Часть четвертая

— Я здесь не останусь. — Словно вор, застигнутый на месте преступления слепящим лучом прожектора, Кэлли почувствовала, как в грудь постучал холодный кулак паники. — Вы не можете меня заставить. Не имеете права, — говорила она, обращаясь к женщине в голубом халате — то ли доктору, то ли медсестре, то ли кому-то еще. Но что бы она ни говорила, как бы ни хотела сбежать из жуткой узкой комнаты, незнакомые люди продолжали делать что-то с ней. Вообще-то Кэлли и не знала своих прав. За кого ее примут здесь? За беглянку? Как с ней поступят? Передадут властям? Отправят в колонию для несовершеннолетних правонарушителей? В любом случае хороших вариантов не было, а потому оставалось только одно: бежать. Снова бежать.

— Мы позаботимся о тебе, — сказала женщина.

— Вы не имеете права. Мне уже восемнадцать.

— Неправда, восемнадцати тебе еще нет. — Женщина говорила негромко, но уверенно.

В затылок ударили острые, холодные как лед иголочки. В первый момент Кэлли просто онемела. Ее как будто загнали в угол. Она хотела крикнуть, что они ошибаются. Что ей уже восемнадцать. Что она может голосовать Что имеет полное право сбросить с пальцев пластиковые зажимы, вырвать трубку капельницы и уйти из этой жуткой палаты с ее ярким светом и пугающими звуками.

Но женщина в голубом халате каким-то образом выведала ее секрет.

— Что вы хотите этим сказать? Я же знаю, сколько мне лет.

— Я тоже.

Кэлли нахмурилась:

— Откуда?

— Я — врач. Знать такие вещи — моя работа. Зовут меня доктор Рэндалл, я врач неотложной помощи и настоящая волшебница в том, что касается оценки данных пациента.

Кэлли содрогнулась. Отсюда надо выбираться. Немедленно. Но, сказать по правде, вынимать трубку капельницы было страшновато. Удивительно и даже, может быть, смешно, но при всем том, что ей довелось испытать и пережить в прошлом, она не могла вот так запросто сорвать белые полоски пластыря и вытащить глубоко вошедшую в тело иголку. Привыкнув терпеть боль от других, Кэлли вовсе не горела желанием вредить себе самой. Она видела, как это делают в кино, где иголку выдергивают одним смелым, решительным жестом, но сейчас, оказавшись в похожей ситуации, отнюдь не спешила следовать примеру экранного героя. А если будет больно? Если из раны пойдет кровь? И даже если она освободится от капельницы, что дальше? Куда идти в голубом больничном халате? Куда подевалась ее одежда, она не знала. Вот черт. Ее просто раздели. Ну разве не унизительно?

Люк, вспомнила Кэлли. Вот кто ее спасет. Но… она вдруг поняла, что не хочет этого. Если Люк увидит ее здесь, в таком виде, то, скорее всего, сбежит в страхе в соседний город.

Нет, надо сменить тактику.

— У меня нет денег. Я не смогу оплатить счет.

— Не беспокойся, об этом уже позаботились, — заверила ее доктор Рэндалл.

— Кто? Мистер Харрис? — Как же она не подумала.

— Не знаю. Этим занимаются другие.

Конечно, Джей Ди, кто же еще. Она, разумеется, была благодарна ему за заботу, но ей никак не хотелось чувствовать себя участницей благотворительной акции. Хотя, как ни крути, так оно и есть. А Джей Ди, нравится ему это или нет, выступил в роли папаши Уорбакса  . Только ведь он ничем ей не обязан, и заботиться о ней у него нет ровным счетом никаких причин. Просто Джей Ди хороший парень. Но она и без него обойдется. Надо только выбраться отсюда.

— Уберите это. — Кэлли показала на трубку. — И верните мне одежду. Я ухожу.

— Прежде чем принимать какое-либо решение, ты должна понять, в каком состоянии твое здоровье. — Женщина сказала это с раздражающим спокойствием и тут же улыбнулась — быстро, профессионально. — Тебя привезли сюда, потому что ты потеряла сознание. Это тревожно уже само по себе, а тем более в твоем состоянии.

— В моем состоянии? — Кэлли недоверчиво посмотрела на нее. Жирная бездомная неудачница — вот и все ее состояние. Но от этого в больнице не лечат. — Господи… — Она задрожала так, что зубы застучали. Когда в последний раз были месячные? — Господи…

— Ты давно была на приеме?

— А почему вы думаете, что я вообще была на приеме? — с наигранной беззаботностью спросила Кэлли. Тот факт, что она ни разу не побывала у врачей, воспринимался ею как своего рода знак доблести. Работники социальной службы позаботились о том, чтобы Кэлли сделали прививки, но ни на какой медицинский осмотр ее не направляли.

Доктор Рэндалл не ответила, только кивнула. По крайней мере не стала читать нотаций, не фыркнула презрительно. В первой семье, куда направили Кэлли, реакция была бы именно такой. Да как они посмели… Бедный ребенок… Это возмутительно…

— Кэлли? Я могу так тебя называть? — вторгся в ее мысли голос доктора Рэндалл.

Она сделала вид, что рассматривает потолочные плитки.

— Так вы считаете, мне нужен врач?

— Посмотрим. Сначала нужно провести кое-какие тесты.

— Какие еще тесты? — А вдруг ее заставят признаться? Потребуют рассказать, с кем она это делала, как часто и как предохранялась. Вот влипла…

— Показатель содержания глюкозы в крови равен пятидесяти, что подтверждает подозрение на гипогликемию. Отсюда и повышенный аппетит.

— Отлично. Спасибо. — Кэлли нахмурилась — радоваться все-таки еще рано. Прошлась взглядом по длинной, изогнутой трубке капельницы. — Лишние калории не мешают.

Доктор Рэндалл, однако, на ее шутку не отреагировала.

— Что ты обычно ешь?

Кэлли с отвращением посмотрела на свою пухлую руку.

— А разве непонятно?

— Мне бы хотелось уточнить. Ты питаешься регулярно или нет? Часто ли пропускаешь прием пищи? Может быть, иногда подолгу вообще ничего не ешь, а потом ешь слишком много?

— Ну Да. И что с того? — Неужели эта врач еще не поняла? До того как перебраться к Кейт, выбирать, где, когда и что есть, особенно не приходилось. Если не знаешь, когда еще представится случай перехватить, невольно стараешься наесться впрок. — Вообще-то ем я более-менее регулярно… с тех пор, как живу у друзей… на озере.

— Но все же иногда переедаешь или постишься.

— Вот уж большое дело! Я же не какая-нибудь чокнутая…

— Никто этого и не говорит. И режим питания у тебя вполне типичный для подростков. Только в твоем случае он привел к опасным последствиям. — Женщина написала что-то в карте.

Кэлли стало не по себе.

— К каким еще опасным последствиям?

— Картина пока не вполне ясная, но предварительные результаты указывают на резистентность к инсулину. В твоем случае новость и хорошая, и плохая.

— Давайте сначала плохую.

— Скорее всего, у тебя диабет второго типа. Знаешь, что это такое?

— Ну кое-что. Это вроде передозировка сахара.

— Не только. Но не будем спешить. Когда анализы покажут, с чем именно мы имеем дело, тебе предстоит интенсивный курс лечения.

«Болезнь, — подумала Кэлли. — Я больна. Мало того что толстая, так еще, оказывается, и больная».

— Вы вроде бы сказали, что есть и хорошая новость?

— Если тебе после лечения удастся держать ситуацию под контролем, будешь жить долго и без медицинского наблюдения.

— А если не смогу? Если откажусь от лечения?

— Риск для здоровья очень велик. Поверь мне, об этом лучше позаботиться сейчас. А научиться всему ты сможешь на занятиях.

— Каких таких занятиях?

— На групповых занятиях по самоконтролю для диабетиков.

Группы… занятия… От одних только этих слов ей стало худо.

— Это кто так говорит?

— Это я тебе говорю.

Наверное, в других обстоятельствах Кэлли возмутилась бы, взбунтовалась, но уверенность и твердость доктора Рэндалл почему-то не возмутили, а даже — вот чудеса — обрадовали. Прежде никто и никогда ничего ей не предписывал — никому просто не было до нее дела. И все же покориться без сопротивления Кэлли не могла.

— А кто дал вам право командовать?

— Никто. Я сама взяла это право. Впрочем, никаких особенных полномочий у меня нет. Да и возможностей тоже. Заботиться о твоем здоровье придется тебе самой. Принудить тебя к сотрудничеству не в моих силах. Но ты должна знать свой диагноз и понимать, с чем имеешь дело.

— А нельзя просто сделать какой-то укол или что-то в этом роде и на этом закончить?

— В твоем случае такое не проходит. Наша цель — как можно дольше контролировать состояние без применения лекарственных средств.

— Извините, — перебила ее Кэлли. — Цель — избавиться от болезни.

— Диабет, если диагноз подтвердится, вылечить невозможно. Это хроническая болезнь, требующая пожизненного соблюдения определенных правил. Но она может пройти при снижении веса, выполнении упражнений и контроле питания.

— Вылечить нельзя, а пройти она может?

— Если речь идет о резистентности к инсулину, то есть значительный риск развития диабета. Но болезнь может и не развиться, если изменить образ жизни. — Доктор Рэндалл взглянула на свой планшет. — Вот основные показатели твоего состояния. — Она открыла брошюрку с какими-то диаграммами и принялась объяснять что и как — медленно, четко, ясно.

Впрочем, Кэлли уже не слушала. Хроническая болезнь. Эти слова пронзали, словно холодная сталь кинжала. Страшные, пугающие слова, от которых внутри все немело. Пожизненное соблюдение правил. Она приказала себе не плакать. Слезы никогда не помогали, а сейчас уж не помогут точно.

— А если я откажусь от лечения и от всех этих занятий? — спросила она, оборвав доктора Рэндалл на полуслове.

— Тогда ты сильно рискуешь. Решать тебе.

— Твои друзья здесь. И они очень волнуются и хотят тебя увидеть.

«Нет», — хотела сказать Кэлли, но вместо этого только кивнула.

Через несколько минут у кровати уже стояли Кейт и Джей Ди. Она посмотрела на них, и сердце вдруг заколотилось, уловив идущие от них волны эмоций. Никогда раньше ничего подобного с ней не случалось — да и зачем ей было разбираться в чьих-то чувствах? — но сейчас случилось. Эти двое пришли к ней не потому, что того требовал долг, не потому, что в чем-то провинились, и не потому, что государство ежемесячно присылало им чек. Их привели любовь и сострадание. И эта правда вдруг рассеяла страхи и тревоги, как поднимающееся солнце рассеивает тьму.

Кэлли снова приказала себе не плакать. Словно мантру, повторяла она одно и то же: не плачь… не плачь… не плачь… Бесполезно. Вчера она не удержала слез, когда увидела, что они сделали для нее. Устроили вечеринку по случаю ее дня рождения. Настоящий праздник — с играми и подарками, выбранными специально для нее. И все только потому, что она родилась. Неудивительно что она не выдержала и расплакалась.

Казалось бы, поревела разок, и хватит, но нет. Тронутая их добротой, вниманием и заботой, она разнюнилась еще сильнее.

В следующее мгновение Кейт уже обнимала ее, гладила по голове, и от этих нежных, ласковых прикосновений было только еще хуже. Кэлли плакала, потому что ей было страшно, потому что вся ее жизнь пошла под откос, потому что она не знала, как спастись. Она плакала, потому что наделала ужасных ошибок и уже не могла их исправить. Она плакала и плакала, пока не промокла от слез, и только тогда подняла голову и посмотрела на Кейт. А посмотрев, с изумлением обнаружила, что и Кейт тоже плачет.

— Простите, — прошептала Кэлли чуть слышно. Как же больно. Неужели так бывает? Неужели от любви бывает больно?

— Не надо так. Ты ни в чем не виновата.

Джей Ди предложил всем салфетки. Женщины вытерли глаза. А вот Джей Ди оставался спокоен. Наверное, в своей другой жизни он не раз видел такое — как люди не выдерживают, ломаются, ищут, на кого бы опереться, надеются на поддержку семьи и отчаиваются, понимая, что остались одни. Какая ужасная у него работа, подумала Кэлли. И как же ей повезло, что именно он оказался рядом, когда она свалилась.

— Надо было раньше сказать, что плохо себя чувствуешь, — вздохнула Кейт.

— Я хотела, но боялась. А еще растерялась. Понимала, что что-то не так, но не хотела жаловаться… Не хотела вас беспокоить.

— Ох, милая, а для чего тогда взрослые?

Слезы иссякли, и после них наступило опустошение.

— Нужно пройти тесты. И доктор — доктор Рэндалл — говорит, что потом, после лечения, нужно будет еще много чего делать. Ходить на занятия, осмотры…

— Мы поможем тебе всем, чем только сможем. — Кейт взглянула на Джей Ди. — По крайней мере я помогу.

— Мы оба поможем, — сказал он.

— Мне нужно кое-что вам сказать. — Кэлли чувствовала себя полной идиоткой, но с ними чувствовать себя идиоткой было не страшно — после всего, что случилось, после всего, что они уже знали о ней. И все равно… Этого, самого главного, она им еще не говорила. — Вам обоим.

Кейт взяла ее за руку:

— Мы слушаем.

Как начать? С чего?

— Помните тот день, когда мы познакомились? Когда я вас напугала, а вы пригласили меня остаться?

— Конечно, — кивнула Кейт.

— Помните, вы сказали, что с вами мне бояться нечего, а я вроде как посмеялась? Я не над вами смеялась. Я потому смеялась, что вы даже не представляли, кого приглашаете в дом.

— Я представляла. — Кейт разгладила одеяло на груди у Кэлли. — И нисколько не жалею, что пригласила тебя.

— Нельзя уберечься от того, что внутри тебя. — Голос у Кэлли дрогнул.

— Не понимаю.

Кэлли посмотрела на Джей Ди. В отличие от Кейт он не выглядел растерянным. Да и с чего бы. Как и доктор Рэндалл, он был профессионалом. И конечно, все понимал с самого начала.

— Продолжай, милая. Что ты хотела нам сказать? — Кейт осторожно сжала ее руку.

— Я соврала насчет возраста, — выдохнула Кэлли и едва не поперхнулась своими же словами. — Если выгоните, винить не буду.

Кейт тихонько охнула:

— Не может быть… Что ты имеешь в виду? Ты…

— Я хотела жить самостоятельно, поэтому и соврала. — Внутри у Кэлли все сжалось. — Мне вчера не восемнадцать исполнилось.

Кейт улыбнулась:

— Ну если день перепутала, ничего страшного нет.

— Нет, вы не поняли. Я в другом соврала. Мне не восемнадцать. — Она опустила глаза. Посмотрела на свои пухлые руки, на пальцы с дурацкими зажимами. — Мне только пятнадцать.