Глава 1
ЛИДИЯ ХОФФМАН

Вязание спасло мне жизнь. Оно поддерживало меня во время двух продолжительных рецидивов рака. У меня в мозгу нашли злокачественную опухоль, которая проявлялась неописуемо мучительными головными болями. Я думала, что не вынесу… Болезнь омрачала мне жизнь начиная с шестнадцати лет, и все же я боролась.

Итак, в шестнадцать мне поставили страшный диагноз. Вязать я училась между сеансами химиотерапии. Моя соседка по палате, у которой был рак груди, вязала практически непрерывно. Она и стала моей первой учительницей. Уколы я переносила плохо. От постоянной головной боли хотелось лезть на стену, но после химиотерапии я тоже была никакая. И только вязание помогало мне преодолевать слабость и переживать приступы неукротимой рвоты. Через какое-то время стало ясно, что с парой спиц и мотком пряжи я вынесу все, что мне суждено. Хотя тогда я почти облысела — волосы выпадали пучками, — я упрямо перематывала шерсть в клубки, вывязывала узор по схеме и радовалась, закончив очередной кусок. Рукоделие отвлекало меня от тревог, хотя связать за один раз получалось совсем немного. И все же достижения, пусть и скромные, согревали мне душу.

Вязание стало моим спасением, а еще, конечно, меня спас папа. Если бы не он, второго рецидива мне бы ни за что не перенести… И вот я жива, а папы, как это ни печально, больше нет. По иронии судьбы, меня болезнь пощадила, зато доконала отца.

В свидетельстве о его смерти в графе «Причина» значится «обширный инфаркт». А мне кажется, что папа умер вовсе не от инфаркта. Когда стало ясно, что моя болезнь вернулась, отец потерял гораздо больше сил, чем я. Поскольку мама не очень хорошо умела ухаживать за больными, основную нагрузку взял на себя отец. Именно он возил меня на химиотерапию, именно он добился, чтобы мне обеспечили самый лучший уход. Папа подарил мне волю к жизни. Всецело поглощенная борьбой с болезнью, я тогда даже не понимала, какую страшную цену он заплатил за мое выздоровление. Когда врачи официально признали, что у меня ремиссия, у отца не выдержало сердце.

После его смерти я поняла, что не имею права тратить жизнь попусту. Надо было решать, чему себя посвятить, но так, чтобы покойный отец гордился мной. Ради его памяти я готова была рискнуть. Я, Лидия Анна Хоффман, вознамерилась оставить след в истории. Теперь-то я понимаю, как напыщенно, должно быть, звучат эти слова, но год назад подобное решение показалось мне единственно правильным. Оно шло от сердца. Вам, конечно, интересно, что же я придумала?

Я открыла магазин пряжи в Сиэтле, на Цветочной улице. Согласна с теми, кто считает, что такой шаг вряд ли способен изменить мир, но лично для меня открытие магазина стало своеобразным «рывком веры». Я сравнивала себя ни больше ни меньше чем с Ноем, который начал строить свой ковчег заранее, когда на горизонте еще не было видно ни облачка. Деньги, полученные мной в наследство от дедушки с бабушкой, я до последнего гроша вложила в дело. Подумать только — я ведь ни разу не удерживалась ни на одной работе дольше нескольких недель и совершенно не разбиралась в финансах, не умела составлять бизнес-планы и вести бухгалтерские книги… И тем не менее я рискнула и вложила все свои сбережения в то, в чем действительно разбиралась, — то есть в пряжу и вязание.

Естественно, я сразу же столкнулась с трудностями. В то время на Цветочной улице проводили полную реконструкцию. Одной из моих первых учениц на курсах вязания стала жена главного архитектора, Жаклин Донован. Жаклин, Кэрол и Аликс, которые записались на тот первый курс вязания, и по сей день остаются моими ближайшими подругами. Прошлым летом, когда я открыла «Путеводную нить», Цветочная улица была закрыта для движения транспорта. Всем, кому удавалось отыскать дорогу в мой магазинчик, приходилось мириться с пылью, грязью и постоянным шумом за окнами. И все же царящий на улице хаос и связанные с ним неудобства не умерили моего пыла. К счастью, посетительницы, многие из которых стали постоянными, меня поддержали. И конечно, большую роль сыграла моя вера в успех.

Можно было ожидать, что родные придут мне на выручку, но все получилось не совсем так. Мама, благослови ее Бог, старалась как могла, но смерть папы нанесла ей тяжелый удар. До сих пор она так и не оправилась от горя. Когда я поделилась с мамой своими мечтами, она не стала меня расхолаживать, но и не подбодрила. Насколько я помню, она сказала:

— Конечно, детка, дерзай, если считаешь, что так надо.

Впрочем, зная маму, я понимала, что на более пылкое одобрение рассчитывать трудно.

Моя старшая сестра Маргарет, наоборот, сразу и безоговорочно принялась пророчить мне ужасные несчастья. В тот день, когда я открыла свой магазинчик, она уверенно предрекала моему делу скорый конец. Экономика переживает кризис, мрачно вещала она, и все нормальные люди берегут каждый грош. При большом везении я продержусь месяца полтора… Минут через десять мне захотелось расторгнуть договор аренды и забыть о своих надеждах, но потом я напомнила себе: сегодня мой первый рабочий день, и я еще не продала ни одного мотка пряжи.

Как вы, наверное, уже догадались, отношения у нас с Маргарет довольно сложные. Не поймите меня неправильно — сестру я люблю. До того как у меня нашли опухоль, мы с ней регулярно ссорились и мирились, как все нормальные сестры. После того как мне впервые поставили страшный диагноз, Маргарет проявила себя с самой лучшей стороны. Помню, она привезла мне в больницу плюшевого мишку. Он и до сих пор где-то у меня, если только его не уволок Уискерс. Уискерс — мой кот, он обожает рвать в клочья все пушистое и ворсистое.

Когда болезнь вернулась, Маргарет повела себя совершенно иначе. Она словно намекала на то, что я сама хочу болеть, чтобы привлекать к себе всеобщее внимание… Делая первые робкие шажки к независимости, я надеялась, что Маргарет меня поддержит. Куда там! Сестрица не только не пришла мне на выручку, но, наоборот, активно отговаривала меня. Правда, постепенно она сменила точку зрения. Наверное, на нее подействовало мое упорство.

Маргарет нельзя назвать порывистой и непосредственной. Она не спешит изливать душу. Лишь после очередного страшного поворота в жизни я поняла, как сильно сестра меня любит. Через несколько месяцев после открытия «Путеводной нити» врачи заподозрили, что моя болезнь снова вернулась. Страшно даже вспомнить, что я пережила, когда доктор Уилсон снова направил меня на обследование. Мне показалось, будто весь мой мир внезапно замер, остановился. По правде говоря, я сомневалась в том, что в третий раз перенесу то же самое, и заранее решила: если болезнь действительно вернулась, я откажусь от лечения. Умирать мне не хотелось, но, если над тобой постоянно нависает угроза смерти, ее в конце концов перестаешь бояться. В общем, я решила: будь что будет.

Мое настроение расстраивало Маргарет — она не желала мириться с моим фатализмом. Разговоры о смерти пугали ее, как пугают почти всех нормальных людей. Ну а я так долго находилась на самом краю, что смерть стала казаться мне чем-то вполне естественным и простым. Как взять и вдруг выключить свет… Нет, я не стремлюсь к смерти, но и не боюсь ее. К счастью, подозрения врачей не подтвердились, и теперь я живу и радуюсь жизни, а мой магазин процветает. О черной полосе я упомянула только потому, что именно тогда вдруг осознала, как сильно сестра меня любит. Последние семнадцать лет я лишь два раза видела ее плачущей — когда умер папа и когда доктор Уилсон сказал, что я здорова.

Как только я снова смогла работать в полную силу, Маргарет то угрозами, то посулами заставила меня помириться с Брэдом Гетцем. Брэд водитель «Ю-пи-эс», службы экспресс-доставки «Юнайтед парсел сервис», которая доставляет нам заказанные пряжу и фурнитуру. Мы с ним начали встречаться в прошлом году. Он разведен и воспитывает восьмилетнего сына Коди. Сказать, что Брэд красавец, значит ничего не сказать — он сногсшибателен. В первый раз когда он вкатил в мой магазин тележку с коробками, я оцепенела, а потом так разволновалась, что мне с трудом удалось расписаться в квитанции. Брэд три раза приглашал меня выпить, прежде чем я согласилась. Вспоминая свой «богатый» опыт в отношениях с противоположным полом, я была уверена, что на свидании с Брэдом буду чувствовать себя не в своей тарелке. Мне бы ни за что не хватило духу согласиться, если бы не Маргарет. Сестра буквально заставила меня ответить «да».

Я всегда говорю, что «Путеводная нить» стала утверждением моей воли к жизни, но, если верить моей сестре, жизни я всегда боялась. Боялась жить на самом деле, боялась выйти за пределы крошечного уютного мирка, который создала для себя в своем магазинчике. Я понимала, что она во многом права, и все же упорствовала. Много лет подряд единственными мужчинами, с которыми мне приходилось общаться, были отец или врач; светского опыта у меня не больше чем у одуванчика! Но Маргарет не желала слушать мои отговорки, и вскоре мы с Брэдом стали регулярно встречаться. Сначала выпивали по рюмочке после работы, потом вместе ужинали, ездили с Коди на пикники и ходили на бейсбол. Я полюбила сынишку Брэда так же сильно, как двух моих племянниц, Джулию и Хейли.

Сейчас мы с Брэдом видимся довольно часто. Испугавшись, что моя болезнь вернулась, я оттолкнула его — и ошиблась, как любит напоминать Маргарет. Потом Брэд меня простил, и мы возобновили отношения. Мы не спешим… точнее, я не спешу, а Брэд меня не торопит. Однажды он сильно обжегся: жена бросила его, сказав, что ей нужно «искать себя». Нельзя забывать и о Коди. Мальчик очень привязан к Брэду; хотя Коди любит и меня, я не хочу вмешиваться в отношения отца и сына. Пока у нас все неплохо, и мы все чаще заговариваем о совместном будущем. Сейчас Брэд и Коди стали частью моей жизни, и я уже не мыслю себя в отрыве от них.

Прошло немало времени, и Маргарет наконец оценила мой магазинчик. Вначале она сомневалась, но потом поверила в меня. Более того, сейчас она работает у меня. Да-да, мы с ней трудимся бок о бок — это ли не чудо? Иногда мы, конечно, ссоримся, но в целом наши отношения стали значительно лучше, чем раньше. Я рада, что Маргарет со мной — во всех смыслах слова.

Расскажу немного о своем магазине, хотя боюсь увлечься. Едва его увидела, сразу поняла, какой у него мощный потенциал. Несмотря на реконструкцию всей улицы, невозможность подъехать к нему на машине и часто меняющихся соседей, место оказалось просто идеальным. Еще не войдя внутрь, я была готова подписать договор аренды. Мне понравились огромные окна-витрины, выходящие на улицу. Теперь в витрине почти всегда спит Уискерс, уютно свернувшись между клубками пряжи. Ящики с цветами за окном сразу вызвали в памяти первый папин магазин, в котором продавались велосипеды. Я решила, что это хороший знак. Папа как будто одобрительно кивал мне, призывая открыть свой магазин именно здесь. Дело довершил пестрый, но довольно пыльный полосатый навес над входом. Мне стало ясно, что старомодный магазинчик может превратиться в оазис уюта и тепла, какой я нарисовала в своем воображении. Так и получилось.

Реконструкция Цветочной улицы почти завершена. Здание, в котором раньше располагался банк, переделали в супердорогой многоквартирный жилой дом, а в бывшем видеопрокате через дорогу от «Путеводной нити» сейчас кафе во французском стиле, которое, естественно, называется «Французское кафе». В видеопрокате в свое время работала Аликс Таунсенд, которая записалась на мой самый первый курс вязания для начинающих; я рада, что теперь она трудится поваром-кондитером, можно сказать, на прежнем месте. К сожалению, бывшее кафе «У Энни» через несколько домов пока закрыто, но вряд ли ему суждено долго пустовать. Наш квартал бурно развивается.

Звенит колокольчик над дверью, и в магазин входит Маргарет. Первый вторник в июне выдался погожим. Чувствуется, что на Тихоокеанском Северо-Западе вот-вот наступит лето.

— Доброе утро! — здороваюсь я, засыпая кофе в маленькую кофеварку. Кофе мы пьем в подсобке, которую я частично переоборудовала под свой кабинет.

Маргарет отвечает не сразу — бурчит что-то неразборчивое. Наверное, поссорилась с мужем или одной из дочерей. Ничего, сейчас она мне обо всем расскажет!

— Я поставила кофе, — объявляю я, когда Маргарет заходит в подсобку, чтобы убрать сумку в шкаф.

Не отвечая, сестра берет с подноса только что вымытую чашку и вынимает из кофеварки кувшин. Из фильтра еще капает кофе, капли попадают на нагревательный элемент и шипят, но она словно ничего не замечает.

Наконец мне надоедает ждать. Становится ясно, что само по себе ее дурное настроение не пройдет.

— Что стряслось? — спрашиваю я не слишком любезно. В последнее время сестра частенько приходит на работу в дурном настроении.

Маргарет косится на меня и пытается улыбнуться.

— Ничего… извини. Просто все кажется, что сейчас понедельник.

Поскольку магазинчик по понедельникам закрыт, рабочая неделя у нас начинается во вторник. Я хмурюсь, стараясь догадаться, что же на самом деле тревожит Маргарет. Но сестра по-прежнему молчит и делает вид, будто ничего не случилось.

Моя сестра — настоящая красавица, у нее широкие плечи и густые черные волосы. Она высокая и гибкая, но совсем не хрупкая. Фигура у нее по-прежнему спортивная, как в ранней юности. Жаль, что она ни за что не соглашается изменить прическу. Как и в старших классах школы, она расчесывает волосы на прямой пробор и распускает по плечам. Кончики послушно загибаются внутрь, как будто Маргарет накручивает их щипцами. Подростком она, бывало, часами завивалась, поливала голову лаком, а вечером энергично расчесывала свою шевелюру щеткой. Хотя классический стиль ей по-прежнему к лицу, мне очень хочется, чтобы она попробовала что-нибудь новенькое.

— Хочу набрать учениц на новый курс. — Я меняю тему, надеясь отвлечь Маргарет от личных проблем.

— Какой?

Ага, заинтересовалась! Хороший знак. В основном обучение у меня проходило успешно. После курсов вязания для начинающих и продолжающих мои ученицы освоили шотландские свитера, вязание в стиле фер-айл. А сейчас я собиралась осуществить одну свою давнишнюю мечту.

— Неужели так трудно ответить?

Раздраженный вопрос сестры выводит меня из задумчивости.

— Носки, — отвечаю я. — Хочу вести курс вязания носков вручную.

После того как многие фирмы выпустили на рынок новые виды носочной пряжи, вязание носков стало повальным увлечением. В нашем магазине изобилие пряжи различных европейских марок. Люблю, когда есть из чего выбрать! Мои покупательницы, впрочем, тоже. Дизайнеры разработали особые виды секционной пряжи специально для носков со сложным узором. Из такой пряжи особенно приятно вязать.

— Ясно… — Маргарет пожимает плечами. — Наверное, вы будете вязать на двух круговых спицах, а не на чулочных? — как бы между прочим уточнила она.

— Конечно.

Я предпочитаю вязать на круговых спицах, Маргарет вяжет крючком. Хотя у нее получается хорошо, рукодельничает она нечасто.

— Сейчас, кажется, все увлекаются носками ручной вязки? — спрашивает она по-прежнему небрежно, почти равнодушно.

Я внимательно смотрю на сестру. Как правило, стоит мне что-нибудь предложить, она тут же убедительно доказывает, что из моего замысла ничего не выйдет. Наши с ней пикировки превратились в своеобразную игру. Я что-нибудь предлагаю, а Маргарет тут же объясняет, почему моя идея обречена на провал. Вот и сейчас мне хочется отстаивать свою точку зрения, но сестра упорно молчит.

— Значит, ты считаешь, что курс вязания носков понравится нашим клиентам? — не выдерживаю я. Раз Маргарет не возражает, значит, у нее в самом деле что-то стряслось.

Лично я полюбила вязать носки задолго до нынешней моды на них. Больше всего меня привлекает то, что они вяжутся сравнительно быстро. Закончив крупную вещь — например, шаль или свитер, — хочется для разнообразия связать что-нибудь на скорую руку: раз — и готово. Привыкнув вязать сутками, я радовалась, наблюдая, как мое творение буквально за считанные часы обретает форму. Носки почти не отнимают времени, на них уходит совсем немного пряжи. Кроме того, носки — отличный подарок. Да, я решительно настроилась на новый курс. И проводить его собираюсь по вторникам. По вторникам у нас, как правило, мало покупателей, поэтому нашим занятиям никто не помешает.

В ответ на мой вопрос Маргарет кивнула.

— По-моему, от учениц у тебя отбоя не будет, — пробормотала она.

Я пристально смотрю на сестру; на секунду мне кажется, будто в ее глазах блестят слезы. Что же все-таки случилось? Я уже говорила, Маргарет почти никогда не плачет.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — тихо спрашиваю я на всякий случай. Не хочется быть назойливой… И все же, если ей в самом деле плохо, пусть знает, что я волнуюсь за нее.

— Перестань спрашивать! — сухо отвечает она.

Я вздыхаю с облегчением. Наконец-то узнаю прежнюю Маргарет!

— Напиши, пожалуйста, объявление, — прошу я. По части художественных способностей Маргарет гораздо одареннее меня, поэтому я поручаю ей все оформительские работы.

Она снова пожимает плечами — без всякого воодушевления.

— Ладно, к обеду напишу.

— Отлично!

Я подхожу к парадной двери, отпираю ее и переворачиваю табличку с «Закрыто» на «Открыто». Уискерс, лежащий на подоконнике и нежащийся на утреннем солнышке, лениво поднимает голову. В ящике за окном цветет красная королевская герань. Мне кажется, что земля сухая, поэтому я наливаю воды в лейку и выхожу на улицу. Краем глаза я замечаю коричневый борт грузовика со знакомым логотипом, и меня, как всегда, охватывает радость. Брэд приехал!

Кое-как втиснувшись на стоянку перед соседним цветочным магазином, он спрыгивает на землю, улыбаясь во весь рот.

— Какое чудесное утро!

Такая улыбка, как у него, способна растопить даже ледяное сердце, что уж говорить о моем… Брэд улыбается от всего сердца, всем существом, и у него самые яркие голубые глаза на свете. Прямо как два голубых маячка. Мне кажется, я различаю их издалека.

— Ты привез мне пряжу? — спрашиваю я.

— Сегодня я привез только себя самого. Если у тебя есть кофе, я, пожалуй, зайду на пару минут.

— Кофе есть.

У нас с Брэдом появились свои ритуалы. Он заезжает в «Путеводную нить» два раза в неделю, иногда привозит заказ, а иногда и просто так, если появляется свободная минутка. Надолго он никогда не задерживается. Наливает себе кофе в походную кружку, улучив минутку, бегло целует меня и едет дальше, работать. Как всегда, я следом за ним захожу в подсобку и притворяюсь удивленной, когда он заключает меня в объятия. Люблю, когда он меня целует… Сегодня он поцеловал меня в лоб, потом в щеки, а потом добрался до губ, и меня словно током ударило. Вот как действует на меня его близость, о чем Брэд прекрасно знает!

Он держит меня достаточно долго, пока ко мне не возвращается равновесие. Наконец мы отходим друг от друга, и он тянется за кофейником. На его лице появляется озабоченное выражение.

— Маргарет поссорилась с Мэттом? — осведомляется он.

Я открываю было рот, чтобы заверить его, что все нормально, но потом решаю промолчать. Ведь я в самом деле ничего не знаю!

— Почему ты спрашиваешь?

— Твоя сестра в последнее время сама не своя, — вполголоса замечает он. — Разве ты сама не видишь?

Я киваю:

— У нее явно что-то случилось.

До сегодняшнего дня Маргарет ни разу не упускала случая устроить со мной словесную баталию.

— Хочешь, я сам у нее спрошу? — интересуется Брэд, забыв понизить голос.

— Может быть, но не сейчас, — не сразу отвечаю я. Маргарет, чего доброго, обидится и напустится на Брэда, как на меня! Хотя… Моя сестра обожает Брэда, вот-вот сама в него влюбится. Если уж кто-то способен преодолеть ее защитный барьер, то только он.

— А когда?

— Наверное, когда мы соберемся все вместе.

Брэд качает головой:

— По-моему, лучше все выяснить, когда Мэтта не будет рядом.

— Верно. — Я прикусываю губу. — Другие предложения есть?

Но ответить он не успевает. Маргарет отдергивает занавеску, отделяющую подсобное помещение от торгового зала, и награждает нас испепеляющим взглядом. Мы с Брэдом вздрагиваем. Представляю, какие у нас сейчас виноватые лица!

— Послушайте, голубки, если уж вы перемываете мне косточки, то хотя бы не орите во все горло! — С этими словами сестра опускает занавеску и выходит в торговый зал.