Самые ранние воспоминания Сары омывала пахнущая морем атмосфера устричной фермы. Когда она была ребенком, это был весь ее мир. Она любила стоять у кромки воды с распростертыми руками, обнимая воздух вокруг себя. Но, став подростком, она стала считать все это ловушкой и страстно желала вырваться. Теперь она находила во всем этом гармонию. Ей нравилось водить Фрэнни на прогулки по усеянной раковинами дороге, ведущей к длинным мрачным зданиям на высоких сваях, которые возвышались над сорняками, окружавшими бухту Мун. Каждая устрица, которую продавала компания, начиналась с икры размером с булавочную головку. В одну из своих частых прогулок она рассказала об этом Уиллу, который, несмотря на то что всю жизнь прожил в Гленмиуре, не знал, как работает устричная ферма.

— Когда я была маленькой, — рассказывала она ему, — я думала, что у каждого отцы уходят каждый вечер в темноту, когда начинается отлив. Когда я стала старше, узнала, что это просто необычный, но честный заработок.

— Может быть, поэтому ты стала такой испорченной.

Она шлепнула его по руке, и затем они погрузились в дружеское молчание. Они с Уиллом не «встречались». Это было бы безумием, и они оба это знали. Однако они звонили друг другу. Они ходили в долгие прогулки по пляжу на закате. Они обедали вместе и иногда даже при свечах. Но это были определенно не свидания.

— Ты скучала по нему? — спросил Уилл. — Когда он уходил на работу?

— Нет. — Она прекрасно понимала, почему он спрашивает. — Он поддерживал семью, и я знала, что он вернется.

— Надеюсь, что Аврора чувствует то же в отношении меня. С моим сумасшедшим рабочим графиком я или весь здесь, или меня вообще нет.

— Почему бы тебе не спросить ее? — предложила Сара.

— Она едва со мной разговаривает. Все еще злится на меня за то, что я ее наказал. — Он устало вздохнул. — Она спрашивала Брайди, не может ли привлечь меня за противозаконный арест.

— Я была немногим старше Авроры, когда тайком выбиралась из дома и пила пиво с нашими рабочими. И была поймана, конечно. И тоже наказана. Но ты сделал больше, чем просто наказал ее. Ты погасил свечку, включив шланг на полную мощность. Почему так?

Он не ответил, и Сара знала, что она перешагнула черту, пролегающую между любопытством и заботой.

— Твоя дочь много для меня значит, Уилл. Я хочу понять.

— Она выглядит в точности как ее мать, — наконец признался он. — Когда она начинает вести себя как она, меня это пугает до дрожи.

Они смотрели на Фрэнни, которая яростно обнюхивала побитый непогодой док, поднимающийся над садками. Сара попыталась представить себе Марисоль, такую же красивую, как Аврора. Что же это за женщина, если она не побоялась разрушить свой брак пьянством и ложью?

— Это проблема родителей, — сказал Уилл. — Здесь столько же риска причинить вред, сколько минут в дне.

— Внимание, Боннер. Она отличный ребенок. Почему не оценивать все, что между вами двоими происходит, положительно?

— Это вроде как трудно сделать, когда она все время молчит. — Он сунул большие пальцы в задние карманы джинсов. — Я обычно понимаю о ней все. В конце концов, я думал, что понимаю. Однако она каким-то образом превратилась из безупречного ребенка в… Я не знаю. Проблемного подростка.

— Она хочет поговорить, — уверила его Сара. — Поверь мне, я знаю, что думают проблемные подростки.

— Да? Ты была одним из них?

— Совершенно верно. — Она не могла поверить, что ему надо было об этом спрашивать.

— И Аврора проблемная?

— Тот факт, что ты об этом спрашиваешь, означает, что она, возможно, двигается в этом направлении. — С ним не было смысла кривить душой. — Так что послушай, я не знаю, что такое быть родителем, в особенности родителем тринадцатилетней девочки. Но насколько я могу видеть, она уже наказана. Пришло время простить ее.

— К твоему сведению, я уже готов снять с нее ограничения и простил ее давным-давно.

— Она об этом знает?

— Полагаю, что да.

Сара подумала о собственном отце. Были ли в ее детстве минуты, когда он мог дотянуться до нее, уничтожить ее сомнения и неуверенность?

— Не предполагай. Скажи ей, что она прощена.

— Она все еще дуется на меня.

— И ты все еще дуешься на нее, — сказала Сара, внезапно понимая.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Просто дикое предположение. Что на самом деле происходит, Уилл?

Он охватил рукой побитые погодой перила дока и уставился на воду.

— Она солгала, понятно? Она сказала, что выпила это пиво, а я, черт возьми, отлично знаю, что это сделал какой-то другой ребенок. Как ты и говоришь, каждый ребенок то и дело таскает пиво. Я зол, потому что она соврала мне.

— Она рисковала, — сказала Сара. — Знает ли она это?

Он ухмыльнулся и покачал головой.

— Я понял. Я поговорю с ней.

— Хорошее решение. — Сара коснулась его руки. — Я вот подумала…

— О-хо-хо

— Поскольку ее арест скоро будет снят, я думаю, ты должен взять ей одного из щенков.

— Ну конечно! Наградить ее щенком после того, как она так себя вела.

— Я не говорю о награде. Щенок — это длительная связь и ответственность. Я думаю, Аврора готова и к тому и к другому. — Она смотрела, как Фрэнни роется у свай дока, хватает связку водорослей и трясет ее.

— Никак невозможно. У меня слишком сумасшедший график. Для собаки в нашей жизни нет места.

— Моя бабушка говорит, что вещи, которые имеют значение, приходят в свое собственное время, не обязательно когда ты готов.

— Мы сейчас говорим о собаке.

— Мы говорим о том, что имеет значение.

— Никаких собак, Сара. И не думай даже упоминать об этом при Авроре.

— Я все еще наказана, — проинформировала Аврора Этана Паркера, когда они сели на велосипеды на парковке у вершины Медвежьей долины. — Я не смогу пойти на концерт в парке Уотерфронт сегодня вечером. — Когда она была наказана, общественная работа была единственным, что разрешал ей отец. Она встречалась каждую субботу с группой добровольцев и командой природозащитников, чтобы строить контролеры эрозии и сажать растения.

— Это обидно. Во-первых, тебя не должны были наказывать, — сказал Этан, спускаясь с холма.

Аврора подстроилась к нему, наслаждаясь свежим ветром в лицо. Работа была тяжелой и не такой уж благодарной, в особенности в такие дни, когда Зэйн решал умотать, как сегодня. Обрабатывать целый склон было просто утомительно.

— Почему ты сказал это? — спросила она Этана. — Что я должна была сделать? Сказать папе, что твой брат выпил пиво?

— Во всяком случае, это была бы правда.

— И мой папа позвонил бы вашим родителям, и, так или иначе, все мы нажили бы себе неприятности. Насколько я понимаю, меня все равно бы наказали. Так я, во всяком случае, оставила вас с Зэйном в стороне.

— Ну это еще как посмотреть, — сказал Этан. — Зэйн мог взять все на себя и лично принять удар.

Он переключил передачу и припустил вниз по холму.

Самое худшее в наказании, думала Аврора, была не потеря свободы, или телевизора, и Интернета. Самое трудное было продолжать злиться на отца. Однако она этого хотела. Выстроить между ними стену непонимания заняло больше времени и сил, чем ей представлялось. Она носила в груди кусок льда, и он день ото дня беспокоил ее все больше и больше. От нее требовались все ее силы, чтобы удержаться от того, чтобы умолять об освобождении, чтобы она могла перестать злиться.

Иногда она думала о том, чтобы убежать и найти свою мать. Это было бы не так трудно. Аврора знала, что она может убедить тетю Лонни доставить ее вместе с цветами или устрицами самолетом в Лас-Вегас. Она могла даже, может быть, угнать один грузовой самолет. Но когда она найдет свою мать — что тогда?

Всю дорогу до дома она воображала в голове различные сценарии — слезное воссоединение, горькие взаимные обвинения, семейное счастье. Но ни один из них, похоже, не годился, и она знала почему. Она просто не знала достаточно свою мать, чтобы понимать ситуацию. Ее воспоминания были по большей части туманными фрагментами, хотя она верила, что отчетливо помнит день, когда мама их покинула. В семь лет Аврора не осознавала прямо, что мама уехала навсегда. В один прекрасный день отец нашел ее дома одну после школы, она ела хлопья и смотрела телевизор, включенный на полную громкость. Она помнила, что сидела на зеленой, как мох, подушке посреди комнаты, воображая, что она жертва кораблекрушения на маленьком плотике.

— Где твоя мать? — спросил папа, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в макушку.

Она пожала плечами, потом просияла, показывая в улыбке новый передний зуб.

— Я рада, что ты дома, папа.

Она знала, что он любит, когда его называют папой, потому что он ухмылялся и широко расправлял плечи.

Аврора всегда обращала особое внимание на то, как она говорит. Она с самого начала решила, что будет говорить как английские дети в ее классе.

В тот день папа продолжал улыбаться, пока убирал молоко обратно в холодильник, но она поняла, что он не очень счастлив из-за чего-то. Его плечи из прямых и широких сделались жесткими, и его движения были резкими, когда он схватил беспроводной телефон и вышел на улицу. Несмотря на то что Аврора была совершенно уверена, что он не сердится на нее, она почувствовала тревогу, так что подслушала разговор.

— …черт побери, о чем думала Марисоль, оставляя семилетнюю девочку одну в доме? — сказал папа в телефон.

По голосу Аврора могла определить, что он говорит с бабушкой Шэннон. В ту ночь было еще много разговоров и куда больше тревоги. Ее папа посадил ее к себе на колени и сказал, что мама переехала в место под названием Лас-Вегас и больше не будет жить с ними.

— Тогда давай поедем к ней, — предложила Аврора.

— Мы не можем сделать этого, детка. — Ее папа выглядел очень печальным.

— Почему нет? Я буду вести себя хорошо, — настаивала Аврора. — Я обещаю.

— Конечно. Будешь, детка, но твоя мама… у нее другие планы. Она не может взять нас с собой. Для всех нас будет лучше, если мы с тобой останемся здесь.

Больше Аврора ничего не знала, и ее папа никогда не говорил с ней об этом.

Когда она прибыла домой, она заметила на подъездной дорожке отцовский грузовик. Отлично. Теперь ей придется делать вид, что он ей отвратителен.

Она, хлопнув дверью, вошла в кухню. На стойке лежали огромные пакеты из «Бэй Хей и Фид».

— Привет, — сказала она уклончиво.

— Привет, привет. — За конторкой он уже распаковывал пакеты, и она была поражена, увидев пару мясных шариков и толстый пакет собачьей еды.

Она нахмурилась, глядя на него:

— Что происходит?

Он вытащил красный ошейник и поводок.

— Ты сегодня вечером занята?

— Зависит от… — Ее сердце забилось. — Пожалуйста, о, пожалуйста. — Что у тебя на уме?

— Я думал, ты поможешь забрать нашего нового щенка.

— Папа! — Позабыв о том, что она сердита, Аврора подскочила к нему и крепко обняла. — В самом деле? Мы берем одного из щенков Сары?

— Им уже восемь недель. — Он осторожно отодвинул ее от себя. — Их можно забирать.

— Мы едем прямо сию же минуту?

— Как только ты будешь готова.

Она уже припустилась к двери.

— Минуточку, юная леди, — сказал ее папа.

Ловушка, подумала Аврора. Всегда бывает ловушка.

С опустившимся сердцем она повернула к нему лицо.

— Да?

— Щенок — это много работы.

— Я знаю это, папа. Черт.

— Так что, если мы берем его к себе в дом, тебе придется с ним гулять и заботиться обо всех его нуждах. Я просто не понимаю, как ты можешь это делать, будучи наказанной.

Она уже не трудилась стереть улыбку со своего лица. Наконец-то.

— Я тоже, папа.