Книга: Фрейлина
Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14

Глава 13

 

«Теннис — всегда приятная игра», — подумала Гвинет, к тому же в Хемптон-Корте замечательная теннисная площадка.
Роберт Дадли был невероятно красив, высок ростом и имел прекрасные манеры. Но Гвинет подумала, что, может быть, он слишком подчеркивает свое и так выдающееся обаяние и огромную удачу тоже, потому что постоянно старается быть возле королевы.
Еще Гвинет заметила, что королеве, видимо, приятно мучить тех, кто считал, будто может управлять ею. Она могла смеяться и быть ласковой с Дадли, а в следующую минуту повернуться к Ровану. Елизавете нравилось заставлять своих придворных немного ревновать друг к другу и при этом не давать ни одному из них чувствовать себя слишком любимым и великим.
Королева хотела держать власть только в своих руках.
Когда Дадли упустил мяч, который легко мог отбить, Елизавета обвинила его в том, что он специально уступает, чтобы дать ей победить. Но Гвинет совершенно не собиралась давать Елизавете возможность легко победить. Проиграть, притворившись, что не знаешь даже простейших приемов игры, кажется, было плохим способом польстить английской королеве. И вряд ли бы ей пришлось это по душе.
Кроме того, Гвинет была представительницей Марии Шотландской. Ее долг перед своей королевой заключался в том, чтобы хорошо представить здесь и правление Марии, и ее страну. Поэтому леди Айлингтон играла во всю силу и этим заставила Дадли всерьез включиться в игру.
Был момент, когда они оба побежали за мячом, и Гвинет столкнулась с молодым лордом. Дадли задумчиво посмотрел на нее, и Гвинет, поспешно делая шаг в сторону, увидела, что в этом взгляде была признательность.
Этот человек так откровенно флиртовал с английской королевой, что вокруг нее возник скандал. Потом, то ли в шутку, то ли всерьез, Елизавета предложила его в мужья королеве Шотландии. Неужели он теперь пытается флиртовать и с ней самой?
Гвинет решила, что жизнь при дворе ей не слишком нравится. И подумала, что у королевы Марии гораздо более добродетельные придворные, хотя, конечно, ни за что не сказала бы этого Елизавете.
Дадли поймал ее руку, широко улыбнулся и предупредил:
— Осторожно! Елизавета не любит проигрывать.
— Я тоже этого не люблю, — многозначительно заявила Гвинет.
— Она королева, — сказал он.
— Но я служу другой госпоже, и тоже королеве, — ответила Гвинет.
— Моей будущей невесте? — дразня ее, спросил Дадли.
— Искренне сомневаюсь, что это так, — возразила Гвинет.
— Давайте доиграем партию! — резко крикнула королева, и они вернулись к игре.
Благодаря льстивой решительности Дадли партия была наконец проиграна.
Елизавета действительно была после этого в хорошем настроении, но ликование и радость она разделяла со своим партнером, лордом Рованом, а не с Робертом Дадли.
Гвинет хотела только одного: как можно скорее покинуть общество королевы и сумела получить на это разрешение, притворившись, что повредила лодыжку. После долгого пути по длинным и запутанным коридорам дворца девушка наконец оказалась в своей комнате. Там ее ждала Энни, она сразу же стала помогать своей госпоже переодеться, при этом что-то напевая себе под нос.
— С вами все в порядке? — спросила Энни, заметив, что госпожа немного прихрамывает.
Хромота была притворная, но Гвинет посчитала, что разумнее всего будет притворяться до тех пор, пока ее могут видеть посторонние.
— Я чувствую себя прекрасно, просто у меня тяжело на сердце из-за тех игр, в которые здесь играют.
— Вам же нравится теннис.
— Все равно.
— А, вот в чем дело: вы проиграли.
— Мне не важно, что я проиграла, — возразила Гвинет, потом немного помолчала в нерешительности и проговорила: — Английская королева кажется такой умной и справедливой и даже доброй. Но она считает слишком важными игры, которые не могут иметь для нее значение. Я просто хочу, чтобы мы поскорее вернулись домой.
— А я думала, вы в восторге от Лондона.
— Так и было. Энни, есть у тебя возможность приготовить мне сейчас все для купания?
Служанка ушла за горячей водой. Скоро она уже помогала Гвинет раздеться, охала над ее корсетом, китовый ус в котором погнулся и потерял форму, и сокрушалась, что, пока они жили в Англии, кошелек Гвинет опустел, но той было все равно.
Гвинет окунулась в воду, откинулась назад, закрыла глаза и притворилась спящей в надежде, что Энни оставит ее в покое.
Когда служанка наконец ушла, Гвинет открыла глаза и попыталась проанализировать события сегодняшнего дня. Она хотела понять, почему ее так раздражало то, что происходило сегодня во время игры.
И вдруг отчетливо поняла: она не верила Елизавете.
Несомненно, эта женщина была умна. Но также очевидно и то, что она ради своей цели охотно использует любого стоящего ниже ее человека, если он находится в ее распоряжении.
Рован не любил Роберта Дадли.
Не любил никогда и знал, что никогда не полюбит.
Отец Дадли лишился головы из-за того, что участвовал в королевской интриге, но, кажется, это не мешало сыну осмеливаться на многое. Дадли был высок ростом, хорошего телосложения и, кажется, имел чрезвычайно высокое мнение о своем мужском обаянии — что Елизавета ему явно позволяла.
То, что Рован видел, наблюдая за Дадли и Гвинет с противоположной половины площадки, не сделало лорда Роберта приятней для него ни в каком отношении. Он знал, что за человек Дадли. Он был любимцем Елизаветы, но никто не мог бы поклясться, что он ее возлюбленный и тем более что он верен ей, поскольку Роберт, оставаясь целиком и полностью в ее власти, позволял себе легкие любовные похождения. Даже теперь, когда Елизавета дразнила его возможностью женитьбы на Марии Шотландской, Дадли мог посчитать фрейлину Марии лакомым куском, который принадлежит ему по праву. Слишком многие мужчины, имея высокое положение в обществе и власть, считают, что могут позволить себе такие выходки. Но Гвинет, как бы малы ни были ее земли, была шотландской дворянкой, а не добычей для Дадли и прочих ему подобных.
А Ровану не была чужда ревность.
Хотя Гвинет вела себя вполне дружелюбно и в полном соответствии с обстановкой, он хорошо знал ее и видел, что, уходя с теннисной площадки, она просто кипела от возмущения. Но он не смог сразу уйти вслед за ней, потому что Елизавета потребовала, чтобы он проводил ее в зал. По дороге королева как бы случайно обронила, что разрешила лорду и леди Леннокс, у которых раньше были отобраны их шотландские земли, вернуться в Шотландию и потребовать возвращения этих поместий. Слушая это, Рован с любопытством и настороженностью наблюдал за Елизаветой, ее речи казались ему странными, к тому же у этого лорда и леди был сын — Генри Стюарт, лорд Дарнли.
— Вы хотите предложить их сына Марии как возможного короля-супруга? — спросил он.
Рован был знаком с Генри Стюартом, и тот нравился ему еще меньше, чем Дадли. Лорд Роберт, по крайней мере, не делал вид, будто он что-то большее, чем похотливый сладострастник и честолюбец.
Генри Дарнли был еще совсем молод. На вид это был ослепительно красивый юноша. Он умел охотиться, танцевать и играть на лютне. Но он был самолюбив и слишком избалован. Рован не думал, что Дарнли хотя бы раз побывал в бою, и не мог представить, как этот человек смог бы повести народ за собой или отбить нападение противника.
— Нет, я позволяю лорду и леди Леннокс вернуться в Шотландию лишь потому, что они слишком долго несут наказание за давние провинности. — Она покачала головой. — Я вообще не думаю, что такой брак мне бы понравился. Генри Стюарт и мой кузен. Он имеет права и на английский, а на шотландский престол. Я не хотела бы видеть его и Марию вместе. Одно дело — если мои ближайшие родственники пожелают занять престол после моей смерти. И совсем другое — беспокоиться, как бы им «е захотелось захватить его, пока я еще жива. Я думаю, вы должны это понимать.
— Да, я понимаю, — поклонившись, ответил ей Рован. — Спасибо вам за то, что вы так откровенно поделились со мной своими мыслями.
— Проследите, чтобы они были переданы в точности так, как я их высказала, — произнесла королева. — Я устрою вам встречу с прекрасным послом Марии мистером Мэйтлендом и моим послом Трогмортоном. — Елизавета взяла Рована под руку. — Они думают, я не знаю, что Мэйтленд тайно ведет переговоры с Испанией относительно дона Карл оса как возможного претендента на шотландский престол.
Рован отошел от королевы и, пристально глядя на нее, сказал:
— Ваша милость, всем известно, что и вы продолжаете развлекаться переговорами о браке с поклонниками из многих стран.
— В переговорах есть сила, — улыбнулась Елизавета.
— Я понимаю. Вы машете Англией, как большой морковью, перед этими мулами с континента, и сами уверены, что, если вам понадобится, вы сможете быстро вступить в брак.
— Если понадобится, я смогу защитить себя от французских связей моей кузины и, может быть, оживить старую вражду, — ответила она.
— Я прослежу, чтобы королева Мария должным образом получила это предупреждение. Могу ли я покинуть вас?
Идя с королевой, он оглядывался вокруг, но нигде не увидел Роберта Дадли, и теперь его охватило дурное предчувствие.
Елизавета величественно кивнула и сказала:
— Сегодня вечером мы ждем вас и леди Гвинет к обеду.
— Как вы желаете, дорогая королева.
— Мне очень нравятся эти слова — «как вы желаете».
— Вы — королева.
— Но я не всегда была королевой. Вы, конечно, знаете, что однажды я вошла в Тауэр через Ворота предателей. Короны слабо держатся на королевских головах. Я знаю об этом так хорошо, как мало кто знает. Но я намерена сохранить свою корону и свою голову любой ценой. А теперь можете покинуть меня, лорд Рован.
Рован поспешил выполнить этот приказ. Он быстро пошел через длинные залы дворца, только кивая на ходу знакомым, но ни разу не остановившись: он так спешил поскорее дойти до комнаты Гвинет!
Наконец он был почти у цели и уже набрал в грудь воздуха, чтобы радостно распахнуть дверь, но вдруг увидел через щель фигуру мужчины.
В комнате Гвинет кто-то был!
Рован с грохотом толкнул дверь. Она распахнулась, и он увидел такое, от чего мгновенно пришел в бешенство.
Гвинет сидела в ванне, крепко вцепившись пальцами в ее деревянный край. А к ней шел по комнате Роберт Дадли. Как только Рован вошел, молодой лорд замер на месте.
Глаза лорда Грэма гневно сузились. Он вынул нож.
Безоружный Дадли отступил назад и воскликнул:
— Боже милосердный! Что вы подумали, Грэм? Я просто пришел узнать, в каком состоянии нога леди Гвинет.
Отвечая, Рован плохо понимал, что говорит, лишь неосознанно выругался на древнем гэльском языке — языке своего отца. Но что бы он ни сказал, Дадли понял значение его слов, потому что отступил еще дальше.
— Только троньте меня, Рован, и королева Елизавета отрубит вам голову!
— За то, что вы собирались изнасиловать особу благородного происхождения при ее дворе? — кипя от гнева, ответил Рован.
Дадли притворился оскорбленным: сжал рот, наполовину прикрыл глаза.
— Вы знаете, каково мое положение в обществе, лорд Рован?
— А каково мое положение, вы знаете?
— Я вижу, что вы готовы поднять нож на безоружного человека.
Рован с болью в сердце увидел, что эти слова подтолкнули Гвинет к действию. До сих пор она только наблюдала за спором, широко раскрыв глаза. Теперь она быстро завернулась в льняные полотенца и одним прыжком оказалась рядом с ними.
— Рован, бросьте нож!
Он запустил нож через всю комнату, в сторону камина.
— Пусть ни у кого не будет оружия, — сказал он, но его голос звучал грозно.
— Прошу вас, не деритесь! — умоляюще воскликнула Гвинет.
Рован в ответ только посмотрел на нее: он был уверен, что в его взгляде отражается ярость, от которой сжимались его мускулы.
— Не деритесь, прошу вас! — повторила девушка.
Рован не был уверен, что Дадли не солгал, когда дал понять, что Елизавета любит его настолько, что поверит любой его лжи. Елизавета была отнюдь не глупа. Но она всегда делала то, что ей нужно, и могла простить даже величайшее оскорбление ради достижения более важной цели.
Боже, как Рован ненавидел Дадли в эту минуту! Он готов был задушить этого человека голыми руками. Но если он это сделает, его повесят.
А если его повесят…
Тогда жизнь Гвинет будет в большой опасности.
— Рован, — шепнула она и отошла от него.
Ее гладкая голая спина блестела от тепла и влаги после купания. Она плотней закуталась в полотенца, приблизилась к Дадли и ударила его по лицу.
Дадли был так поражен, что только потер рукой ушибленный подбородок.
— Вы фаворит королевы, а не мой, — напомнила ему Гвинет. — И если вы собираетесь еще хотя бы раз застать меня врасплох, то вам не нужно бояться смерти от руки лорда Рована: я обещаю вам, что убью вас сама. У нас в Шотландии даже девиц учат не только очаровывать мужчин, но и защищать свою жизнь при нападении иноземцев.
Ее вспышка поразила Дадли больше, чем любая из угроз Рована. Но тот все равно посчитал необходимым добавить силы ее словам и пообещал:
— Если вы снова приблизитесь к ней, Дадли, я убью вас.
Тогда молодой лорд рассмеялся, но смех был притворный.
— Я не знал, лорд Рован, что эта леди — ваша любовница.
— Мои отношения с леди вас не касаются. Она — одна из фрейлин Марии Шотландской и заслуживает вашего уважения.
Дадли взглянул на Гвинет:
— Вы не там ищете власть. Лорд Рован принадлежит к побочной ветви королевской семьи.
— Я не ищу власти, Дадли. И даже чем больше я вижу, что такое власть, тем меньше жажду ее. А теперь убирайтесь отсюда!
— А если я скажу вам, что я пришел сюда с разрешения королевы Елизаветы? — тихо спросил Дадли.
— Я бы сказал, что вы лжете, — ответил ему Рован.
Но улыбка все же исчезла с его лица. Может ли Елизавета быть настолько двуличной?
— Убирайтесь! — повторил он слова Гвинет.
— Любезные лорды и милейшая леди! Что здесь происходит? — вдруг спросил еще один голос.
Рован повернулся. В дверях стояла королева, а сзади нее — еще несколько придворных. Что бы Елизавета ни думала на самом деле, ее лицо выражало лишь огромное потрясение.
— Мы оба пришли узнать, как здоровье леди Гвинет: она же сегодня днем повредила ногу, — быстро ответил Дадли.
— Кто-нибудь, будьте добры, подайте бедняжке платье! — потребовала Елизавета.
Одна из ее фрейлин, некрасивая, но очень добрая леди Эрскин пробежала мимо застывших на месте мужчин, нашла любимое бархатное платье Гвинет и накинула его ей на плечи.
— Я уверена, милорды, что вы не желали леди ничего дурного, Смею ли я думать иначе? — спросила Елизавета. — Но я полагаю, что ей сейчас хочется остаться одной, поэтому не будете ли вы добры покинуть ее? И сейчас же!
Дадли низко ей поклонился:
— Повинуюсь вам, моя дражайшая королева. Я даже хотел немедленно увидеться с вами: необходимо решить несколько срочных дел.
Рован молчал и только пристально смотрел на Елизавету. Он был изумлен, когда она опустила глаза, и ему показалось, что ее щеки слегка покраснели.
— Лорд Рован, вы, кажется, огорчены тем, что случилось. Я уверена, что Томас позаботился, чтобы вам принесли в ваши комнаты хорошее вино. Я советую вам отдохнуть: вы, несомненно, устали за этот день. Дадли, вы будете сопровождать меня.
У Рована не было выбора. Он прошел через зал к своей двери, поклонился королеве, вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
Едва сдерживая свои чувства, он ждал за дверью и прислушивался к голосам Елизаветы и Дадли.
Рован подошел к потайной двери и буквально нос к носу столкнулся с Гвинет. Она скинула полотенца и теперь, вся дрожа, бросилась в его объятия голая.
— Она ужасная! Это Елизавета все сама устроила, нарочно. Она не желает связывать себя с ним обязательством, но при этом хочет, чтобы Дадли бежал к ней, как только она поманит. И отдаст любую женщину ему на забаву, чтобы он оставался ее терпеливым псом.
— Тихо, все в порядке. Этого больше не повторится, — твердо пообещал ей Рован, вспомнив выражение лица королевы.
Он не думал, что она устроила весь этот спектакль: уж слишком искренне она была потрясена тем, что увидела. Но сейчас вряд ли был подходящий момент, чтобы убеждать в этом Гвинет.
Гвинет отодвинулась от него. Глаза у нее были огромные.
— Нет, не говори так! У тебя такой вид, будто ты сейчас пойдешь и убьешь его… а потом… ох, Рован!
И она снова, по-прежнему дрожа, бросилась в его объятия.
Что ж, она была права. У него было огромное желание убить Дадли. Но сделать это он не мог. Тогда что же он мог ей пообещать?
— Я клянусь тебе, что больше никогда не позволю ему подойти к тебе близко! — громко произнес он.
— Лучше было бы, если бы… если бы…
Рован понял, что она думает: «…если бы Дадли умер». Он взял Гвинет за подбородок и, откидывая влажные волосы с ее лица, шепнул:
— Никогда не говори этого.
Он вдруг опустился на колени перед той, что стояла рядом с ним, нагая и трепещущая, взял ее за руку и произнес:
— Я клянусь, Гвинет, что буду защищать тебя от любого зла даже ценой своей жизни, — а потом поднял взгляд на нее и добавил: — И что буду любить тебя до моего последнего вздоха.
Она тихо вздохнула и упала перед ним на колени. Его руки обняли ее голову, ее глаза, блестящие от слез, искали его взгляд. А потом ее губы прижались к его губам. Она поцеловала его с глубокой и полной боли нежностью, и такая же нежность переполнила его душу и чувства.
Он поднял Гвинет с пола, отнес на большую кровать с балдахином, нежно уложил ее и сам лег рядом. Он шептал ей тихо, его дыхание касалось ее тела едва ощутимым дуновением, а его слова были полны страсти и тверды, как сталь.
— Клянусь тебе своей честью: что бы ни случилось, я буду любить тебя до последнего дня моей жизни, каждой каплей крови, каждой частицей моей плоти и моей души…
— Рован! — беззвучно вскрикнула она, и ее губы снова слились с его губами.
Потом она стала ласкать его плечи, проводя по ним языком, даря утонченное наслаждение. А ее ладони, изящные и соблазняющие, в это время скользили вдоль всего его тела. Он чувствовал в своем сердце страсть и должен был поклясться в этом телесно, как только что поклялся в верности словами. И он с яростной силой схватил ее, повернул так, что она оказалась под ним. Подчиняясь вспышкам нарастающей страсти, он ласкал ее самыми откровенными ласками, соблазняя и маня влажными, обжигающими касаниями языка и нежными гладящими движениями. Никогда ни одну женщину он не ласкал так страстно, так настойчиво и так нежно. Как бы сильно ни пылало его тело, оно не могло передать все, что хотела сказать его душа. Он чувствовал, что никогда не устанет любить ее. Она возбуждала его снова и снова, когда приподнималась навстречу его желанию. Под конец оба они лежали, глотая ртом воздух и дрожа, сплетясь руками и ногами. Он не хотел уходить от нее, не хотел расставаться с ней.
— Мы уедем отсюда. Сегодня вечером, — тихо сказал он.
— Рован, мы не можем уехать. Нас послала сюда одна королева и пригласила в гости другая.
— У меня есть земли в Англии и благодаря им есть права, — заявил он.
Гвинет наконец отодвинулась от него и стала гладить его лицо. На ее губах играла улыбка.
— Рован! Мы тратим столько времени на молитвы о том, чтобы нашей королевой не управляли страсти. Мы не должны уехать отсюда в гневе и без разрешения. По-моему, Елизавета очень уважает тебя. Поговори с ней снова. Мы не можем стать ей врагами.
Лежавший неподвижно Рован подумал, что ему все это безразлично. Потом он наконец вздохнул:
— Я сейчас позову Энни, чтобы ты не оставалась одна.
— И попроси Елизавету, чтобы она разрешила тебе поговорить с ней наедине. Она хотела устроить переполох, по всей видимости, это так. Но хотя я и не знаю ее, чем больше я думаю над этим, тем меньше верю, что она желала именно того, что произошло. Я не верю, что отношения между двумя странами могут столь напряженными из-за такого… — Она прикусила губу, встряхнула головой и закончила: — Такого обычного случая: один мужчина пожелал любовницу другого.
Рован отодвинулся от нее и сурово нахмурился. Его лицо вытянулось.
— Разве ты ничего не слышала из того, что я тебе говорил?
Гвинет улыбнулась:
— Как раз наоборот. Я наслаждалась и вздрагивала от счастья при каждом твоем слове. Но для Дадли, если он и знал что-то, важно было только, что ты — великий лорд Лохревен, а я — леди, у которой гораздо меньше земли. В прошлом ты женился на богатейшей наследнице, а меня вряд ли назовешь такой. Я здесь защитница королевы Марии и потому не очень ценная добыча для мужчины.
— Нет добычи ценней, чем ты, — хрипло произнес Рован.
— Я боюсь: вдруг я сплю, потом проснусь, и окажется, что все это был только сон, — сказала Гвинет.
— Это не сон, — ответил он, прижимая ее к груди.
Вдруг он встал с постели.
— Оставайся здесь, пока не услышишь, что Энни в соседней комнате.
Говоря это, Рован стал быстро одеваться, не забыв и про горские знаки своего высокого звания.
Он ушел от Гвинет, но сначала убедился, что в зале никого нет. У выхода он увидел Томаса и приказал ему разыскать Энни, а также сказал о своем желании, чтобы они оба находились рядом с комнатами своих хозяев и оберегали леди Гвинет. Томас быстро и с серьезным видом выполнил приказ, и Рован отправился искать королеву.
Хотя Рован потребовал, чтобы она осталась в его комнате, Гвинет осмелилась вернуться в свою и начала одеваться. Нырнув в узкое льняное платье, она стала ждать Энни, чтобы та помогла ей надеть корсет, нижние юбки и прочие принадлежности роскошного наряда, в котором она собиралась предстать вечером. Она фрейлина королевы Марии и поэтому никогда не позволит себе выглядеть менее модной, чем придворные дамы Елизаветы. Гвинет сердилась на то, что ее так ужасно предали, и, несмотря на ту настойчивость, с которой несколько минут назад она убеждала Рована, девушка совершенно не была уверена, что понимает смысл произошедшего. Может быть, Елизавета отпустила Рована как раз вовремя, чтобы не допустить изнасилования и предупредить Дадли, показать ему, что всегда будет управлять им, как пожелает?
Этого Гвинет не знала. Она знала только, что с каждой минутой все больше тоскует по дому.
— Боже, сгнои всех потомков этой дряни, Генриха VII, — выругалась она вслух — и словно окаменела, вспомнив, что Рован — внук короля Шотландии Якова V, то есть тоже потомок Генриха VII Английского. — Нет, его негодных законных потомков, — уточнила она вполголоса. — И особенно королеву Елизавету, — добавила она, чувствуя, что этого пока достаточно.
Наконец пришла Энни.
— Силы небесные! Да вы сегодня не в духе, хозяйка! — ахнула она.
— Мне не по душе придворная жизнь, — ответила Гвинет.
— А по-моему, здесь чудесно, — возразила Энни.
Гвинет раздраженно посмотрела на свою горничную и громко приказала ей:
— Замолчи! Иди сюда и одень меня так, чтобы я была ослепительной на сегодняшнем приеме. Я не люблю, когда мной… кто-то вертит, как хочет, — добавила она вполголоса.
— Добро пожаловать в общие ряды! — воскликнула Энни.
Гвинет отодвинулась от нее и спросила:
— У меня трудный характер?
Энни помолчала, упершись руками в бедра, потом покачала головой:
— Вы леди Айлингтон, а я — служанка. Вы ниже королев, а я вообще пешка. Так устроен мир.
— Королева никогда не подставит пешку под удар без причины.
— Но если надо кем-то пожертвовать, то жертвуют, конечно, пешкой.
Вдруг Гвинет рассмеялась.
— А я не знала, что ты любишь шахматы, — сказала она.
— Все будет хорошо, миледи. Я в это верю, — заверила ее Энни.
Гвинет повернулась, чтобы Энни смогла закончить ее одевать. Когда горничная вставляла в волосы госпожи последнюю шпильку, раздался стук в дверь.
Гвинет вздрогнула.
— Это стук, а не смертный приговор, — заметила Энни и пошла к двери.
Вошел Рован. В клетчатом шотландском плаще он казался еще выше и шире в плечах, чем обычно. Он улыбался, и на его лице было то лукавое выражение — смесь печали и озорного любопытства, которое когда-то раздражало Гвинет, а теперь ласкало ее сердце.
— Нам нужно кое с кем встретиться, — сказал он.
— Встретиться? — переспросила Гвинет.
— Идем.
Рован подал ей руку.
Гвинет медленно и недоверчиво подошла к нему. Рован рассмеялся:
— Этот план тебе понравится. По крайней мере, я так думаю. Энни, вы пойдете с нами?
— Я? Такая, как я? — ошеломленно спросила Энни.
— Да, Энни. Идем!
Энни неуверенно последовала за ними. В зале их ждал Томас, который держался очень прямо и церемонно.
— Разрешите, дорогая, — попросил он служанку и подал ей руку.
— Силы небесные! Что это за нелепая выдумка? — спросила Энни.
— Ничего нелепого тут нет. Вы увидите, что это так, — серьезно заверил ее Рован. — Энни, мне нужно, чтобы вы оказали услугу леди Гвинет и мне.
— Услугу, милорд?
Он засмеялся и зашагал по залу. Гвинет услышала, что он мурлычет себе под нос какую-то мелодию. Каждый раз, когда взгляд Рована падал на нее, в его глазах вспыхивал яркий блеск. Глядя на него в эту минуту, Гвинет призналась себе, что в ее жизни никто и никогда не значил столько, сколько значит этот человек. И что она была по-настоящему счастлива только в его объятиях. Она не знала, как велика бывает любовь, пока не встретила его.
— Куда мы идем? — тихо спросила она.
— Скоро увидишь.
Ей казалось, что они уже целую вечность идут по анфиладе залов. Через несколько минут они наконец приблизились к часовне.
Рован открыл дверь и пропустил Гвинет внутрь. В часовне находился всего один человек — священник в черной одежде с белым воротником, ждавший у алтаря.
— Входите, миледи, — пригласил священник, подкрепляя свои слова движением руки. — И вы тоже входите, добрые люди, — обратился он к Томасу и Энни. — Разумеется, могло быть гораздо больше блеска и роскоши, но… А сейчас я немного волнуюсь: ее величество не дала свое благословение по-настоящему, только нетерпеливо кивнула, давая понять, что я могу это сделать. У меня всю ночь не было ни минуты покоя.
Гвинет посмотрела на Рована. Он улыбнулся:
— Моя дорогая леди Гвинет, вы сейчас немного похожи на рыбу, что странно для такой очаровательной особы. Закройте же свой рот. Преподобный Ормсби, можете начинать.
— Но что… — начала было Гвинет.
— Силы небесные! Разве это не понятно, любимая?
Рован опустился на одно колено и взял ее за руку.
— Дорогая леди Гвинет Маклауд с Айлингтона, окажете ли вы мне огромную честь стать моей женой?
Слезы щипали ей глаза.
— Но будет ли это законно? — шепотом спросила она.
— Перед Богом и независимо от того, одобрит это или нет кто-либо из земных государей, я отдаю вам свое сердце.
— Будущие супруги, не будете ли вы добры подойти ко мне? — позвал священник и стал откашливаться, чтобы прочистить горло.
— Это мы, — сказал Рован своей любимой.
— О господи! — ахнула она, чуть не задохнувшись от изумления, и нежно коснулась рукой его лица.
— Ну? Клянешься ли ты быть моей женой?
— Клянусь от всего сердца!
Он встал и вместе с ней подошел к алтарю. Священник начал говорить, но Гвинет почти не слышала его.
Посреди церемонии в задней части часовни раздался какой-то шум. Гвинет повернулась и увидела королеву Елизавету и Роберта Дадли. Лорд выглядел так, словно его привели в часовню насильно. Елизавета по-хозяйски положила свою ладонь ему на руку. Как ни странно, выражение лица английской королевы было очень добрым, и она улыбнулась невесте.
Несмотря на радость, Гвинет понимала, что королева Англии снова разыгрывала свои карты так, что оставляла место для уловок. Рован, несомненно, имел ее разрешение на поспешный и тайный брак, но королева не пожелала быть официальной свидетельницей церемонии — а все же присутствовала на ней, и теперь, если пожелает, сможет их защитить.
А может и отречься от них.
Вдруг Гвинет услышала голос Рована. Убедительно и уверенно Рован обещал любить ее, почитать… она плохо поняла остальные слова, потому что все еще чувствовала себя как во сне.
Ни один цветок не украшал часовню по случаю венчания. Не было и музыкантов, не звучала музыка. Но для Гвинет не было на земле более чудесного места, чем эта комната с белой штукатуркой на стенах и простым орнаментом. Она едва могла поверить в то, что происходило. Та, кого она ненавидела за неуважение к себе, стояла рядом. И эта женщина, самый могущественный человек в этой стране, соединила ее с Рованом.
Трудней всего ей было поверить в то, что Рован рядом и что он любит ее. Что он берет ее в жены.
Комната кружилась у нее перед глазами, но Гвинет старалась устоять на ногах.
Когда настала ее очередь произнести брачные обеты, ее голос задрожал, и она не могла с этим справиться. Ее чувства были твердыми и искренними, но в голосе чувствовалась такая дрожь…
Без сомнения, никогда еще не было такой красивой церемонии. И эту великую красоту ей придало одно лишь совершенство брачных клятв Рована.
А потом преподобный Ормсби объявил Рована и Гвинет мужем и женой и сказал:
— Поцелуйте свою невесту, лорд Рован.
Этот поцелуй был похож на множество других.
И был совсем иным.
Это было замечательно, невероятно, это было чудо: она теперь — его жена.

 

Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14