Я направился к нему.

Пригнул голову пониже, чтобы мои преследователи не заметили, куда я направился. Затем торопливо вошел внутрь крипты, опустился вниз, в углубление. И прислонился к холодной каменной стене, в то время как незнакомец поднял с пола деревянный щит и закрыл им вход, как дверью.

Несколько мутных полосок света проникали между дощечек, однако сейчас, днем, в крипте царила такая же темнота, как и в церкви, где я скрывался ночью. Человек стоял рядом, но я не видел его. Не слышал. Только топот ног мертвецов снаружи. Вот их шаги удаляются, они пробежали мимо. Приближаются другие.

Ушли и эти. Теперь остался только один. Здесь, во тьме.

А потом раздался его голос:

– Мне следовало бы знать, что мы еще увидимся. Все, кто ее ищет, плохо кончают, правда?

Человек вышел из темноты, и я узнал его. Сейчас он казался моложе, чем тогда, когда мы встретились в его доме на Арндт-стрит. Теперь он выглядел так, как в те времена, когда работал в нашей школе… когда его звали Дин.

– Вы знаете, где она?

Малво пожевал губами, словно пробуя этот вопрос на вкус.

– Ты все еще ищешь ее?

– Вы ее видели?

– Подожди. – Он поднял руку, останавливая меня. – Ты пришел сюда, чтобы ее найти! Понимаешь? Я пытаюсь сказать тебе. Именно это твоя сучка-сестра может заставить человека делать. Искать ее.

– Я это делаю не для нее.

– Серьезно? Если бы деньги здесь что-то значили, я бы поспорил на все, что у меня есть, что ты ошибаешься.

Дин Малво прошелся в темноте по усыпальнице, и было слышно, как он ударяет кулаком по каменной стене.

– Почему вы мне помогли? – спросил я, надеясь, что, отвечая, он перестанет шуметь. Но он не перестал. Однако ответил:

– Знакомое лицо увидел. Плюс я знаю, каково это. Я ведь здесь тоже новенький.

– Они преследуют вас?

– Не так энергично, как вначале. – Он изобразил на лице глубокую задумчивость. – Смерть предсказуема. Когда ты мертв, случившегося не существует.

– Почему они нас ненавидят?

– Ну, это как тюрьма. К новичкам относятся хуже всего, потому что они… пахнут не так. Запах оттуда, понимаешь? Как будто ты им натер лицо какой-то фигней. Единственное, что несколько утешает, когда оказываешься здесь, это воспоминания о жизни. А когда начинаешь встраиваться в это существование, мордобитие помогает забыться.

Малво говорил дружелюбно. Но то, как он расхаживал по усыпальнице, как он остановился прямо передо мной, выдавало несколько иные чувства.

И тогда я спросил:

– А почему вы здесь? На кладбище? Почему оно стало вашим местом?

– Точно не знаю. Думаю, потому что экспоцентр находится через дорогу. Мне нравилось туда ходить, но здесь мне не позволяют там появляться. Потому что они знают.

– Знают что?

– Что большинство из детишек именно там заканчивают. Особенно девочки.

– Почему их здесь это заботит?

– Ну, я же сказал, это похоже на тюрьму. – Он пожал плечами. Однако, судя по голосу, начал терять терпение. – Все самые отпетые сукины дети, но до сих пор чтут законы. Мы для них самое дно. Хуже убийц, или насильников, или, к примеру, создателей финансовых пирамид. Короче, полное дерьмо.

Малво насупился. Обиженно посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я заметил. Что я на его стороне.

– Ну, вы нашли свое место, – сказал я. – Оно здесь. А не в экспоцентре.

– Это как?

– В вашей жизни самыми худшими были годы, когда вас выгоняли с работы. Вот они и наступили. Исправительный дом. Вас разоблачили, не принимая во внимание, чего вы больше всего хотели. Так что вам здесь самое место.

Гримаса недовольства исчезла. Он приподнял руки, словно собирался закрыть мне путь к двери, если бы я собрался уходить.

– Позвольте, я еще спрошу, – произнес я. – Вы знаете, где сейчас Эш?

– Откуда мне это знать? Я всего лишь сказал, что завис тут.

– Она могла сюда приходить. Она не такая, как вы или те, которые там, снаружи. Она может передвигаться, где захочет и куда захочет.

«Кроме того дома, – подумал я, но не сказал. – Она не может войти туда, где ты устроил пожар».

На лице Малво появилось то выражение, которое я увидел у охотившихся за мной мертвецов. То же, что я видел на других лицах.

– А почему я должен тебе об этом рассказывать? – спросил он. Больше никакой игры. Никакого очаровательного Дина Малво. Только мертвец. Боб. И ненависть в каждом звуке. – На хрена мне давать тебе какую-то наводку?

– Чтобы загладить ту боль, за которую тебя осудили.

– Ты послушай, что говоришь! – Он рассмеялся. – Я это обычно говорил всем своим девчонкам: «Если никто не узнает, ничего не будет!» Это тайна!

– Но ведь не тайна, что ты убил мою сестру!

– Я ее не убивал!

– Твою мать! А чего ж ты повесился?

– Это она приказала мне…

– И ты всегда делал то, что она тебе говорила?

– А ты сам-то?

Малво стоял теперь совсем рядом. Я пошевелил плечом, но он придвинулся ближе.

– Ты не поэтому здесь оказался? – спросил он. – Это ведь она хотела, чтобы ты пришел сюда?

– Ну, а кто же еще?

– Вот эта девчонка?! Ни фига себе! У нее же на лбу написано: «Полюбите меня!» или «Отдери меня!» или «Убейте меня!» Смотря, кто что увидит.

Похоже, Малво зациклился на этих мыслях. Сладко вздохнул, будто воспоминания о моей сестре были самыми сладкими и светлыми в его жизни. И снова заходил по усыпальнице, словно не знал, как справиться с агрессией, захватившей его. Впрочем, это недолго продолжалось.

– Дэнни, можно я тебе кое-что скажу? – На его губах появилась пленка слюны. – Думаю, я был бы не против, если бы кто-то мне здесь составил компанию. Кто-нибудь, кто знал меня в старые добрые времена. Правда, ты, если честно, тот еще зануда. Кто убил мою сестричку! Скажите мне! Пожалуйста! Ты мне напоминаешь одного из моих прежних начальников. «Когда не знаешь, что делать, – делай что-нибудь!»

Он протянул ко мне руки. Я тут же отступил назад, надеясь, что между мною и стеной еще остается хотя бы фут пространства. Однако стена была прямо за моей спиной.

– Ну, что ты на это скажешь? – спросил Малво, и его пальцы сомкнулись у меня на горле. – Может, мы что-нибудь сделаем?

Мысль-послание ниоткуда…

Воспоминание о нем дало мне силы сопротивляться. Впрочем, безуспешно. Его хватка только стала сильнее.

Однако я вспомнил, что у меня все еще имеется камень в руке. Тот самый, который я подхватил, когда сцепился с той троицей ублюдков. Камень размером и весом с хороший мраморный бюст, не меньше. Достаточный, чтобы сделать более весомым мой кулак. Твердый и тяжелый камень…

До меня донесся звук собственного натужного вдоха, за которым должно было последовать затмение рассудка и плавающие круги света перед глазами.

Но, словно со стороны, я увидел, как мой кулак с зажатым в нем булыжником взлетает вверх. И я в этом не принимаю никакого участия.

Он попал в челюсть Малво снизу. Я это понял, когда услышал звук крошащихся зубов. Его зубов. Он их выплюнул прямо мне в лицо. Кусок попал мне в глаз, в самый уголок, и я оттолкнул Малво, едва почувствовал, что хватка его рук на моем горле ослабла.

Буквально за считаные секунды мы оба поняли, что стучать друг другом о стены значительно удобнее, чем махать кулаками. Поэтому некоторое время в усыпальнице раздавались только тяжелые удары тел о каменные стены.

В процессе этого сражения я как-то дал Малво пространства для маневра больше, чем собирался. Это позволило ему боднуть меня локтями. Вернее, попытаться изобразить из себя быка, потому что я умудрился отпрыгнуть и избежать столкновения. Инерция его движения, промах при исполнении удара, а также мои руки у него на спине – все это имело своим следствием жесткое соприкосновение его головы с каменной стеной.

Он как-то сразу затих. Оперся руками о камень и зашипел от боли. Поскольку передних зубов у него теперь не было, звук получился очень характерным.

На все на это ушло немного времени. Я использовал его на то, чтобы отбросить деревянную дверь и выскочить в серый день. Взбежал по склону и, примерно представив, где может находиться Вудворд-авеню, направился в том направлении, растирая руки.

Малво был позади, но довольно близко. Его шипение перешло в какое-то гортанное бульканье, словно он собирался запеть.

Я пробежал еще немного по дорожке и за деревьями заметил, что она расширяется и там стоят административные здания кладбища, покрытые граффити и без крыш. А сразу за ними – бетонная река авеню.

Мчусь туда, но далеко не в одиночестве.

Теперь к Малво присоединился топот других преследователей. И все они молчат. Земля трясется под ногами гонящейся за мной толпы.

Мысль о том, что нельзя дать им себя догнать, помогает. Безнадежность подстегивает.

Я запрыгиваю на каменный бордюр, огораживающий кладбище, в следующую секунду моя левая нога попадает на какой-то камень, и я кубарем качусь прямо на середину дороги. В падении успеваю заметить, что толпа замерла прямо на границе кладбища, на самом его краю.

Малво стоял впереди всех, руки его были все так же протянуты ко мне, однако и он остановился как вкопанный.

И ниоткуда до меня доносится голос моего отца:

Остановились все. Малво, те два мужика и женщина, которые напали на меня, и еще с полдюжины мертвецов молча смотрели, как я поднялся и, прихрамывая, пошел прочь. Напротив, на краю экспоцентра, та парочка, по-прежнему держась за руки, наблюдала за всем происходящим.