Принадлежащий Кейт «джип-чероки» видал и лучшие дни, но на озере без него было не обойтись — только ему покорялись проселки и объезды, пролегающие между горами и через дождевые леса полуострова Олимпик. Бандит встретил их так, словно не видел по меньшей мере год, и теперь радостно повизгивал и вертел хвостом.

— А теперь к озеру, — весело сказала Кейт. — В нашем распоряжении весь дом, как тебе такой расклад?

Едва реагируя на слюнявые ласки Бандита, Аарон молча защелкнул пряжку ремня безопасности, и Кейт с опозданием поняла, что сказала что-то не так.

— У нас будет отличное лето.

— Конечно. — Сын явно не разделял ее энтузиазма.

Уловив в голосе Аарона настороженность, она вдруг подумала, что разделяет его опасения, да вот только поделиться ими с ним не может.

Он посмотрел на нее с недетской, неизменно сбивающей ее с толку проницательностью.

— Тебя ведь из-за меня выгнали, да?

— Нет. Меня выгнали, потому что Сильвия не в состоянии распознать настоящий талант. Ей недостает гибкости. Для нее самое важное — сроки и прибыль. — Кейт прикусила губу. Что толку изливать свои обиды сыну, если он все это уже знает. Во всем случившемся самым неприятным, самым обидным было то, что ее выгнала Сильвия Лэтем, главный редактор. Как и Кейт, Сильвия была матерью-одиночкой. Но, в отличие от Кейт, образцовой матерью-одиночкой с двумя образцовыми малышами. Собственный успех давал ей основание полагать, что каждая женщина может и должна управляться с карьерой и семьей с такой же ловкостью, как и она сама.

Кейт опустила голову, пряча от сына лицо. В свои девять лет Аарон знал и понимал намного больше, чем ожидали от него люди. Как и любой мальчишка, он знал, что матери-одиночке, чтобы заботиться о ребенке, приходится отказываться от работы. Такова одна из основополагающих реальностей современной жизни. Почему этого не понимает Сильвия? Очень просто — потому что за ее образцовыми малышами присматривает образцовая няня. До прошлого года за Аароном, когда он пропускал школу, присматривали бабушка и иногда тетя. После того как обе уехали, Кейт пыталась справиться со всем собственными силами. И у нее ничего не получилось. Полный и безусловный провал.

— Мне нужно позвонить в банк и выяснить, что не так с платежной картой, — сказала она, доставая из сумочки сотовый. — У озера нет приема.

— Скукотища, — протянул Аарон, шлепаясь на сиденье.

— Я сейчас, дружок. — Кейт набрала номер с карточки и, прослушав все предложенные варианты — «поскольку наше меню изменилось», проворковал записанный голос, — повторила бессмысленную комбинацию цифр — только лишь ради того, чтобы узнать, что банк, работающий по времени Восточного побережья, уже закрыт. Откинувшись на спинку сиденья, она глубоко вдохнула и постаралась успокоить Аарона:

— Ничего, я разберусь с этим позже. И еще мне нужно позвонить Джорджи.

Все пять внуков, четверо Фила и Барбары плюс Аарон, звали ее мать Джорджи.

— Только не разговаривай долго, — попросил Аарон. — Пожалуйста.

Набрав новый, непривычный номер, Кейт подождала соединения. Ответил мужской голос.

— Это Клинтон Доу. — Второй муж Джорджи отличался вежливой сдержанностью.

— А это Кэтрин Эллис Ливингстон, — в тон ему сказала она.

— Кейт. — Улыбка согрела прохладный тон, каким он разговаривал с чужими. — Как ты?

— Отлично. Мы в Порт-Анджелесе. Отправляемся к озеру.

— Похоже, вас ждет большое приключение, — весело заметил Клинтон. И кто бы мог подумать, что совсем недавно, еще весной, он настаивал на том, чтобы ее мать продала коттедж. Клинтон называл его белым слоном, приносящим одни лишь убытки — налоги ведь никто еще не отменял — и не имеющим никакой практической пользы. Сделав такое заявление, он едва не лишился симпатий двух своих новообретенных внуков. Ливингстоны владели домом у озера с двадцатых годов прошлого века; отставной же бухгалтер, за спиной которого висели развод и вдовство, появился в их жизни намного позже.

— Мы никогда его не продадим, — сказал тогда Фил. — Никогда. Это не обсуждается. — Для Фила не имело никакого значения, что он сам укатил на другое побережье и бывать в коттедже сможет лишь изредка. В их представлении дом у озера давно стал воплощением всего особенного, волшебного и прекрасного, что только есть в лете, и продать его было бы святотатством.

— Сейчас позову твою мать, — сказал Клинтон. — Рад был тебя услышать.

Воспользовавшись паузой, Кейт подъехала к самому краю парковочной площадки, откуда открывался вид на бухту. За свою не столь уж и долгую жизнь она бывала здесь, наверное, сотни раз. И никогда не уставала от того, что видела. Порт-Анджелес был не совсем обычным городком, спутанной электрической гирляндой из дешевых мотелей и закусочных, затейливых пансионатов, стрип-моллов с ободранной краской и парковок с вздувшимся асфальтом, прибрежных ресторанчиков и магазинов. Несколько раз в день воды пролива Хуан-де-Фука устало рассекал паром «Кохо». Там, на другом берегу, в Виктории, городке на территории Британской Колумбии, его часами ожидали автомобили, желавшие получить скромное местечко на борту.

— Итак, вы отправляетесь навстречу миру дикой природы, — раздался в трубке бодрый голос матери.

— Но только вдвоем.

— Лучше бы ты привезла Аарона сюда, — сказала Джорджина. — Подумай сама, от нас до «Уолт Дисней уорлд» не больше часа езды.

— Именно поэтому я и не хотела его привозить. «Дисней» не для меня.

— А как насчет Аарона?

— Да, ему бы, конечно, понравилось, — призналась Кейт. — И тебя он бы с удовольствием повидал. — Она повернулась — Аарон перебирал покупки, отыскивая, наверное, что-нибудь вкусненькое. Обнаружив пакет с вишнями, он тут же нашел себе занятие: забрасывал ягоду в рот и выплевывал косточку в окно, соревнуясь сам с собой в дальности полета «снаряда». Бандит, становившийся невероятно вежливым, когда люди ели, наблюдал за происходящим сдержанно, но внимательно. — Но это лето мы хотим провести здесь, — напомнила матери Кейт. — Самое подходящее место.

— Как скажешь. — Джорджина никогда не любила дом у озера так, как любили его остальные Ливингстоны, хотя из уважения к мнению детей и памяти покойного мужа никогда и не шла наперекор их желаниям и проводила в коттедже каждое лето. Теперь, выйдя замуж во второй раз, она с куда большим удовольствием оставалась во Флориде.

— Вот я и говорю. По крайней мере, смогу наконец уделить время сыну и решить для себя, кем я хочу стать, когда вырасту.

— Кончится тем, что вы оба на стену полезете от скуки, да еще и переругаетесь, — предупредила Джорджина.

Кейт представила новый дом матери — шикарный кондоминиум с полем для гольфа. Вот уж где точно на стену полезешь от скуки.

Дав Аарону поздороваться с бабушкой, она позвонила Филу, но попала на голосовую почту и оставила короткое сообщение.

— Ну вот, теперь я у всех, у кого надо, отметилась.

— Не очень-то их много.

— Дело не в количестве, а в том, насколько эти люди важны для тебя, — объяснила Кейт, с грустью подумав о том, как им будет не хватать Фила со всей его семьей. Впрочем, грустные мысли нужно держать при себе. Пусть Аарон верит, что их ждет самое лучшее лето. Бывали моменты, когда она отдала бы, наверное, все на свете за возможность поплакаться кому-то в жилетку, опереться на сильное плечо, поделиться тревогами и заботами, но ей и в голову не приходило использовать в этой роли сына. Да, некоторые матери ищут у детей моральной поддержки и опоры, но Кейт считала, что поступать так несправедливо. Дети ведь существуют не для этого.

Год назад один консультант по семейным проблемам посоветовал ей стать своим собственным партнером, обсуждать с собой все важные жизненные вопросы, спорить, находить пути решения выхода из трудных ситуаций. Не помогло, но она, по крайней мере, нашла приятного собеседника.

— Готов? — спросила Кейт, забирая у Аарона телефон. Выехав со стоянки, джип выкатился на шоссе 101 и повернул на запад. Дорога уходила все дальше в глубь полуострова, и обступавшие ее с обеих сторон леса, в основном пихтовые и кедровые, понемногу сгущались. Поднимаясь на двести и даже больше футов, эти статные, поросшие мхом деревья нависали над двухполосным шоссе, словно стены некоего загадочного, сказочного собора. Пробивающийся сквозь плотные кроны послеполуденный солнечный свет расслаивался на зеленые и золотистые полосы, ложившиеся на дорогу пестрыми, подвижными узорами.

Удаляясь от портового городка, они словно углублялись в некий другой мир, отделенный от привычного и существующий сам по себе. Здесь их окружала тишина, такая же необъятная и глубокая, как и окружавшие озеро первозданные леса. Природа этого мира оставалась неизменной благодаря стараниям Службы национальных парков. Здесь Аарон чувствовал и переживал все то, что чувствовали и переживали детьми сама Кейт и ее брат, их отец и дед. Она до сих пор помнила, как, сидя в стареньком отцовском универсале, опускала окно, подставляла лицо освежающему ветру и с наслаждением вдыхала густой аромат мха и кедра. Правда, Фил нередко доводил ее до слез своими изощренными издевательствами — у него был особенный талант мучителя, — но Кейт уже давно простила брата за те давние детские проказы. Удивительно, но впоследствии он, словно по велению доброго волшебника, превратился в ее лучшего друга.

В пяти милях от озера они миновали последний холм, где еще поддерживалась сотовая связь. Здесь находилось «Кафе Грэмми», славившееся прекрасными пирогами с ежевикой.

На обочине, в стороне от парковки, Кейт приметила зеленый пикап. Сбросив скорость, она увидела водителя, судя по всему менявшего переднее колесо.

Парень в бейсболке с эмблемой «Джон Дир». Тот самый, что спас ее в продуктовом магазине.

Кейт притормозила, остановилась и, осторожно сдав назад, съехала на обочину. Она понятия не имела, как менять колесо, а он, скорее всего, не нуждался в ее помощи и даже не хотел ее. Но тем не менее Кейт остановилась — как-никак за ней остался должок.

— Ты что делаешь? — спросил Аарон.

— Оставайся на месте. И Бандита не выпускай. — Кейт вышла из машины и направилась к пикапу.

Здесь, в пышном окружении лесов, незнакомец выглядел, пожалуй, даже поинтереснее, чем в бакалейном магазине, как и должно быть, когда человек попадает в родную стихию. В какой-то момент ей стало немного не по себе. Пустынная дорога, вокруг ни души — если он вдруг набросится на нее, звать на помощь некого. Брат часто упрекал ее в излишней доверчивости, наивности, но Кейт просто не умела быть другой. Обычно она доверяла людям, и они редко ее подводили.

 — Осторожнее, не подходите, — предупредил незнакомец, подняв на секунду голову. — У меня здесь раненое животное.

На приглашение поболтать не похоже.

Вытянув шею, Кейт увидела лежащего на боку енота. Зверь бился и издавал пронзительные звуки. Незнакомец — Кейт уже заметила на руках у него резиновые перчатки — пытался засунуть сопротивляющегося зверька в холщовый мешок, но тот не давался.

Вопреки полученному приказу из машины уже выпрыгнул Аарон. Оставшийся в джипе Бандит тоже рвался на волю и жалобно скулил.

Кейт схватила сына за плечо.

— Мы можем как-то помочь?

— Этот… черт! — Незнакомец подался назад.

— Укусил? — осведомилась Кейт.

Он повертел руку.

— Попытался.

— Вы его сбили? — спросил Аарон. Губы у него дрожали — вид больных или раненых животных всегда приводил его в ужас.

— Нет. Нашел уже в таком состоянии. — Незнакомец отвел наконец глаза от енота и посмотрел на них. Кейт показалось, что он узнал ее, и его большое, поджарое, мускулистое тело отозвалось едва заметным напряжением.

— Он умрет? — дрожащим голосом спросил Аарон.

— Надеюсь, что нет. В Порт-Анджелесе есть приют для диких животных. Там его наверняка спасут — надо только довезти.

— И откуда только силы? Он ведь едва живой.

— Животные, когда им грозит опасность, задействуют дополнительные ресурсы. А инстинкт выживания у них очень сильный.

— Послушайте, вы можете воспользоваться иглу. — Аарон нырнул в джип.

Кейт помогла сыну освободить большой, на сорок пять галлонов, кулер, размеры которого вполне позволяли поместить в него еще не подросшего енота. Совместными усилиями они вытащили кулер из машины, подтянули к пикапу и накрыли им зверька. Енот бился и царапался, но незнакомцу все же удалось просунуть снизу крышку, после чего кулер перевернули, а крышку закрепили.

— А он не задохнется? — поинтересовался Аарон. Кейт вытащила спускную пробку.

— Думаю, с ним все будет в порядке. Незнакомец поставил кулер в кузов, где уже лежали какие-то инструменты, банки с лаком и бензопила. За спинкой водительского сиденья, в ружейной стойке, Кейт заметила удочки и кофейную чашку. Когда он повернулся, она смогла рассмотреть его получше. Суровые черты, жесткий, резко очерченный рот, густая тень щетины — идущая от него волна сексуальности разила наповал. У нее задрожали колени. «Ох, Кейт, какая же ты жалкая».

— Спасибо, — сказал парень в бейсболке.

Аарон, сам того не замечая, расправил плечи и выпятил грудь — он всегда так пыжился в присутствии другого мужчины. Кейт потрепала сына по голове.

— Вы где-то поблизости живете? — спросил незнакомец. — Я могу завезти кулер, когда закончу?

Кейт заколебалась. Сообщать, где ты живешь, человеку, которого совсем не знаешь, не слишком-то благоразумно. Тем более если живешь в укромном месте, в коттедже у озера, где твоих криков никто не услышит.

Словно прочитав ее мысли, он едва заметно улыбнулся:

— Я остановился у Шредеров. Это на озере Кресент.

У Шредеров. Когда-то, в далеком детстве, она частенько играла с Сэмми и Салли Шредерами. И Мейбл-Клэр, похоже, именно о нем говорила. Подожди, ты его еще не видела. Да и может ли быть опасным человек, спасший раненого енота?

— Мы недалеко от вас, примерно в четверти мили вниз по дороге. Там еще указатель перед поворотом — «Ливингстоны». Я — Кейт Ливингстон, а это Аарон.

— Рад познакомиться. Извините, что не подаю руку — я же вступал в контакт с дикой природой.

Ничего особенного, но Кейт глуповато, как ей показалось, хихикнула. Честное слово, как школьница. Она взяла себя в руки.

— Так вы родственник Шредеров?

— Вообще-то друг. Джей Ди Харрис.

— Джей Ди? — эхом отозвался Аарон.

— Для тебя — мистер Харрис, — поправила сына Кейт.

— Меня все зовут Джей Ди. Договорились, Аарон?

Аарон кивнул. Вид у него при этом был самый что ни на есть серьезный. Кейт не сводила глаз с нового знакомого. Может быть, ей это только показалось, но она могла бы дать голову на отсечение, что глаза за темными стеклами очков смотрят на нее внимательно, словно оценивают, и даже… Удивительно, но вместо того, чтобы обидеться, она чувствовала в себе волнение взаимного интереса.

— Я, пожалуй, поеду. — Мужчина отвернулся. — Кулер завезу позже.

«Может быть, — подумала, садясь в джип, Кейт, — я в нем и ошибаюсь». Тем не менее впечатляющий образ стоял перед глазами. Он заинтриговал ее, даже с этой двухдневной щетиной. Даже в этих темных очках, неожиданным образом добавлявших ему сексуальности и придавших сходства с обворожительным Джонни Деппом.

«Прекрати, — приказала себе Кейт. — Твоего красавчика наверняка ждет дома семья, жена и детишки. И это даже хорошо. Просто великолепно. Аарону будет с кем поиграть».

Ее сын, проводивший долгим взглядом умчавшийся в противоположную сторону зеленый пикап, повернулся и посмотрел на нее:

— Как думаешь, этот енот будет жить?

— Мне он показался весьма активным.

Огибая восточный край озера, дорога заметно сужалась. Несколько десятилетий назад президент Рузвельт объявил озеро Кресент и прилегающие к нему территории достоянием нации и придал им статус национального парка. Сохранить собственность разрешалось только тем, кто обосновался здесь раньше. Сделки купли-продажи были запрещены, как и любые конструктивные проекты. Сложенные вручную бревенчатые дома и коттеджи, как и случайно возникший когда-то причал, словно застыли во времени.

Жившие у озера семьи представляли собой разношерстную группу и обычно держались обособленно. Обслуживанием и охраной летних домиков занималась управляющая компания Мейбл-Клэр Ньюман.

Съехав с дороги, Кейт направила джип между двумя громадными ситкинскими елями. Выпрыгнув из машины, Аарон побежал снимать перегораживавшую проселок цепь. Бандит выскочил следом и радостно помчался за ним.

Даже это было частью семейного ритуала. Снятие цепи, открытие проезда имело примерно то же значение, что и церемония перерезания ленточки. Обычно это делал старший ребенок прибывшей первой машины. В руках ему полагалось держать старый стертый ключ и бутылку ВД-40 — за долгую сырую зиму навесной замок успевал изрядно заржаветь. Повернув ключ и сняв замок, Аарон оставил тяжелую цепь на земле, отступил в сторону и сделал широкий приглашающий жест с полупоклоном.

Кейт показала большой палец и тихонько подала вперед. Официальная церемония открытия летнего сезона состоялась.

Преследуемый по пятам Бандитом, Аарон умчался по усыпанной гравием дорожке. Сейчас на ней валялись шишки да сломанные зимними ветрами сучья. Увидев дом, Кейт ощутила знакомое, какое-то детское волнение. Вдоль дорожки росли папоротники, некоторые размером с «фольксваген». Пронизанные тонкими солнечными лучами, они походили на некий заколдованный замок. Кейт до сих пор помнила, как бабушка Карла рассказывала, что здесь живут феи. И она ей верила.

Верила — немножко — даже сейчас, глядя на радостно прыгающих сына и пса.

Дорожка расширилась, деревья поредели и отступили. Прямо перед ней, словно бриллиант на шелковой изумрудной подушечке, стоял их летний дом.

Ей нравилось, как дом представлял себя — не сразу, а постепенно, шаг за шагом, от пристройки с садовыми инструментами и мхом на крыше до лодочного сарая, в котором нашлось место не только для лодки, но и для сваренного еще в пору сухого закона самогона. Вода в озере отличалась такой чистотой, такой завораживающей ясностью, что ее использовали в качестве питьевой.

Лужайку подстригли заранее, и дом с приоткрытыми ставнями выглядел сейчас так, словно еще только просыпался. Над окном стояло число 1921 — в память о годе завершения строительства. Заказчиком был Годфри Джеймс Ливингстон, иммигрант, сделавший состояние на пиломатериалах. Коттеджем дом называла только семья, с упрямой простотой чтившая таким образом прадедушку Годфри, любившего вспоминать Озерный край далекой Англии, где прошло его детство.

В применении к данному сооружению слово «коттедж» звучало с оттенком иронии. Фасад, в котором мощь бревен дополнялась крепостью камня, слегка изгибался, повторяя очертание береговой линии и как будто заключая в объятия чудесный вид с растянувшимся лениво озером и встающими из его глубин горами. Спроектированный в стиле «искусства и ремесла», сложенный из массивных бревен, с многопанельными мансардными окнами и широкой верандой, позволявшей в полной мере насладиться великолепным обрамлением, дом никак не сочетался с понятием «коттедж».

Сын Годфри — получивший по некоей роковой оплошности имя Уолден — и был дедушкой Кейт. Человек мягкий и незлобивый, он в продолжение одного поколения растерял семейное состояние главным образом по той простой причине, что позволил себе оставаться истовым консерватором в эпоху, когда само это слово вышло из употребления. О его страстной защите девственных лесов северо-запада говорили шепотом, словно такая позиция была несомненным доказательством ненормальности. Фраза «он любит лес» звучала с тем же оттенком скандальности, что и фраза «он любит мальчиков». В 30-х Уолдену пришлось буквально сражаться за леса. Потом, во время Второй мировой войны, он сражался уже на фронте, где был санитаром и даже получил Бронзовую звезду за участие в боях у Бастони. Статус героя помог ему уже по окончании войны выступить перед конгрессом с требованием ввести ограничения на вырубку лесов на федеральных землях. В 50-х враги объявили его коммунистом.

Его время пришло десятилетием позже. В 60-х «дети цветов» приняли старика в свои объятия. Вместе с женой Карлой, малоизвестной голливудской актрисой, сыгравшей крохотную роль в одном из фильмов Марлона Брандо, Уолден протестовал против разрушения окружающей среды в одном ряду с хиппи и анархистами. Взрослым детям оставалось только краснеть от смущения, когда родители отправились в Вудсток, где открыто курили травку Став народным героем, Уолден написал книгу о пережитом.

Кейт была еще маленькой девочкой, когда дед, овдовев, воссоединился с семьей. Она любила старика всей душой, проводила с ним долгие часы, болтала обо всем, что только приходило в голову, и нисколько не сомневалась, что он ловит каждое ее слово.

С терпением, достойным святого, Уолден выслушивал и сбивчивый пересказ сюжета «Паутины Шарлотты», и презентации, которые она готовила к школьной конференции. Потом, когда Кейт уже подросла, именно дедушка Уолден был тем единственным, кому она поверяла свои маленькие тайны, перед кем отчитывалась за проведенные выходные — с походами на футбол, вечеринками, свиданиями. Дедушка был хранителем всех ее секретов и надежд. Ему первому Кейт открыла свою мечту: стать знаменитой международной журналисткой. Ему первому призналась в том, что изменило все ее будущее:

— Я беременна, и Натан хочет, чтобы я избавилась от ребенка.

— К черту Натана. — Дед, передвигавшийся к тому времени только в кресле-каталке, выразительно махнул рукой. — Чего хочешь ты?

Она сложила руки на еще плоском животе:

— Я хочу ребенка.

Глаза за двойными стеклами очков блеснули.

— Я люблю тебя, Кэти, и помогу всем, чем только смогу.

Он дал ей то, что было важнее всего на свете, — свое полное, безусловное одобрение. Разумеется, родители тоже поддержали дочь. Они чувствовали, что обязаны сыграть эту роль. Но их недовольство, их раздражение, их разочарование — все это проскакивало — в словах, жестах, взглядах. Мы вырастили тебя не для того, чтобы ты стала матерью-одиночкой.

Только дед знал истину: в мире нет карьеры или призвания более волнующего, требовательного и благодарного, чем воспитание ребенка.

Кейт любила старика за щедрое, доброе сердце и широту взглядов, за страстность и честность. Любила за то, что он принимал ее такой, какая она есть, со всеми достоинствами и недостатками. Он дал ей множество советов. Тот, что остался навсегда, состоял всего из двух слов: не подстраивайся.

К сожалению, она не всегда и не во всем следовала этому совету. Особенно в карьере. Устроилась в популярную, но не имеющую большого влияния газету, где от нее требовался трезвый взгляд на моду, умение ввернуть красивую фразу и способность регулярно выдавать восемнадцать сотен слов.

В этом все и дело, решила она, паркуясь у задней двери. Это лето было шансом найти что-то, что могло по-настоящему увлечь ее. Что-то такое, что она сделала бы ради себя и в память о дедушке.

Прихватив первый попавшийся под руку пакет, Кейт вышла из джипа и открыла заднюю дверцу. По крайней мере подумала, что открыла. Поворачивая ключ, она не почувствовала сопротивления задвижки.

Странно, подумала Кейт и, толкнув дверь, переступила порог. Должно быть, уборщики забыли запереть за собой. Да еще и радио оставили включенным — из динамиков лилась старенькая мелодия «Дрифтерс». Надо будет предупредить Мейбл Клэр. Проблем с преступностью здесь не было никогда, но это не может быть оправданием невнимательности.

Если не считать недосмотра с дверью, со своей работой уборщики справились отлично. Сосновые половицы сияли, деревянные панели отливали маслянистым блеском. Ставни были распахнуты, и отраженный от воды яркий солнечный свет вливался в комнату слепящим потоком.

Вдохнув запах лимонного масла и коктейля «Уиндекс», Кейт подошла к окну. Каждый, кто приезжал сюда, как будто заново и на свой лад открывал старый дом. Кейт всегда начинала с того, что проверяла, в порядке ли шкафчики и ящики, верно ли поставлены часы, работает ли электрическая плита, застелено ли чистое белье и включен ли водонагреватель. И только после этого выходила наружу, любовалась лужайкой и, дрожа от восторга, трогала ледяную воду.

Аарон задерживаться в доме не стал и первым делом пробежал по границам участка — от куста ежевики в одном конце до рогозы в другом. Бандит, разумеется, носился за ним по пятам.

Увидев их на причале, Кейт уже открыла рот, чтобы предупредить сына, но вовремя прикусила язык. Не стоит лишний раз его сердить. К тому же Аарон и без ее напоминаний приближаться к воде не станет — он до сих пор упрямо отказывался учиться плавать.

Почему, Кейт не знала. Никаких неприятностей, связанных так или иначе с водой, с ним не случалось. Он не возражал, если ему предлагали прокатиться на лодке, и даже ходил по мелководью. Но погружаться в воду с головой не желал ни при каких обстоятельствах.

Кейт это беспокоило. У взрослого такая фобия могла стать серьезной проблемой, даже проклятием. Каждый раз, когда кто-то из одноклассников отмечал день рождения у общего бассейна, Аарон старался уйти подальше, жалуясь, что у него болит живот. Когда его приглашали попробовать силы в команде по плаванию, он ссылался на то, что забыл дома форму. Прошлым летом Аарон несколько часов просидел на краю причала, пока Айзек и Мюриел, дети Фила, которые были младше его, плескались и играли старым желтым мячом. Аарон наблюдал за ними с затаенной завистью, но желание составить им компанию никогда не перевешивало боязни. Кейт видела, как ему хочется быть с ними, но пересилить себя он не мог и в результате довольствовался тем, что стоял на причале или плавал неподалеку в лодке.

«Рискуй!» — хотелось крикнуть Кейт. Она уже решила, что обязательно поможет сыну научиться плавать. Даже если не сделает этим летом ничего другого. Материнский инстинкт подсказывал, что, научившись преодолевать страх, он откроет для себя целый мир иных возможностей. Она хотела, чтобы сын знал, что он вовсе не обязан довольствоваться малым и отказываться от мечты.

Вот оно. Мысль как будто пробилась из глубин к поверхности. У Аарона проблемы. По словам учителей, школьного консультанта и педиатра, у мальчика проявлялись признаки психологической неуравновешенности. Проведенные тесты не обнаружили каких-либо расстройств. Такое заключение ее не удивило. Она знала, что нужно сыну. Мужчина. Человек, который заменил бы отца. Все просто, никакого секрета. Он и сам постоянно говорил об этом, не понимая, что каждый раз бьет ей по сердцу.

— У тебя есть дядя Фил, — неизменно отвечала она. Теперь Фил был далеко, а поведение Аарона в школе изменилось в худшую сторону. Слишком много обещаний осталось невыполненными, слишком много родительских собраний она посетила, и в конце концов Сильвия указала ей на дверь.

Горло перехватило от непролитых слез. Нет, надо благодарить судьбу за то, что сын здоров, любит свою семью и, по большей части, чудесный ребенок. Но иногда… Иногда она просто не знала, что делать с ним, как справиться.

Может быть, именно поэтому родителей и должно быть двое. Чтобы, когда один доходит до предела, ему на смену приходил другой.

По крайней мере, так она думала. Наверняка Кейт не знала, потому что растила Аарона в одиночку, и сменять ее было некому. Конечно, был еще Натан, но тот исчез прежде, чем успел понадобиться.

Кейт вышла еще за одним пакетом.

— Не хочешь помочь? — окликнула она сына.

Аарон повернулся и похлопал в ладоши.

— Очень смешно, — проворчала Кейт. — И раз так, я не стану трогать твое мороженое, и пусть оно растает.

Он тут же прибежал — раскрасневшийся, пахнущий свежими листьями и свежим воздухом.

— Я уже готов.

Кейт положила пакет на сосновый стол. В раковине стоял наполовину наполненный водой стакан. Она вылила воду. Наверное, уборщики оставили. Кейт убрала продукты в морозилку, открыла холодильник и обнаружила пластиковый контейнер с пластиковой вилкой.

— Какого… — Достав контейнер, она отправила его прямиком в мусорную корзину. Кто знает, сколько дней он здесь простоял.

— Что это такое? — поинтересовался Аарон.

— Ничего. Просто уборщики забыли здесь кое-что. Придется поговорить с миссис Ньюман. — Разложив продукты по местам, Кейт разрешила сыну выйти на улицу и поиграть с Бандитом. Сама же, взяв два чемодана, пошла наверх. Поскольку весь дом был в их полном распоряжении, она решила занять главную спальню, откуда открывался вид на озеро. Центральное мансардное окно выступало наружу, напоминая нос корабля. Никогда раньше Кейт здесь не спала. Потому что никогда раньше не была в этом доме старшей из взрослых. Комната предназначалась для двоих. Для ее бабушки и дедушки. Для отца и матери. Для Фила и Барбары. Теперь эта спальня ее — на все долгое лето. Вот так.

С двумя чемоданами в руках Кейт толкнула дверь. Уборщики отличились и тут — забыли раздвинуть портьеры. В комнате было сумрачно и душно, словно здесь притаились ночные тени.

Недовольно нахмурившись, она поставила чемоданы на пол. Глаза еще не привыкли к полутьме. Выпрямившись, Кейт заметила, как шевельнулась тень в углу.

В следующий момент тень обрела человеческие формы, а человек шагнул к ней.

Аарон, только и успела подумать Кейт.

И метнулась вниз по ступенькам.