Глава 6

Прошло несколько дней, и Рейчел вынуждена была признать, что все идет не так, как она думала. Эммет держался подчеркнуто обходительно и отстраненно. Он ел то, что она готовила, отвечал на вопросы, катал ее по окрестностям на древнем и капризном «лендровере».

В остальное время, когда он бывал дома, он сидел на крыльце, пил пиво, без остановки курил темные крепкие сигареты и смотрел на океан. Он отгораживался от нее — вежливо, эффективно и невозмутимо. Ей оставалось только уповать на свое терпение.

Она пыталась завоевать его через желудок, но он часто исчезал из дома как раз во время обеда или ужина. Она выходила на крыльцо, чтобы позвать его, а его не было и следа — только курящаяся пепельница и несколько пустых бутылок из-под пива. Он никогда не пьянел, сколько бы пива ни выпил, но наглухо замыкался в себе и с презрением наблюдал, как она бродит по пляжу. Если им случалось поесть вместе, он исчезал вскоре после этого и возвращался далеко за полночь, когда она уже спала — крепким, глубоким сном без сновидений, благодаря свежему воздуху и жарким дням. Когда она просыпалась, он неизменно сидел на крыльце, положив на перила свои длинные ноги, и потягивал свой мерзкий кофе.

Через три дня она решила действовать более активно. Одним из самых счастливых воспоминаний детства было празднование двадцать первого дня рождения Эммета. Тогда он еще учился в колледже. Они вчетвером — с бабушкой и дедушкой — были в тот день крепкой счастливой семьей, в последний раз на памяти Рейчел. Главным блюдом на столе был чиоппино, экзотический суп из морепродуктов, рецепт которого происходил из Сан-Франциско. Эммет его очень любил. Чиоппино, как ничто другое, должен был напомнить ему о детстве. Она решила испытать это в качестве последнего средства. Когда Эммет отправился на далекую прогулку вдоль пляжа, она взяла его машину и съездила на рынок за продуктами, купив также муки и горького шоколада для торта. Рецепт она примерно помнила, к тому же в помощь ей была кулинарная книга 1943 года под названием «Радость кулинарии». Она хотела сделать Эммету сюрприз и надеялась, что он вернется не слишком скоро. Однако Эммет и не торопился возвращаться. В начале седьмого его все еще не было. А она тем временем решила понежиться в ванне, чтобы потом надеть свой выстиранный и отутюженный сарафан и встретить его при полном параде. Не мытьем, так катаньем она заставит его обращать на нее внимание или погибнет в борьбе. Все-таки ее брат стал упрям как осел. А ведь раньше был такой милый, сговорчивый мальчик. Чересчур сговорчивый, говорила про него бабушка Ариэль, видя в этом качестве корень всех неприятностей Эммета. Что ж, теперь его можно поздравить с тем, что он полностью избавился от своего главного недостатка.

После ее долгого купания ванная комната была полна пара с жасминовым ароматом. Она красилась, стоя перед зеркалом в кружевном бюстгальтере персикового цвета и тонких трусиках. Солнце мягко позолотило ее лицо первым загаром, и в ее каштановых волосах замелькали выгоревшие пряди. Потом она стала рассматривать свое отражение. «Грудь слишком маленькая, — недовольно думала она, — бедра широковаты. Но зато живот плоский, ноги длинные и загар лег ровно. Не десятка, но, в общем, неплохо. Жаль только, что все это пропадает зря. Если бы какой-нибудь мужчина, похожий на Эммета…»

— Какого черта?.. — Дверь ванной распахнулась, обдавая клубами ароматного пара ее брата, застывшего на пороге. Он ошарашенно взглянул на ее стройное тело в прозрачном белье и захлопнул дверь. — Черт возьми! Закрываться надо! — закричал он уже из комнаты.

Рейчел молча уставилась в дверь. От растерянности она даже не сообразила напомнить ему, что замков-то в ванной нет. Да он бы и не услышал — его шаги уже грохотали на крыльце, а вслед за тем раздался рокот «лендровера». Он уехал.

Вздохнув, она снова посмотрела в зеркало и дрожащей рукой продолжила подводить глаза В ее чемодане не нашлось места для купального халата. Надо, наверное, завтра купить халат на всякий случай, а то к старости Эммет явно превращался в ханжу. Это белье было ничуть не более открытым, чем купальники, которые она носила на пляже. Что ж, за ужином придется извиниться и пообещать вести себя прилично. Она улыбнулась своему отражению в зеркале, и ее глаза засветились предвкушением.

Пять часов спустя она сидела одна на крыльце в любимой позе Эммета — положив вытянутые ноги на перила, с сигаретой Эммета в одной руке и бокалом виски, оставшегося после дяди Харриса, в другой. Ей не слишком нравилось, что она допивает уже четвертый бокал. Откинувшись на спинку стула, она глубоко затянулась едким дымом и едва не закашлялась. Если она будет курить сигареты этой марки, то ей не грозит заново пристраститься к курению. Она никак не могла докурить даже одну.

Когда же она, наконец, научится? Она ждет от него чего-то, как дура, но ее ожидания оборачиваются лишь болью и разочарованием. Несмотря на кровную связь, Эммету на нее плевать. Он хочет, чтобы она уехала. И она уедет. Утром. Она любит его и потому должна оставить его в покое, если ему так хочется.

Последняя свеча на обеденном столе в гостиной вздрогнула и погасла. Воск смешался со взбитыми сливками, украшавшими кофейный торт, лепестки роз упали в чиоппино, и масло растаяло и растеклось по белой простыне, которую Рейчел постелила вместо скатерти. Пусть теперь Эммет все убирает — это его обязанность. Наверное, он и вправду был шокирован, увидев сестру в одном белье. Это зрелище оскорбило его чувствительную натуру. Может быть, бедняжка все пятнадцать лет провел в монастыре и успел позабыть, что на свете существуют женские тела.

Но, вспомнив проницательный огонек в его глазах, насмешливый изгиб губ, пластику движений, она подумала, что такой человек, наоборот, слишком хорошо знает женские тела. Проблема была простой и ясной: она ему навязалась, и он всеми силами старался ее избегать. Ничего другого ей не оставалось, как только, подвергая себя ужасам авиаперелета, вернуться обратно в Калифорнию. А к тому времени и Эммет, может быть, созреет для возвращения и будет готов снова стать ее братом.

Допив виски, она потушила окурок и с трудом подняла свое непослушное тело из кресла. Ей вдруг показалось, что идти до спальни безумно далеко, особенно когда рядом висит гамак и ночь так тепла, что даже без одеяла мудрено замерзнуть. Она повалилась на гамак, скинула сандалии и закрыла глаза. Мерный шум волн убаюкивал ее. Последняя ее мысль была об Эммете. Хотелось плакать. Но она уснула быстрее, чем первая слеза успела скатиться по щеке.

Человек, выдававший себя за Эммета Чандлера, был собой недоволен. От бесконечного курения рот был словно полон ваты. Он слишком много пил, стремясь забыться, но забыться не мог и только злился. Тем более он только что обнаружил, что ему опротивело спать с Милией, несмотря на всю ее соблазнительность. Ему хотелось вернуться в коттедж, увидеть Рейчел, увидеть эту проклятую грацию, с которой она двигалась, услышать ее низкий журчащий голос и анекдоты из жизни ее эксцентричной родни. Он хотел говорить с ней, рассказать о потерянных годах, об ужасе последних шести месяцев. Его безотчетно влекло к ней. Но он боялся причинить ей боль и вызвать у нее отчаяние…

«Сентиментален ты стал, — бормотал он себе под нос, медленно подъезжая к коттеджу. — Оставь ребенка в покое». Но она была не ребенком, и он это отлично знал. Он нарочно говорил ей «детка», и ей, кажется, это нравилось. Так он напоминал себе, что он должен относиться к ней как к сестре, что она на тринадцать лет моложе его. Но при любом его к ней отношении в его жизни ей отводилась роль случайной невинной жертвы. Не желая напрасно ранить ее, он должен был избегать ее, соблюдать дистанцию, будто не замечая выражения ее мягких карих глаз.

Он гнал прочь образ ее тела в кружевном белье среди пара и аромата жасмина, который запечатлелся в его упрямом и отчаянном сознании. Какого черта он не остался у Милии? Вопрос был риторический. Ему хотелось большего, чем просто физически забыться. Он хотел Рейчел, и хотел ее с того самого мгновения, когда впервые увидел. Что ж, еще одно неудовлетворенное желание в его жизни. Пора бы уже привыкнуть. Жизнь всегда предоставляла выбор, а он сделал свой выбор много лет назад. Глупо было бы от него отказываться из-за мимолетного романтического увлечения.

На крыльце он остановился и прислушался: третий час ночи, Рейчел давно спит. Странно, что она не оставила для него ни единого огня. Когда дым от тлеющей сигареты защекотал ему ноздри, он насторожился: Рейчел не курит, должно быть, у них гости. Его глаза пристально вглядывались в темноту, в голове проносились тысячи догадок. Может быть, настоящий Эммет, наконец, принял его вызов? Может быть, он притаился в кустах и ждет или успел просветить Рейчел насчет молчаливого человека, с которым она прожила последние три дня?

В тишине лишь океанские волны ласково шелестели, набегая на берег. Потом со стороны гамака донесся звук, похожий на вздох.

Пусть Эммет был пока не тот, что прежде, но он не сомневался, что у настоящего Эммета Чандлера нет шансов одолеть его один на один. Немногие из тех, кою он знал, могли с ним справиться. Многолетние тренировки не прошли для него зря. Его умения не раз его выручали, выручат и теперь.

Когда его глаза привыкли к темноте, он понял, что в гамаке кто-то лежит. На столе стоял бокал с остатками виски, рядом дымилась пепельница, полная выкуренных наполовину сигарет. Шагнув к гамаку, он долго смотрел на спящую Рейчел, прежде чем нежно потряс ее за плечо. Нет, он не собирался относить ее в спальню. С него хватило одного раза. Ему страшно было даже представить, какова будет ее реакция, когда ее любимый братец Эммет заберется в кровать вместе с ней.

— Проснись, Рейчел, — ласково проговорил он, и ее карие глаза распахнулись и уставились на него. — Иди к себе. — Он по-братски помог ей встать из гамака. — Ты, наверное, не заметила, как уснула.

Она сонно покачала головой, так что ее распущенные каштановые волосы упали ей на лицо.

— Я напилась, — прошептала она.

— Мне за тебя стыдно, — он повел ее в темную гостиную, слегка поддерживая за талию, — моя сестра пала жертвой зеленого змия. — Запах ее жасминовых духов сводил его с ума, но он не подавал виду. Он мужественно сносил эту пытку.

— Я была зла на тебя, — пробормотала она.

— Почему? — Его рука сама поднялась, чтобы нежно убрать облако волос, закрывавших ей лицо.

— Ты не вернулся к ужину. Ничего мне не сказал. Я приготовила твои любимые блюда, Эммет.

Краем глаза он видел на столе погасшие свечи, опавшие цветы и нетронутый ужин.

— Я бессовестный мерзавец, — повинился он, и она медленно кивнула, соглашаясь, и улыбнулась мечтательной улыбкой.

— Но я тебя прощаю.

— Сколько же ты выпила? — поинтересовался он, направляя ее в сторону спальни. Она еле передвигала ноги, но он не торопил ее.

— Прикончила дядину бутылку.

— Но там же еще много оставалось! Завтра у тебя разболится голова.

— Ну и пусть. — Они уже добрались до спальни. — Оно того стоит. — Она обернулась и обвила руками его шею, прижимаясь к нему всем телом. Хорошо, что она была слишком сонная и пьяная, чтобы понимать, что ее близость творит с ним.

— Спокойной ночи, Рейчел. — Он попробовал снять ее руки со своей шеи. — Ложись спать.

— А ты меня не поцелуешь? — надулась она, цепляясь за него.

— Только не сегодня. Иди проспись.

Он мог бы легко освободиться от ее рук, если бы захотел. Он говорил себе, что боится причинить ей боль, при этом понимая, что это неправда.

— Ну тогда я тебя поцелую, — не отставала Рейчел. Ее первый поцелуй угодил мимо цели, когда она чмокнула его в переносицу. Второй был не более точен — ее мягкие губы скользнули по щеке. Но зато третий пришелся точно в цель: ее губы сладко прижались к его губам, мягкие и готовые открыться при малейшем давлении.

И тогда он сделал ей больно. Крепко сжав запястья, сбросил ее руки и одновременно оттолкнул ее. Она, казалось, даже не почувствовала боли, только посмотрела на него с пьяным удивлением.

— Ложись спать, Рейчел.

На этот раз она послушалась. Пошатываясь, открыла дверь и исчезла в спальне.

Эммет долго стоял, глядя ей вслед и чувствуя жар во всем теле. Затем он подошел к столу с нетронутым ужином и набросился на еду. Выбрав лепестки гибискуса из супницы, он съел почти весь холодный, но вкуснейший чиоппино и добавил еще три куска торта, вместе с парафином. Остатки он убрал в холодильник — единственный предмет современного оборудования на его кухне. Он двигался бесшумно, чтобы не потревожить сон Рейчел, время от времени бросая взгляды на закрытую дверь ее комнаты. Появись она сейчас, он, наверное, не смог бы побороть искушение.

Потом он вышел на крыльцо. «Скоро начнет светать», — подумал он, сбрасывая кеды и ступая по песку. Через несколько шагов он остановился и лег. Растянувшись на спине, он только взглянул в чернильно-черное небо, испещренное точками звезд, и тут же уснул.

Рейчел, однако, повезло меньше. Она долго лежала без сна и смотрела в окно, ощущая в теле преступное томление. Заснула она в слезах.