Глава 3
На дне ее чашки плескался чуть теплый чай. Грир сделала еще один глоток и поморщилась от горечи. Чай, который, по-видимому, предпочитали остальным напиткам все англичане, — такой крепкий, что в него впору было ставить ложку, — никогда не заменит ей любимого черного кофе.
По идее Грир должна была чувствовать себя более уставшей. Меньше чем двое суток назад она еще была в Сиэтле. Из-за волнения ей не удалось заснуть ни в ночь перед отлетом, ни в самолете. Вчера вечером, после долгого перелета в Лондон и трехчасовой поездки на поезде, она наконец прибыла в город Уэймут графства Дорсет. Этот прибрежный городок будет ее постоянным штабом на время пребывания в Англии. Грир благополучно добралась до пансионата с видом на море, но все равно была слишком взволнована и не могла расслабиться. Она встала в пять утра после бессонной ночи и в нетерпении вглядывалась в серое предрассветное небо, желая поскорее исследовать город, который когда-то в далеком детстве, не оставившем после себя ни единого воспоминания, был ее родным домом. Сразу после завтрака она вооружилась картой и отправилась на пешую прогулку.
Грир огляделась в крошечном кафе, расположенном на втором этаже здания. Было обеденное время, и все столики были заняты — в основном отдохнувшими и подтянутыми женщинами, занятыми оживленной беседой. Их голоса казались одинаково высокими и чистыми, а завидная скорость, с которой они пили чай и заказывали его снова, подсказывала Грир, что этим англичанкам было бы глубоко безразлично ее мнение насчет традиционной английской заварки.
«Бамблз». Название этого магазинчика привлекло внимание Грир, когда та прогуливалась по другой стороне дороги. Цокольный этаж здания был отдан под салон-магазин розничной продажи, суматоха в котором напомнила ей «Бритманию». Каждая полка была забита керамическими изделиями местного производства, необычными кухонными принадлежностями, медными украшениями, изобилием деревянных чаш и другой утвари. На стойках были выставлены поздравительные открытки и оберточная бумага. На прилавке между грудами частично распакованных товаров красовались коробки с шоколадом. Осмотрев витрины, Грир запаслась несколькими идеями для своего магазинчика, а потом уже поднялась по ступенькам на второй этаж, в ресторанчик. На пути ей встретились развешанные по стенам маленькие картинки с изображениями городских видов. Все картины были выставлены на продажу, и ей тут же пришла в голову мысль договориться о встрече с художником, если, конечно, он заинтересуется экспортом своих работ.
Пирог из шпината, который она заказала, оказался очень вкусным, но слишком уж большим. Отломив вилкой очередной кусок, она отложила ее на тарелку. Пришло время для следующего решительного шага. Чтобы примириться с собственным прошлым, ей нужно покончить с делами двухлетней давности. И доктор Эндрю Монтхэвен был первой ниточкой, выглядывавшей из неопрятного клубка ее прошлого, который ей надо было распутать, чтобы затем аккуратно смотать и убрать на место.
Едва распаковав чемодан, Грир отыскала имя врача в адресной книге. Она нашла только одно упоминание: «Э. Монтхэвен, доктор медицины, Рингстэд-Холл» — и дважды набирала телефонный номер, вслушиваясь в назойливые гудки, непривычные для американского уха. Час спустя Грир еще раз опустила монетку в телефонной кабине холла. И снова на ее звонок никто не ответил. В конце концов спокойствие ей изменило. Нужно было попробовать позвонить в дорчестерский медицинский центр, как она и планировала сначала, но от одной мысли о том, чтобы связаться с этим местом, ее сердце защемило от тоски.
Дорчестер находился всего в тринадцати километрах к северо-востоку от Уэймута. Так что легче было сесть в автобус или электричку и встретиться с ним лично.
Во время завтрака, пока Грир намазывала варенье на тост, поблизости топталась хозяйка пансионата и, похоже, не собиралась уходить.
— Здесь в общем-то нечего смотреть в это время года, кроме холмов и морских бурь, — говорила женщина, скрестив руки на широком переднике в цветочек. — Если вам нравятся старинные здания, то неподалеку есть особняк, в котором жил Томас Гарди, — правда, чтобы до него добраться, надо преодолеть целое болото слякоти. Или Ательхэмптон-Холл в Паддлтауне. Говорят, некоторым частям этого дома уже больше пятисот лет. Ветхий домище, продуваемый со всех сторон, как мне представляется — никогда там не была. Потом еще есть Рингстэд-Холл. Некоторым моим постояльцам понравился. Еще можно съездить посмотреть дом Лоуренса Аравийского...
Рингстэд-Холл, дом Эндрю Монтхэвена? Вторую половину речи хозяйки Грир прослушала вполуха.
— Рингстэд?
Миссис Файндлэй хмыкнула, заметив интерес постоялицы.
— Он открыт для туристов дважды в неделю. По понедельникам и вторникам. Мне не особенно по душе такое времяпрепровождение, но иностранцам вроде бы нравится.
Завтра как раз вторник. Грир тут же решила обратиться в туристический офис в центре Уэймута и забронировать путевку. К этому времени она уже точно знала, что должна как можно скорее встретиться с Эндрю и сказать ему то, что должна была сказать еще несколько лет назад, — и оставить этот эпизод из своей жизни в прошлом. Если Рингстэд-Холл действительно его дом, то ей может повезти, и она застанет его там. Конечно, это маловероятно, но все-таки возможность есть. Так или иначе, она должна во что бы то ни стало добиться встречи с Эндрю Монтхэвеном и пройти через это. Еще раз окинув взглядом «Бамблз», Грир даже пожалела о том, что не может остаться здесь навечно. Разве только заказать еще чашечку чаю, прежде чем отправиться бронировать экскурсию...
И чего она ожидала? Что Эндрю Монтхэвен будет приветствовать группу туристов на пороге особняка, разыгрывая гостеприимного хозяина? Да и если бы он даже объявился, что бы она сказала ему, стоя рядом с десятками незнакомых посетителей?
Черт возьми, как же у нее болят ноги. Грир отстала от группы туристов в одной из комнат и рухнула на чопорный, обитый изысканной тканью стул. Это была уже девятая по счету спальня, через которую их проводили, и каждая из спален была напичкана всяческими экспонатами, которые гид торжественно называл «бесценными шедеврами». Но единственным эпитетом, приходившим Грир в голову при виде всех этих произведений искусства, было слово «ветхий». Она задумчиво улыбнулась. Колин бы наверняка оценил по достоинству каждый сантиметр Рингстэд-Холла. Европейские памятники древности были его страстью и областью специальных знаний. Жаль, ее это никогда не интересовало настолько, чтобы учиться у мужа.
Из коридора доносился голос гида:
— Рингстэд-Холл — один из лучших в стране образцов якобинской архитектуры. Начало шестнадцатого столетия. Пожалуйста, не трогайте гобелены.
Его слова постепенно заглушил топот поднимавшихся по лестнице туристов.
Грир расстегнула ботинки и, стянув их с ног, пошевелила пальцами. Гид пообещал «пробежаться» по винным погребам перед уходом, поэтому ей следовало бы поторопиться, иначе она рисковала слишком сильно оторваться от группы. Но как же у нее болели ноги. Она зевнула — захватил запоздалый синдром смены часовых поясов.
Этот дом напоминал ей музей. Шикарный, но холодный. В рекламном буклете сообщалось, что владелец все еще проживает в доме, но Грир не заметила ни единого признака жизни. К тому же обитателем такого дома должен быть какой-нибудь лорд или сэр, но уж никак не скромный молодой врач.
Стало быть, в Южном Дорсете два Эндрю Монтхэвена. Тот, которого она знала, наверняка женат и имеет целый выводок счастливых детишек. И его дом должен быть изящным, но комфортным гнездышком, а не музеем, вмещающим толпы зевак. Однако она нашла в книге только одного Монтхэвена из Дорсета.
Лучше бы ей пошевеливаться. Если гид заметит отсутствие Грир, он станет ее разыскивать, и она выставит себя полной идиоткой. Грир с трудом натянула выцветшие замшевые ботинки. И почему ноги всегда выбирают самое неудачное время, чтобы распухнуть?
Выйдя из спальни, Грир прошла по длинному коридору, стены которого были завешаны зловещими портретами — в основном мужчин в доспехах или же в какой-то замысловатой военной форме. Выражения их лиц были суровы; длинные, строгие черты лица, прекрасно отражающие всю несомненную непреклонность натур. Она помедлила. Между мужскими портретами нашлись и несколько изображений женщин: на покатой груди одной из них лежали тяжелые украшения, сложенные вместе гладкие руки держали маленькую книгу, на тканом переплете которой был изящно вышит цветок. Грир принялась раздумывать над судьбами людей, изображенных на картинах. Чем столетие назад могла быть озабочена эта молоденькая девушка с бледными завитками волос и блестящими серыми глазами? Рядом с изображением застенчивой девочки висел портрет молодого мужчины в темно-зеленом бархатном костюме с воздушными белыми кружевами на шее и манжетах.
Она медленно отстранилась, пристально вглядываясь в черты его лица — точеные, но при этом очень мужественные. Темные брови изгибались дугами над золотисто-карими глазами, в глубине которых словно сверкали задорные искорки. Прямая узкая переносица дополняла высокие выступающие скулы и заостренный подбородок. В отличие от своих сородичей он был без шляпы, и его густые и вьющиеся черные волосы казались слегка влажными. Грир поймала себя на том, что ее губы растянулись в улыбке, словно этот джентльмен, который позировал художнику так много лет назад, приглашал ее разделить какую-то секретную шутку.
Это был он. Улыбка слетела с губ Грир. Не настоящий Эндрю Монтхэвен, конечно, — просто этот мужчина был так на него похож, что мог с легкостью сойти за Эндрю, переодетого в костюм прошлой эпохи.
Ход ее мыслей прервал отдаленный гул мотора. Нет, автобус не мог уехать без нее. Она ведь понятия не имела, как самой добираться до Уэймута, если он и правда уедет. Добежав до лестницы, она стала стремительно спускаться по ступеням, пока не удостоверилась в том, что ее единственное транспортное средство отъезжает со стоянки. Сквозь витражные оконные стекла огромного переднего холла она различила искаженные очертания автобуса, постепенно исчезавшего из поля зрения. Стало быть, когда гид говорил «пробежимся», именно это он и имел в виду.
Несколько секунд Грир неподвижно стояла на одном месте, потом опустилась на ступеньку и подперла подбородок руками. Какая же она дубина. Грир попыталась вспомнить, насколько далеко они отъехали от главного шоссе, спускаясь по извилистой дорожке к подъездной тропинке Рингстэд-Холла. Грир никогда раньше не ездила автостопом, но все бывает в первый раз, так что, если ей удастся добраться до автострады, она примет любую помощь.
Но ею овладели сомнения. Начинало темнеть. Вероятно, ей придется идти пешком несколько километров по пересеченной местности — а это слишком обременительно для ее поврежденной в аварии ноги. Должен же где-то здесь быть телефон. Разумеется, здесь есть телефон. Она ведь сама только вчера нашла его номер в книге.
Ее пугала сгущавшаяся у подножия лестницы темнота. Грир вернулась в верхний холл, по пути с надеждой вглядываясь в каждую нишу, но находя в них только бесконечные ряды скульптур.
Она помедлила, не зная, что делать дальше. Не придумав ничего лучше и обнаружив, что находится в нескольких метрах от портрета, который напомнил ей Эндрю Монтхэвена, Грир подошла к нему взглянуть еще раз — так близко, что смогла различить мазки красок, потрескавшихся от времени.
Она осторожно коснулась затемненной области на щеке у нарисованного мужчины, где еле заметно проступала ямочка возле рта. Красивого рта. Такого же, как у Эндрю, большого и подвижного. Странно, она только сейчас осознала, каким красивым он ей запомнился.
Грир провела кончиком большого пальца по резко очерченным линиям губ. Захочет ли Эндрю видеть ее после того, как она обошлась с ним? Возможно, он вообще забыл о ней, и лучше оставить прошлое в покое. Она в нетерпении покрутила головой. Нужно найти выход отсюда. А завтра она позвонит ему в Дорчестер.
При звуке захлопнувшейся где-то слева двери Грир так и застыла, забыв убрать палец от картины. Мягкие шаги медленно приближались. Она обернулась через плечо, вцепившись в свернутый дождевик. Ее сердце подпрыгнуло и будто сжалось в комок где-то в горле.
Приближаясь к Грир, человек продолжал находиться в тени, но вот он остановился в паре метров от нее, в полоске света на пороге спальни, где она задержалась так надолго.
— Боже правый! — воскликнул он. — Грир Бэкетт? Не может быть.
Грир была не в силах отвечать. Ее сердце ходило ходуном, словно сломанный лифт. Эндрю Монтхэвен был так похож на человека с картины, что она вдруг почувствовала себя сбитой с толку. Только вместо зеленого бархатного костюма на нем был коричневый махровый халат, подвязанный на талии. Зато у него тоже были мокрые волосы. Они отливали черным цветом и опускались завитками на лоб и уши, и такие же волосы покрывали его мускулистую грудь под халатом. Опустив взгляд на его босые ноги, Грир поняла, почему шаги были такими приглушенными.
Эндрю подошел ближе, и она разглядела мягкий, золотистый блеск его глаз, выражавших недоверчивое изумление, которое заставило ее колени подогнуться.
— Что вы здесь делаете? — тихо спросил он.
— Я искала вас... — Голос у Грир сорвался, и она откашлялась. Ей вдруг почему-то захотелось расплакаться. Волнение, захватившее ее при виде этого мужчины, грозило уничтожить жалкие остатки самообладания, однако девушка заставила себя собраться. Ни в коем случае нельзя расклеиваться. Иначе он опять станет ее жалеть, а этого ей совсем не нужно — ни от кого.
— Как? В смысле... — Эндрю приблизился еще на шаг, затем остановился, в растерянности проведя пальцами по волосам на висках.
Так же, как и той ночью, подумала Грир. Тогда она ранила его чувства, а теперь единственное, на что она способна, — это еще раз напомнить им обоим об этих ужасных минутах. Дура.
Губы Эндрю дрогнули, но он промолчал. Наконец, подняв подбородок и судорожно сглотнув, мужчина проговорил:
— Ничего не понимаю.
— Ваш адрес был в телефонной книге, — проговорила Грир, по возможности ровным голосом. — А потом я узнала об экскурсиях в особняки. И приехала на автобусе.
— Но автобус уехал.
Она хлопнула себя по бедрам:
— Знаю. Дом просто прекрасный. Я слишком увлеклась, осматривая одну из комнат, и не заметила, как все ушли.
По крайней мере, звучало это чуть менее нелепо, чем она себя чувствовала.
— Вы рассчитывали встретиться со мной? Поэтому и приехали?
Не надо обладать особой смекалкой, чтобы догадаться. Грир повернулась лицом к картине:
— Да... нет. Я уже не знаю, зачем приехала.
Несу какую-то околесицу.
Она почувствовала, как Эндрю подошел к ней вплотную, почти коснувшись ее плеча, и его рост, внушительность фигуры ошеломили ее. От него пахло мылом и свежим морским воздухом.
— Почему же вы мне не позвонили? — спросил Эндрю. — А вместо этого приехали на экскурсионном автобусе, скажите на милость?
— Я звонила. Вас не было дома. — Ее щеки обдало жаром. Как еще объяснить ему все, чтобы выглядеть не такой ненормальной? — Мне нравится эта картина. Он похож на вас... — Она неуверенно притихла.
— Это Джайлз Монтхэвен, мой прапрадед. Тот еще распутник, как мне рассказывали. — В голосе Эндрю сквозило почти осязаемое напряжение.
Грир не хватало кислорода.
— Очень красивый мужчина. — Она зарделась. Зачем вообще это ляпнула?
Они помолчали, но ощущение, что этот мужчина находится прямо у нее за спиной, только возрастало.
— У вас волосы отросли. — Эндрю наконец прервал молчание. — Мне их цвет напоминал осенние листья дуба.
Грир услышала его медленный выдох и почувствовала, как его пальцы слегка касаются ее волос, поглаживая их от макушки до кончиков, ниспадавших на лопатки. От этого прикосновения она почувствовала стеснение в груди, и все мысли вмиг улетучились из головы.
— Как вы, Грир?
— Хорошо, — ответила она, удивленная твердостью собственного тона. — Лучше не бывает.
— А ваша сестра? Не помню, как ее зовут.
— Кейси. Она прекрасна. — Грир хотелось сбежать. Это было просто невыносимо для них обоих.
Эндрю дотронулся до ее плеча:
— Посмотрите на меня. А то я все жду, что вы исчезнете.
Грир обернулась к нему и оказалась так близко к его лицу, что смогла различить, как пульсирует жилка у него на шее.
— Плохая была мысль, доктор Монтхэвен, — начала она, стараясь не смотреть ему в глаза. — Извините, что вот так ввалилась сюда. Просто мне показалось неправильным приехать в эти места и даже не повидаться с вами... Вы были очень добры ко мне, а я вела себя грубо, — поспешно закончила она.
— Прошло уже два года, — проговорил Эндрю еле слышно. — Ровно два года. Если бы вы знали, как часто я думал о вас и о том, как вы там поживаете. Даже несколько раз порывался написать вам. Но знал, как вы себя чувствуете. — Он помедлил, дожидаясь, пока она поднимет на него взгляд.
— Я тоже хотела написать. И должна была. — Грир отступила на шаг, упершись пятками в стену. Он думал о ней. — Ну ладно. Вы, должно быть, устали. Простите, что побеспокоила вас.
Эндрю удержал ее за локоть:
— Не побеспокоили. Может, перейдем на «ты», Грир?
Безошибочно узнаваемое покалывание внизу живота ужаснуло Грир.
— Эндрю, — сказала она, — было очень приятно увидеть тебя снова. Но я лучше пойду.
Но он не выпускал ее руку.
— Где ты живешь?
Этот мужчина притягивал ее к себе.
— В Уэймуте. В пансионате на Сент-Джонс-Тэррас. Это рядом с церковью, прямо на берегу океана.
Грир была готова к тому, что Эндрю Монтхэвен произведет на нее впечатление, но ее поражала та сила, с какой ее тело откликалось на его присутствие.
— Я знаю, где находится Сент-Джонс-Тэррас. Надеюсь, у тебя номер с видом на бухту, — говорил он, пристально вглядываясь в ее лицо. Грир чуть не подпрыгнула от волнения, когда он провел двумя пальцами по шраму над ее бровью. — Очень хорошо зажил, — сказал Эндрю. — Были какие-нибудь проблемы с бедром?
Трепет у Грир внизу мешал сосредоточиться и отвечать на его вопросы.
— Нога немного не слушается, и все, — ответила она, откинув волосы за плечо. Он не мог не заметить, как она нервничает.
— Наверное, делаешь недостаточно упражнений. — Эндрю задумался. — Вряд ли ты уделяешь ей должное количество времени, а то уже могла бы делать все, что захочешь.
— Я и так делаю все, что хочу, Эндрю.
Грир в волнении вытянула из кармана экскурсионный буклет, а попытавшись засунуть его обратно, выронила из рук.
Эндрю наклонился, чтобы поднять листовку, и остался сидеть на коленях, глядя на нее снизу вверх.
— Извини, — произнес он, улыбаясь, и возле его рта образовалась ямочка. — Не хотел читать тебе нотации. Привычка, должно быть. Я когда-нибудь говорил тебе, что у тебя самые синие глаза из всех, что я видел?
— Нет, — прошептала Грир. Лучше бы и сейчас не говорил.
— Казалось бы, при таких волосах они должны быть зелеными, но синий цвет смотрится гораздо интересней. Я и забыл об этих чудесных веснушках.
Он был слишком близко, и в нем было слишком много мужской силы. Халат Эндрю слегка задрался, оголив одно мускулистое бедро, покрытое темной растительностью. Само собой, под запахнутым халатом на нем ничего не было. Осознав это, Грир вздрогнула.
— Приятно было увидеться. Но мне действительно пора бежать, — повторила она, раздражаясь оттого, что начинает напоминать заезженную пластинку.
Эндрю резко встал:
— Выпей чего-нибудь, пока я одеваюсь. А потом я отвезу тебя.
Грир распрямила плечи. Почему все, кого она знала, постоянно стремились позаботиться о ней?
— Нет, — быстро ответила она. — Но все равно спасибо. Я справлюсь сама.
Общественный транспорт должен быть везде, даже в этом богом забытом месте. Опустив глаза, она обошла Эндрю и направилась к лестнице.
— Уже темно. И я не думаю, что тебе удастся...
— Не беспокойся, — оборвала она его. — Доеду на одном из этих зеленых автобусов, ну или еще как-нибудь.
Как это «еще как-нибудь», Грир понятия не имела, но те ощущения, которые пробудил в ней Эндрю Монтхэвен, ее вовсе не устраивали.
Стуча ботинками по ступеням, она быстро спустилась на первый этаж. По крайней мере, он не увязался за ней. Всего однажды Грир довелось испытывать такое сильное влечение к мужчине, и это был Колин Бэкетт. И она полюбила его, всей душой отдавшись этой любви, чтобы потом навсегда потерять единственного мужчину ее жизни. Было возмутительно сравнивать ее счастье в браке с мимолетным впечатлением от случайной встречи. И тем не менее Грир ощущала то же сексуальное влечение к Эндрю, что когда-то к Колину, и это вызывало в ней негодование. Физической страсти не место в ее жизни, и ей удавалось справляться без секса все два года после смерти Колина. И ничто не должно этого изменить.
Она попыталась представить Колина, но впервые у нее не получилось вызвать в памяти его образ. Когда Грир встретила Колина, ей было всего восемнадцать лет, и не успело ей исполниться девятнадцать, как они поженились. Возлюбленный Грир был на целых одиннадцать лет старше ее и обладал непостижимым сочетанием интеллигентности и ребячества, которое сразу снесло девушке голову. Благодаря мужу Грир всегда чувствовала себя особенной, защищенной, и сейчас ей нестерпимо хотелось, чтобы он был рядом с ней.
Быстрые шаги Грир отзывались эхом от стен пустого холла, когда она спешила к входным дверям. Как только она потянула за тяжелую медную ручку, в лицо повеял прохладный бриз, принесший пьянящий аромат осенних роз и морской соли. Это был тот самый терпкий запах океана, которым так и веяло от Эндрю...
Грир слишком сильно хлопнула тяжелой дверью, и ее нога болезненно отозвалась на резкое движение. Она споткнулась и потеряла равновесие. Такого с ней уже давно не случалось. Должно быть, она не рассчитала и взяла на себя слишком большую нагрузку в эти дни. Или встреча с Эндрю Монтхэвеном расстроила сильнее, чем она предполагала?
Ей не удалось уйти далеко. Крутые каменные ступени спускались к грунтовой дорожке, которая вела через тисовую рощу к главным воротам. На небе не было луны, и тьма не позволяла разглядеть дорогу, а шелестящий шепот деревьев, казалось, поглотил Грир вместе с ее решимостью. В отдалении блестела белая железная скамейка, и Грир поспешила к ней, чтобы присесть, пока ей не придет в голову, что делать дальше.
Никакого общественного транспорта не предвиделось. Да и откуда ему здесь взяться? Кроме этого особняка домов в округе не было. Как раз это и пытался сказать ей Эндрю, когда она перебила его, а теперь он, вероятно, ждет, что она вернется и попросит о помощи. Черт возьми.
Грир плотнее закуталась в черный плащ. Все эти неприятности только результат ее глупости. С самого начала ей следовало придерживаться намеченного плана и договориться о встрече с Эндрю. Их беседа, короткая и степенная, должна была прояснить все недопонимание времен двухлетней давности. А вместо этого она чувствовала себя неуверенно и начала защищаться.
С каждой минутой все сильнее ощущая нежелание возвращаться в Рингстэд-Холл к его аристократу владельцу, Грир только глубже зарывалась в воротник. Эндрю-то прекрасно известно, кто он такой и кем были его родители, в его фамильном древе нет никаких темных пятен. Уж наверняка ему ни разу в жизни не пришлось страдать от незащищенности.
Грир вовсе не нужно было знать всю свою родословную начиная с прапрадедов или видеть их портреты. Достаточно было бы истории первых двух лет ее собственной жизни. И она надеялась отыскать эту историю среди отлогих холмов Дорсета, так странно сочетавшихся с его дикими берегами и переменчивой погодой.
Том и Диана Уайетт взяли Грир из семейного приюта в Уэймуте, когда ей было два года. Эта американская пара работала по обмену в британской фирме, производившей воздушные суда. Когда Грир исполнилось четыре, через год после возвращения в Штаты, у супругов родилась Кейси — ребенок, которого Уайетты, как предполагалось, были не способны зачать.
Грир выросла в атмосфере любви и поддержки и все время скрывала свой интерес к тайне прошлой жизни, что заставляло ее чувствовать себя предательницей, даже сейчас. Несмотря на то что Том и Диана всегда были искренни с ней, Грир чувствовала, что они знали о ее прошлом что-то такое, о чем предпочитали не распространяться. Грир с Колином, обсуждая это, пришли к выводу, что если приемные родители девушки и скрывали что-то, то только ради ее блага. Грир все намеревалась задать им вопросы, мучившие ее, но никак не решалась. Они оба погибли за год до поездки Грир с Колином в Англию.
Это путешествие задумал Колин. Он часто разъезжал по европейским аукционам в качестве покупателя антиквариата. Но его короткие поездки обычно ограничивались посещением широко разрекламированных мест, как правило в Лондоне или Париже. А в этот раз он запланировал остаться в Англии на месяц и поискать новые интересные предложения, которые иногда всплывали на частных распродажах в поместьях, расположенных вдали от больших городов. Колин собирался сосредоточить поиски на юге Англии, особенно в Дорсете, поэтому Грир могла бы заниматься поисками своей биологической семьи, пока муж работал.
Поскольку в то время Грир была на седьмом месяце беременности, то поначалу она скептически отнеслась к плану мужа, но постепенно и сама загорелась идеей, выслушивая убедительные доводы Колина:
— Врач говорил, что тебе полезно путешествовать. К тому же ты ведь все равно так просто не перестанешь думать о прошлом. А если решишь, что не хочешь больше охотиться за ним, — выкинешь эту мысль из головы, и все. Но ты нужна мне там, особенно сейчас.
Колин погладил округлившийся живот жены, как делал бесчисленное количество раз, и поцеловал ее. И Грир уступила.
Авария произошла через три дня после их отлета из Сиэтла. Если бы только она отказалась ехать. Все случилось потому, что Колин хотел угодить ей, ведь он так ее любил. Это любовь к ней убила его, во всем была виновата одна Грир.
Сморгнув, она задрала голову. Все поводы для повторной поездки были лишь отговорками. Кейси верно предположила, что Грир просто хочет вернуться в то место, где они с Колином были вместе в последний раз, посетить его могилу — его и Коллин. Но она все равно не успокоится, пока не разузнает что-нибудь о своем происхождении. Кроме того, здесь ей может представиться несколько отличных возможностей и свежих идей для обустройства «Бритмании». И потом, Эндрю Монтхэвен...
Над головой Грир сгрудились сучковатые ветви деревьев, и по ее коже пробежали мурашки. Температура воздуха постепенно снижалась, а надежность ее одежды оставляла желать лучшего. Выбора не оставалось. Ей придется принять помощь Эндрю, иначе она не доберется до Уэймута. Даже если отсюда удастся дозвониться до таксопарка, все равно у нее нет с собой денег, чтобы расплатиться. Вряд ли таксисты соглашаются на выписанные клиентами чеки, особенно на большие суммы.
Грир медленно побрела обратно. Миновав рощу, она обнаружила, что входная дверь открыта, а на пороге стоит высокий мужчина, силуэт которого вырисовывается на фоне освещенной прихожей. Должно быть, Эндрю оделся и, спустившись, все это время ждал ее. Он стоял расставив ноги, засунув руки в карманы, и вглядывался в темноту. Одетая во все черное, она, наверное, еще оставалась не замеченной им.
— Привет, — проговорила Грир фальшиво бодрым тоном, с ужасом представляя, что он теперь думает о ней. По меньшей мере считает ее легкомысленной и взбалмошной. Не самая лучшая характеристика, к тому же в корне неверная, но ведь Эндрю и не может знать о том, какая она на самом деле. И никогда не узнает. И насколько же надо быть безрассудной, чтобы опоздать на автобус? — Привет, — повторила она, подходя ближе. — Это ужасно. Я тебя достала, я знаю. Но, судя по всему, мне никак не добраться до Уэймута своим ходом — разве что пешком. Тем более я все равно не знаю, куда идти.
Не умолкая ни на секунду, она приближалась к нему. И почему он не отвечает ей?
Грир избегала взгляда Эндрю, пока не почувствовала, как его рука сжала ее локоть. Его улыбка не была снисходительной. А на его лице было написано не раздражение, а, наоборот, нечто похожее на облегчение. Она сошла с ума, это точно. Да он, должно быть, только и мечтал о том, чтобы Грир никогда не вернулась. Но она, в свою очередь, ответила ему благодарной улыбкой.
— Я уже собирался идти за тобой, — будничным тоном отозвался хозяин дома. — Вот только боялся напугать тебя в темноте. Ты так стремилась поскорее уйти, что у меня просто не хватило духу предупредить тебя, что здесь ты как на необитаемом острове.
Захлопнув входную дверь изнутри, он пропустил ее вперед по лестнице.
«Ты так заботлив, — хотелось сказать Грир. — Настолько уверен в себе, что можешь без стеснения обнажить чувства перед другими, не боясь показаться слабым. Прости, что так повела себя с тобой». Но все эти слова так и остались запертыми в ее сердце.
Эндрю указал ей путь к двери, ведущий через коридор на верхнем этаже.
— Заходи и отогрейся, а потом отвезу тебя в Уэймут. — Его рука коснулась ее талии. — Не бери в голову. Ты привнесла разнообразие в скучный холостяцкий вечер. Кстати, хоть я и люблю каждый сантиметр этого дома, но живу только в очень маленькой его части. А все остальное передал Национальному тресту. Вот это мое крыло.
Грир зашла в комнату вместе с ним, не переставая ощущать его близость, мужскую энергию, которую он излучал. Она бы ни за что не поверила, что этот красавчик Эндрю одинок — если, конечно, он сам не выбрал для себя такую жизнь. Но почему бы ей не насладиться его приятным обществом хотя бы чуть-чуть? Разве не этого ей так хотелось, несмотря на то что до настоящего момента она не отваживалась признаться себе в своем желании?
— Ты, вероятно, считаешь меня не то чтобы очень умной, — пролепетала Грир. — Вообще, конечно, было глупо брать этот тур. Надо было пытаться дозвониться до тебя. Я и правда однажды попробовала написать тебе письмо, но у меня не очень-то получается выражать мысли на бумаге. И есть вещи, которые мне нужно... я должна была... — Она так и не сумела закончить.
Но Эндрю, казалось, и не заметил этой заминки.
— Сюда. — Он указал ей на комнату, на первый взгляд неприбранную. — Давай плащ.
Грир позволила ему снять с нее черный плащ с потрепанным трикотажным воротником. Оставалось только надеяться на то, что простое, ничем не примечательное платье из похожего трикотажа не покажется ему таким, каким оно представлялось самой Грир, — мешковатым и измятым.
В камине потрескивал огонь.
— А тут мило. — Она попыталась придать голосу оживленности. — Здесь сначала была музыкальная комната?
Впечатление беспорядка складывалось из-за стопок книг, папок, бумаг и журналов, наваленных на каждой поверхности, теснившихся на книжных стеллажах высотой от пола до потолка и сгрудившихся даже на полу. А вопрос Грир был вызван тем, что она заметила над книжными полками изысканный карниз, украшенный рельефами херувимов, а также арф, виолончелей и других, менее узнаваемых инструментов, между которыми жгутом стелилась ткань.
Эндрю проследил за взглядом Грир.
— Может быть, до того, как здесь поселились мои предки. — Он усадил ее в огромное кресло из коричневой кожи и отвернулся поправить бревна в камине, чтобы посильней разжечь огонь. — Нам этот дом принадлежит только два века, но его основатели действительно могли планировать эту комнату под музыкальный салон. Мне даже кажется, отец когда-то рассказывал нечто подобное. Я удивлен, что ты заметила карниз и связала его с предназначением комнаты.
Грир постаралась сдержать раздражение. Он и правда считал ее пустоголовой.
— Бизнес моего мужа был связан с европейским антиквариатом. Я очень мало знаю об этом, но тем не менее мне доводилось пролистывать некоторые из его книг. Помнится, я читала о том, что украшения на потолке обычно соответствовали определенному назначению помещения. В книге было приведено несколько примеров, и один из них напоминал вот этот.
— Интересно, — произнес он, сопровождая комментарий улыбкой. Грир утратила интерес к потолку. — А теперь скажи мне, что ты предпочтешь, кофе или что-нибудь покрепче?
— Наверное, бокал сухого вермута. Если у тебя найдется, — ответила она, в это время сосредоточившись на кое-чем более важном. Не может быть, чтобы Эндрю жил здесь один, размышляла девушка.
Он отошел к стойке рядом с оконной нишей и принялся выбирать нужное вино среди бутылок, стоявших па серебряном подносе. Остановившись на одном из них, он откупорил бутылку и налил вермут в высокий бокал.
— Возможно, оно покажется тебе недостаточно холодным, — сказал он, протягивая ей бокал. — Но по крайней мере, успокоит. Положить льда?
Покачав головой, Грир сделала глоток. Он носил кольцо на левой руке, правда на мизинце. Это ничего не говорило о его семейном положении. Она украдкой взглянула на собственное обручальное кольцо из платины, которое со дня свадьбы не снимала ни разу.
— Расскажи мне, что успело произойти с тобой за все это время, — попросил Эндрю, выбрав напиток себе по вкусу. — Что заставило тебя вернуться сюда? Странное время года для отдыха. Особенно в таком месте, как это. В Англии может быть очень суровая зима.
Внутри Грир тотчас же все восстало.
— Приехала по работе, — отрывисто проговорила она, сама того не желая.
Но Эндрю не смутил ее тон.
— Какой работе?
— Закупки. — Господи, хоть бы он оставил в покое эту тему. Почему бы не вернуться к погоде. Англичане ведь должны любить рассуждения о собственном климате.
Эндрю уселся в кресло с подголовником напротив нее. Он был одет в черный свитер и потертые джинсы, обтягивавшие его узкие бедра и сильные ноги. Он рассеянно поиграл стаканом, перекидывая его из одной руки в другую, и засучил рукава, обнажив мускулистые руки, покрытые такими же темными волосами, как и на ногах. По телу Грир снова стало стремительно разливаться непрошеное тягучее тепло.
Несколько секунд Эндрю молчал. Пламя камина отсвечивало на прядях его слегка посеребренных сединой волос на виске, которые были еще совсем черными, когда они виделись в последний раз. Неравномерный свет выхватывал из темноты резкие линии его лица под высокими скулами, ложбинку над верхней губой, чуть заметную ямочку на подбородке. Эти два года только прибавили ему привлекательности. Грир остановила взгляд на сильных руках, вращавших пузатый бокал со сверкающей жидкостью янтарного цвета. От основания большого пальца его левой руки к браслету часов тянулся тонкий белый шрам.
Грир скрестила и снова распрямила ноги. Должно быть, Эндрю в таком же отчаянии ищет способ завести разговор о прошлом, как и она. Они оба знали, что Грир бы не появилась в его доме по другой причине.
Он потянулся к камину, чтобы подбросить еще одно полено, и свитер натянулся на его широких плечах.
— Насколько сложен импорт? — неожиданно спросил Эндрю.
Она глотнула слишком много вермута и закашлялась.
— В той сфере, где мы работаем, не особенно сложен. На самом деле импорт, или просто закупки, играет не такую большую роль. Я бы сказала, что охочусь скорее за идеями, чем за товарами.
Грир посмотрела ему прямо в глаза. Она никогда не умела кривить душой. Если Эндрю Монтхэвен потеряет интерес к ее бизнесу, когда узнает, чем она занимается, — его дело.
— Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса в Стране чудес, — произнес он, и его волшебная улыбка снова покорила ее.
— Да не особенно. Я всего лишь владею небольшим магазинчиком. Мы имеем дело со всякими необычными штуками. И они все с британским колоритом, хотя и не каждый товар сделан здесь. Несмотря на то что американцы упорно отрицают это, они до невозможности увлечены Британией. — Грир помедлила, постукивая ногтем по ободку бокала. — Многие из нас имеют здесь корни. А людей почти всегда тянет на родину. Ты замечал это?
— Вероятно, — уклончиво ответил Эндрю. — А кто присматривает за магазином, пока ты здесь?
— Моя сестра. Кейси работает вместе со мной.
Грир сделала еще один глоток вермута. Она чувствовала себя глупо. С чего она взяла, что он с сочувствием отнесется к тому, о чем она начала было говорить? Может быть, Эндрю Монтхэвен и родился в той же стране, что и Грир Бэкетт, но их миры были такими же разными, как небо и земля.
— Когда ты сказала, что имеешь дело с необычными штуками, что ты имела в виду? Видимо, у себя дома ты быстро истощила запас необычных британских вещей.
— Магазин называется «Британия», — поведала Грир, как будто это должно было ответить на его вопрос настолько исчерпывающе, что можно было бы не вдаваться в подробности.
— «Бритмания»? Заковыристо. Звучит как болезнь.
Грир тут же ощетинилась. Независимо от того, что она продавала, «Бритмания» пользовалась успехом, и этот успех был ее заслугой. Магазин спас ее жизнь, к тому же она помогла Кейси с работой.
— Грир? Все в порядке? Ты побледнела.
— Все отлично, спасибо. Все просто отлично. Когда я выбирала название, оно и должно было означать болезнь, как ты выразился. В дополнение к британской тематике, само собой, — проговорила она и глубоко вздохнула. — Мы продаем много вещей, связанных с геральдикой. Гербы на переводных картинках для окон или машинных дверей. Декоративные тарелки, пепельницы, стаканы и тому подобное.
Длинный палец Эндрю упирался в переносицу, между удивленно вскинутыми бровями.
— Половики наверняка тоже.
Он просто смеялся над ней.
— Само собой, — откликнулась Грир, должно быть слишком запальчиво. — Как же без половиков. Нет ничего лучше, чем заставлять людей вытирать ноги о чью-нибудь фамильную эмблему. Но вообще-то у нас для каждого найдется что-нибудь подходящее. В этом году особенно популярны сувениры. В виде вашего лондонского Тауэра или Букингемского дворца. В уменьшенном масштабе, конечно. Дополнены реалистичными фигурками лейб-гвардейцев или членов королевской семьи.
Эндрю откинулся в кресле и уставился на нее с выражением любопытства и недоверия.
Грир хоть и чувствовала себя неуверенно, но все же решилась бросить вызов его самонадеянности.
— Также у нас сейчас большой спрос на плевательницы — сосуды для сплевывания слюны, — добавила она, уже не пытаясь остановиться.
— Я знаю, что такое плевательница, — заверил ее Эндрю.
— Наши сделаны в форме королевского трона, а в некоторые добавляются специальные древесные опилки, такие же как в английских барах.
— Надеюсь, это настоящие британские опилки. Только оригинальные, не очищенные от пепла опилки, — раззадоривал он ее.
— Мы гарантируем, что они использовались в лондонских пабах, — серьезно ответила Грир.
Эндрю рассмеялся. Поставив бокал на каминную плиту, он закрыл лицо ладонями.
Грир подождала, стараясь сохранить серьезное лицо, но ей тоже хотелось рассмеяться. Не потому, что собственный бизнес вдруг показался ей настолько забавным, просто так было бы легче.
Эндрю попытался унять смех, но у него вырвался очередной смешок. Наконец он выпрямился и сцепил пальцы за головой.
— Ты удивительна. Появилась в моем доме, как привидение, напугала меня до полусмерти. Потом вылетела в ночную темень и заставила меня ждать твоего возвращения. Теперь сидишь в кабинете у коренного англичанина и рассказываешь ему о том, как зарабатываешь на жизнь, насмехаясь над английскими традициями. А я-то думал, что это будет еще один заурядный вечер в Рингстэд-Холле, отвратительно вычурном маленьком замке, который я называю домом.
Грир залилась краской от кожи под воротником платья до щек, готовая провалиться под землю от стыда. Она переборщила. И он подумал, что она нарочно хотела оскорбить его.
— Извини, — пробормотала она.
— За что? Я отлично развлекся. А теперь мне лучше отвезти тебя домой, чтобы ты могла дать отдохнуть своему активному мозгу. Утро вечера мудреней. Кто знает, какие новые и выгодные идеи придут тебе в голову, стоит только начать фантазировать?
Грир почувствовала себя так, словно ее только что отшили. Эндрю занятой человек, и у него, должно быть, уйма дел. Возможно, у него назначено свидание. Надев поданный ей плащ, Грир попыталась избавиться от необъяснимого чувства разочарования.
На этот раз они вышли через заднюю дверь и, пройдя за домом, приблизились к ветхой постройке. Грир молча подождала, пока он, дав задний ход, выехал из неосвещенного гаража.
Ее потрясло ужасное состояние его крохотной машинки. Этот маленький «астон» напомнил ей черную сколотую хлебницу, усеянную вмятинами. По сравнению с ней ее собственный подержанный «шевроле» выглядел куда более изящно.
— Ты ожидала «роллс-ройс»? — спросил Эндрю, заставив Грир вздрогнуть.
Он выскочил из машины и открыл дверцу со стороны пассажирского места, не нарушая задумчивости девушки.
— Почему ты уверен, что можешь читать мои мысли? — удивленно спросила она.
Эндрю засмеялся:
— Это не требует особенных усилий. У тебя все написано на твоем прекрасном лице. Подожди! — воскликнул он так, словно его вдруг озарило какое-то откровение. — Я знаю. Ты можешь продать мне парочку переводных картинок для машины — что-нибудь такое стильное. Они окончательно завершат ее имидж.
— Туше! Я это заслужила, — откликнулась Грир, проходя мимо него и забираясь в машину. В темноте он не мог видеть, что она улыбается.
Они ехали по прибрежной полосе, ведущей на юго-запад Уэймута. Эндрю настоял на том, что такой путь более интересный, особенно при свете луны, которая решила наконец выглянуть и украсить черный как смоль Английский канал широким поясом серебра. Грир вглядывалась в сверкавшую дорожку, и ей казалось, что она инкрустирована сапфировой крошкой, поочередно мелькавшей то тут, то там.
— Ты распланировала каждую минуту своего пребывания в Англии? — спросил Эндрю, как раз когда Грир уже думала, что тишина, того и гляди, раздавит ее.
«Ему так же неловко, как и мне», — подумала она.
— Завтра утром собираюсь на рынок в Дорчестере. Хозяйка пансионата сказала мне, что там очень даже неплохо.
— Не знаю, как там сейчас, — ответил Эндрю. — Эту ярмарку устраивали каждую среду, сколько себя помню. Мы с отцом все время ходили туда. Ему нравилось наблюдать за животными. Но там будут и все нужные тебе киоски. Может быть, даже удастся закупить партию ночных горшков местного производства. Абсолютно уникальных, только немного уменьшенных в размере. Покупатели смогут использовать их в качестве кашпо.
— Чудесно, — сказала Грир, притворяясь равнодушной. — Я запомню эту идею. В них будут хорошо смотреться шелковые цветы.
— Что потом?
— После магазина, ты имеешь в виду?
Эндрю переключил передачу перед подъемом на крутой склон.
— Да. Ты управишься к полудню.
Они достигли вершины холма, и перед ними раскинулась сверкающая панорама Уэймута. Изгиб прибрежной линии был усеян непрерывной вереницей мерцающих огней.
— Съезжу в деревню Ферндэйл. Там находится церковь, которую я хочу посетить. — Грир не намеревалась упоминать Ферндэйл. Она задержала дыхание в ожидании вопроса, но, к ее удивлению, Эндрю никак не отреагировал.
Пришло время перевернуть страницу в ее жизни и попытаться открыть новую. Ферндэйл была больше чем просто место погребения ее мужа и ребенка. Завтра Грир увидит их могилы в первый и, возможно, последний раз. И кроме того, она рассчитывала начать оттуда поиски семьи, о которой ей до сих пор ничего не было известно.
Единственное, что ей удалось выудить из Тома с Дианой, — что Руби Тиммонс, ее биологическая мать, была родом из Ферндэйл. Адрес дома в деревне был написан у Грир в свидетельстве о рождении, правда, Уайетты упоминали о том, что ее мать переехала почти сразу после родов. А имени отца в свидетельстве указано не было.
Машина подъезжала к городу, а Эндрю все молчал, пока они наконец не добрались до Сент-Джонс-Тэррас. И то он только уточнил, в каком именно пансионате остановилась Грир.
Название «Белль Виста» было слишком претенциозным для тесноватого ступенчатого здания, где Грир сняла номер с завтраком. Когда Эндрю притормозил, она попыталась сосредоточиться на приятной мысли о баллоне горячей воды, который миссис Файндлэй обещала приносить ей каждый вечер.
Она заставила себя подождать, пока Эндрю выйдет из машины и откроет ее дверцу. За весь вечер они и словом не обмолвились о том, что занимало и ее, и его ум. Но может быть, это было и не нужно. Хоть Грир и запорола весь разговор, но Эндрю все же не мог не почувствовать, что она больше не винит его в смерти ребенка.
— Большое спасибо тебе за заботу, — сказала она. Они уже подходили к ступенькам, и он поддерживал ее за локоть. — И еще раз извиняюсь, что причинила тебе неудобство.
Почему ей так хотелось, чтобы он обнял ее и чтобы не исчезал так быстро из ее жизни?
Эндрю взялся за ручку незапертой входной дверь и распахнул ее перед Грир.
— Ты не причиняешь неудобств. Разве только тогда, когда начинаешь извиняться.
Секундный порыв заставил Грир обернуться, прежде чем зайти внутрь.
— Я пришлю тебе переводные картинки.
Эндрю прохаживался около машины.
— Спасибо, — сказал он и немедля продолжил: — Я подвезу тебя утром. В девять не слишком рано? Самые выгодные покупки совершаются с утра, а мы ведь не хотим ничего пропустить.
— В каком смысле?
— Рынок. Надо приехать туда пораньше. И надень удобную обувь.
Грир осознала, что стоит с раскрытым ртом.
— Эндрю... — Она хотела было отказаться.
Но дверь машины уже захлопнулась. Мотор, фыркнув, завелся, и маленькая черная машинка повернула в сторону прибрежной дороги на Рингстэд-Холл.
