Глава 8

Эндрю припарковался возле автобусной остановки в Ферндэйл и, выйдя из машины, даже не запер ее. Он выбежал на тротуар, в волнении вглядываясь в лица прохожих. Грир нигде не было.

Дела в госпитале отняли у него вдвое больше времени, чем он рассчитывал. Эндрю уже успел изучить всех пассажиров на автобусных остановках Дорчестера. Сразу же позвонив в пансионат, он убедился в том, что Грир еще не возвращалась. Она не могла добраться до Уэймута другим маршрутом, поэтому Эндрю дождался новой партии прибывших из деревни пассажиров и поехал по направлению к Ферндэйл, чтобы перехватить ее. Она лишь один раз случайно обмолвилась о своем намерении ехать в деревню, но, судя по всему, не отказалась от этой затеи.

Очевидно, что Грир не могла до сих пор находиться на кладбище. Покусав нижнюю губу, Эндрю расстегнул пиджак и засунул руки в карманы брюк. Оглядев пустынную улицу, он быстро перешел дорогу и, с секунду помедлив, все-таки зашел на территорию церковного кладбища. Не было нужды сходить с главной дорожки, чтобы убедиться: здесь ее нет. Только однажды после похорон Коллин Эндрю приезжал на кладбище, чтобы привезти азалии и проверить, на месте ли ангел и гравийное покрытие, но тем не менее он отлично помнил расположение могилы.

И куда она запропастилась? Если он больше не увидит Грир, то никогда не сможет забыть выражение жгучего страдания на ее лице. Черт. Как она умудрилась найти дорогу сюда и почему никто не остановил ее? Не было никакой пользы в попытке переложить свою вину на кого-нибудь другого — Эндрю обязан был удостовериться в том, что Грир в порядке, прежде чем оставлять ее одну в том унылом кабинете. Если бы он не был так озабочен положением дел с Кувером и собственными неприятностями...

Эндрю вернулся на улицу. Нужно проверить магазины и кафе. А потом, если ему не посчастливится отыскать ее, поехать в Уэймут и дожидаться возвращения Грир возле се номера.

Он уже взялся было за ручку ворот, как его осенило. Похожа ли Грир на женщину, которая может искать утешение в молитве? Эндрю точно не знал, но если она действительно пошла в церковь, то наверняка в совершенно разбитом состоянии, и сейчас ей как никогда необходимо спокойное, уединенное место.

Он стремительно зашагал к дверям церкви. Они были приоткрыты, и, осторожно толкнув створки, Эндрю ощутил себя словно окунувшимся в прошлое. Знакомый холод, пробирающий до костей, окутал его, так же как и затхлый запах, который в детстве вызывал в нем только тошноту. «Господи, дай мне выйти отсюда, прежде чем я рухну замертво» — такова была единственная молитва, какую Эндрю мог вспомнить из детских лет. Бывало, он повторял ее снова и снова, чтобы отогнать надвигавшийся обморок. Утренние молебны, на которые они отправлялись с отцом каждое воскресенье, были неотъемлемым священным ритуалом, пока Эндрю не поселился в пансионе Хэрроу. Церковь, которую они посещали, очень похожая на эту, находилась в пригороде Дорчестера.

Он погладил отошедшую от ветхой двери окантовку, чувствуя внезапный прилив грусти. Прошло десять лет с тex пор, как умер Джон Монтхэвен. Старик был выдающимся человеком — непоколебимой скалой посреди постоянно менявших направление волн прогресса. «Держать все под контролем, Эндрю, — вот что должен делать настоящий мужик. И поступать как подобает. Нет никакой надежды на удержание позиций, если не будешь поступать как подобает», — говаривал он.

Улыбнувшись, Эндрю зашел внутрь. Церковь была выполнена в нормандском стиле — этакий изящный вариант пещерного монастыря. В отдалении, на алтаре, мерцали красно-белым пламенем свечи. Другого света почти не было, а день начинал клониться к вечеру. Только несколько канделябров горели на стенах. Умиротворенная атмосфера. Необыкновенно спокойно — но пусто.

Его слух резанул скрип дерева, царапающего камень. Будто кто-то перетаскивал стул, задевая ножками пол. Эндрю огляделся, всматриваясь в тени, затаившиеся в углах и нишах, и вдруг сдавленное чиханье заставило его направить взгляд в сторону небольшой площадки, отделенной от остальной части церкви доходящими до пояса книжными полками.

Эндрю медленно приблизился к этому месту, заглядывая через полки. Он скрипнул зубами. Спиной к нему на детском стульчике сидела Грир, уткнувшись лбом в колени. Ее крохотная фигурка уже в который раз поразила Эндрю. Она казалась немногим больше ребенка. Должно быть, она слышала звук его шагов, однако не шевельнулась. Ее плечи ровно вздымались и опускались, будто она дремала. Ведь она была так измучена, да и кто на ее месте чувствовал бы себя лучше.

Эндрю застыл, запустив пальцы в волосы. Ей сейчас нужно только одно — чтобы он вывел ее из этого оцепенения. Лучше всего подождать ее в саду. А потом он настоит на том, чтобы подвезти ее до дома. Но не успел Эндрю направить стопы к выходу, как шорох заставил его оглянуться. И встретиться с ней взглядом. Казалось, она совсем не удивилась. Боже правый. Может быть, она в шоковом состоянии?

— Привет, — произнес Эндрю с запинкой. — Я не хотел тебя беспокоить.

Грир разразилась смехом, отозвавшимся эхом от величественных стен.

С ней явно было что-то не так. Возможно, она на грани нервного срыва. Эмоциональное перенапряжение могло повлечь за собой сбои в работе мозга.

— Грир. — Эндрю постарался придать голосу максимальную мягкость. Он сделает все, чтобы облегчить ее страдания. — Возможно, тебе не хочется разговаривать после всего, через что тебе пришлось пройти за сегодняшний день. Просто расслабься и позволь мне отвезти тебя домой. Как следует выспаться этой ночью — вот что тебе необходимо.

— Ты говоришь как врач. — Снова рассмеявшись, она прикрыла ладонью рот. — Что за глупости я говорю. Ты же и есть врач.

Может быть, у Грир лихорадка? Ее лицо разрумянилось, огромные глаза неестественно сверкали. Принужденно улыбнувшись, Эндрю протянул ей руку.

— Острячка. Пошли, я подвезу тебя в Уэймут.

Рука Грир скользнула в его ладонь, и она поднялась, оказавшись так близко к нему, что он различил следы от слез на ее щеках. Как тяжело ему было сдержать желание обнять ее.

— Пошли, — повторил он.

— Не-а. Я не хочу домой, Эндрю. Там никого нет.

Его захлестнула волна нежности.

— Какой ужасный день выдался для тебя, — проговорил Эндрю. Он притянул ее к груди, немного опасаясь, что она станет сопротивляться.

Хрупкое мгновение. Эндрю знал, что эта мимолетная минута близости — все, на что он может рассчитывать сейчас. Грир прильнула к нему, обвив руками его талию, а он поглаживал ее по спине. Глядя вперед, Эндрю чувствовал, что стоит ему лишь слегка склонить голову, и его губы коснутся ее волос. Одно неловкое выражение истинных чувств — и Грир опять ринется в свою скорлупу. И тогда ему придется заново избавляться от этой защитной оболочки.

— Ты такой добрый. — Когда Грир заговорила, его грудь обдало теплом ее дыхания, проникшим через тонкую хлопковую рубашку. — А я вот никогда для тебя ничего не делала. Ты ведь просто не знаешь, как отделаться от чувства ответственности за людей, да?

О да, Эндрю был самый что ни на есть грандиозный памятник рыцарству. Если бы только она знала.

— Просто ты мне нравишься, Грир. И мне было бы гораздо приятней, если бы я знал, что тоже тебе нравлюсь.

— Нравишься, Эндрю, очень. — Выпрямившись, Грир откинула назад волосы. — Ты уже успел поесть?

Пряди волос скользили через ее пальцы — это было изумительно.

— Что?.. А... поесть? Нет. А ты?

— Мне не хотелось. Но позволь мне пригласить тебя куда-нибудь. Самое меньшее, что я могу сделать, — это накормить тебя. Я досаждала тебе целый день и заставила голодать, к тому же через пару часов все равно время ужина. Вроде бы я видела кафе в верхней части улицы.

Он ожидал от Грир совсем не такого поведения. Она не упомянула ни о Колине, ни о ребенке, но самое главное, несмотря на то, что она точно плакала, ее настроение скорее было приподнятым, чем подавленным. Это могла быть начальная стадия срыва.

— Ты со мной? — спросила Грир, вскинув брови.

— М-м-м. — Ему требовалось время, чтобы прийти в себя, подумать. — Я бы предпочел подождать с ужином. Как тебе мысль прокатиться по побережью? Море перед заходом солнца просто восхитительно. Особенно в такую переменчивую погоду, как сейчас, — неубедительно мямлил Эндрю.

Грир, казалось, готова была отказаться.

— Звучит, конечно, хорошо. Но ты уверен, что не хочешь сначала поесть? Тебя не ждут где-то в другом месте?..

— Нет! Нет. Вовсе нет. Поехали, — сказал он, не давая ей возможности передумать.

Бок о бок они подошли к машине. Эндрю только слегка поддержал Грир, когда она садилась. Подняв ее пальто на высоту дверцы, он подождал, пока она накинет его, и их руки соприкоснулись. Кожа прохладная. Все это просто бессмыслица. Холостяки с таким количеством любовных похождений на своем веку, чтобы с легкостью забыть парочку из них, к тридцати пяти годам, как правило, пресыщаются женщинами. Эндрю подходил к водительскому месту. Это-то, видимо, и называется седина в голову, бес в ребро. Простой взгляд, нечаянное прикосновение, которое для Грир уж точно ничего не значило, зажигало огонь и его теле. Эндрю был влюблен в женщину, которую даже ни разу не поцеловал, а она просто считала его «ответственным». Это слово было невозможно далеко от описания его чувств — до такой степени безответственности он вообще еще ни разу не доходил.

Грир наблюдала за тем, как последние отважные лучи солнца пронзают ранние сумерки. Холмы на юге Ферндэйл были более пологие, чем те, которые она проезжала на автобусе. Дорога извивалась, словно лента кинопленки на раскручиваемой катушке. Что бы сказал Эндрю, если бы узнал о том, что она обнаружила в записях церкви Святого Петра? Понял бы он ее воодушевление с примесью тревоги? Очень может быть. Он был так чуток, и Грир ужасно хотелось поделиться с ним новостями. Эндрю был единственным, кому она вообще хотела об этом рассказать.

Она скрестила руки на груди. Ну конечно, он был единственным — ведь она больше никого не знала в Англии. И он знал, что она здесь одна. Только поэтому и примчался за ней, и Грир не должна этим пользоваться, а тем более видеть тут что-то, кроме его врожденной доброты к людям.

— Ты чем-то обеспокоена, Грир. Хочешь об этом поговорить? — заботливо поинтересовался Эндрю.

— Я в порядке. Здесь так красиво. Если я расслаблюсь еще больше, то просто растаю.

— Серьезно? — Он бросил быстрый взгляд в ее сторону. — Ну, раз ты так говоришь... Только тебе, наверное, неплохо бы распрямить руки, пока кровь окончательно не перестала поступать в эти бедные побелевшие суставы.

Он был прав. Рассмеявшись, она опустила руки на колени.

— Вы ничего не упускаете, доктор. Наверное, это оттого, что приходится часто работать с пациентами, которые в силу своего возраста не могут ответить на все ваши вопросы.

— Возможно, — неопределенно ответил Эндрю.

Это было не больно. Впервые с тех пор, как Коллин умерла, Грир было не больно думать и говорить о детях. Она глубоко вдохнула, и воздух показался слаще. Эндрю погрузился в молчание. Он, должно быть, удивляется ее реакции не меньше, чем она сама, и наверняка не ожидал, что она начнет обсуждать его работу. Но ведь ему было неизвестно, что произошло за это время. Пока Грир еще не обрела долгожданный отчий дом, но уже находилась на правильном пути, так что не сомневалась в том, что со временем доберется до него.

— Придерживай шляпу, — посоветовал ей Эндрю, свернув с мощеной улицы на изрезанную колеями дорожку между высокой живой изгородью и голыми деревьями, клонившимися к дороге от морских ветров.

Рассмеявшись, Грир схватилась одной рукой за приборную панель машины, а другой за бедро Эндрю. Под колеса машины то и дело попадали известняковые камешки, и Грир бросало из стороны в сторону. Резко свернув вправо, они сделали привал на обочине дороги над утесом с нависшими скалами.

— Ух ты! — воскликнула Грир, сильнее сжимая руку Эндрю. — Фантастика. Если бы кто-то изобразил это на картине, выглядело бы неправдоподобно.

Солнце достигло точки, в которой сумерки сменялись темнотой, осветив землю и океан последним молочно-белым с радужным отливом светом. Самого солнца было уже не видно, но кучки облаков лимонно-желтого и розового цвета отбрасывали в разных направлениях растущие тени.

— Судя по всему, тебя впечатлило.

Дразнящие нотки в голосе Эндрю тут же привлекли внимание Грир и заставили ее густо покраснеть. Изумляется и ахает, как какая-то школьница. Боже правый!

Эндрю сидел на водительском кресле, заведя согнутую руку за голову, в то время как кисть другой руки безвольно свисала с руля. Ухмыляясь, он обернулся к ней.

— Боже, — выговорила Грир, заметив это вслед за ним и смущенно отдернув руку.

Эндрю закинул голову, обнажив безупречно белые зубы и довольной усмешке.

— Боже? Я восхищаюсь твоим хладнокровием. Никакой скромности. Будь мы незнакомы, я бы подумал, что ты закоренелая любительница ног со всеми вытекающими последствиями.

Грир уже и не думала о том, как достойно ответить на его укол. Она вообще не думала ни о чем, кроме его глаз — таких серьезных в то мгновение — и о своей руке, только что сжимавшей его ногу. Вполне логично, что вдовам или разведенным гораздо больше недостает мужчины, чем женщинам, которые еще ни разу не были замужем. Может быть, в этом все дело? Отвернувшись, Грир толкнула дверцу и выбралась из машины. Когда-то действительно так и было. Ее тоска по мужчине была просто невыносимой. Вот только, потеряв Колина, она никогда не хотела никого другого.

Склонив голову, она направилась к краю утеса. По отвесной скале тянулись зубчатые пещеры, а пенистые волны, обрушиваясь на каменные пласты, достигали укрытых берегов.

Эндрю шел за ней.

— Я тебя смутил. Извинишь меня за это? — сказал он.

— Проехали. — И, быстро сменив тему разговора, Грир произнесла: — Ты только взгляни на это.

— Я могу уже с закрытыми глазами гулять по этому побережью, так хорошо мне знаком каждый его сантиметр. Но мне никогда не надоедает. Возьми, надень, а то замерзнешь.

Не успев отказаться, Грир ощутила, как ее руки утонули в рукавах его коричневой дубленки, которая полностью скрыла ее пальто и спрятала ноги почти до лодыжек.

— А как же ты? — крикнула она, заглушаемая завыванием ветра. — На тебе только пиджак.

Эндрю методично застегнул все пуговицы дубленки, затем взял ее за плечи.

— А я теплокровное животное. — Он повернул Грир так, чтобы она могла видеть открытое море. — Взгляни повнимательнее, а потом поедем ко мне и выпьем чего-нибудь горячего. До моего дома отсюда всего пара километров.

Слишком просто, думала она. Слишком заманчиво. Камин, теплая комната и этот невероятно обаятельный мужчина. Несмотря на то, что кожа Грир была защищена от его рук несколькими слоями одежды, она ощущала себя голой, а от его прикосновения ее едва ли не било током. Сейчас ей так нужен друг, кто-то, кому можно полностью довериться, и ей больше всего хотелось, чтобы это был Эндрю. Но здравый смысл говорил, что ее возбуждение было началом чего-то такого, что сделает простую дружбу между ними невозможной.

Грир двинулась с места.

— Ты не против, если я спущусь к пляжу, чтобы разглядеть получше? Можешь подождать в машине, я ненадолго. Я вижу тропинку, которая ведет отсюда к воде.

— Там неровный грунт. И скользко, — предупредил ее Эндрю.

— И что? Я отлично справлюсь, — огрызнулась она.

— Само собой. Я не то имел в виду... Я тоже хочу сходить.

Он вообще ничего такого не имел в виду. Это все ее врожденная обидчивость. Грир сжала губы, но глаза ее продолжали улыбаться. Казалось, Эндрю хотел что-то сказать. Но вместо этого он уверенным шагом двинулся вперед. Когда Грир споткнулась на гравийной дорожке, он только кинул быстрый взгляд назад и, с секунду поколебавшись, продолжил путь. Через какое-то время из-под ее ног снова посыпались вниз камешки, и тогда он уже взял ее под руку и сопровождал остаток пути.

На пляже Эндрю обнимал ее за плечи, пока они подбирались к воде. Море приливало к берегам. Вокруг них тянулись вереницы блестящих водорослей; с каждой волной, бьющей о берег, брызги высоко разлетались в разных направлениях в разные стороны, падая им на лица и волосы. Грир слизала соленую каплю с губы и засмеялась, посмотрев на Эндрю. Ветер взъерошил его волосы и откинул их на одну сторону головы, отвернул полу пиджака.

— Диковато здесь, да? — прокричал он, касаясь ее руки. — У этого побережья неспроста такая репутация.

— В каком смысле?

Он склонился, приблизив ухо к ее губам.

— В каком смысле? — громче повторила Грир. — Репутация?

— Кораблекрушения. Сотни людей лишились жизни у прибрежной линии Дорсета. Каждый беспощадный мыс или шельф здесь нашел свою жертву — с помощью самых быстрых из всех течений и приливов. И им еще приходилось состязаться в жестокости с мародерами и штормами.

Грир недоуменно покачала головой:

— Мне кажется, я ни разу не слышала о мародерах на море.

— Местные жители, обычно деревенские. Они выставляли маяки, чтобы моряки думали, будто подплывают к безопасной гавани. Когда бедняги напарывались на скалы, организовывалась целая комиссия для сбора добычи из трюмов корабля. — Увидев напуганное лицо Грир, Эндрю поспешил продолжить: — Нельзя не упомянуть о том, сколько людей рисковало жизнью, чтобы спасти тонущих. И до сих пор рискуют. Но бывает и наоборот.

Глядя на серовато-зеленые стены вздымавшихся волн, которые с секунду колебались, а потом разбивались о берег, Грир без труда представила себе моряков, обреченных на смерть. Она сильнее прижалась к Эндрю, непроизвольно обнимая его за спину. Должно быть, ему холодно.

— Звучит устрашающе, — произнесла Грир. — Ты замерзаешь, Эндрю. Мне не стоило заставлять тебя спускаться сюда.

— Ты не заставляла. Я доброволец.

Эндрю украдкой взглянул на Грир. Она была прекрасна: волосы в беспорядке разметались по лицу, глаза то темнели, подернутые дымкой, то снова блестели, живо откликаясь на волнения природы и на его истории. И она казалась спокойной. Это было странно, но Эндрю чувствовал, что так и есть.

С каждой секундой ему было все труднее держать эмоции под контролем. Он вовсе не замерзал, а, скорее наоборот, весь горел. Кровь бежала у него по венам со скоростью прибивавших к берегу волн и проносившихся над их головами чаек. Его желание обострялось с каждым новым запахом и звуком. Если он перестанет переключать внимание на окружающие явления, то поцелует Грир. Эндрю кое-как справлялся с этим, но ведь он всего лишь человек. Если Грир возбуждала его и с расстояния полусотни метров, то в его руках, так близко к его губам, лишала последней капли рассудка...

Он ощущал легкий вес ее головы у себя на руке, и желудок сжимался так, словно его били в живот.

— С тобой все в порядке, Эндрю? — Она старалась перекричать шум прибоя.

— Разумеется. — Эндрю быстро посмотрел на нее. — А что?

— Не знаю. — Грир помедлила. — Мне показалось, ты какой-то напряженный. По-моему, всеми этими рассказами ты пробудил мою способность к воображению.

— Все говорят, что у меня язык хорошо подвешен. — С каждым взглядом, брошенным на нее, ему становилось все труднее сдерживаться.

Пальцы Эндрю переплелись с ее пальцами, и она отметила ему пожатием руки. Должно быть, она под сильным впечатлением. Холодные маленькие ладони. Не будь он таким чертовым эгоистом, сейчас же отвез бы Грир домой.

Подняв воротник пиджака, Эндрю посмотрел на нее. Его дубленка доставала ей до лодыжек, скрывая ее идеальную фигуру и вися на ней как джутовый мешок, но, несмотря на это, она оставалась самой желанной женщиной из всех, что он знал. Грир сводила его с ума и даже не знала об этом — или знала?

Эндрю обхватил ее обеими руками.

— Так теплее, — проговорил он, глядя в ее моментально вскинутое лицо. Море неутомимо билось о берег и вскидывало мутные пенистые гребни на верхушки светящихся волн. Осторожно наклонившись, он прижался щекой к ее волосам.

Грир не двигалась.

Эндрю коснулся прохладной кожи ее подбородка и приподнял его большим пальцем.

— Грир, посмотри на меня, — попросил он.

— Я запуталась, — ответила она. Ее рот был приоткрыт, взгляд голубых глаз затуманился. — У тебя никогдане бывает ощущения, что ты запутался?

Каждый нерв его тела был словно струна, натянутая до предела и готовая порваться.

— Запутался? — Эндрю едва ли не кричал. — Да простой взгляд на тебя выбивает почву у меня из-под ног. Но я точно знаю, что сейчас сделаю. Я тебя поцелую, как бы ты ни сопротивлялась.

Грир не могла сопротивляться — точнее, не хотела. Когда он обхватил ладонями ее лицо, пропустив ее волосы через пальцы, все внутри нее накалилось. Он склонял голову, ближе и ближе к ней, и вот она ощутила его дыхание, такое теплое и сладкое, у себя на губах.

— Поцелуй меня, Эндрю.

Сначала он только дотронулся до ее рта губами, такими прелестно нежными и мягкими, словно прикосновение бабочки. И Грир почувствовала, как утопает в нем, растекается по нему. Она вздрогнула, когда его язык коснулся уголка ее рта. Распахнув веки, Грир увидела, что Эндрю зажмурил глаза и каждая черточка его прекрасного лица застыла в напряжении.

Он был такой холодный. Сквозь пламя желания она ощущала у себя на шее холод его пальцев, массировавших маленькие впадинки за ушами. Просунув руку между его запястьями, Грир принялась расстегивать пуговицы на его пиджаке. Эндрю, казалось, был слишком поглощен страстным изучением ее губ, чтобы заметить это. Пройдясь языком по линиям ее губ, он скользнул между ними к ее гладким зубам.

Грир глотала воздух короткими, сдавленными вдохами. Прикасаясь к нему, обнимая его — и всем телом ощущая силу его объятий. Наконец ей удалось расстегнуть пиджак, а затем и свою одежду, чтобы прижаться к Эндрю покрепче, согревая его своим телом и страстью, которую он разжег в ней.

Поднявшись на носочки, она обвила руками его шею, утопая в ощущении его мужской энергии, его свежего аромата, напоминавшего запах ветра, который переплетал их волосы.

— Грир, Грир, — шептал Эндрю, покрывая ее лицо и шею сотней обжигающих поцелуев, не пропуская ни миллиметра ее кожи, пока не добрался до груди. Он тут же вернулся к ее губам, раскрывая их своими губами и все глубже проникая языком. Ее руки гладили его напряженные мышцы под рубашкой, проводили по легкой щетине на его подбородке. Она всем телом прижалась к нему, погрузив пальцы в его волосы, и Эндрю обхватил ее за талию, сообщая раскаленные волны каждой частичке ее тела.

Большие пальцы его рук поглаживали ее мягкую грудь, и Грир смутилась. Где-то внутри ее зажегся предупреждающий огонек, но он был очень слаб и тут же погас.

Их поцелуи были такими пылкими, словно языки их сошлись в сладостном, отчаянном наказании — никогда не насытиться друг другом. В глубины ее души прорвался ураган желания. Сколько же прошло времени с тех пор, как...

Слегка отстранившись, Эндрю посмотрел на нее.

— Какая ты красивая, — проговорил он. — Ты знаешь, насколько ты красивая, знаешь, что ты делаешь со мной?

Его напряженное бедро было зажато у Грир между ног, и их поза на неопределенное время затуманила ее сознание. Эндрю что-то нашептывал ей в ухо, но она не различала слов.

Его объятия обволакивали ее, она словно приросла к нему, — но тревожный огонек снова зажегся, на сей раз был ярче и назойливей. Тем временем великолепное тело, обнимавшее ее, послало ей свой собственный, неизбежный и безошибочно узнаваемый сигнал. Грир застыла, едва сдерживаясь, чтобы не отстраниться. Дурочка. Чего ты ожидала? Настойчивое движение его таза подтвердило догадку Грир: его возбуждение достигло предела.

— Эндрю. — Она сжимала в ладонях его лицо, пока он не открыл глаза. — Послушай меня, прошу.

Его янтарные глаза были подернуты дымкой, и он потряс головой, словно опьяненный крепким вином.

— Больше никаких разговоров, моя красавица. Я отвезу тебя домой. К себе домой.

— Нам лучше притормозить, Эндрю, — попыталась объяснить Грир. — Понять точно, чего мы оба хотим.

Он снова накрыл ее губы поцелуем, а оторвавшись, двинулся к дороге, увлекая ее за собой.

— Я знаю, чего ты хочешь, Грир. Я это чувствую. А ты знаешь, чего хочу я. Любить тебя — любить тебя снова и снова.