдался утру под стать. Возможно, дело в том, что сегодня понедельник.
Полдня я вылавливал в коридорах городской прокуратуры следователя, который обещал сообщить мне подробности поимки серийного убийцы с Лиговского проспекта.
Ближе к обеду следователя я выловил. Но сколь-нибудь внятного рассказа от него не добился. Так что запланированное в завтрашний номер повествование под рубрикой «Ужасы ночного города» давалось теперь потом и кровью. А сейчас плюс ко всему я зачем-то понадобился редактору.
Я выбрался из-за стола и в переполненной пепельнице затушил сигарету. Прежде чем идти в кабинет к Степашину, я зашел к ответственному секретарю газеты — насквозь прокуренной, сморщенной тетечке по имени Ира.
Она посмотрела мне в глаза и спросила: чего надо? Если бы я решился ответить честно, то, наверное, сказал бы, что надо мне выспаться… принять душ… и, может быть, поменять образ жизни. Но отвечать честно я не стал.
— Меня Степашин вызывает. А страшилку о Лиговке я где-то на треть только успел написать.
— И чего?
— Как со сдачей полос? Терпит ли время?
— За час никак не успеешь?
— Никак.
Ира выдохнула струю дыма. Он был вонючий. Что за гадость она курит?
— Знаешь, Стогов, а как ты посмотришь, если твою кровавую драму мы перекинем на среду?
— На среду? Какого года?
— Я серьезно.
— Разумеется, я не против. Но чем ты будешь заполнять дырку на второй полосе?
Ира покопалась в бумагах и вытащила одну, свернутую в трубочку.
— С утра по сетям информацию передали… По всем прикидкам — бомба.
Я прочитал распечатку компьютерного сообщения.
Оказывается, история с угоном школьного автобуса в Лондоне и взрывом нескольких кораблей в порту Бирмингема, о которой орали все газеты мира месяцев семь-восемь назад, напрямую касалась отечественной внешней политики.
Британская разведка МИ-6 обнародовала заявление, в котором утверждала, что на самом деле тогда, весной, в пригороде Лондона Ист-Энде была накрыта не база исламских террористов, а перевалочный пункт российских спецслужб.
Чем уж там отечественные орлы занимались — то ли денежки отмывали, то ли перепродавали кокаин с целью поправить традиционно бедственное материальное положение, — об этом МИ-6 умолчала. Однако намекала, что дела в Ист-Энде творились неблаговидные. В цивилизованном мире не принятые.
В марте британские автоматчики окружили штаб-квартиру, разоружили охрану и махом накрыли всех причастных к делу лиц. Кроме одного, самого главного лица — агента-резидента. Каковой, положив на месте не менее шести британских коллег, взял в заложники целый автобус, набитый маленькими британцами и британочками, и, прихватив деньги, умудрился свалить из Лондона, добраться до Бирмингема и там, оставив дымящиеся руины нескольких доков и не менее тридцати трупов, исчез в неизвестном направлении.
Теперь англичане утверждали, что это направление им известно. Путь супершпиона лежал, как они уверяли, обратно в Россию. Теперь им, англичанам, очень хотелось бы видеть супермена в английской тюрьме. По возможности обосновавшимся там навсегда.
— Думаешь поставить в завтрашний номер?
— А что?
— Что ли, ты глупая? Ладно, если бы живыми детками прикрывались моджахеды. Так ведь речь о наших орлах… Когда в дерьмо вляпываются соотечественники, неплохо бы согласовать.
— Я согласовывала. Степашин куда-то звонил, говорит, что выпускать можно.
— Ну, тогда конечно. Тогда — с богом. А репортаж я в среду сдам. В первой половине дня, устроит?
Ира сказала, что ее устроит. Со спокойным сердцем я постучал в дверь редакторского кабинета.
— Войдите!
В кабинете сидели посетители. Трое парней и рыжая, ослепительной красоты девица.
Девица сидела прямо напротив двери. Не упереться взглядом в ее бюст было невозможно.
— А вот и Илья Юрьевич! Знакомьтесь — ведущий специалист в области острого репортажа, так сказать, гордость нашей газеты — Ха! Ха! Ха! — господин Стогов. Никто не расскажет об интересующих вас сторонах жизни города лучше, чем он. А это, Илья Юрьевич, наши зарубежные гости из Ирландии, из города… э-э…
— Из Корк-сити.
— Да-да! Из Корк, так сказать, сити. Знакомьтесь!
Я обвел взглядом зарубежных коллег. Рослые. Зеленоглазые. Длинноногие. Первый (небритый, длинноволосый, одетый в кожаную куртку и черные джинсы) сказал:
— Брайан Хьюсон. Я сотрудник небольшой газеты «Войс оф фридом». Это студенческая газета Коркского университета.
Второй (подтянутый, хмурый, с тяжелым подбородком и носом боксера) кивнул:
— Мартин Клейтон. Журналист «Айриш ревью».
Третий (блеклый и неброский) представился:
— Шон Маллен. Я стажируюсь в «Корк дейли телеграф». Очень приятно.
Рыжая девушка молчала. Мне хотелось, чтобы она сказала хоть что-нибудь, и я проговорил:
— Илья Стогов.
— Деирдре О'Рейли. Я не совсем журналист. Я аспирантка факультета социологии Коркского университета. Собираю материал для магистерской диссертации.
Редактор смотрел на то, как мы знакомимся, с видом Деда Мороза, которому нравится, что дети сами нашли себе развлечение и, может быть, им не нужно будет дарить подарки.
— Коллеги будут стажироваться при нашей газете всю неделю. А мы в свою очередь должны позаботиться, чтобы неделя прошла для них плодотворно. Вы понимаете меня, Илья Юрьевич?
Чего здесь не понять?
Время от времени в Петербург наезжали зарубежные журналисты, интересующиеся отечественной экзотикой. В эти дни, забывая о семьях и работе, сотрудники газеты должны были отбывать повинность гостеприимства.
Связываться с зарубежными коллегами не желал в редакции никто. Однако у редактора Виктора Константиновича имелась идея. Он верил, что долг гостеприимства рано или поздно окажется платежом красен и у газеты появится возможность отправлять сотрудников для стажировки в иные страны.
Никогда еще никто из моих знакомых журналистов не уезжал за счет встречающей стороны никуда дальше Выборга. Тем не менее иностранные гости бывали встречены в редакторском кабинете с неизменным гостеприимством.
До сих пор я только смеялся над невезучими коллегами. Те шипели в ответ и пытались извлечь из обрушившейся напасти хоть какую-то выгоду.
Кто-то гонял гостей за пивом. Кто-то одалживал у них денег, честно предупреждая, что отдавать не собирается. Симпатичных press-girls Осокин сразу приглашал в свою гостеприимно распахнутую постель…
Редактор выразил надежду на то, что гостям понравится наш замечательный город, и принялся выпихивать нас из кабинета. Ирландцы поднялись, пожали ему руку и вышли в коридор.
Я вышел вместе с ними, озадаченно похлопал себя по карманам и, сказав, что забыл в кабинете сигареты, вернулся обратно.
— Виктор Константинович, я категорически не согласен!
— С чем?
— Почему я?! От моего завтрашнего материала готов только заголовок! Виктор Константинович, почему я?!
— Что вы предлагаете?
— Я не хочу с ними возиться!
— А кто станет показывать им город?
— Социальщики целым отделом ни хрена не делают. Им и отдайте. Они еще и спасибо скажут.
— Социальщики заняты. Они освещают работу нового городского правительства.
— Ну почему я, а?
— Я думал было их Осокину передать, но мне тут сообщили… В общем, кроме вас, заняться ими некому.
— А я не могу!
— Илья Юрьевич! Вы знаете, что наше издание — член Европейской газетной федерации. А это не только права, но и обязанности. Когда в прошлом году федерация поставила нам два новых сканера и компьютер, вы, между прочим, громче всех радовались. Гости пробудут здесь всего неделю. От ежедневных обзоров я вас освобождаю. На летучки можете не ходить. Больше, извините, помочь ничем не могу.
Черт бы побрал всех редакторов на свете. Выходя из кабинета, я хлопнул дверью.
Ирландцы все еще стояли в коридоре. Не глядя на них, я вытащил пачку «Lucky Strike» и воткнул одну сигарету себе в зубы. Длинный небритый парень в кожаной куртке (Брайан?) поднес мне зажигалку.
— Thank you.
— Можешь говорить по-русски. Мы все учили ваш язык.
— А что именно я должен говорить?
Парни промолчали. Я затянулся сигаретой.
— Значит, вы из Ирландии.
— Да. Мы из Ирландии.
— А к нам, значит, приехали на неделю?
— Да. На неделю.
— Да-а, блин.
— Нет, не Dublin. Мы из Cork-city. Дублин — это столица, а Корк — второй по величине город Ирландии. Как у вас — есть Москва и есть Петербург.
Я сделал вид, что мне интересно все это узнать.
— И давно вы приехали?
— Сегодня с утра. В восемь тридцать.
Я выбросил докуренную сигарету и вытащил из пачки новую.
— А где остановились?
— В гостинице для иностранцев. У станции метро… э-э… у станции метро «Площадь Мужества». Она называется гостиница «Студенческая».
Мы опять помолчали. Оглядев их еще раз, я глубоко затянулся и спросил:
— Хотите пива?
— Вообще-то да. Вообще-то неплохо бы. Куда пойдем?
Могло бы быть и хуже. Редактор мог подсунуть мне старых зануд, ни слова не понимающих по-русски… По крайней мере, теперь у меня всегда будет уважительная причина отвертеться от газетной текучки.
Мы спустились в буфет, купили по пиву и сели за столик.
— У вас журналисты много пьют?
— Порядочно.
— У нас тоже. В Ирландии журналисты — самая пьющая категория населения.
— Приятно слышать, что мы не одиноки.
— В прошлом году в Корке был устроен beer-maraphon. В смысле марафон по пиву. Команды разных профессий бежали через весь город и в каждом баре выпивали по кружке «Гиннесса». До финиша добежали только портовые докеры и журналисты. Но журналисты были все-таки первыми.
— Я горжусь вами.
— У вас очень светлое пиво. Темных сортов, таких как «Гиннесс» или «Финн», нет.
— А вы неплохо говорите по-русски.
— У нас в Cork state university есть кафедра славистики. Я учился там факультативно. Меня очень интересовали труды ваших революционеров. Мне хотелось выучить язык. Мартин учил русский в колледже, Шон тоже. А Деирдре вообще по образованию славист. Готовится стать большим знатоком вашей страны. Да, Дебби?
Брайан задрал брови, и все трое парней загоготали.
— Странное имя Деирдре.
— Ты можешь звать меня Дебби.
У нее была странная манера не произносить, а цедить слова буква за буквой. Получалось ничего.
— За знакомство!
Мы допили «Балтику», и Брайан сходил купить еще по одной.
— Что именно вы хотели бы посмотреть в нашем замечательном городе? Что вас здесь интересует?
Ребята переглянулись и принялись чесать подбородки.
— Политика? Музеи с театрами? Русская душа в естественном интерьере?
— Наверное, нет. Ничего из этого.
— Тогда что?
— За Деирдре я тебе говорить не буду. Она сама скажет, зачем приехала (новый взрыв хохота). А нам хотелось бы просто пожить здесь так, как живут простые люди. Как ты, например.
— Я не думаю, что вам будет со мной интересно.
— Почему?
— Мой день состоит из того, что с самого утра я сажусь работать…
— А вечером?
— А вечером вам бы со мной тоже не понравилось.
— Ты работаешь целый день?
— С утра до вечера.
— У вас в городе есть night life?
— Есть. С найт-лайфом в городе все в порядке.
— Может быть, ты покажешь в общих чертах, в чем она заключается? Что-нибудь такое, что не лежит на поверхности. Понимаешь, вся ваша странная внутренняя политика… матрешки, перестройка, Чечня… В зубах навязло. Ничего, что я так говорю?
— Ничего…
— Хотелось бы посмотреть на что-нибудь такое… Что-то спешиал. Не знаю… Может быть, можно будет побеседовать с какими-то странными людьми… С оккультистами или, например, сатанистами. Брайан очень интересуется маргинальными политическими партиями — троцкистами, синдикалистами, левыми радикалами… Понимаешь?
— Не очень. Я даже не знаю, есть ли в Петербурге все эти троцкисты и оккультисты.
— Есть, есть! Адреса некоторых я даже взял с собой.
— Тогда легче. Тогда найдем.
— А еще я хотел бы встретиться с вашими диггерами. Я читал, что у вас много диггеров — парней, которые живут в подземных ходах и туннелях. Может быть, можно договориться, чтобы они взяли нас полазать по катакомбам?
— С этим сложнее.
— Почему?
— Понимаешь, в Петербурге нет катакомб.
— В каждом городе есть катакомбы.
— А вот в Петербурге нет. В Одессе есть и в Москве есть, а у нас нет.
— Серьезно?
— Во-первых, Петербург — очень молодой город. Моложе Нью-Йорка. Здесь просто не успели ничего такого накопать. А во-вторых, город стоит на болоте. Под нами, на глубине десяти метров, уже вода. Диггерам тут делать нечего.
Мартин залпом допил свое пиво, сходил к стойке и принес всем еще по бутылке.
— Жаль. Я уже пообещал своему редактору. Это точно, что ты говоришь?
— Точно.
— А метро?
— Что метро?
— Ну, можно нам спуститься в ваше ночное метро?
— В каком смысле «ночное»?
— В смысле, когда там никого нет, все закрыто и не ездят поезда.
— Зачем тебе именно ночное метро? Поезжай днем, выглядит оно точно так же.
— Нет, днем неинтересно. Я читал, что в вашем метро ночью творятся странные вещи. Мутируют крысы, исчезают люди…
— Плюнь, ничего там не происходит. Если хочешь, я, конечно, попробую договориться, чтобы вас пустили, но уверяю — ничего необычного там нет. Шахта как шахта.
— Серьезно? Сможешь договориться?
Кивнул я не задумываясь. Какие проблемы?
Если бы вместо пива мы пили водку, то, возможно, я бы пообещал ирландцам, что договорюсь о проходе для них в спальню президента страны.
— Значит, поедем в метро?
— Хорошо. Поедем.
— Сегодня?
— Сегодня? Не знаю. Ты хочешь именно сегодня?
— Why not?
Я попытался вытряхнуть часы, застрявшие в манжете. Полпятого. В принципе пресс-отдел ГУВД должен работать до шести, но кто там будет сидеть в такое время?
Аккредитация журналистов, желающих сунуть нос туда, куда его не следует совать, находилась именно в их ведении. Если все разошлись, то экскурсии сегодня не выйдет.
— Знаете что? Вы тут допивайте, а я позвоню. Допьете — поднимайтесь. Мой кабинет на четвертом этаже. Номер 428. Там на двери написано «Стогов».
Парни сказали «о'кей», а я пошел звонить в пресс-отдел.
Если бы я знал, чем эта история закончится, то предпочел бы поскользнуться на лестнице, упасть и сломать ногу — лишь бы никогда не дойти до телефона.
Однако ничего этого в ту минуту я еще не знал.
