14.
Самые тревожные воспоминания обычно настигали Оливию в самые темные часы мягких летних ночей. Днем все работали до изнеможения и ложились рано — исключая Оливию. У нее прежде не было проблем со сном, но здесь, в лагере «Киога», она стала мучиться бессонницей.
Ее сознание пылало огнем. И не из-за нерешенных вопросов, связанных с Дженни Маески, или из-за сложной работы, нет — все дело в воспоминаниях. Они беспокоили ее и сияли среди звезд. В тумане белое серебро луны создавало арку над темной гладью озера.
Легкий бриз покрывал воду рябью, и она вздрагивала, запахиваясь в свою джинсовую куртку. Живя в городе, она забыла о таких местах, где можно было побыть одной. Было странно слышать только кваканье лягушек и шум ветра в деревьях. Странно и, может быть, страшновато.
Ей нужно было отправляться в постель. Завтра будет трудный день. Коннор Дэвис первым делом придет утром с контрактами от водопроводчиков и электриков. Это просто деловая встреча, говорила она себе. При этом мысленно уже подбирала себе наряд. Ну не глупо ли это?
Коннор Дэвис. Почему она помнит каждое его прикосновение, каждый поцелуй, тогда, девять лет назад? Почему она все еще чувствует прикосновение его губ, ритм его сердца, когда они обнялись? Это было безумие. Жизнь дала ей так много с тех пор, как она выросла в лагере «Киога» и ушла из него. Почему она сейчас чувствует, что он поймал ее в ловушку?
Потому что, когда он заключил ее в объятия в тот день на танцполе, все эти чувства вернулись к ней.
Она вздохнула и повернула к столовой, которая теперь была командным центром проекта. Можно, в конце концов, заняться делами, если уснуть невозможно. Она включила свет и внимательно просмотрела наброски и планы, разложенные на столах и прикрепленные к стенам.
Она решила налить себе чашку чаю и обдумать все по порядку.
Она перешла к плану сада, выполненному ее дядей, когда резкий шум отвлек ее. Ей понадобилось меньше секунды, чтобы определить, что это шум мотоциклетного мотора. «О, черт», — подумала она, не в силах успокоить нервы, и пошла к фасаду здания, чтобы дождаться его. Она посмотрела на часы — 10.30 вечера. Что происходит?
Он подъехал к главному входу, заглушил двигатель, погасил огни и поставил свой мотоцикл.
— Надеюсь, я не разбудил тебя, — сказал он, снимая шлем.
— Я не спала. — Заинтригованная, она последовала за ним внутрь. От него пахло вытертой кожей и ветром, его ботинки стучали по планкам пола, пока он пересекал столовую. Он стянул перчатки.
— Сегодня ночью холоднее, чем я думал. Замерз до чертиков, пока доехал сюда.
— Сочувствую, — ответила она.
— Ты планируешь поставить телефон?
— Это намечено на следующую неделю.
— Хорошо. Мне не нравится мотаться по десять миль в горы всякий раз, как мне нужно поговорить с тобой.
— Значит, тебе нужно поговорить со мной. — Она уселась на скамью. — В чем дело?
— Я нашел неожиданную компанию на лето. Только что это обнаружил. — Он уселся рядом с ней и сложил пальцы башенкой. — Мой брат, Джулиан.
— Ты шутишь. Я помню Джулиана. — И она действительно помнила. Он был братом Коннора, и они росли по отдельности: Коннор с матерью в Буффало, а Джулиан… Гастинс — она все еще помнила это имя — со своим отцом в Новом Орлеане. — Но это замечательно, разве не так?
— Кто знает? В конце концов, это Джулиан.
Он был почти на десять лет младше Коннора, вспомнила она, и был скаутом в лагере «Киога» в 1997 году, в то лето, когда они с Коннором были вожатыми.
— Он был проблемным мальчишкой, когда был маленьким, — сказала она.
— Ему теперь семнадцать, только что закончил старшие классы. Он и наша мама живут теперь в Калифорнии, с тех пор как она развелась с Мелом. Отец Джулиана умер за несколько лет до этого, так что он теперь живет с мамой.
Для Оливии возможность потерять отца казалась чем-то, чего она не смогла бы пережить.
— Как он поживает?
— Он тяжело это перенес, и да, он все еще трудный подросток.
— Значит, он приехал навестить тебя.
— На все лето. Он собирается поработать со мной.
— Ну, это хорошо. Я уверена, что мы найдем, чем ему заняться на нашем проекте.
— Это по решению суда, — признался Коннор.
— Не поняла?
— Джулиан все время попадает в беду. Постоянно. После его последнего фокуса суд дал ему выбор — колония или работа на лето.
Она могла себе представить, что такое трудный подросток в беде, и даже если он брат Коннора, ответственность слишком велика.
— Это… очень мило с твоей стороны.
— Да, точно. Я очень милый парень.
— Ты всегда был таким. — Она едва не добавила: «До тех пор, пока не унизил меня и не ушел», но удержалась.
— Он прилетает из Ла-Гуардиа рано утром и поедет из города первым поездом, я должен встретить его.
— Конечно, — сказала она.
— Я не думал, что это случится. — Он утомленно вздохнул.
— Ты и не мог знать. Так в какую переделку он попал? Если ты не возражаешь, что я спрашиваю.
Он ухмыльнулся:
— Давно ты проснулась?
— Я не ложилась. Помнишь, в лагере «Киога» нет телевизоров. — Она вздрогнула, кутаясь от холодного ночного воздуха.
— Я разведу огонь.
Она была совершенно заинтригована. И в первый раз в своей жизни была в восторге оттого, что в лагере нет телефона. Если бы он мог позвонить ей, то не был бы сейчас здесь, разводя в очаге уютный огонь и подставляя два кресла поближе к теплу. Было что-то первобытное и невероятно сексуальное в мужчине, который разводит огонь для женщины. Может быть, это восходило к пещерным временам? Она испытала естественное влечение к мужчине, который разводит для нее огонь.
Сухие дрова занялись быстро, и пламя заплясало в камине, разбрасывая искры. Она смотрела на игру света на широких плечах Коннора.
«Ну хорошо, — думала она. — Первый шаг — признать это». Она запала на Коннора Дэвиса. Снова.
Все еще. И это совсем никуда не годится. Она должна была быть равнодушной, показывая ему, что он потерял, когда не воспользовался своим шансом девять лет назад.
— Ты в порядке? — Он странно посмотрел на нее. Она поняла, ее поймали на том, что она глазеет на него.
— Итак, ты собирался рассказать мне о своем брате.
— Верно. — Он приподнялся и вытащил бумажник, который сохранил форму его тела, деталь, которую Оливия не хотела бы заметить, но ничего не смогла с собой поделать. Коннор вручил ей фотографию. — Школьная фотография за прошлый год.
Джулиан Гастинс оказался исключительно привлекательным мальчишкой. У него были превосходно симметричные скулы, и его улыбка была неотразима, как лук Купидона. Он был полукровкой, с гладкой кожей цвета кофе с молоком, темные глаза обрамлены длинными густыми ресницами, и прическа состояла из дредов.
— Он потрясающе выглядит, — сказала она.
Коннор вытащил из кармана сложенный лист бумаги и развернул его на колене.
— Его привлекли за скейтбординг на ограде спиральной парковки, что мне кажется забавным, не считая того, что он врезался в подъезжающую машину и перелетел через капот и крышу.
— Он пострадал?
— Нет, но он повредил «лексус» последней модели и перепугал насмерть водителя. Ему присудили оплатить починку машины, так что он пошел работать телохранителем.
— Звучит превосходно.
— Его уволили, когда поймали на том, что он занимался нырянием с тридцатифутовой платформы.
— Я думала, что платформы для этого и предназначены.
— Ночью, после того, как стемнеет.
— Ну хорошо, может быть, это ошибка. Ну что на него есть еще?
Он изложил ей список приключений, от которых волосы вставали дыбом, каждое более опасное, чем предыдущее. Джулиан «взял взаймы» дельтаплан и отправился парить над утесами Сансогвино, подвернув ногу при приземлении. Он отправился на серфинг при волнах высотой двадцать футов, устроил прыганье с моста на веревке, написал свои инициалы краской из баллончика на водонапорной башне и, хуже всего, отогнал украденный велосипед в Ла-Бреа-Тар-Питс.
— И это только то, что мы знаем, — закончил Кон-мор. — Когда ему исполнится восемнадцать, все записи пойдут в архив, но только если он ничего не натворит этим летом. Вот почему я приехал.
— Судья надеется, что с ним ничего не случится, если он проведет лето с тобой, — неуверенно предположила Оливия.
— Честно говоря, я думаю, что судья пытается удержать мою мать от того, чтобы вышвырнуть его из дома. — Он сложил отпечатанный лист и бросил его в огонь. — В любом случае выглядит так, будто у меня появился новый проект на лето. И тебе придется принять решение.
— Насчет…
— Работы со мной.
— Ты не думаешь, что сможешь совместить Джулиана и этот проект?
— Я намерен это сделать.
— Тогда нечего решать. Ему, наверное, здесь понравится.
— Может быть, тебе следует получше подумать об этом. Этот парень — маньяк в смысле риска.
— Будем надеяться на лучшее. Но если его поиски приключений доведут его до беды, что ж, у нас есть страховка.
Коннор выглядел встревоженным, словно он не ожидал, что она будет склонна к сотрудничеству.
— Спасибо за понимание. Я вернусь завтра утром, после того, как заберу Джулиана со станции. — Он нахмурился.
— Что такое?
— Пытаюсь сообразить, где поместить его.
— Он не захочет остановиться у тебя?
— Мне придется снять комнату для нас в городе, потому что у меня нет свободного места. Мое жилье чересчур мало.
— Твое жилье?
— Оно находится по дороге к реке, между студией стеклянных скульптур и фермой Уинди-Ридж.
Она прекрасно знала, где он живет. Это была земля у реки, высокий луг и солнечная поляна, окруженная кленами и березами. Крошечный амстердамский трейлер в лесу.
— Это твой дом?
— О-хо-хо.
Она попыталась скрыть свое потрясение, но ей это не удалось.
Он заметил выражение ее лица и ответил ухмылкой, которая, впрочем, быстро исчезла.
— Дом, милый дом.
— Я не имела в виду…
— Я знаю.
Однако она чувствовала себя плохо из-за этого и выпалила:
— Твой брат может остаться здесь. У нас нет ничего, кроме комнат.
Хижины, дома для персонала и целый ряд бунгало…
— Спасибо, но за ним нужно присматривать во все глаза.
— Ты можешь остаться с ним. — Она пыталась вести себя так, словно все это была простая любезность, как будто дело было в том, чтобы пригласить Коннора Дэвиса провести лето в лагере «Киога», а не ездить через горы каждый рассвет и закат. — Это замечательно, — сказала она. — Ты все равно работаешь здесь каждый день, и это сэкономит тебе время. — О, как гладко, Оливия. Очень гладко.
— Это место твоей семьи. Ты не должна сдавать дома в благотворительных целях.
Она увидела выражение боли у него на лице. Такой же взгляд был у него, когда люди говорили о его отце. Терри Дэвису нужна была помощь.
— Послушай, — непринужденно спросила она. — Неужели тебе действительно так неудобно?
Он откинулся на спинку стула, протянул обутые в ботинки ноги к огню и скрестил их в лодыжках. Тишина подчеркивала их смущение. Треск огня был словно ружейные выстрелы.
— Думаю, что нет, Лолли, — в конце концов сказал Коннор, и в его голосе звучало удивление. — А что, это выглядит так?
— Я не смотрела на тебя.
— Уверен, что смотрела.
Это так и было, и он поймал ее.
— Ты можешь сказать своей матери «нет». Тебе нет нужды присматривать за братом целое лето. Знаешь, что я думаю. Я думаю, что ты ведешь себя как крутой парень, но это только маска.
Он скривился:
— Маска для кого?
— Для тебя самого, такого нежного и сладкого.
— О да. Это я. Сладкий.
Он и был сладким, думала он, но он скорее умрет, чем признает это. С тех пор как она его знала, он был всегда чувствителен к чужой боли.
— Джулиан в том же возрасте, что и Дэзи, — заметила она, намеренная совершить сделку прежде, чем передумает. — Они могут занять друг друга. И снова будет колония в бунгало. Как раз так, как было, когда мы были в их возрасте.
— Именно этого я и боюсь.
— Эй, мы выжили, а дети в наши дни более искушены, чем была я, например. Если ты разделишь коттедж с Джулианом, сможешь за ним присматривать. Предположим, — быстро добавила она, — что мы договорились.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, задержался на ее губах, а затем на глазах. Она почти забыла его молчание, забыла то, как он изучал ее, словно ему в самом деле было дело до того, что происходит в ее голове. Она ощутила, что ее шею и щеки заливает тепло.
— Думаю, мы договорились, Лолли. Думаю, это сделка.
«О боже, — подумала она, — что я наделала?»
— Теперь ты глазеешь, — заметила она.
— Прости.
Он повернулся и направился к двери.
— Коннор?
Он замер.
— Ты… — Она сглотнула и прочистила горло. — У меня тот же вопрос, который ты задавал мне как-то. Ты думал… гм… когда-нибудь думал о… нас?
— Нет, — сказал он, пожимая плечами. — Что-то происходит. Жизнь становится полной забот. Я долгое время о нас не думал.
Ну хорошо. Она сама напросилась. Она переступила с ноги на ногу, глядя на пол, на дверь, ее взгляд искал нейтральную территорию.
Он легонько ухмыльнулся, коснувшись ее плеча:
— Но я думаю об этом теперь.
