Глава 1

Март 1816 г.

Лукас Пейн, маркиз Бэсингсток, отличался классической красотой – густые, чуть вьющиеся белокурые волосы, ясные голубые глаза и высокий стройный стан. Его манеры, как и туалеты, всегда были безукоризненны. Маркиз обожал свою овдовевшую мать и любил своих собак.

Его принимали во всех домах высшего общества, и он состоял членом самых избранных клубов. Искусный наездник, он не менее ловко правил упряжкой, не избегал и боксерских залов, где выделялся своим мастерством, хотя утверждал, что чувствует себя более уверенным в бою на рапирах, чем на кулаках. Он не нюхал табака, держался в обществе естественно и сдержанно, великодушно танцевал с застенчивыми или не пользующимися успехом у мужчин барышнями, умел сделать приятный комплимент почтенным вдовам и в игре в карты всегда соблюдал умеренность, хотя и обладал огромным состоянием.

И если память о покойном отце маркиза омрачала тень скандала, то сына она никогда не касалась.

Как заметил его друг Флетчер Саттон, виконт Ялдинг, в тот мартовский день, когда оба прогуливались по Бонд–стрит, с опаской поглядывая на низкое небо с нависшими тучами, если бы маркиз вдобавок к своим добродетелям еще бы мог управлять погодой, он был бы почти равен Богу.

Лукас и Флетчер знали причину этой отвратительной погоды с затяжными холодными дождями и почти полным отсутствием солнечных дней, но искренне поражались тому, что извержение вулкана под названием Тамбора, случившееся почти год назад где–то на краю света, вызвало столь продолжительное ненастье на большей части Англии и остальной Европы.

– Ты все молчишь, – заметил Флетчер, когда приятели остановились раскрыть зонты, поскольку едва заметная изморось перешла в мелкий дождь, обещавший через несколько минут обернуться настоящим ливнем. – Все еще злишься из–за того, что вчера в Уайте сказал лорд Харпер? Он действительно повел себя довольно бестактно, когда заявил, что даже на похоронах ему не приходилось слышать более безотрадных и мрачных речей… Тем более, когда разве что спиной к тебе не повернулся со своими приятелями. Хотя, должен признать, в каком–то смысле он прав.

Виконт Ялдинг имел в виду инцидент, произошедший накануне в одном из самых избранных лондонских клубов. Лорд Харпер, известный своими плоскими шутками, с преувеличенным негодованием пожаловался, что не смеет ступить за порог своего дома, так как на улице к нему сразу бросается толпа «жалких оборванцев» с просьбой о подаянии.

Неожиданно для самого себя Лукас стал горячо защищать обездоленных, голодных и запуганных бедняков и даже предостерег, что, если в ближайшее время не будут приняты меры для оказания помощи соотечественникам из низших классов, это может привести к самым серьезным и непредсказуемым последствиям.

Хотя высказанное соображение внезапно пришло в голову взволнованному Лукасу, оно показалось ему вполне справедливым. Впрочем, его почти и не слушали.

Лукас взглянул на своего друга, иронически подняв бровь:

– Если мнение этого записного шута когда–нибудь повергнет меня в депрессию, я бегом вернусь домой и перережу себе горло!

Флетчер отреагировал на это коротким кивком.

– Понятно, тогда в чем же дело? В погоде? Но роптать на нее бессмысленно, ты сам говорил, что скорого улучшения ждать не стоит. Или тебе жмут новые сапоги? Но ведь ты приобрел их у Хоби, верно? Значит, дело не в сапогах. И все же ты выглядишь так, будто тебя покинул последний друг, но это не так, ибо вот я здесь, собственной персоной! И пожалуйста, не стесняйся, как только тебе снова вздумается дразнить гусей, я вскочу на стул и буду поддерживать тебя криками: «Слушайте! Слушайте!»

– В самом деле? Рад это слышать, Флетчер. Только я не совсем понял, заверяешь ли ты меня в своей поддержке или подстрекаешь на то, чтобы я снова стал дразнить гусей, как ты тактично это назвал.

Виконт Ялдинг, привлекательной наружности молодой человек лет двадцати пяти, с веселыми светло–карими глазами и озорными ямочками на щеках, от души рассмеялся.

– И это самое интригующее, не так ли? Потому что сам ты никогда не догадаешься!

– Но ты–то, Флетчер, понимаешь, в чем дело! К сожалению, жизнь ничему нас не учит. Еще недавно наш дорогой принц–регент готовился к бегству, уверенный, что его верноподданные вот–вот восстанут против него, как французы восстали против своего короля. А что теперь? Из–за проклятого вулкана мы имеем непомерно высокие цены абсолютно на все, наши фермеры разоряются, наши храбрые солдаты нищенствуют, а дети болеют из–за отсутствия овощей! Но мы не даем себе труда задуматься о том, к чему это может привести! А между тем в народе уже давно бродят бунтарские настроения.

– Да, да, я помню, что ты говорил, но довольно об этом, прошу тебя. Цитируя лорда Харпера, это довольно мрачная тема для разговора. И ты не совсем прав, Лукас. Наше правительство принимает меры, хотя, возможно, и не в том направлении, которое ты одобряешь… Смотри!

Лукас увидел девушку, которая бежала в их сторону, на ходу оглядываясь на другую молодую женщину, стоявшую под навесом в ожидании служанки с зонтом.

– Не будь такой неженкой, Лидия! Карета совсем рядом. Всего несколько… Ах!

Схватив девушку за руку, Лукас помешал ей сбить себя с ног.

– Осторожно, юная леди! Я далек от мысли выступать в роли учителя, но хочу напомнить вам о необходимости смотреть, куда вы направляетесь и где находитесь.

Девушка, ростом ему по грудь, подняла голову, так что из–под широких полей шляпки стало видно ее лицо, и взглянула на него.

Господи! Видел ли он когда глаза, подобные этим? Да разве бывают такие необыкновенные глаза?! Синие, цветом напоминающие выгоревшие на солнце фиалки, такие живые, бесстрашные и веселые, провоцирующие его – но на что? Тонкий овал юного лица в облаке дивных черных волос, изящный, чуть вздернутый носик, слегка припухшая нижняя губка, и ямочка на правой щеке. Нежная, как свежий персик со сливками, кожа, сбрызнутая легкой россыпью веснушек, до которых так и хотелось дотронуться, пересчитать их кончиком пальца, кончиком языка…

– Вы правы, – сказала она, закусив ту самую нижнюю пухленькую губку превосходными белоснежными зубами и окинув его смелым взглядом. – Ваше заявление не лишено здравого смысла. Хотя, когда я уже знаю, где нахожусь, меня всегда больше интересует то, что находится впереди. А теперь можете меня отпустить.

Лукас, не помнивший, чтобы встреча с какой–либо женщиной могла привести его в такое волнение, казалось, утратил дар речи и только во все глаза смотрел на нее.

– Лукас! – подтолкнул его локтем Флетчер. – Дама говорит, что ты можешь ее отпустить.

Он с некоторым усилием овладел собой.

– Да, да, конечно. Прошу прошения, юная леди. Я боялся, как бы вы не ушиблись при нашем… э… столкновении.

– Благодарю вас, сэр, но, думаю, я бы это пережила. А вот и моя сестра! Она сердится на меня и готова в который раз напомнить, что мы уже не в Ашерст–Холл и что в Лондоне нельзя вести себя как в своей деревне. Хотя я не понимаю, а почему, собственно? Вряд ли здесь, на Бонд–стрит, можно встретиться с каким–нибудь опасным разбойником.

– Я бы так не сказал, мисс. Если подумать, мы можем быть довольно опасными, – шутливо заметил Флетчер, подмигнув Лукасу, который счел, что его друг слишком уж разыгрался.

– Вы сказали, Ашерст–Холл? – переспросил Лукас, обращаясь к девушке, чье прелестное лицо успели усеять бисеринки дождя. Она была свежа, как только что распустившаяся роза, но ум в этих необыкновенных глазах говорил ему, что, несмотря на юный возраст, перед ним отнюдь не бездумная пустышка. – В таком случае вы, вероятно, знакомы с герцогом Ашерстом?

– Разумеется, Рафаэль – наш с Лидией брат. А теперь, когда вы уже знаете мое имя…

– О, тысяча извинений! – Лукас взглянул на красивую молодую блондинку, названную Лидией, которая присоединилась к их трио под зонтами. Сестры? Да, конечно, сходство было очевидным, но на первый взгляд подошедшей молодой даме недоставало живой смелости и огня ее сестры. – Леди Лидия, если я правильно расслышал ваше имя? Позвольте мне представить вам себя и моего друга.

– Джентльмены! – приветствовала их Лидия легким реверансом, дав знак сестре сделать то же самое. – В свою очередь позвольте мне представить мою сестру леди Николь Дотри.

Николь! В переводе с греческого это означает «победительница», сообразил Лукас. Да, это имя ей подходит. Он представил ее летящей на коне впереди своей армии, наподобие Элеоноры Аквитанской. Говорили, что для того, чтобы вдохновить солдат, королева скакала с обнаженной грудью.

Лукас отбросил это смущающее видение и поклонился юной даме:

– Счастлив познакомиться, леди Николь.

– Да… – Проказница улыбнулась ему, будто не сомневалась, что знакомство с нею действительно доставило ему необыкновенное удовольствие. Она взглянула ему под ноги и лукаво заметила: – Милорд, кажется, не обратил внимания, что стоит в луже?

Флетчер прыснул от смеха, а Лукас только теперь увидел, что все это время вода из водосточной трубы вместо того, чтобы стекать в канаву, образовала вокруг его новых сапог порядочную лужу.

– Ну почему же, леди Николь, я это знаю. Я предпочитаю стоять исключительно в лужах, поскольку остальные их избегают и в них не так тесно.

На щеке ее появилась ямочка, и она на мгновение закусила пухлую нижнюю губку.

– Но, милорд, я тоже в ней стою.

Отлично! Если ей хочется шутить, он не заставит ее разочароваться.

– Следовательно, теперь эта лужа принадлежит нам обоим, не так ли, леди Николь?

– Н–не уверена. Моя сестрица может подтвердить, что я не люблю делиться чем–либо с другими. Извольте выйти из нее, милорд!

Она его предостерегает? Его?! Маркиза Бэсингстока предостерегает юная мисс, впервые оказавшаяся за пределами деревни. Это ему следовало предостеречь ее, хотя он не очень хорошо понимал по поводу чего.

Флетчер смущенно покашлял.

– Да… э… М–да… Господи, я только что вспомнил! Лукас, у нас же назначена встреча. Мы уже задерживаемся, а ты знаешь, как рассердится его светлость, если мы опоздаем. Да и дамы могут простудиться. Не стоит их задерживать.

– Да–да, конечно, – поддержал Лукас выдумку своего друга, уже сообразив, каким образом он сможет снова увидеться с леди Николь. Он повернулся к леди Лидии, которая если и не оказывала сильного влияния на сестру, зато гораздо меньше его смущала. – Уважаемые дамы, мы почтем за честь навестить вас завтра и просить у вашего брата позволения вчетвером совершить увеселительную поездку в Ричмонд. Как вы смотрите на это предложение, леди Лидия?

– Если она понимает свою выгоду, то согласится, – услышал Лукас шепот леди Николь, прикрывшей рот ручкой, затянутой в элегантную перчатку, и Флетчер опять закашлялся, на этот раз скрывая смех.

– Думаю, милорд, вам следует обратиться с этим предложением непосредственно к нашему брату, – сказала леди Лидия, на что ее сестра укоризненно покачала головой. – Вечером мы обедаем у себя на Гросвенор–сквер, и если вы и лорд Ялдинг свободны, мы будем рады, если вы присоединитесь к нам. Тогда вы его и спросите.

Лукас взглянул на леди Николь, которая с изумлением уставилась на свою сестру, и поспешил выразить свое согласие и благодарность леди Лидии, после чего проводил дам к ожидающей их карете с герцогским гербом на дверцах.

– Какая очаровательная проказница эта девушка! – воскликнул Флетчер, глядя вслед карете, которая влилась в негустой поток движения. – А что это за бред вы несли относительно лужи? Не скажу, что разговор был неприличным, но я почувствовал себя неловко, слушая ваш обмен репликами. Она же почти ребенок, Лукас. Это на тебя не похоже.

– Ребенок? – Лукас направился к своему экипажу, решив вернуться на Парк–Лейн и хорошенько обдумать все, что только что произошло с ним. – Эта девушка никогда не была ребенком.

– Да, к сожалению, не всем дано знать, что такое счастливое и беззаботное детство. Но обычно эти несчастные не из герцогской семьи, если ты понимаешь, о чем я говорю. И как я понимаю, ты предлагаешь мне занимать ее сестру, чтобы вы с леди Николь могли беседовать на своем особом языке, так ведь?

Приятели вручили зонты груму, чтобы он отдал их в ближайшую лавку зонтов, где их высушат, снова сложат и заменят другими, новыми. В этом году лавки по продаже зонтов были, вероятно, самыми преуспевающими предприятиями города.

– Да, если тебя это не обременит.

– Нисколько, – сказал Флетчер. – Леди Лидия показалась мне очень хорошенькой. Хотя и сильно отличается от своей сестры. Нужно иметь особое зрение, чтобы разглядеть ее скромную прелесть рядом с броской красотой леди Николь.

– А у тебя оно есть?

– Вряд ли, – признался Флетчер, усаживаясь в экипаже рядом с другом. – Ты же знаешь, я не могу себе этого позволить. Однако я заметил, что твое настроение стало гораздо лучше после встречи с леди Николь. Кажется, ты сказал, что уже не злишься из–за этой истории в Уайте.

– Я сожалею о ней, но должен признаться, мой друг, что ты меня разочаровываешь. Люди не хотят слышать ничего, кроме хороших новостей. Мы предпочитаем закрывать глаза и затыкать уши и, в результате, продолжаем совершать одни и те же ошибки.

– На этот раз я с тобой согласен, во всяком случае, насчет повторения ошибок. Взять хотя бы моего отца. Ему давно пора было понять, что игорный дом позволил разместиться в своем помещении банку Фаро для того, чтобы выманивать из простаков побольше денег. Нашей семье пошло бы на пользу, если бы он выучил этот урок наизусть. Но, кажется, ты не это имел в виду? Тебя, видимо, возмущает наше отношение к простому люду.

– Да, до крайности! Железный кулак не бывает хорошим правителем, Флетчер, тогда как желание помочь слабым в итоге приносит пользу всему обществу в целом. Как этого не понимают в палате лордов?

– Вероятно, не понимают, потому что они состоят членами палаты лордов, а не влачат жалкое существование, как низшие классы, – пожал плечами Флетчер. – Но может, пора уже оставить эту тему? Ты высказал свое мнение, и, судя по всему, оно никого не интересует.

После этого резюме Лукас решил не рассказывать другу о своей утренней встрече с лордом Найглом Фрейни, ровесником своего покойного отца, и о том, какое значение будет иметь эта встреча, если Лукас решит ввязаться в предложенное им дело.

– Возможно, ты прав. Но мне хотелось бы чем–нибудь помочь беднякам, – только и сказал он.

Флетчер хранил молчание до тех пор, пока карета не остановилась перед домом на Аппер–Брук–стрит, где он снимал квартиру. Уже взявшись за ручку дверцы, он обернулся к другу:

– Если ты решительно хочешь найти способ помочь им… внутренний голос говорит мне, что не стоит делиться с тобой сведениями, которые я недавно узнал, но я все равно скажу тебе.

Лукас, который в этот момент погрузился в воспоминания об отце, только удивленно поднял бровь:

– Звучит зловеще и многозначительно.

Флетчер снова опустился на сиденье.

– Сказать по правде, поначалу мне так не показалось. Может, это твои речи заставили меня задуматься? Но как бы там ни было, а на прошлой неделе я был в своем клубе и случайно кое–что услышал о нашем дорогом друге лорде Сидмауте.

– Наш знаменитый министр внутренних дел нам с тобой вовсе не дорогой друг, Флетчер. Я сомневаюсь, нравится ли он своей же матери.

– Это верно. Так ты хочешь знать, что я услышал? Потому что после твоего неожиданного и страстного выступления в защиту бедняков я вовсе не горел желанием говорить тебе об этом. К тому же, скорее всего, это только сплетни, из которых я уловил всего несколько фраз.

– Ну, говори, а я обещаю в ближайшее время не произносить патетических речей.

– И дай–то бог! Так вот, я услышал, что лорды Ливерпуль и Сидмаут договорились провести через парламент новые законы о штрафах и других жестких мерах против тех, кто выражает недовольство деятельностью правительства. То есть против тех самых бедняков, которых ты так горячо защищал в своей блестящей, но неуместной речи.

– Понятно… А ты, случайно, не слышал, каким образом они рассчитывают заставить парламент единогласно проголосовать за эти новые законы? Общеизвестно, что во время очередной сессии на обсуждение вносятся реформы в пользу расширения прав народа, а вовсе не новые санкции.

Флетчер покачал головой:

– Нет, к сожалению, не слышал, но, думаю, они знают, как этого добиться. Сожалею, но больше ничем помочь не могу. – Он снова взялся за ручку. – Мне быть готовым к шести, как думаешь? Или это слишком рано?

Лукас снова глубоко задумался и не сразу его услышал.

– Извини, что ты сказал? Ах да! Да, это слишком рано. Вряд ли герцог обедает раньше восьми.

– Тогда я буду ждать тебя в семь. Может, очаровательная леди Николь заставит тебя забыть о моем сообщении?

– Флетчер, эта девушка любого мужчину способна заставить забыть обо всем!

Флетчер засмеялся и вышел из кареты, тогда как улыбка на лице Лукаса постепенно замерла, когда он стал размышлять о встрече с леди Николь.

Она лишила его опоры – не физически, в результате их столкновения, а морально, направив его мысли в сторону, о которой он и думать забыл.

Что за девушка! При изумительной внешней красоте такая непосредственность и смелость! Ничего общего с жеманными барышнями лондонского света!

И какой обольстительный рот, так и манит к поцелуям! И плутовка наверняка об этом знает, иначе зачем же она то и дело так соблазнительно прикусывает нижнюю губку, любого способную свести с ума!

Но черт, как все это некстати! Теперь, когда лорд Фрейни обратился к нему с просьбой и только сегодня утром неожиданно пообещал сообщить столь важные для него сведения, разве мог он позволить себе думать о чем–то другом?

Нет–нет, это невозможно!