Глава 1

С самолетом рейса № 124 Новый Орлеан — Вашингтон происходило что-то неладное. Во всяком случае, так казалось Кили Престон, крепко сжимавшей на коленях похолодевшие влажные ладони и с тревогой вглядывавшейся в частые ослепительные вспышки сине-белых молний.

Салон бизнес-класса предоставлял своим пассажирам значительно более удобные условия полета, чем салон эконом-класса, поэтому Кили всегда летала бизнес-классом.

— Мисс Престон. — Кили подскочила и, вскинув голову, увидела стюардессу, заботливо перегнувшуюся через пустое сиденье, обращаясь к ней доверительным тоном. — Не хотите ли чего-нибудь выпить?

Кили откинула назад несколько прядок волос цвета жженого сахара и попыталась улыбнуться непослушными губами. Она сомневалась, что у нее это получилось.

— Нет, благодарю вас.

— Возможно, это поможет вам успокоиться. Я заметила, что вы нервничаете по поводу грозы. Уверяю вас — все в порядке.

Кили опустила глаза на свои сжатые руки и улыбнулась, насмехаясь над собой:

* Очень жаль, что это так заметно. — Она перевела взгляд на стюардессу и снова улыбнулась, на этот раз более спокойно. — Со мной все в порядке. Правда.

Молодая женщина одарила ее профессиональной, заученной улыбкой и предложила:

— Вызовите меня, если вам что-нибудь понадобится. Через несколько минут мы выйдем из грозовых облаков и приземлимся в Вашингтоне примерно через час.

— Спасибо, — отозвалась Кили и попыталась расслабиться, откинувшись на роскошную спинку сиденья салона бизнес-класса и закрывая глаза, чтобы не видеть страшное зрелище.

Мужчина, сидевший через проход от нее, восхитился проявленным ею мужеством, хотя и ощущал, что она испытывает ужас. По правде говоря, все в этой женщине внушало ему восхищение с тех самых пор, как она ступила на борт самолета через несколько минут после него. Она обладала множеством достойных восхищения качеств. Взять, к примеру, ее волосы, мягкие и уложенные с легкой небрежностью. Он терпеть не мог ультрамодных причесок, слизанных с рок-звезд панков или с женщин-спортсменок. У дамы, сидящей через проход от него, волосы струились по плечам каждый раз, когда она поворачивала голову. Они выглядели чистыми, хорошо расчесанными и, как он предполагал, пахли цветами.

Он не был бы мужчиной, если бы не обратил внимания на ее стройную фигуру, когда она прошла мимо его сиденья у прохода в поисках своего места, которое оказалось в предыдущем ряду через проход от него. На ней был зеленый вязаный костюм-двойка. Свитер суживался книзу, подчеркивая стройную талию. Юбка обтягивала упругие бедра и расширялась чуть ниже колен.

К тому же у нее были чертовски красивые ножки. Он это заметил, когда она приподнялась, чтобы положить свой тренч на полку для багажа. Тогда он увидел ее в профиль и отметил про себя, что свитер обрисовывал зрелую, но не слишком большую грудь.

Со стороны казалось, будто он всецело поглощен кипой бумаг, которую извлек из портфеля сразу после взлета, на самом же деле он украдкой наблюдал за женщиной. На обед она заказала бифштекс из вырезки, но съела только три маленьких кусочка и один кусочек брокколи. Ни хлеба, ни десерта. Выпила полбокала розового вина и чашечку кофе с небольшим количеством сливок.

После обеда он изучил еще несколько документов, затем снова убрал их в портфель и принялся просматривать «Тайм», время от времени продолжая бросать поверх журнала взгляды на женщину. Таким образом, он стал свидетелем ее разговора со стюардессой. Теперь он уже даже не пытался делать вид, будто читает, и внимательно наблюдал за ней.

В этот момент самолет попал в воздушную яму и круто пошел вниз. Для человека, привыкшего летать, не было никаких поводов для паники. Женщина же, сидевшая через проход, резко выпрямилась и оглянулась. В ее широко открытых глазах отразился ужас.

Прежде чем мужчина успел подумать, он, подчиняясь какому-то подсознательному импульсу, перемахнул через проход, оказался на соседнем с ней сиденье и сжал ее руки своими ладонями:

— Все в порядке. Беспокоиться абсолютно не о чем. Всего лишь небольшая турбулентность. Никаких поводов для паники.

И действительно, они, похоже, были единственными пассажирами салона бизнес-класса, заметившими, что самолет на время потерял высоту. Стюардессы находились на кухне, откуда доносился звон посуды, который ни с чем невозможно спутать. А остальные пассажиры, которых было не так уж много на этом позднем рейсе, или спали, или были слишком заняты своими делами, чтобы обратить внимание на то, как симпатичный молодой человек практически перелетел через проход, чтобы подсесть к расстроенной женщине.

Теплые сильные мужские руки, крепко сжимавшие ее ладони, были такими ухоженными, что Кили какое-то время разглядывала их, прежде чем подняла удивленные глаза на лицо мужчины. Оно очень близко склонилось к ней, но, как ни странно, она не испытывала от этого дискомфорта.

— Извините, — услышала она свой голос как будто со стороны. За что она извинялась? — Со мной все в порядке. Правда.

Хриплость своего голоса произвела на нее шокирующее впечатление. Куда девались мелодичные тона, всегда бывшие характерными для ее голоса? И почему она заикается, словно какая-то идиотка, за которую этот человек ее явно принимает. Кто же еще ведет себя подобным образом в самолете — только какая-нибудь истеричка или невропатка? И почему она не испытывает желания освободить свои руки из его ладоней. Вместо этого она всматривалась в черные глаза, затененные черными бровями и окаймленные наичернейшими и самыми густыми ресницами, какие ей когда-либо доводилось видеть. По скуле под самым левым глазом проходил шрам. У него был тонкий, красиво очерченный нос и большой рот с полными губами, которые приближались к опасной границе чувственности. Челюсть и подбородок определенно можно было назвать упрямыми и мужественными, но от суровости их спасала ямочка на правой щеке возле уголка столь интригующего рта.

— А для чего же существуют друзья? — спросил он, улыбаясь своей привычной улыбкой, вселявшей в окружающих уверенность и заставлявшей их сердца таять, той самой улыбкой, которая стала его «торговой маркой» и проклятием для его врагов.

«Черт побери, кого ты пытаешься одурачить?» — задал он себе вопрос. Его чувства к ней совершенно нельзя было назвать дружескими. Молнии, которые наэлектризовали атмосферу за пределами самолета, не шли ни в какое сравнение с силой удара, вонзившегося ему между глаз, а затем в сердце, как только он посмотрел ей в лицо.

Зеленые… Ее глаза были зелеными, широко распахнутыми, исполненными чистоты и одновременно сексуальности, словно сам ад. Ее цвет лица нельзя было сравнить с персиком со сливками, он был не настолько светлым. Скорее уж персик и… мед или абрикос, который приобрел золотистый оттенок на солнце. Он был со вкусом подчеркнут при помощи легкого прикосновения косметики, выразительно оттенившей все достоинства ее лица.

Нос — само совершенство. Рот… Боже, что за рот! Губы мягкие и сияют коралловым блеском.

В ушах она носила маленькие золотые спиральки. Тоненькая золотая цепочка поблескивала у основания шеи. На пальцах рук, которые он все еще сжимал, не было колец. Он с радостью отметил про себя этот факт.

Ее тело слегка дрожало, и на какой-то безумный момент ему захотелось почувствовать, как задрожало бы оно под ним, охваченное ничем не сдерживаемой страстью. Эта мысль и взволновала его, и заставила устыдиться. Было ясно, что она не пытается спровоцировать мужчину на подобную реакцию. Вожделение возникло у него в мозгу, но отрицать его наличие было невозможно. Вместе с тем это было не просто низменное желание, он почувствовал потребность защитить ее, не подчинить себе, а именно защитить. Наполнить ее своей силой. Это было единственное в своем роде уникальное чувство. Он никогда прежде не испытывал ничего подобного по отношению к другим женщинам. Его исполненные вожделения мысли, наверное, в какой-то мере отразились в его глазах, и она осторожно попыталась высвободить свои руки, он неохотно отпустил их.

— Я Дакс Деверекс, — представился он, чтобы преодолеть внезапно охватившую их неловкость.

— Да, это вы, — произнесла она и тихо нервно засмеялась своим словам. — Я хочу сказать, что теперь узнала вас. Очень приятно с вами познакомиться, конгрессмен Деверекс. Я Кили Престон.

Он, прищурившись и склонив голову, устремил на нее внимательный взгляд:

— Кили Престон… Кили Престон… Где я мог слышать это имя? Я могу знать вас?

Она улыбнулась.

— Если водите машину в Новом Орлеане. Я работаю транспортным репортером на радиостанции KDIX. Информирую с вертолета о состоянии дорог в часы пик.

Он хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ну конечно. Кили Престон! Для меня большая честь познакомиться с такой знаменитостью.

Она снова засмеялась, и ему было чрезвычайно приятно услышать этот низкий музыкальный звук. Напряженное выражение покинуло это прелестное лицо.

— Едва ли меня можно назвать знаменитостью, — возразила она.

— Но вы действительно знаменитость! — Он склонился к ней и заговорщически прошептал: — Я знаю людей, которые не осмелились бы ездить каждый день на работу, если бы вы не руководили ими с неба. — Затем он поднял голову, нахмурился и воззрился на нее с недоумением. — Простите, если мое замечание покажется вам грубым. Кили, но если вы летаете каждый день, то почему же?.. — Он умолк, не договорив, и она сама закончила за него вопрос:

— Почему я так испугалась несколько минут назад? — Она повернула голову и снова посмотрела в окно. Самую страшную грозу они уже миновали, хотя вспышки молний все еще освещали горизонт. — Это глупо, я понимаю. Но дело не в полете. Как вы заметили, я делаю это каждый день. Наверное, меня вывела из равновесия гроза.

Неубедительное объяснение, Кили сама это понимала, и ей даже думать не хотелось о том, каким нелепым оно, наверное, показалось Даксу Деверексу.

Почему она не объяснила ему? Почему не сказала, что фамилию Престон использует как псевдоним, а на самом деле носит другую фамилию? Почему не объяснила ему, по какой причине полеты порой приводят ее в ужас, а ее ежедневная работа на вертолете представляет собой часть прописанной ею самой себе терапии, направленной на то, чтобы избавиться от своих «пунктиков»?

В подобного рода вещах даже себе трудно признаться, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух. Она уже знала по собственному опыту, что мужчины, молодые привлекательные мужчины, начинают испытывать неловкость, когда она рассказывает им о своих обстоятельствах. Им становится непонятно, к какой категории отнести Кили. Для того чтобы избавить себя и Дакса Деверекса от подобной неловкой ситуации, она и дала столь туманный ответ на его вопрос. Но он, похоже, на данный момент удовлетворил мужчину.

Чтобы переменить тему разговора, она спросила:

— Вы намерены стать нашим следующим сенатором от Луизианы?

Он усмехнулся и по-мальчишески наклонил голову. Она заметила несколько серебристых прядей в его густых темных волосах. Надо признаться, красивые волосы.

— Нет, если дать волю моим оппонентам. А вы что думаете по этому поводу? — спросил он ее прямо.

— Мне кажется, у вас очень хорошие шансы, — искренне и откровенно ответила Кили. — Вы хорошо проявили себя как конгрессмен.

Дакс Деверекс сделал себе имя в ее родном штате. Он был известен как политик, защищающий интересы рабочих. Его можно было часто увидеть в джинсах и рабочей рубашке беседующим с рыбаками, фермерами или фабричными рабочими — «синими воротничками». Его критики насмехались над подобной тактикой, обвиняли его в неискренности и считали, что он, грубо говоря, просто выпендривается. Сторонники же его просто обожали. Он широко освещал свою деятельность среди народа, и ни один житель его избирательного округа не мог пожаловаться на то, что не знаком с результатами деятельности своего представителя.

— Но вам же не кажется, что я «оппортунист, который постоянно затевает споры ради собственной выгоды»? — задал он вопрос, цитируя недавнюю редакционную статью.

Она читала ту статью и улыбнулась:

— Что ж, вы должны признать, что вам совсем не повредило иметь такую фамилию, как Деверекс, когда вы добивались государственной должности в штате Луизиана.

Он усмехнулся в ответ:

— Что мне оставалось делать, если один из моих прапрадедов был знаменитым французским креолом? Сам не знаю, помогло ли это или послужило помехой. Знаете ли вы, каким варварским образом они порой себя вели? Вечные дуэли… Это была просто банда несдержанных, вспыльчивых выскочек. Один из моих предков шокировал всю семью, женившись на девушке-«американке» после того, как Джексон разбил британцев. А человек, которого в семье считают черной овцой, даже сотрудничал с янки, когда объединенная армия осадила Новый Орлеан во время Гражданской войны.

Теперь она уже смеялась.

— Все ясно. Вы происходите из семьи головорезов и предателей. — Она задумчиво посмотрела на него и искренне заметила: — Мне кажется, вы могли бы стать мечтой публициста.

— Правда? — переспросил он, и в его глазах промелькнул огонек при виде ее внезапного смущения.

Она с трудом принялась подбирать слова.

— Я имею в виду, что у вас и имя, и фамилия начинаются с буквы «д» и заканчиваются на «кс». Безусловно, толковый специалист по рекламе смог бы сотворить с этим чудеса во время избирательной кампании. К тому же ваша молодость и… и привлекательность. Вы принадлежите к такому же типу, как Джон Кеннеди.

— Да, но у мистера Кеннеди была миссис Кеннеди. А в моем активе нет привлекательной жены.

Кили знала об этом. Все знали. Оппоненты использовали его холостяцкое положение против него. И его привлекательная внешность не помогала. Многие считали, что симпатичная внешность холостяка может принести только вред в большой политике.

Кили опустила глаза. Его колено находилось так близко к ее ноге, что она кожей ощущала ткань его обтягивающих ноги брюк, но она не отодвинулась. Вместо этого подняла глаза к его лицу и обнаружила, что он внимательно ее рассматривает.

— У меня и в перспективе нет никаких видов на жену, — заметил он.

Она сглотнула и чуть слышно спросила:

— Правда?

— Да.

О, это знаменитое сдерживаемое сексуальное влечение! Его так часто использовали в кинофильмах, в песнях и книгах. Но оно может оказаться довольно болезненным, когда человеку в действительности приходится испытывать его. Смятение чувств, вспыхнувшее в груди Кили, когда она смотрела на Дакса, невозможно было подавить. Столько лет эти чувства отказывались признать, не давали им права на жизнь. Теперь же, когда им дали шанс, они распустились до каких-то невиданных размеров, заполняя ее грудь и все тело до тех пор, пока она не стала задыхаться, но прежде, чем умереть от такого сладкого удушья, ей была дарована передышка.

У кресла Дакса остановилась стюардесса и сказала:

— О, вижу, вы уже познакомились. Подать вам что-нибудь, мисс Престон? Конгрессмен Деверекс?

Не отводя глаз от Кили, Дакс тихо спросил:

— Не составите ли мне компанию выпить бренди?

Она попыталась заговорить, не смогла, так что только молча кивнула. Он повернулся к стюардессе и сказал:

— Два бренди.

Кили воспользовалась этим временем, чтобы прийти в себя. Она облизнула губы, несколько раз моргнула, три раза глубоко вздохнула и вытерла вспотевшие ладони о юбку. Его нога оставалась там же, где была, может, даже приблизилась. Высокий ли он? Она не успела заметить, когда он так внезапно появился рядом с ней и сжал ее ладони.

— Кили?

Она подняла на него взгляд. Лицо его сохраняло серьезное выражение.

— Если я буду баллотироваться в Сенат, вы проголосуете за меня?

Они оба засмеялись, и напряжение рассеялось. Им принесли бренди, и она слегка пригубила, пробуя его. Ей не понравилось, но она не показала Даксу этого.

— Расскажите мне о своей работе. Она, наверное, очень интересная, — дружелюбно спросил он.

— Уверяю вас, со стороны все это кажется значительно привлекательнее, чем изнутри. Но мне она нравится.

— Вы когда-нибудь испытываете усталость от поклонников, осаждающих вас в поисках автографов?

— Не забудьте, я работаю на радио. Люди часто не знают меня в лицо, но, когда я появляюсь на публичных встречах радиостанции, со мной обращаются как с ВИП-персоной.

— Может, вам следует обратиться к визуальному средству массовой информации?

— Телевидение? Благодарю вас, нет! — с ударением сказала она. — Оставлю камеры своей подруге Николь.

— Николь?.. Как ее фамилия?

— Николь Каслман. Она ведет шестичасовые новости на телевизионной станции, которая находится в том же здании, что и моя радиостанция.

— А… Я видел ее, когда был в Новом Орлеане. Блондинка?

— Да. Мужчины никогда не забывают Николь, — произнесла Кили без тени затаенной вражды. — Мы уже много лет лучшие друзья. Она упивается своей огромной популярностью. Когда мы куда-нибудь выходим вместе, все внимание достается именно ей.

— Сомневаюсь, — коротко бросил Дакс.

Кили подняла на него глаза и увидела, что он говорит совершенно искренне. Она поспешно отвернулась.

— Я не стала бы меняться профессиями, — сказала она.

— Ваша работа, должно быть, требует много времени. Не мешает ли она вашей личной жизни? Вашей семье?

Это был завуалированный вопрос, на который Кили предпочла не отвечать.

— Справляюсь, — с улыбкой сказала она, и разговор на эту тему закончился.

Зажглась надпись «Пристегните ремни», и к ним подошла стюардесса, чтобы забрать бокалы. Пилот объявил о приземлении в Национальном аэропорту. Они прослушали сообщение о погоде в столице, но не услышали его. Они не смотрели друг на друга, но им этого и не требовалось — так остро они ощущали взаимное присутствие.

Его рука лежала на подлокотнике, разделявшем их сиденья. Она была большой, сильной, покрытой темными волосами, с длинными тонкими пальцами. Красивая рука. На безымянном пальце он носил золотое кольцо с печатью. На запястье — часы с ремешком из крокодиловой кожи. У часов был круглый циферблат с отчетливыми римскими цифрами. Они просто показывали время, ни календаря, ни будильника, ни перезвонов, ни секундомера с остановом, ни светящихся цифр и ни каких прочих ухищрений. Всего лишь две тонкие стрелки, которые показывали время. Ей это понравилось.

Принимая во внимание его профессию, можно было ожидать, что он будет одет в консервативный серый костюм. Но на Даксе Деверексе были брюки из верблюжьей шерсти, темно-синий двубортный блейзер, бежевая сорочка и со вкусом подобранный галстук в полоску.

Было ли в нем что-то отталкивающее? Хоть один маленький недостаток? Кили такового не видела.

Дакс тоже пристально смотрел на свою руку. В действительности он оценивал расстояние между своими свешивающимися пальцами и гладкой поверхностью ее ноги. Она сидела, целомудренно скрестив ноги, но такое положение позволяло ему мельком видеть обтянутое шелком бедро, что мучительно волновало его. Полоска светло-голубого кружева время от времени показывалась из-под края юбки. Сердце его забилось сильнее. Светло-голубая нижняя юбка. Интересно, это нижняя юбка или комбинация с атласными бретельками?

Он мысленно выругал себя за распутное направление, которое приняли его мысли. Это было несправедливо по отношению к ней, а его приводило в какое-то полубредовое состояние. Он поерзал в кресле, затем резко повернулся к Кили:

— Как долго вы пробудете в Вашингтоне?

— Я… я не знаю. Это зависит от… ряда обстоятельств, — загадочно ответила она.

— Где вы остановитесь?

Кили внутренне съежилась. Все это становилось опасным. Он слишком уж приближался. И он был слишком привлекательным, слишком притягивал ее. Пришло время остановиться, прежде чем началось что-то серьезное.

— Еще не знаю. Я собиралась позвонить в отель из аэропорта.

По отведенным зеленым глазам и дрожащему голосу он тотчас же понял, что она лжет, но с легкостью простил ее. Она просто проявляет осторожность. Это подтвердило его раннюю оценку — она не пытается увлечь его. Он найдет ее.

— Было приятно познакомиться, Кили, — с улыбкой сказал он и дружелюбно протянул руку. Она приняла его руку так же по-дружески и пожала ее, при этом размышляла о том, глубокая ли у него ямочка.

— Спасибо, что пришли мне на помощь.

Поблескивающие губы раскрылись, обнажив ровные белые зубы, и Даксу стоило немалого труда оторвать взгляд от ее рта.

— До свидания, — сказал он, вставая и выходя в проход.

— До свидания.

Он вернулся на свое место, чтобы собрать вещи и подготовиться к приземлению, которое произошло через несколько минут без сучка, без задоринки. Кили смотрела вперед или в окно самолета, но всем существом ощущала его присутствие у себя за спиной.

Когда самолет остановился, она несколько минут посидела, прежде чем встать и достать сверху пальто. Она изо всех сил старалась не смотреть на конгрессмена Деверекса, но, краешком глаза увидев, что он уже стоит в пальто, решила пока не надевать свое — он мог предложить свою помощь. Тогда он снова прикоснулся бы к ней, а это лучше было избегать.

Она взяла сумочку и «дипломат», перекинула пальто через руку и вышла в проход.

Он ждал, пока она пройдет мимо.

— У вас есть багаж? — спросил он.

— Да. А у вас?

Он покачал головой и ответил:

— Нет. На этот раз я путешествую налегке.

— О…

Ей больше нечего было сказать. Она вышла в ярко освещенный разборный коридор, соединявший самолет с терминалом, и быстрым шагом пошла по нему. Это было просто смешно! Почему бы ей не оглянуться и не вступить с ним в дружеский, ни к чему не обязывающий разговор? Она знала, что он идет сразу вслед за ней. Почему он ничего не говорит ей? Они оба ведут себя как глупые подростки. Но это даже к лучшему. Благоразумие диктует необходимость установить как можно большее расстояние между ними. Так будет безопаснее.

Она вошла в здание аэропорта. Как только прошла через дверь, в нее устремилась толпа репортеров с камерами и микрофонами. Любопытство заставило ее оглянуться.

Дакса тотчас же окружили репортеры и вспышки камер. Он улыбался, экспромтом отвечая на неожиданные вопросы, добродушно подшучивая по поводу отвратительной погоды в Вашингтоне. Когда агрессивно настроенный репортер задавал свой вопрос, который она не могла расслышать, Дакс поднял глаза и встретился с ней взглядом через толпу. Его улыбка была почти извиняющейся. Беззвучно, одними губами, попрощавшись, она повернулась и направилась к эскалатору.

Когда ее чемодан сняли с вращающейся «карусели» и сверили с талоном, прикрепленным к билету, она подняла его и вышла из аэропорта на тротуар. Она без труда остановила проходившее мимо такси и стояла в сторонке, пока водитель ставил ее чемодан в багажник, когда другое такси со скрипом затормозило на соседней полосе.

Резко распахнув заднюю дверь, Дакс выскочил из машины, обежал ее сзади и остановился рядом с Кили. Дышал он тяжело. Вечер был довольно холодным, и его дыхание срывалось паром с губ.

— Кили… — Он выглядел смущенным, недовольным собой, озабоченным. — Кили, мне не хочется с вами прощаться. Может, выпьете со мной чашечку кофе где-нибудь?

— Дакс…

— Знаю, знаю. Я для вас незнакомый человек. А вы не та женщина, что может подцепить мужчину в самолете или где-либо еще. Я не хотел своим приглашением оскорбить вас. Я просто…

Он провел рукой по взъерошенным ветром волосам. Воротник его пальто был поднят и, словно рама, обрамлял нижнюю часть его лица. Полы пальто хлопали его по ногам на холодном ветру. Пояс развязался и свисал из петель.

— О, черт, — тихо выругался он и засунул руки в карманы пальто, устремив взгляд на спешащий мимо транспорт. Затем снова посмотрел на нее. — Мне просто хотелось бы провести побольше времени с вами, получше узнать вас. Еще не так поздно. Пойдемте выпьем со мной кофе. Пожалуйста!

Как можно устоять перед этой ямочкой, перед этой очаровательной улыбкой? Но Кили Престон должна.

— Извините, Дакс, я не могу.

Кто-то отчаянно сигналил, так как его такси остановилось в неположенном месте. Ее водитель сердито ворчал на них, но они не замечали всего этого.

— Вы встречаетесь с кем-то другим?

— Нет.

— Слишком устали?

— Нет. Просто…

— Что?

— Просто не могу. — Она с досадой покусывала нижнюю губу.

— Это не ответ, Кили. — Он мягко улыбнулся и спросил: — Я вам неприятен?

— Нет! — Горячность ее ответа приободрила его и напугала ее.

Она отвернулась, устремив невидящие глаза поверх спешащего транспорта на огни аэропорта, мерцающие в опустившемся на город тумане.

— Я не могу пойти с вами, Дакс, — заговорила она так тихо, что ему пришлось склонить голову, чтобы ее услышать, — потому что я замужем.