Глава 18

Стоило Джулии войти в отель «Сен-Люсьен», как все головы будто по команде повернулись в ее сторону. Герцогиня поспешила миновать просторный вестибюль, старательно игнорируя любопытные взгляды. Даже те, кто не узнал ее, могли догадаться, что это весьма богатая и титулованная леди — высокое положение Джулии казалось очевидным, стоило оценить ее одежду, драгоценности или манеры. Но некоторые обитатели отеля точно знали, кем была состоятельная гостья, и ропот «доброе утро, ваша светлость» так и несся за ней. Джулия не смотрела на окружающих и не отвечала на приветствия. Она просто не могла думать ни о ком другом, кроме Тайна.

Тогда, на прогулке, его поцелуй был коротким, но полным обжигающей страсти — и Джулия поцеловала Тайна в ответ. А потом он сказал ей, что уезжает, и разорвал объятия. Они снова уселись на лошадей, и до окончания прогулки ошеломленная Джулия не могла прийти в себя от чувственного желания и потрясения. По возвращении в дом она пыталась вести вежливую беседу, но Джефферсон отмалчивался, а вскоре и вовсе удалился. Тайн уехал прежде, чем Джулия успела спросить, хочет ли он вернуться в ее дом и снова прогуляться верхом.

Завтра Тайн собирался возвращаться в Америку. Она специально навела справки.

От смутной тревоги Джулии было нехорошо, страх тошнотой подступал к горлу. Она не спала несколько дней, прошедших с их прогулки, — с их поцелуя. Герцогиня Клервудская была без ума от малознакомого американца, и теперь он покидал ее. Джулия знала, что никогда не увидит его снова — если, конечно, что-нибудь не предпримет.

Большую часть своей жизни она провела в изоляции. Пока Том был жив, Джулия выстраивала и поддерживала надлежащие связи и знакомства, но никогда ни с кем близко не дружила. Для окружающих, пытавшихся завязать с Джулией приятельские отношения, ее существование было сосредоточено на обязанностях матери и герцогини. В стенах Клервуда жизнь Джулии вращалась вокруг Стивена, которого она пыталась защитить от критики, жестокости и гнева его отца.

После смерти Тома Джулия сохранила часть прежних связей, позволив отношениям, которые считала ненужными, зачахнуть и постепенно исчезнуть. Она оставалась неразлучной со Стивеном, которому в ту пору было всего шестнадцать, помогая ему справляться с новыми обязанностями. Прошло совсем немного времени, и стало понятно: он управляет Клервудом намного более прозорливо и эффективно — а заодно и более экономно, — чем это когда-либо делал Том. Сын не нуждался в помощи Джулии, только в ее поддержке.

Радуясь обретению долгожданной свободы, герцогиня принялась выстраивать новую жизнь для себя самой — жизнь, основанную на ее любви к лошадям и собакам. Друзьями Джулии стали те, кто разделял ее увлечение, — такие же одержимые наездники и наездницы. Но она была замкнута по своей природе — и никто из новых знакомых не смог стать ей по-настоящему близким.

Именно поэтому довериться Джулии было просто некому.

После того как Тайн уехал, она уселась одна, со своими датскими догами, и проанализировала возникшую ситуацию. Джулия поняла, что вариантов поведения у нее совсем мало. Она могла или бездействовать в надежде, что Тайн вернется, или отправиться к нему и взять дело в свои руки.

Истина заключалась в том, что Джулия была одинока и всей душой желала быть с Тайном. Ей хотелось гулять с ним, разговаривать с ним, ездить с ним верхом — предаваться с ним страсти. Джулия боялась, что он навсегда исчезнет из вида. Она даже думала о том, что могла бы провести с этим мужчиной всю свою жизнь.

А еще герцогиня осознавала, что Тайн мог и не разделять ее чувств, — но выяснить это можно было только одним-единственным способом.

Джулия остановилась перед конторкой портье. Было еще довольно рано, поэтому она оказалась единственной гостьей. Служащий отеля со всех ног бросился к ней.

Джулия даже не попыталась улыбнуться.

— Мистер Джефферсон у себя?

— Я не видел, чтобы он спускался, мадам, — ответил портье.

— Какой у него номер?

Портье и глазом не моргнул, просто заглянул в книгу регистрации посетителей и дал нужную информацию. Поблагодарив его, Джулия направилась к широкой деревянной лестнице.

Герцогиня поднялась наверх, чувствуя на себе изумленные взгляды окружающих. Ей было все равно, хотя это и казалось неслыханным для женщины: вот так открыто навещать мужчину в его комнате. «Необычайная удача для сплетников! — пронеслось в ее голове. — Что ж, пусть насладятся добычей». Сейчас было так рано, что злые языки едва ли могли обвинить ее в распутстве. Они сошли бы с ума, пытаясь догадаться, с кем и почему собиралась увидеться герцогиня.

Джулия еле заметно улыбнулась, но вскоре уже задыхалась от волнения: она нервничала, будто шестнадцатилетняя девчонка. Интересно, Тайн будет рад видеть ее — или придет в смятение, смутится?

Если он встревожится или удивится визиту, она даже не будет пытаться флиртовать с ним, решила Джулия, чувствуя, как в душе нарастает тревога. Она помчалась по коридору, сжимая сумочку и затаив дыхание. Остановившись перед номером Тайна, Джулия наполнила воздухом легкие, собираясь с духом, и постучала в дверь.

— Одну минутку, — донесся до нее голос Джефферсона.

Джулия неожиданно вспыхнула до корней волос. А что, если он с женщиной? Герцогиня умерла бы от неловкости.

Через мгновение дверь открылась. На пороге появился Тайн в брюках и небрежно накинутой рубашке, которая была заправлена за пояс лишь наполовину — словно он только что впопыхах одевался. При виде незваной гостьи его глаза изумленно распахнулись.

Она чувствовала, что щеки по-прежнему лихорадочно говорят, но не могла отвести взгляда от янтарных глаз Тайна. И вместо дежурного приветствия, которое Джулия так тщательно репетировала, она хрипло выпалила:

— Вы завтра уезжаете…

Тайн медленно кивнул, и их взгляды встретились. Джулия безошибочно улавливала мощь его тела, его жар, его аромат. Томительная напряженность наполнила все узкое пространство между ними. Тайн молчал, его рука застыла на дверном косяке. Помедлив, он опустил глаза и отстранился, еще шире распахивая дверь.

Ни одно другое приглашение не было бы более понятным.

Тяжело дыша, дрожа всем телом, Джулия прошла мимо него в номер и остановилась. В комнате стояли диван и стол, но она видела перед собой лишь постель. Сейчас Тайн стоял позади Джулии, так близко, что его брюки соприкасались с ее юбками. Закрыв дверь, он тихо сказал:

— Я думал о вас…

Джулия обернулась к нему, забыв обо всем на свете. Теперь она не могла думать — только чувствовать, желать…

— Тайн, — прошептала Джулия.

Повинуясь неистовому порыву, он вдруг крепко сжал ее за плечи, и эта хватка была мощной, прямо-таки сокрушительной. Тайн взглянул на герцогиню пылающими от страсти глазами. А потом притянул ее хрупкую фигурку еще ближе, его громадные руки обвились вокруг Джулии, вовлекая ее в объятия. Она чувствовала каждый дюйм его твердого тела, вдыхала его густой мужской аромат, терлась щекой о его грудь.

Сердце Тайна гулко колотилось.

Он с нежностью приподнял ее подбородок, и их взгляды встретились. Джулия почувствовала, что ее сердце бьется так же часто, как и его, — чаще, чем когда-либо прежде. Тайн понял Джулию без слов — и коснулся губами ее уст.

Его поцелуй был настойчивым, требовательным. Джулия схватилась за плечи Тайна, не в силах удержаться на ногах от безрассудного возбуждения, когда он принялся проникать все глубже, лаская ее своим языком. Джулия уже постанывала, извиваясь в его объятиях от этой сладостной пытки. Ничто на этом свете не казалось ей столь же восхитительным, как поцелуй Тайна, его прикосновение и мощное тело, готовое поглотить ее целиком.

Слившись в безудержном, яростном поцелуе, они неумолимо двигались к постели. Задняя часть бедер Джулии вдруг наткнулась на матрас. Когда Тайн оторвался от ее губ и принялся возиться со своими пуговицами, она резко дернула его за рубашку. Джулии, некогда слывшей такой благоразумной, даже не пришло в голову, что она может разорвать одежду. При виде показавшегося голого торса у нее перехватило дыхание.

Тайн сжал ее руки.

— Ты уверена? — тихо спросил он.

Джулия высвободила ладони, которые тут же заскользили по необычайно твердым мускулам его груди. Она громко выдохнула, когда Тайн отозвался на ее ласки низким стоном.

— Я никогда и ни в чем не была так уверена. Займись со мной любовью, Тайн…

Он одним движением сорвал с себя рубашку, небрежно отшвырнув ее. Джулия бросила единственный мимолетный взгляд на представший перед ней огромный, мускулистый и испещренный шрамами торс — и чуть не упала в обморок от стремительно нахлынувшего вожделения. Тайн приподнял Джулию и опустил ее на постель, теперь его губы порхали над лифом платья, там, где вырисовывались приятные выпуклости ее грудей. Он раз за разом обрушивал на эти восхитительные холмики шквал неистовых поцелуев, а Джулия нежно поглаживала его горячую кожу, соски и твердые, пульсирующие руки. Она уже ни секунды не могла выдержать вот так — отдельно от него, чувствуя себя такой разгоряченной и полной нерастраченной чувственности.

— Поторопись, — прошептала Джулия.

Тайн поднял голову и взглянул на нее: его глаза по-прежнему пылали, но в них ясно плескалось и глубочайшее изумление. И он потянулся к пуговицам на платье герцогини.

Джулия вытянулась на постели — и внезапно снова превратилась в женщину, которой когда-то была, женщину, способную потерять голову от страсти. Пока Тайн расстегивал платье, она потянулась к своим волосам, выдернула все шпильки и сбросила с головы шляпку. Потом Джулия скользнула пальцами в свои платиновые локоны и призывно взглянула на Тайна. А он между тем уже справился со всеми пуговицами, но явно не решался снять с нее платье — и недвижимо замер на месте. Желая его с отчаянной силой, Джулия вдруг растрепала волосы, позволив им в беспорядке рассыпаться по плечам. Лиф ее платья соскользнул, явив Тайну изысканный парижский корсет и сорочку из прозрачного шелка. Ее соски были такими чувствительными, что боль причиняло даже прикосновение мягкого шелка.

— Как ты красива… — хрипло прошептал Тайн и потянулся к ней.

Но Джулия встала, выскользнув из его объятий, и сбросила платье, представ перед ним в шелковых панталонах и чулках.

Не в силах более сдерживаться, Тайн сжал ее бедра.

— Какая ты крошечная! — Его голос звучал почти испуганно.

Джулия никогда не чувствовала себя такой желанной. Упав на постель, они вновь слились в необузданном, горячем поцелуе. Тайн в мгновение ока расправился со своими поясом и брюками и, сбросив их, принялся жадно ласкать Джулию. Она не знала, как вдруг оказалась совсем без белья, но почувствовала откровенные прикосновения Тайна — когда его ладони и губы запорхали по всему ее телу, даря наслаждение потаенным уголкам, не знавшим нежности десятки лет, Джулия застонала от нараставшего блаженства.

Тайн сжал ее бедра и, пробормотав что-то невнятное, устремился между ними, проникая языком все ниже и глубже… Джулия взорвалась экстазом. Прорываясь сквозь нахлынувший на нее яркий свет, она плакала от блаженства, не уставая благодарить желанного мужчину за эти восхитительные мгновения.

Тяжело дыша, он подтянулся выше и навис над ней. Джулия с усилием открыла глаза и взглянула на Тайна. «Я люблю его», — подумала она. Но этого было мало: Джулия хотела доставить ему такое же неземное наслаждение. Она знала, что собирался сделать Тайн, но вдруг перекатилась на постели, безмерно удивив его, и оказалась сверху — чтобы поцеловать, демонстрируя значимость удовольствия, которое он только что подарил, и проявить всю глубину ее благодарности. Воплощенная мужественность Тайна отчаянно пульсировала, но он замер на месте, когда Джулия припала к его губам.

А потом она наклонилась и попробовала его мужское естество на вкус.

Тайн задрожал, застонал, и Джулия догадалась, что он пытается слабо протестовать. Но она не собиралась останавливаться, ее губы так и порхали, доставляя Тайну блаженство и вызывая в ней самой новые ощущения, от которых слабело тело и кружилась голова. Уже задыхаясь от вожделения, Тайн крепко сжал Джулию и рывком притянул ее выше, в свои объятия. Один короткий миг они смотрели друг на друга, обмениваясь безмолвными признаниями.

Лицо Тайна исказила торжествующая улыбка, и они слились воедино. Джулия заплакала в предвкушении нового неизбежного экстаза, и это были слезы явной, чистой радости. Ощутив приближение кульминации, Тайн вскрикнул, и Джулия почувствовала, что он тоже плачет от счастья…

Медленно вернувшись к реальности, она обнаружила себя в объятиях Тайна: их ноги переплелись, он поглаживал ее подбородок большим пальцем в ярком утреннем свете. Она зарделась от радости и тут же осознала, как возвращается неудержимое желание заняться с Тайном любовью. Ее крошечная рука покоилась на его мощной груди. Джулия пошевелила затекшими пальцами ног и, улыбаясь, взглянула на Тайна.

Он улыбнулся в ответ, и янтарные глаза наполнились теплотой и нежностью.

— Я и предположить не мог ничего подобного, — мягко сказал Тайн, целуя Джулию в лоб. Его рука скользнула в волны ее длинных волос.

— Я так давно не была с мужчиной… И так нервничала, пытаясь дать тебе понять, что я чувствую.

Улыбка Тайна померкла.

— Как давно, Джулия?

Она не собиралась ничего скрывать.

— Пятнадцать лет.

Тайн долго смотрел на нее, не произнося ни слова, потом решился спросить:

— Ты такая страстная! Как же ты так долго обходилась без этого?

— Рядом со мной не появлялось мужчины, которого я бы хотела, — тихо ответила Джулия.

Тайн опять притих и несколько минут лежал не шелохнувшись. Потом сжал Джулию в объятиях и перекатился на постели, оказавшись сверху. Теперь он снова молчал, глядя в ее глаза.

И в этот момент Джулия вспомнила, что Тайн уезжает уже завтра. Волнение и острая боль хлынули в ее душу.

— Я буду скучать по тебе, Тайн.

Его глаза удивленно распахнулись, и ей оставалось лишь надеяться, что она не совершила какую-то ужасную ошибку.

Но Тайн лишь спросил:

— Разве ты уже уходишь?

Смутившись, Джулия взглянула на него.

— Мы можем заказать шампанское и позавтракать прямо в моей постели.

И если это было все, что он мог предложить, Джулия с готовностью согласилась. Она погладила его сильный подбородок, чувствуя, как сердце оживает, наполняется счастьем, — и решила не думать о том, что будет завтра. Джулия подняла голову и принялась медленно, с особой нежностью прикасаться к губам Тайна, пока он снова не толкнул ее на постель в порыве страсти.

Стивен никак не мог разобраться с лежавшими на столе чертежами: линии и знаки плясали перед затуманенным взором, расплываясь и искривляясь, словно нарочно вводя в заблуждение. Вместо чертежей перед ним стоял образ Александры, ее глаза были красными и опухшими — понятно, что вчера ночью она плакала. Но почему?

Почему она была так расстроена? В конце концов, ее давно потерянный, обожаемый возлюбленный наконец-то вернулся!..

Стивен вспомнил шок, отразившийся на ее лице, когда он объявил, что они должны пожениться.

Александра была так удивлена: безусловно, она совсем не ожидала от него чего-то в этом духе. Но тогда, выходит, беременность не была коварной уловкой, с помощью которой Александра хотела женить его на себе, — сказать по правде, в глубине души Стивен и сам так думал. Очевидно, что они зачали это дитя случайно.

После всех этих лет холостой жизни, после долгих, растянувшихся более чем на десять лет поисков идеальной невесты герцог Клервудский был готов жениться на женщине, которой добивался, совратил, а потом спас, — женщине, которую чуть ли не против ее воли сделал своей любовницей. У нее не было ни доброго имени, ни состояния, ни высокого положения в обществе — она занималась шитьем, чтобы добыть средства к существованию. Боже, какая горькая ирония, какой поворот судьбы! Они вступят в брак из-за ребенка, но Стивен хотел жениться на Александре, потому что любил ее. Он хотел дать ей свое доброе имя и свою защиту, а еще все самые великолепные вещи в жизни…

Клервуд выругался.

Спустя несколько часов у локтя герцога дымилась чашка чаю, рядом стоял полупустой бокал скотча. Стивен пытался работать с самого рассвета — с тех самых пор, как поставил Александре ультиматум: или они сочетаются браком, или она вольна бросить его, а заодно и их общего ребенка. Архитекторы, Рандольф и управляющий дружно испарились, мгновенно осознав, что герцог сейчас не в том настроении, чтобы общаться с ними.

Лишь Гильермо осмеливался иногда впархивать в кабинет. Верный слуга сначала принес бутерброды, от которых герцог отказался, потом — яйца и ветчину, которые тот не удостоил своим вниманием. Последней попыткой дворецкого уговорить хозяина поесть были бифштекс и почки. Но Клервуд отослал и этот поднос.

Стивен закрыл лицо руками. Как же чертовски он устал! Клервуд и представить себе не мог, что Александра попросит у него время на раздумья. Но ему следовало предположить нечто подобное. Она была умна — и явно хотела взвесить все варианты. И все же Стивен не знал ни одной женщины, которая не ухватилась бы за шанс стать его герцогиней, независимо от обстоятельств. Но ответ Александры лишь подтверждал то, в чем Стивен нисколько не сомневался: она не питала к нему ответных чувств. Она любила Сент-Джеймса.

Клервуд поднял глаза, окинув взором большой, темный кабинет. И тут же заметил старика Тома, стоявшего в углу комнаты. На его лице ясно читались презрение и высокомерие. Стивен моргнул, и образ отца исчез.

В этот миг в приоткрытую дверь тихо, деликатно постучали. На пороге возник Гильермо: обычно его лицо всегда оставалось невозмутимым, но на сей раз Стивен, встревожившись, вскочил с места, стоило ему бросить мимолетный взгляд на дворецкого.

— Что случилось?

— Полагаю, мисс Болтон собирается уезжать со своими сестрами.

Потребовалось некоторое время, прежде чем до Стивена дошел смысл слов Гильермо. Герцог решительно прошагал мимо слуги и, проследовав через весь дом, оказался в холле.

Александра стояла там со своими сестрами, на ней сегодня было одно из давних, поношенных, старомодных платьев. Все трое надевали пальто. Окинув Александру цепким взором, герцог тут же заметил, что на полу, около нее, стоит сумка с принадлежностями для шитья — а браслета на ее запястье нет. И в это мгновение Стивен понял: она покидает его.

Александра обернулась, высоко держа голову, но ее глаза сейчас были еще более опухшими. Она медленно подошла к Клервуду и подняла на него взор, полный печали и неподдельной боли:

— Я возвращаюсь в Эджмонт-Уэй.

Ее слова пронзили Стивена, как кинжалом, причиняя физические страдания.

— Вижу. — Он перевел дыхание и сказал так спокойно, что удивил не только Александру, но и самого себя: — Значит, ты сделала свой выбор.

Она покачала головой. Слезы покатились по ее лицу.

— Нет. У меня не было выбора.

Стивен не понимал, что имеет в виду Александра, но ему было очевидно: она предпочла Сент-Джеймса ему, Клервуду, и их ребенку. Стараясь не думать о боли, терзавшей грудь, он сказал:

— Я бы предпочел, чтобы ты осталась здесь до рождения ребенка, — в этом доме ты получишь надлежащий уход.

— Я не могу остаться здесь, Стивен, — еле слышно промолвила Александра, сотрясаясь от дрожи. — Только не сейчас — и не так.

Герцог втянул воздух ртом, из последних сил пытаясь оставаться спокойным и не поддаваться пронзавшей его боли.

— Что ты имеешь в виду?

— Оставаться здесь после всего, что произошло, было бы невыносимо.

Внутри у Стивена все сжалось. Он хотел, чтобы Александра жила в Клервуде, где о ней заботились бы наилучшим образом — и где она была бы совсем рядом, где он мог бы видеть ее каждый день… И Стивен осторожно, с трудом подбирая слова, спросил:

— А ты не можешь подождать еще несколько месяцев, прежде чем сбегать со своим возлюбленным?

Она снова задрожала.

— Я не собираюсь ни с кем сбегать. Но здесь я не останусь. Ты, разумеется, не будешь удерживать меня в своем доме силой?

Он пристально смотрел на женщину, которую любил всем сердцем, чувствуя, как нестерпимая боль пронизывает каждую частичку его существа.

— Нет, я не собираюсь удерживать тебя здесь силой. — Стивен с трудом придал своему голосу монотонности.

Александра, казалось, вздохнула с облегчением.

Никаких сомнений не оставалось: она отчаянно пыталась ускользнуть от него. И как их угораздило зайти в этот тупик? — недоумевал Стивен.

— Я пошлю слуг, чтобы они сопроводили тебя в Эджмонт-Уэй, но к рождению моего ребенка ты вернешься в Клервуд.

Это было предупреждение. Его сын или дочь родятся здесь. О другом герцог и помыслить не мог.

Но, к его глубочайшему изумлению, Александра снова покачала головой:

— Это и мой ребенок тоже, и боюсь, я не смогу отказаться от него, даже отдав тебе, его законному отцу. Наш ребенок останется со мной, Стивен.

— Я никогда не позволю другому мужчине растить мо его сына, — холодно заявил Клервуд, и он явно не шутил. Острая боль снова пронзила все его тело.

Александра испуганно отшатнулась.

— Возможно, нам стоит обсудить вопрос о ребенке более спокойно, когда пройдет некоторое время и мы оба будем в лучшем настроении.

— Тут нечего обсуждать, — тяжело дыша, бросил герцог. — Я буду воевать с тобой так, как никто и никогда не боролся с тобой прежде, но наш ребенок будет воспитываться здесь, мною.

Александра содрогнулась, и слезы потоком хлынули из ее глаз.

— Мне пора домой.

Она повернулась.

Клервуд машинально схватил ее, не давая уйти. Теперь Александра оказалась прямо перед ним, ее глаза стали огромными от ужаса. Повисла напряженная, пропитанная страхом пауза, а потом она тихо промолвила:

— Я не хочу воевать с тобой, ни в коем случае.

— Тогда оставайся здесь и выходи за меня замуж.

Ее снова начала бить дрожь.

— Я не могу.

Он отпустил ее, чувствуя, что теряет способность дышать.

— Мне очень жаль, — прошептала Александра. — Так жаль!

Стивен ничего не ответил, и она направилась к дверям, подняв свою сумку с шитьем. На пороге она обернулась через плечо и тихо сказала:

— Браслет я оставила на комоде.

У нее больше не было слез. Александра держалась за ремень, пока карета подпрыгивала на изрытой колеями дороге, рассеянно глядя на видневшийся впереди маленький ветхий дом — ее родной дом. «Ничего не изменилось», — печально думала она. Двор был все таким же грязным и неухоженным, лужи превратились в озерца, одна из ведущих к дому ступенек осела, а в кирпичной стене зияли дыры. Амбар за домом опасно накренился и, казалось, вот-вот обрушится.

Александру по-прежнему колотило, к глазам опять подступали слезы. Бедняжка думала, что прошлой ночью выплакала все, до единой слезинки, но она ошиблась. Последние три часа Александра горько рыдала, и даже сестры не могли ее успокоить.

Когда их повозка, запряженная теперь уже Бонни, остановилась перед домом, входная дверь распахнулась, и на крыльце появился Эджмонт.

Александра почувствовала себя так, словно окаменела. Сейчас она была просто не в состоянии вынести еще одну тяжелую, причиняющую страдания ссору.

Правившая лошадью Оливия поставила карету на тормоз и спустилась вниз.

— Добрый день, отец. Александра приехала домой, и ты примешь ее с распростертыми объятиями.

Александра взглянула на Оливию и подумала о том, как повзрослела средняя сестра. Но радоваться тут было нечему, ведь своей самостоятельности Оливия была обязана настоящей трагедии.

Эджмонт содрогнулся. Его взор был затуманен, однако одежда барона была свежей и опрятной. Он не сказал ни слова.

Кори выбралась из повозки, Александра последовала за ней. Когда младшая сестра повела рыжую кобылу в стойло, Александра стала подниматься к крыльцу дома по скрипучим ступенькам, тихо семеня за Оливией. Сердце за трепетало, когда она оказалась лицом к лицу с Эджмонтом.

— Добрый день, отец, — робко поздоровалась Александра, молясь, чтобы на сей раз обошлось без бурных выяснений отношений.

Барон пристально посмотрел на старшую дочь. Она знала, что не сможет скрыть свое горе, ведь отец все поймет по ее покрасневшим, опухшим глазам.

— Добрый день, Александра. — Подбородок Эджмонта дрожал. — Что случилось?

Она решила, что будет прикидываться легкомысленной и относиться к ситуации с показной небрежностью — столько, сколько сможет.

— Похоже, это уже входит в привычку: меня то и дело пинками под зад выгоняют из дому. — Александра попыталась улыбнуться.

Но отец по-прежнему выглядел хмурым.

Она подняла стоявшую рядом сумку с принадлежностями для шитья.

— Я должна жить дома, и я прошу тебя разрешить мне вернуться, — сказала Александра со всем достоинством, которое у нее только было.

От волнения у отца перехватило дыхание.

— Я так корю себя за то, что выгнал тебя из дому! Я просто рассудок потерял, когда узнал, что ты наделала, совершенно не ведал, что творил!

Никогда еще Александра не чувствовала такого облегчения.

— Отец, мне очень стыдно. И я прошу простить меня, мне так жаль, что я причинила тебе боль и покрыла позором всю нашу семью! — сказала она, но тут же вспомнила о ребенке и поняла, что не может жалеть обо всем, что произошло. Она уже любит свое дитя, и не важно, что будет потом. Правда, Александру приводила в ужас сама мысль о маячившей впереди неминуемой, ужасной борьбе со Стивеном за ребенка. И она решила подождать более подходящего момента, чтобы рассказать Эджмонту, что беременна.

Глаза отца увлажнились, и он часто-часто заморгал.

— Прости и ты меня, дочь. Боже мой, Александра, ты — свет этой семьи, и ты так похожа на свою мать! Я был не прав, ошибался, если не сказать больше. Клервуд — распутник, об этом знает весь свет. Он соблазнил тебя, не так ли? Ублюдок! Я слышал, что через все королевство за ним тянется шлейф разбитых сердец. Но я обвинил тебя — тогда как должен был обвинить его. Что ж, теперь я виню во всем проклятого герцога!

Даже теперь Александра хотела броситься на защиту Стивена, но это было невозможно. Клервуд хотел отобрать у нее ребенка: чтобы быть рядом с собственным чадом, она должна была выйти за герцога замуж, таков был его замысел. Он считал ее лгуньей — расчетливой и коварной. Ему почему-то взбрело в голову, что она любила Оуэна и собиралась сбежать с бывшим женихом. Стивен не понимал ее, не доверял ей — совсем. И после этого — защищать его? Да он думал о ней так, что хуже не придумаешь!

Александра не могла выйти замуж за Стивена, если он не любил ее, презирал ее или, самое ужасное, вообще ничего к ней не чувствовал. И она ни за что не согласится на брак, даже любя этого упрямца всем сердцем, всеми силами своей души, ведь он, несомненно, не разделяет ее чувств.

— Я влюбилась в него, отец, — с усилием произнесла Александра. — В противном случае я бы смогла отклонить все его ухаживания.

Она застыла в изумлении, когда Эджмонт с нежностью коснулся ее щеки.

— Конечно, ты влюбилась. Иначе ты никогда не согласилась бы на эту связь, и я знал это даже тогда, когда бросал тебе в лицо те ужасные упреки. Мне так жаль, Александра! Это все джин — ты ведь знаешь это, не так ли? — Голос отца буквально умолял ее о прощении.

Верная дочь обняла Эджмонта, словно он был взрослым, но безвольным, несчастным, запутавшимся ребенком. Когда Александра крепко прижала отца к своей груди, он начал плакать, и ей стало ясно: Эджмонт страдал от горя и тоски гораздо больше, чем от потребленного прошлой ночью горячительного. В этот момент Александра осознала, что отец еще давным-давно стал слабым и беспомощным. Мужчина, за которого вышла замуж ее мать, умер вместе с Элизабет.

Но сейчас это не имело значения. Эджмонт нуждался в Александре и ее внимании, и она с удовольствием станет заботиться о нем. Будет делать это до конца дней своих.

Отец шмыгнул носом и освободился из ее объятий.

— Не могла бы ты приготовить мне яйца? Никто не делает омлет лучше тебя!

Александра улыбнулась, чувствуя себя утомленной, больной и безмерно несчастной. Ничего не изменилось. Она перевела взгляд с растрепанного отца на среднюю сестру, которая была воплощением обнищавшей добродетели, и прошла в неопрятную, ветхую гостиную. Нет, ничего не изменилось — за исключением того, что теперь Александра была опытной в любви женщиной и ждала ребенка. Она вернулась домой, в Эджмонт-Уэй, чтобы заботиться о сестрах, отце, а теперь и о будущем малыше.

Жизнь совершила полный круг, вернувшись в исходную точку.

— До меня дошли слухи, будто ты провел большую часть недели, запершись в своем кабинете. И ты так упорно не отвечал на мои письма! Я не мог понять: наладились ли твои отношения с Александрой, или ты окончательно погряз в трясине любовной ссоры.

Стивен был поглощен изучением предложения о финансировании Североевропейской горнодобывающей компании, в которую собирался инвестировать свои средства. Подняв глаза, он увидел Алексея, который стоял на пороге кабинета. Позади кузена беспокойно маячил Гильермо. В комнате царил полумрак, все портьеры на окнах были опущены, поэтому Стивен не мог понять, день сейчас или ночь.

Герцог был не в настроении принимать гостей, о чем и дал соответствующие наставления своему штату слуг. Теперь даже у Алексея не было привилегии входить к нему без надлежащего доклада.

— Элис настояла на том, чтобы я навестил тебя, — добавил Алексей, пристально изучая лицо лучшего друга.

— Я говорил мистеру де Уоренну, что вы не принимаете посетителей, ваша светлость, — поспешил оправдаться дворецкий. — Но мистер де Уоренн отказался принять во внимание мои слова.

— Я сам разрешил себе войти, как это обычно и делаю, — весело объяснил Алексей. — Должен сказать, я был весьма удивлен, когда Гильермо, в сущности, попытался преградить путь и помешать мне, твоему ближайшему и, возможно, единственному другу, увидеть тебя.

Стивен захлопнул папку, не скрывая раздражения, и предупредил:

— Я очень занят, Алекси.

— В самом деле? А вот Элис птичка на хвосте принесла любопытную сплетню: якобы Александра Болтон вернулась домой и за ней ухаживает некий незнакомый мне джентльмен по имени Оуэн Сент-Джеймс. Я так понимаю, что ты был прав, а я ошибался, и она тебя отвергла? — Алексей неторопливо вплыл в кабинет. — Или ты так и не набрался смелости и не смог попросить ее руки?

Стивен поднялся и, собрав все силы, расплылся в невозмутимой улыбке. Пять дней прошло с тех пор, как Александра уехала из Клервуда. И в тот момент, когда бывшая любовница вышла из дверей дома с абсолютно понятными намерениями — она не собиралась отдавать ему ребенка и, что бы там ни говорила, явно планировала сбежать с этим Сент-Джеймсом, — Стивен решительно вычеркнул ее из разума и сердца. Он больше не думал о ней. Теперь он ничего к ней не чувствовал. Да и о ребенке герцог решил не вспоминать до весны, когда положение Александры стало бы очевидным для всех: по его расчетам, она должна была разрешиться от бремени в начале августа. Фактически сейчас Стивен чувствовал себя так, будто снова стал прежним: его жизнь сосредоточилась на заботах о Клервуде, как и должно было быть. Он вставал рано, занимался многочисленными делами, относящимися к герцогству и благотворительному фонду, а ложился спать поздно, довольный тем, чего добился за день. И при этом Стивен никогда не ложился в постель один. Хозяйка лучшего публичного дома Лондона каждую ночь присылала к нему все новых и новых куртизанок. Герцог вполне полагался на ее вкус, лишь требовал, чтобы девушки были иностранками, здоровыми и не знали ни слова по-английски.

Но даже при том, что сейчас Клервуд спокойно улыбался, его сердце неприятно заныло в ответ на бестактные комментарии кузена. Впрочем, Стивен не собирался обращать внимание на слова Алексея, который только и знал, что дразнить его.

— Что ж, входи, если ты не хочешь мириться с моим «нет». Как твои дела? Как Элис? — Герцог вышел из-за стола и направился к буфету. И когда Алексей ничего не ответил, спросил: — Вино или скотч?

— Думаю, сейчас довольно рано для выпивки, так что я воздержусь, — сказал Алексей.

Стивен налил себе в бокал виски, а кузен подошел ближе.

— Гильермо, пожалуйста, подними портьеры, — распорядился хозяин дома.

Когда солнечный свет начал заполнять комнату, Алексей спросил:

— Так что же с тобой не так, что случилось? Почему Александра уехала из Клервуда?

— Со мной все в порядке, Алекси. Я просто очнулся, пришел в себя, только и всего, — улыбнулся Стивен.

Алексей пристально посмотрел на него, и во взгляде кузена мелькнула догадка.

— Она отказалась выходить за тебя замуж — разумеется, только потому, что ты выдвинул требование заключить брак, вместо того чтобы сделать романтическое предложение.

Стивен застыл на месте, как изваяние. В сущности, именно так он и поступил. Но герцог не собирался ни говорить об Александре Болтон, ни думать о ней. Он чутко улавливал близкое присутствие Тома — и знал, что старик был им доволен.

— Я — не романтик, следовательно, никогда бы не сделал романтическое предложение. И наша связь окончена — я не желаю это обсуждать.

Стивен отошел от кузена подальше. Он действительно не собирался продолжать этот разговор, но слабая, ноющая боль в груди вдруг напомнила о недавнем прошлом.

Алексей бросился за другом, сжав его плечо:

— Опомнись, она ждет от тебя ребенка! Или отец этого внебрачного ребенка — Сент-Джеймс?

Стивен резко обернулся, разъяренный подобным заявлением. Его кулаки сжались, готовые в любую секунду разбить распрекрасный нос Алексею за одно только предположение о том, что Александра была неверна. Безграничная, неудержимая ярость накрывала Стивена с головой. Но стоило ему взглянуть в самодовольные глаза Алексею, как стало ясно: кузен снова изводил его своими шутками — на сей раз успешно.

И все же беспечные слова Алексея будто прорвали дамбу горечи и обиды, и боль снова пронзила тело Стивена. Перед мысленным взором опять предстала Александра, покидающая его дом со своей сумкой для шитья, ее покрасневшие, опухшие глаза, гордо вскинутая голова…

— Черт тебя возьми! — обрушился герцог на кузена. — Это мой ребенок — и если ему суждено родиться, это произойдет в Клервуде. Я сам выращу своего сына или свою дочь. И плевать, что она там себе думает. Черт ее побери!

— Стивен, да что с тобой творится? — Алексей уже тряс его за оба плеча. — Почему ты не хочешь бороться за нее?

Клервуд вырвался из железной хватки кузена.

— Мы уже все обсудили, с меня хватит!

Внезапно Стивену перестало хватать воздуха, и он стал задыхаться.

— Боже мой, ты — человек, который горы свернул ради того, чтобы построить больницы, приюты и дома для малоимущих рабочих! И теперь, когда всего один мужчина стоит между тобой и женщиной, которую ты любишь, ведешь себя как жалкий трус!

Ошеломленный, Стивен застыл на месте. Неужели он и правда был трусом? Но Александра не хотела его. Ей был нужен Сент-Джеймс. А что, если нет?..

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — резко бросил он, снова отходя от кузена на почтительное расстояние.

Но Алексей упорно следовал за ним по пятам.

— Ошибаешься, прекрасно знаю. Наши отношения с Элис едва ли начались успешно: гордость и гнев разлучили нас на долгие пять лет. Думаю, я знаю, в чем заключается твоя проблема. Речь идет не о гордости — и не о тебе. Все дело в любви.

Стивен презрительно усмехнулся ему в лицо:

— Ты сошел с ума?

— Нет. Думаю, причина твоих несчастий кроется в том, что ты действительно не веришь в любовь. А все из-за обстановки, в которой ты рос: твои родители ненавидели друг друга. И если честно, мне кажется, что старина Том ненавидел тебя, даже несмотря на то, что ты был его наследником.

У Стивена снова перехватило горло — на этот раз от удивления. Разве он сам, еще мальчиком, не догадывался, что так называемый отец ненавидит его? Слишком часто казалось, будто Том действительно чувствует к нему лишь ненависть. Это становилось особенно очевидным, когда он со странным удовольствием наказывал Стивена.

— Думаю, старина Том обижался на тебя, потому что ты одним своим видом каждый божий день напоминал о том, что он сам не способен оставить после себя потомство. Стоило ему взглянуть на тебя, как он видел Джулию и сэра Рекса. Но Том ни за что на свете не позволил бы хоть кому-нибудь узнать, что страдал импотенцией, поэтому он и взялся превращать тебя в своего идеального сына, будущего герцога. Он был таким холодным, таким жестоким! Я не могу винить тебя в том, что ты не веришь Александре — а заодно и своим собственным чувствам. Но ты — не Том, а она — не Джулия. Том пытался вылепить тебя по своему образу и подобию, но, черт побери, ты — де Уоренн. И хотя мужчины этой династии горды и заносчивы, мы не можем преуспевать в жизни без любви к достойным, добродетельным женщинам. Посмотри на меня и Элис. Вспомни о своем настоящем отце, сэре Рексе, и леди Бланш. Думаю, они тайно восхищались друг другом долгие годы, прежде чем соединились. А что ты скажешь об Ариэлле и Эмилиане? Моя сестра бросила вызов обществу ради того, чтобы быть с Сен-Ксавье. Или возьми моего отца и Аманду! Он спас свою будущую жену у виселицы ее отца! — Алексей вздохнул и добавил: — Ты — де Уоренн, Стивен, и ты способен на глубокую, вечную любовь. Знаешь ты об этом или нет, но это уже в твоей крови — и так должно быть.

С уст Стивена сорвалось ругательство, и он рухнул на диван, тяжело дыша. Неугомонное сердце пронзительно кричало, готовое в любое мгновение разлететься на мелкие осколки. Стивен отлично помнил, как родители вели жаркие, ожесточенные споры, а он поворачивался и несся куда глаза глядят, не желая ни видеть, ни слышать, как они безжалостно воюют друг с другом. Сейчас он явственно видел перед собой мертвенно-бледное лицо Тома, заносящего руку, чтобы ударить его по лицу, — хотя никак не мог припомнить за собой проступка, который привел бы отца в такую ярость. Ненависть полыхала в глазах старого герцога.

Стивен в отчаянии закрыл лицо руками. Неужели Алексей был прав? Он, могущественный и циничный Клервуд, никогда не верил в любовь — до того самого момента, пока Сент-Джеймс не вернулся из прошлого, заставив его бороться со своими чувствами к Александре. Черт побери! Стивен действительно любил ее. И он терзался невыносимой болью, чувствовал себя покинутым, опустошенным… Александра бросила его. Предпочла ему другого. Совсем как старик Том — подобно ему, она не любила Стивена.

Он почувствовал себя чувствительным и уязвимым, абсолютно беспомощным — словно до сих пор был десятилетним мальчиком, а не взрослым мужчиной тридцати двух лет, который управлял целой империей.

Алексей уселся рядом с ним.

— Если ты добьешься ее любви, сможешь провести всю жизнь в доме, полном тепла и смеха, а не холодного молчания. И, черт возьми, я не уеду, пока не сумею убедить тебя покорить эту неприступную крепость!

Стивен часто дышал, из последних сил пытаясь справиться с острой болью, вцепившейся в горло. Это была боль отказа. Перед глазами вновь возник старый Том, который с издевкой смотрел на ненавистного пасынка, упиваясь тем, что тот буквально уничтожен. Разумеется, Том был просто в восторге: он презирал любовь, сея вокруг себя лишь ненависть и злобу. Он не хотел, чтобы Стивен стал кем-то, кроме холодного, расчетливого восьмого герцога Клервудского. Том желал, чтобы его наследник блуждал по мрачным, тихим, объятым ледяным холодом залам особняка в полном одиночестве.

Стивен медленно поднял глаза на кузена:

— Я хочу тебе кое в чем признаться.

Алексей притих в серьезном ожидании.

А Стивен все видел, как Том стоит рядом с диваном и лицо старого герцога искажено яростью.

— Мой отец даже на смертном одре не мог выразить свою привязанность ко мне. Я был в отчаянии, даже тогда, в шестнадцать лет! Как же я хотел, чтобы он сказал — всего один раз! — что гордится мною, что любит меня…

Алексей похлопал Стивена по плечу:

— Уверен, Том просто не мог сказать этих слов, как не мог любить кого-то или что-то — кроме своего герцогства. Он был холодным, бессердечным ублюдком. Но как же сэр Рекс? Он появился в твоей жизни, когда нам было по девять лет. Я слышал, как сэр Рекс много раз хвалил тебя, он всегда был добр и заботлив. Ты — каждой клеточкой сво его существа, если не больше — сын сэра Рекса, а не Тома.

Внезапно Стивен вспомнил, с какой отчаянной решимостью Джулия похоронила прошлое — как она захотела никогда больше не бывать в склепе мужа. И он вдруг почувствовал то же желание…

Ах, как же он устал все время ощущать эти злобные когти, вцепившиеся ему в спину! Как утомился поднимать глаза и каждый раз видеть в углу комнаты старика Тома, который насмехался, издевался над ним!

Стивен задумчиво потер затекшую шею. Кровь, как известно, не вода, родственные узы необычайно сильны, он был настоящим де Уоренном — и он влюбился. Как в старой семейной легенде, полюбил раз — и навсегда. Стивен признавал это, и неизведанные ранее чувства причиняли боль. Итак, что же ему теперь делать? Может быть, Алексей прав и ему стоит бороться за Александру?

А почему бы и в самом деле не добиваться ее любви? Стивен хотел быть с ней, он отчаянно нуждался в ней и не хотел воевать за опеку над ребенком — потому что в этой битве он обязательно одержал бы победу, и любимая женщина оказалась бы просто уничтожена.

Стивен осознал, что никогда не сможет причинить ей такие страдания… Он резко выпрямился на диване.

— Что с тобой? — забеспокоился Алексей.

Стивен набрал в легкие побольше воздуха, ощущая, что нестерпимая боль отступила. И в самом деле, что это с ним? Он всегда получал то, что хотел, он был великим и ужасным Клервудом. Однажды он уже добивался Александру — и победил. Разумеется, теперь ему снова нужно искать ее расположения. Но на сей раз он не допустит ошибок. Слишком многое поставлено на карту.

Стивен обернулся к Алексею:

— Это правда? Сент-Джеймс теперь ухаживает за ней?

— Насколько я знаю, он ездит к ней каждый день. — Кузен смотрел на Стивена слишком бесстрастно, явно силясь не расплыться в довольной улыбке.

Клервуд не был уверен, что Алексей говорит правду, но это уже не имело никакого значения. Герцог поднялся, полный решимости осуществить задуманное. Он потеряет Александру, если будет сидеть сложа руки.

— Я уже сыт этим Сент-Джеймсом по горло, — тихо сказал Стивен. — Пора положить этому конец.

Поднявшись следом за ним, Алексей усмехнулся:

— А когда все будет позади, ты отблагодаришь меня должным образом, не так ли? Потому что, уверен, ты будешь передо мной в неоплатном долгу.

Уже не обращая на него никакого внимания, Стивен пулей вылетел из кабинета.

— За такой совет можно и заплатить хорошенько! — смеясь, прокричал ему вслед Алексей.